Иногда Левтолстой бывал немножко лошадью. Как и все мы, как все мы, грешные…
И это отчасти оправдывает нас за всё. За разные подлые наши хитрости, широко применяемые в обиходе. И даже за наигнуснейшие наши качества – занудство и склонность поучать других.
Вот в этом мало кто мог сравниться с Левтолстоем. Да… Вот уж кому было совершенно необходимо оправдаться!
И он понимал, бедняга, понимал… Если совсем некогда, то просто на конюшню сходит, потопчется, пофыркает, понюхает морковку. Оно маленько и отпускало.
Но лучше гораздо было уйти в ночное. Одному. Поскакать вволю, поржать в голос, потрясти буйной гривою. Ночь кругом глубока, природа грозно дышит, и законы её безжалостны к людям. Тёмен, тёмен сумрак мира, и только там, за кустиками, на краю гречишного поля тихо сияет маленькое светлое пятно. Это Левтолстой пасётся – дикий сивый степной жеребец.