Иногда мне сниться один и тот же сон. Поздняя осень. Заходящее в кронах сосен солнце. Шикарный двухэтажный особняк в старом лесопарке, к которому вела вымощенная мелким гравием дорожка.
Желто-серый фасад дома украшен прекрасной лепниной,.. но увитые плющом сводчатые оконные проемы зияли пустотой. В них не было застекленных ставней. Эти пустоты, печальными глазами взирали на окрестности, а дверь парадного входа была распахнута настежь.
Я нажал кнопку звонка и заглянул во внутрь. Никого,..и только злой октябрьский ветер гонял по мозаичному паркетному полу, занесенные сюда из парка сухие листья. Дом был открыт всем ветрам...
Но он не был заброшен. Из залы первого этажа на верх вела широкая дубовая лестница. Там горел светильник и приглушенно звучало фортепиано. Это была "Серенада" Шуберта. Ее мелодию я помнил со времен своего детства, когда учился в музыкальной школе.
Внезапно, от порыва ветра, входная дверь с резким стуком захлопнулась. Музыка стихла. К перилам бельэтажа подошла молодая женщина,..девушка в белом длинном платье с открытыми плечами. Она была невероятно хороша собой. Прелестное, почти детское лицо, карие миндалевидные глаза, шелковистые темные волосы зачесанные в наверх в пучок, грациозный поворот шеи балерины... Земное очарование!
Эта девушка не из наших времен, но ее облик мне почему-то так знаком..Я мучительно пытался вспомнить, где и при каких обстоятельствах я ее мог видеть. Но память моя молчала, а археологические раскопки в ее недрах к результатам не привели.
Она была чем-то похожа на американскую актрису Алексис Бледел. Несколько фильмов с участием в главной роли мне довелось посмотреть. Почти зеркальный образ и стиль. Но эти фильмы я видел позже.
- Саша,..Саша,.. ты? В это трудно поверить! Я столько лет тебя ждала и почти отчаялась надеяться, что мы снова встретимся. Только маленький огонек надежды еще теплился - сказала она взволновано. Ее глаза радостно лучились..и в них светилась искра души.
- Я знала, что ты был в поисках пути обретения себя и понимала, как это для тебя важно. Поэтому ждала, надеялась и смогла бы ждать еще, как угодно долго.
Мое сердце сжималось от благодарности и той изначальной любви, которая заложена в каждом из нас. Она как лакмусовая бумажка отражает без всяких карнавальных масок нашу истинную суть.
Никогда в моей обыденной жизни мне уже не услышать таких слов обращенных ко мне. Слов наполненных любовью и солнечным светом. Они заставляли сердце улыбнуться.
Много лет назад я слышал от моей любимой девушки слова небесной высоты, от которых кружилась голова, хотелось петь, веселиться и.. плакать. И все было именно так, как она говорила. Но ее жизнь унес ужасный по своему трагизму случай. С того момента экзистенциальная картина мира для меня изменилась. Он померк и оскудел. Я перестал видеть полет птиц в высоком небе, слышать музыку ветра, наблюдать как ночью падают звезды и ощущать неспешное течение времени. Оно остановилось. Во мне поселилась боль..И она во мне жила.
В тот год в январе я уехал из стылой, занесенной снегом Москвы, ..почти в никуда. Ухал туда, "куда глаза глядят". Это было бегство. Бегство в другой мир, который мне предстояло самому построить и научиться в нем жить.
Полдня езды по заснеженным дорогам привел меня в небольшой одноэтажный деревянный городок, где-то между Рязанью и Владимиром, названия которого не запомнилось. Какое-то наитие привело меня в самое сердце Мещерского края..Мещера - "Лесная деревня", по определению Константина Паустовского, побывавшего в здешних местах в конце 19 века. Край озер, болот, тихих лесных рек и исполинских елей. Край чистого замысла природы - русский Шварцвальд.
Не без труда найдя в этом провинциальном городишке агентство недвижимости, я снял на полгода простой деревенский дом в самой лесной глухомани, от которого до ближайших жилых мест, был с десяток верст.
