Часто ли ты думаешь о смерти? Так же часто, как и я?
Я не знаю того. Я не знаю. Когда на востоке, над тёмными водами южного моря, бледнеет небо, поначалу становясь чуть светлее, чем упавшая на мир жадная поглотившая его ночь; чуть светлее, едва различимо для глаз, а потом бледная полоска зари, разгорающейся где-то там, далеко; там, где ленивые волны смыкаются с хрустальным куполом тёмно-лиловых небес, лижут его пенными языками своими, касаясь бриллиантов майских звёзд, рассыпанных на нём крупным горохом… Когда узкая полоска разгорающейся зари, нежная, нежная, бледно-салатовая, ширится, обретая силу и глубину, полноту красок и, вдруг, вспыхивает пламенеющими всполохами пожара, оранжевыми, красными… Когда утро теснит ненасытную алчную ночь, сладострастно покрывшую безвольное тело распластанной, распятой земли, шепчущую ей что-то похотливое и непристойное… Когда только-только…
Я знаю, во время это, ты спишь ещё в уютной постеле своей. Спишь тихим безмятежным сном, закинув узкое запястье, скованное тусклым золотом браслетов, за голову… Из-под разметавшихся по подушке гиацинтовых волос торчит острый девичий локоть, непослушная прядь гробовою змеёй, вдоль виска прихотливо спадает, а тело твоё … Разгорячённое ото сна тело, покрытое чёрным саваном шуршащих траурных шелков; оно пьянит сладким ароматом тления, и твой мраморный лоб… Но тело… Это, всего лишь, тело! Какие сны видишь ты в призрачные предрассветные часы, в каких невидимых мирах блуждает душа твоя, в каких тайных неведомых далях?
Я знаю: ты совсем не думаешь о смерти… Зачем тебе? Для чего? Ты так восторженно юна и прекрасна! Я знаю наверное: тебе кажется, что жизнь твоя будет бесконечно-долгой, счастливой и безоблачной. А смерть… Смерть – это ирреальное, страшное, тёмное Нечто – она, совсем, в ином измерении! Она просто не существует для тебя! И каждый вечер, когда на чёрном бархате небес разгораются бриллианты звёзд, ты ложишься в постель свою, засыпаешь тихим безмятежным сном и, даже, не подозревая… Ты засыпаешь, не зная, что каждую минуту рядом, совсем рядом, ходит гадкая отвратительная безумная Старуха, в чёрных длинных одеждах, опираясь на свою кривую сучковатую клюку, шепчет что-то на своём тайном, древнем, как сам мир, языке, заглядывает в тёмные окна спящих домов, тянется жадно своей костлявой рукой…
Иногда, её зловещая тень касается твоего высокого мраморного лба, и ты беспокойно ворочаешься и стонешь во сне… А на утро… Ты не помнишь своих странных снов! Только лишь смутные неясные обрывки чего-то тяжёлого, тёмного, давящего, тревожного… Но ты не мучаешь себя попытками вспомнить ночной удушающий бред; просто откидываешь непослушную гиацинтовую прядь со лба и кружишься, легко и свободно, в бесконечном танце, на фиалковых полях, под лазоревым шатром, босая и такая прекрасная! Кружишься в стремительном танце юности, совсем не думая о том, что вслед за розово-пенными вишнёвыми метелями придёт изнурительно-знойное лето. Ты смеёшься, весело и беззаботно, не зная, что жаркое лето, каким бы долгим оно не казалось, пролетит быстро, увы, слишком быстро! А затем… Его сменят золотые листопады октября, а после - ненастная и холодная осень. Но тебе, беззаботной и божественно-юной, кажется, в милом неведении своём, что твоя весна, твой ласковый апрель и этот сиреневый май, этот восхитительный аромат цветущих лип; тебе кажется: всё это будет длиться вечно…
Ты не знаешь, что вслед за осенью всегда приходит зима!
Как часто ты думаешь о смерти? Может быть, ты совсем не думаешь о ней? Не думаешь оттого, что не знаешь: она всегда, каждую минуту, ходит совсем близко, рядом? Не думаешь оттого, что никогда не встречала её? Но я… Я видел её тень много раз. Она касалась меня своими ледяными костлявыми пальцами! Я знаю: смерть ежечасно собирает свой страшный урожай! И я… Я думаю о ней! В тихие предрассветные часы, когда птицы ещё только начинают шевелиться в сонных своих гнёздах… Когда на тёмно-лиловом бархате небес меркнут, тают, исчезая одна за другой, остывающие звёзды… Когда я чувствую в глубинах усталой, одинокой, плачущей души моей тревогу, смятение и неясную смуту…
В эти странные призрачные часы я думаю о предельности бытия. Думаю о том, что всё, всё имеет свой назначенный срок. Думаю о том, что всё – только лишь, тщета и тлен. Думаю о страшной отвратительной Старухе, караулящей меня на границе ночи…
Порой, мне кажется, что я вижу её, стоящую безмолвно, словно тёмный призрачный страж, на пороге весеннего утра. Я вижу, как она, одетая в чёрный балахон, стоит, опираясь на косу, а потом, протягивает вперёд свою страшную костлявую руку и манит, манит меня к себе. И тяжёлый, давящий взгляд её – взгляд тёмных провалов мёртвых глазниц, он пугает меня …и притягивает. И мне чудится, будто я слышу древний язык мёртвых, язык более древний, чем тот мир, в котором я живу; мне чудится: я слышу - её зловещий шёпот обращён ко мне! Невыразимый ужас охватывает всё моё трепещущее существо. Тело отказывается повиноваться командам воспалённого мозга. Тело моё – безвольная кукла! Словно, в сомнамбулическом сне, я делаю шаг, ещё шаг… И, когда я подхожу к ней уже совсем близко; так близко, что различаю отвратительный запах тления, вижу белых червей, мерзко копошащихся в пустых глазницах и провалах ноздрей её; страшная древняя Старуха, с безумным хохотом исчезает, растворяется, вместе с остатками морока ночной тьмы. А откуда-то, из самой глубины хрустальных небес, до меня доносится Голос: «Ещё не время!». И в этот самый миг, в мир изливается кровавый рассвет…
Знаешь, я уже давно не сплю ночами. Я думаю, думаю, думаю… Я пытаюсь понять, что всё в этом мире предельно. Как пределен и сам мир. Я думаю о том, что всё живущее здесь – тлен. Я не желаю знать этого, меня пугают мысли об этом! Мне страшно и я гоню свои страхи прочь! Прочь, прочь и, вместе с ночью… Пью крепкий кофе; гляжу, как хрустальные небеса обретают прозрачность… Но странные мысли эти… они не дают мне покою! Как часто ты думаешь о смерти? В последние дни, я думаю о ней всё чаще и чаще…
Таганрог, май, 2013г.
© Copyright: Светозар Афанасьев 2, 2013
Свидетельство о публикации №213050201790