ННесмотря на все нетерпение Дмитрия Сергеевича до Покрова о свадьбе нечего было и думать. Петр Миронович только руками разводил.
- Ну, что уж ты, Дмитрий Сергеевич, дорогой ты мой – рокотал он своим громовым басом. – Ну, помилуй, ну что за спешка такая. Да и какая свадьба, когда урожай еще с полей не убран. Не по-русски это ведь, да и соседи осудят. Азалия Ивановна только улыбалась, мило и сочувственно.
Дмитрий Сергеевич внешне соглашался, с глубокими, как омуты, вздохами. Да, конечно, соседи осудят, да надо, чтобы как у всех. Но вся жизнь его превратилась в сплошное ожидание того счастливого момента, когда многочисленный хор гостей подняв бокалы, дружно грянет – Горько. Он, чуть ли не ежечасно лодсчитывал количество оставшихся дней до Покрова, их было пугающе много.
Впрочем, сами эти дни, были полностью наполнены почти непрерывным общением с Марией Петровной и ее жизнерадостной сестрой. Милые проказы Оленьки, трепетное общение с Марией Петровной, когда каждый пойманный взгляд, каждое случайное прикосновение, порождали целую бурю эмоций, не то, чтобы скрашивали дни ожидания, но и сами являли собой едва ли не меньшую радость.
Идиллия эта, однако, была разрушена самым безжалостным образом. В один, совершенно безоблачный и прекрасный день, Азалия Ивановна получила из Нижнего Новгорода письмо, в котором с тревогою сообщалось, что здоровье тетушки ее внезапно резко ухудшилось. Это, само по себе неприятное сообщение усугублялось более чем приличным возрастом тетушки. В результате чего высказывались самые тревожные опасения.
Конечным итогом получения этого письма стало то, что на следующий день, рано утром, весьма встревоженная Азалия Ивановна вместе с обеими дочерьми отбыла на крытом экипаже в Казань, дабы, откуда железною дорогою отправиться в Нижний.
К чести Дмитрия Сергеевича, надо сказать, что он пережил этот удар стоически, чему не в малой степени способствовало и уверение Азалии Ивановны, в том, что в Нижнем они ни в коем случае долго не задержатся, и в самом скором времени вернутся назад.
Тем не менее, после отъезда Марии Петровны, пребывал он более всего в настроении меланхолическом, и просто не находил чем себя занять.
- Ну, сударь мой, да я смотрю, ты вконец расклеился – не выдержала Аграфена Михайловна. – Да на тебя смотреть только и то слезами изойдешь Займи уж ты себя чем-нибудь. Вон съезди в поля с Вольфом Ивановичем, например, или на охоту сходи.
Вариант с охотой понравился Дмитрию Сергеевичу гораздо больше, и он, не желая откладывать дела на потом, отправился на псарню. Там он застал одного лишь Митьку, расчесывающего роскошную шерсть белоснежного борзого кобеля. Увидев вошедшего, кобель тявкнул, и вслед за ним, вся псарня залилась не слишком приветливым лаем. Однако, после окрика Митьки, на удивление быстро, смолкла.
- Я, Мить, завтра на охоту собрался – заявил Дмитрий Сергеевич.
- Куда прикажете барин? – Митька перестал расчесывать борзого и мягко шлепнул его по крупу, отчего тот нехотя побрел в угол псарни, где лениво разлегся на охапке соломы.
- Да, я сам тебя об этом хотел спросить – Дмитрий Сергеевич пожал плечами. – Охотник то я, сам знаешь, какой.
- Ну, если по птице, так это везде можно, молодняк у всех уже на крыло встал – Митька поднялся, отряхнул штаны от соломы.
- Только боровой дичи не густо у нас в последние годы – подумав, добавил он. – Не то, что глухаря, тетерева даже, уж и не упомню, когда в последний раз добыл. Так, изредка рябчиком разживешься и то за благо считаешь.
- Что, неужели все так плохо? – удивился Дмитрий Сергеевич.
- С боровой дичью, да, неважно – Митька кивнул головой. – А вот с болотной куда веселее. Кряквы много, бекасов, диких гусей, да и дупелей тоже.