Дом был старым, ветхим и стоял прямо в лесу, окруженный могучими елями. Вероятно, он много видел на своем веку. Его бревна потемнели и растрескались, а наличники низких небольших окон давно потеряли все следы краски.
Три маленькие комнаты, давно нетопленная русская печь, с весьма немудренным набором посуды, чулан с забытыми вещами. Все внутренне убранство - деревенский дощатый стол на кухне, старинный сундук, этажерка, кровать с никелированными набалдашниками в спальне, икона так почитаемого у нас Николая Чудотворца с пустой зеленой лампадкой в красном углу, несколько видавших виды стульев и шкаф, с постоянно открывающейся створкой.
Украшало это пространство большая старинная керосиновая лампа, так как электричество, как и как и другие атрибуты современной цивилизации не добрались до этих мест.
А на дворе покосившийся, занесенный снегом тесовый сарай, баня "по-черному", полупустой дровянник и традиционные для провинциальной Руси, "удобства на улице".
Казалось, что время остановилось здесь в середине прошлого века, как остановилось время..и во мне. Очертания этой удивительной реальности стали частью и моего нового мира.
За два дня я придал своей новой обители вполне жилой вид. Протопил дом, вымел, вымыл и вычистил все его содержимое, расчистил от слежавшегося снега двор и дорожки вокруг дома, наколол дров, подправил ворота сарая, загнав в него свой Лэнд Ровер. К концу второго дня, с непривычки, я просто свалился от усталости, уснув за столом. Таким было начало моей новой жизни в этом мире.
У меня была потребность "выговориться", но так необходима тишина, которая отсутствовала в прежнем мире. " Лучшая музыка, которую я когда-либо слышал,..это тишина". Фраза принадлежат Петру Чайковскому. Здесь мне стало понятно о чем он говорил. Я ощутил также истинный смысл отшельничества молчания на Руси и стали ясны слова: "Тишина..это разговор Бога с тобой, а произнесенные слова, это уже испорченный язык". Она, почти всегда, двоюродная сестра одиночества.
Все лучшее, что создано людьми способными творить, создано в тишине и чтобы услышать себя нужны молчаливые дни. Но здесь таится угроза - одиночество манит, затягивает в иную реальность. Для многих это "Царство Невозврата". Так было с Хорхе Борхесом ,Эрнестом Хемингуэем и Габриэлем Гарсиа Маркесом.
Дни шли за днями и мне нравилось забывать, что я есть я, впитывая очертания нового мира, "подсматривая" за собой в нем и наблюдая происходящие во мне перемены. С облегчением видел рождение запертого в подсознании своего нового "я" . Его обретение позволяло принимать каждый следующий день, как день своего рождения.
Зима в тот год была метельной и снежной. Порой мою избушку заносило снегом по самые окна, в которых до утра горел свет керосиновой лампы. Я писал под потрескивание фитиля и..шум ветра в верхушках исполинских елей.
Никогда душа не "поет" лучше, чем в то время, когда в ней живет боль. Эту мелодию я стал понимать. Оставалось только подобрать и расставить
нужные слова.
Здесь была моя "Болдинская осень"..Вернее, "зима в Мещере". Дюжина рассказов, неоконченная повесть, два десятка стихов, эссе о любви написаны в моем новом метельном мире.
Боль, капля за каплей уходила..и растворялись в рассказах, стихах. Они небыли грустными, а получались такими, какой является и сама жизнь - и веселыми, и радостными , и печальными. Но она жила во мне еще долгие годы , напоминая о себе. Моему сыну могло быть уже 16 лет.
Иногда по ночам ко мне тихо приходила моя любимая, садилась рядом и прижавшись щекой к моему плечу, смотрела, что я пишу. Она всегда так поступала, когда мы были вместе. Я чувствовал ее присутствие и слышал ее безмолвные слова, которых мне никогда не забыть. Они были просты и пронзительны.
- Саша, я знаю, о чем говорила Ада. Я знаю о тебе почти все то, что знает она. Ада моя сестра и..часто рассказывала о тебе. Она ушла, оставив нас одних. Но перед этим она вложила твою руку в мою. Такова была ее воля. И я ей за это благодарна.
Я опешил от слов прекрасной ночной Незнакомки..Она читала мои мысли, произнося имя моей любимой, а ее рука, по воле Ады, должна оказаться в моей руке. В это трудно было поверить. У Ады не было сестры.
- Уже, смеркается и нам следует поторопиться, так как ехать всю ночь. Я соберусь за одну минуту. Возьму только документы..и твои письма - сказала она спохватившись.
Через несколько минут она спустилась по лестнице. На ней было серое платье, изящная черная шляпка с вуалью, а в руках кожаный редикюль. Мельком я увидел , что в нем была рассыпавшаяся пачка писем. Почтовый адрес получателя написан моей рукой,.. характерным летящим почерком. На почтовом штемпеле значилось "Palangen,1929".
Под ногами шелестел мелкий гравий парадной дорожки, ведшей к особняку. Моя спутница взяла меня под руку. За оградой стоял белый спортивный Хорьх, образца середины 20-х годов прошлого века. Я открыл перед ней пассажирскую дверцу, положив ее вещи на заднее сидение.
Неожиданно, она подошла ко мне так близко, что я мог ощущать ее дыхание и еле уловимый запах духов Шанель №5. Я знал этот манящий аромат. Он родом из того же времени, что и белый спортивный Хорьх.
Моя ночная гостья была удивительно красива. На меня смотрели прекрасные глаза Ады...
- Саша, почему ты молчишь? Ты меня не узнаешь? Я Анна, кузина Ады. Я давно знаю тебя. Она нас познакомила в один из Сочельников много лет назад. Стояла очень холодная зима. В то время мне было всего девять лет, но я никогда не была маленькой, а всегда была взрослой.
Я не мог ей ничего ответить. Я не помнил.
Легко, как дуновением ветерка, Анна, коснулась кончиками пальцев моей щеки. Я почувствовал их нежное тепло.
- Ты, почти совсем не изменился. Вот только, несколько седых волосков на висках, морщинки в углах глаз..и печаль в них.. Мой милый мальчик!
- Саша, я хотела тебя попросить,..пожалуйста, не оставляй меня в этом холодном, открытым всем ветрам доме. Я так ждала, веря тому, что однажды ты придешь за мной. А то, что я скажу сейчас, об этом ты подумаешь только завтра...
После последних слов Анны я всегда просыпался, так и не узнав того, что она хотела сказать. Мной овладевало сложное переплетение ощущений, но совесть, как внутренний страж..укоряла. Этот феерический сон касался другой женщины и мне всегда было стыдно думать об Аде или произносить ее имя в прошедшем времени.
Осколки прошлого бытия, тревоги, ожидания.. обрывки фраз, мыслей, фантазий и неосознанные желания, родом из подсознания, а сознание их собрало, выстроило.. и живописало этот удивительно красивый ночной перфоманс.
Наступил конец февраля. Исход зимы. Траектория солнца на небосводе становилась все выше и снег в лесу стал оседать, обнажая местами зеленевший мох. В ясную погоду темные вековые ели отбрасывали на снежный покров..синие тени. Такие тени я видел на картинах Георгия Верейского в Третьяковской галерее. Здесь же я убедился, что они действительно..синие.
Лес стал оживать. В нем слышались голоса птиц, которых я раньше никогда не видел и названий их не знал. Кругом были видны следы местных обитателей - зайцев, лисиц, кабанов, куниц..и другой живности. Они часто подходили к моему дому, в надежде чем-либо поживиться. Изредка приходили огромные, но очень пугливые лоси, которых я старался подкармливать, смастерив для них кормушку.
Изредка, по ночам я слышал волчьи голоса . Они звучали неподалеку. Хозяин дома, раз в месяц навещавший меня,..привез на время замечательную собаку. Это был настоящий алабай- туркменский волкодав, верный страж дома, семьи и хозяина, который как гладиатор, готов сражаться один и до конца против всех неприятелей. В древности на Востоке его называли боевым псом Мессопотамии. Огромного черно-белого алабая с рыжими подпалинами.. так и звали - Алабай.