- Дупелей? – переспросил Дмитрий Сергеевич.
- Ну, это птица такая, наподобие бекасов, только крупнее раза в два – пояснил Митька, и добавил. – Так, что если уж ехать, то непременно на Черное озеро, лучше места не сыскать.
- Ну, что ж, тогда значит Черное озеро – согласился Дмитрий Сергеевич, так и не почувствовав еще никакого охотничьего азарта
- Только выезжать надо с вечера – предупредил Митька. – Чтобы когда птица проснется и кормежку начнет, уже на месте быть. Сегодня, как смеркаться начнет, и выехать бы надобно.
- Значит сегодня – послушно согласился Дмитрий Сергеевич. – Мне что брать-то?
Да, как что. Ружье конечно, ну и патронташ – Митька широко улыбнулся, по-видимому, приняв вопрос за шутку.
Дмитрий Сергеевич кивнул головой и ушел. Побродил немного в раздумье по усадьбе, зашел в отцовский кабинет, уютно устроился в кресле. Интересно, подумал про себя, начну ли когда-нибудь называть этот кабинет своим, или он так и останется навсегда отцовским. Но, тогда, как будет называть его мой будущий сын? Дмитрий Сергеевич улыбнулся неожиданным мыслям, потом вспомнив о цели своего прихода сюда, подошел к ружьям. На бюксфлинт даже не взглянул, идти на утку с нарезным стволом, было бы просто смешно. А, вот две тульских двустволки, по нескольку раз брал в руки, вскидывая их по очереди к плечу и прицеливаясь. Обе были хороши, Наконец, оставил себе последнюю взятую в руки, прихватил патронташ и снес все это в гостиную, посчитав сборы законченными.
Митькины сборы были более обстоятельными. Он, запряг в крытую коляску гнедого, в котором Дмитрий Сергеевич сразу узнал того коренника, на котором он вернулся после долгих путешествий в родные пенаты. В повозке уже лежал Митькин дробовик, старенький ягдташ, на случай, если охота будет удачной, и судок с полным охотничьим набором. У коляски радостно прыгал черно-белый спаниель Фимка, необычайно возбужденный по случаю предстоящей охоты. Дмитрия Сергеевича Фимка встретил оживленно. Долго подпрыгивал, вставая на задние лапы, пытаясь лизнуть руку. Наконец, удовлетворившись тем, что его потрепали по загривку, по Митькиной команде легко запрыгнул в коляску. Сам же Митька, еще раз осмотрев коляску и упряжь, не спеша сел, чуть шевельнул вожжами и гнедой сначала шагом, потом неспешной рысью засеменил по дороге.
Ночь выдалась темная. Невидимые тучи полностью закрыли все светила, и большие и малые. Впрочем, кто их там поймет, в этом необъятном космосе, кто из них какой. Кто большой, кто малый. Поэтому проще будет сказать, что ни звезд, ни луны не было видно, и это обстоятельство определяло такую тьму, которую принято в кругах поэтических именовать не иначе, как непроглядную. Однако гнедой, похоже, хорошо видел дорогу, да и Митька, пожалуй, тоже, умудрялся что-то разглядеть во тьме, потому, как время от времени легким движением вожжей, поправлял бег послушного гнедого.
Через некоторое время, вдруг стало гораздо светлее. Причиной этому послужило то, что, луна, выглянув предварительно несколько раз из за туч, и очевидно, убедившись, что там ей ничего не угрожает, вышла оттуда, уже полностью, и радостно поплыла по иссиня-черному небу. Вслед за луной, одна за другой высыпали и многочисленные звезды. Поэтому, когда подъехали к озеру, было уже совсем светло.
- Ну, вот и приехали. – Митька остановил гнедого. – Пожалуй, здесь и будем располагаться.
Прямо перед ними во всем своем величии предстало Черное озеро. Было оно почти круглое, словно чай в блюдце, окаймленное невысоким, пологим берегом. Кое-где, насколько хватало глаз, по берегу темными тенями возвышались вековые сосны, у подножья которых густо вился мелкий кустарник, можжевельник, волчья ягода и еще что-то. Сама водная гладь, темная почти черная, напоминала собой какое-то колдовское зеркало, из слышимых в детстве сказок. Пробегающая по озеру, слегка дрожащая лунная дорожка, усиливала это впечатление.