Он недоверчиво подошел ко мне и посмотрел в глаза. Алабаи всегда смотрят человеку в глаза, "читая" его. Вероятно, этот гордый зверь скептически оценил мои возможности в роли нового хозяина. Я и не надеялся на то, так как знал, что собаки-алабаи однолюбы и мне нечего было предложить ему кроме дружбы.
Пес выглядел исхудавшим и я решил его подкормить. Алабай ел тазами и через несколько дней запас продуктов подошел к концу. Я вывел из сарая застоявшийся Лэнд Ровер и по занесенной снегом лесной дороге отправился в путь до ближайшей деревни. Все четыре мощных колеса полноценного внедорожника добросовестно перемалывали глубокий снег, но я двигался почти шагом.
Алабай встревоженно, но молча наблюдал мой отъезд из-за калитки. Я вернулся только через полдня, в разбушевавшуюся к вечеру метель. Выручила оставленная мною, уже полузанесенная снегом колея. По ней, я как по трамвайным путям добрался до своего дома. Плутать в метельной тьме по лабиринту лесных дорог не самое интересное и безопасное занятие.
Пес, припорошенный снегом, стоял там же, у калитки. Увидев меня, он что-то удовлетворенно и с облегчением проурчал, махнул хвостом и ткнулся мордой в мою руку. Это было, если не начало дружбы, так просто принятие меня как равного. С этой поры Алабай повсюду следовал за мной.
Время течет из будущего в прошлое на мгновение останавливаясь в настоящем. Мои мгновения имели иную протяженность и были наполнены не только простыми, обыденными событиями моего нынешнего бытия, но и иллюзорные образы из прошлого и будущего, здесь были частыми гостями. Я путешествовал во времени раскрашивая этот фантасмагорический новый мир краскам своего воображения.
Даже испорченные часы дважды в сутки показывают правильное время. Я это наблюдал. В комнате-горнице, которою я облюбовал под кабинет, над моим письменным столом висели старые часы-ходики с кукушкой, время на потемневшем циферблате которых застыло на 10-45 дня, Бог весть когда канувшего в небытие.
Из Евангелия я запомнил, что это время рождения Исуса Христа. На обратной стороне их стоял выцветший штампик - "Санктъ-Петербургъ, 1913 г." Хозяин дома, весьма пожилой человек , пояснил, что эти часы были привезены из Питера его дедом, который служил егерем в здешних местах. Они были дороги как память, так как отмеряли время многих грандиозных событий ушедшего века.
Я попытался их оживить. Разобрал, почистил механизм, что-то подправил по своему разумению..И чудо! Они пошли, отмеряя свое новое время. Но кукушка свое откуковала и наотрез отказывалась покидать домик, в котором обитала.
Дружелюбное тикание ходиков, как и пение неизвестно откуда взявшегося сверчка за печью на кухне, оживили дом, вернув ему свою утраченную душу.
Нелепо и диссонансом выглядели атрибуты современной жизни, прихваченные мною из Москвы - спутниковый телефон, батарея, которого прекратила существование, несколько книг Милана Кундеры, томики поэзии Вагантов и Франсуа Вийона, мой верный ноутбук, сверкающая никелем охотничья винтовка Binelli в желтом кожаном чехле. Она, как символ охранения, занимала почетное место на шкафу, дверцу которого мне удалось научить закрываться.
С конца марта, когда снег в лесу подтаял и затвердел, я стал исследовать окрестности моего бытия, уходя на целый день, с винтовкой за плечами и горячим кофе в термосе.
В одно хрустально-прозрачное морозное утро я отправился в дальнюю деревню, где имелось почтовое отделение и, в местном понимании, "универсальный магазин". Округлившийся Алабай бодро бежал впереди, как-будто бы он знал дорогу. Иногда он останавливался, вежливо поджидая меня, если я не поспевал за ним.
Он слышал, видел и понимал мир по иному,..по своему, ощущая голоса леса, запахи, движения, которые для меня незримы и неосязаемы.