Пока Митька занимался всеми необходимыми делами, распряг гнедого, стреножил его на всякий случай, развел маленький костерок, предварительно сняв дерн широким охотничьим ножом, Дмитрий Сергеевич спустился к озеру.
К самой воде подойти удалось не сразу, поскольку берег густо порос камышом и осокой. Лишь пройдя достаточно долго вдоль берега, увидел он неширокую прогалину, ведущую к краю озера. Оно завораживало. Абсолютно неподвижная темная поверхность уходила куда-то вдаль и терялась во тьме. Озеро манило и влекло к себе, словно некие магические силы, спящие в нем, вдруг проснулись, и потянулись невидимыми щупальцами ко всему живому вокруг. Опять возникла ассоциация с колдовским сказочным зеркалом.
- Вот сейчас расступится водная гладь, и прекрасная русалка, сверкая серебристыми одеждами, выплывет из темной глубины – мечтательно произнес Дмитрий Сергеевич вполголоса. И в этот момент, неприятный холодок пробежал по его спине. Стало слегка жутко и неспокойно. Что это со мной, подумал озадаченно Дмитрий Сергеевич. Пожалуй, пойду я отсюда, как-то нехорошо тут. И он направился на огонек костерка, разожженного Митькой, не в силах избавиться от неприятного озноба, пробегающего по спине. У костра озноб прошел. Хотел, было, Дмитрий Сергеевич поделиться с Митькой своими необычными ощущениями, но передумал. А потом и сам о них забыл.
- Ну, давайте барин по охотничьему обычаю по чарке для удачной охоты - Митька протянул ему походную серебряную чарку и пододвинул кусок холодной телятины. – Без этого удачи не будет.
Как полагается, чокнулись чарками, выпили, закусили. Разговор, однако, не завязался, и Митька вскоре загасив костерок, растянулся прямо на траве.
- Скоро светать начнет - позевывая, сказал он. – Хоть немного. А вздремнуть надо.
- А, Вы барин, в коляске ложитесь, там места много, и мягко, я там много соломы постелил. И еще, плед я там припас – добавил Митька, спустя несколько секунд.
- Да, ты Митя, сам то как? – спросил Дмитрий Сергеевич, чувствуя себя неловко.
- А, я ништо. Я привычный – ответил тот, и вскоре подтвердил свои слова легким храпом.
То ли, от того, что, настойка изготовления Аграфены Михайловны была чересчур крепкой, то ли чарка оказалась, очень уж вместительной, то ли от всего этого вместе, но уснул Дмитрий Сергеевич, даже раньше, чем успел примостить свою голову на охапку соломы.
Однако, ночью он вдруг проснулся. Какая-то тихая и очень грустная мелодия лилась со стороны озера. Что это, никак галлюцинации, что ли начались, подумал Дмитрий Сергеевич и потряс головой. Это не помогло. Мелодия продолжала звучать. Грустная и тревожная, она словно вещала что-то, предупреждая о неизбежном. И все это, сопровождалось неприятным ознобом, время от времени, пробегающем по спине.
Уснул Дмитрий Сергеевич лишь под утро, ровно за мгновение до того, как Митька осторожно тронул его за плечо, со словами – Пора вставать, барин.
Невзирая на выпитую накануне чарку, приносящую удачу, охота не задалась. Все время в голове вились какие-то обрывки, услышанной ночью мелодии. Они отвлекали и раздражали. Дмитрий Сергеевич отчаянно мазал в самых выгодных ситуациях. Дошло до того, что он промахнулся с десяти шагов по паре чирков, вспорхнувших у него из-под самого носа. После этого, Митька как-то крякнул, покачал головой и спросил - Барин, а может быть, домой вернемся? Плохая нынче охота. Сам он так ни разу и не выстрелил.
- Поехали – подумав мгновение, согласился Дмитрий Сергеевич. – Действительно, охота никудышная.