Мы брели по береговой линии скованного льдом лесного озера. Внезапно, Алабай что-то заметив, сделал стойку. На другой стороне озера в зарослях высохшего тростника я увидел какое-то движение. Это были вышедшие из леса в поисках пищи вепри.
Алабай глухо зарычал, обнажив мощные клыки. Обернувшись, тревожно посмотрел мне в глаза и, восприняв мое молчание как одобрение, рванул навстречу опасности. Его вела генетическая память боевого прошлого мессопатамских предков. Я звал его, но он ничего не слышал. 70-килограммовую мускулистую торпеду с зубастой от уха и до уха пастью, уже не остановить и не вернуть.
На всякий случай я скинул с плеча Binelli и в оптический прицел увидел взрослого вепря. Почувствовав угрозу, он спешно двинулся навстречу Алабаю. За его спиной, в зарослях тростника, укрылась его семья с поросятами-подростками.
Я Алабая были преимущества - длинные крепкие лапы, высокая скорость и свирепость гладиатора, которому в схватке нужна только победа. Он сбил вепря с ног и вцепился мертвой хваткой в его загривок. Если бы это был волк, то он без труда перекусил ему шейные позвонки.
Крутя головой и отчаянно сопротивляясь, вепрь все же вырвался, с визгом бросился на противника, но Алабай с легкостью увернулся, так как лесные свиньи всегда атакуют только в пределах прямой линии. И снова мертвая хватка пса-гладиатора...
Я больше не мог видеть столь жестоких игр живой природы. Передернув затвор Binelli, трижды выстрелил в сторону этого яростного ристалища, с расчетом на то, что никого не задену. Пули с визгом отрикошетили от озерного льда и ушли в небо, буквально в нескольких метрах от места событий.
Алабай отпрянул, отпустив вепря, который стремглав ретировавался в заросли тростника, оставляя за собой на снегу следы крови. Несмотря на зов предков, он знал, что если старший друг вмешался в схватку со своим разящим на расстоянии оружием, то необходимо отступить и смириться. Такова данность и воля высших сил. Этому, еще щенком, его научил хозяин.
- "Пойдем Гладиатор!" - сказал я псу, закинув винтовку за спину и решительно направился в сторону, уже видневшейся в отдалении деревни.
Через несколько минут Алабай догнал меня и, доброжелательно махнув пару раз хвостом, вопросительно заглянул в глаза, как бы спрашивая - все ли нормально у меня с головой, коль упустили такую богатую добычу.
Деревня нас встретила добротными, на купеческий лад домами под выкрашенными в одинаковый зеленый цвет железными крышами, ухоженной центральной улицей им.В.Ленина и вездесущими мелкими собаками, на которых Алабай не обращал никакого внимания.
Здешние обитатели - потомки мещерских староверов не бедствовали в любые времена. Почти в каждом доме стоял кустарный ткацкий станок, плелись корзины и работали гончарные мастера. Многие из них промышляли охотой, рыбалкой, сбором грибов и ягод, коими изобиловали окружающие леса.
Располагавшийся на центральной улице "Универсальный магазин", о чем свидетельствовала внушительного вида вывеска, представлял собой старый просторный бревенчатый дом, от пола и до потолка заполненный полками со всевозможным товаром. Чего тут только не было - от керосина и кровельных гвоздей, до французского парфюма и фетровых шляп, пылящихся на полке с незапамятных времен. Смесь запахов выделанной кожи, керосина, копченостей, кофе и дешевого одеколона витала в его пространстве.
Стандартной батареи для моего спутникового телефона продавец магазина, разумеется, не нашел, но подобрал неизвестного происхождения аналог, хотя и меньшей емкости. И телефон заработал! И в этом радостном событии, чтобы загладить свою вину перед Алабаем, я купил для него килограмма три свежего кабаньего мяса.
Колокольный звон местной церкви, сзывающий прихожан на воскресную обедню, сопровождал нас далеко за окрестностями деревни. Алабай занял свое привычное место в трех-четырех шагах впереди меня и, безошибочно ориентируясь в сложном хитросплетении лесных троп и дорог, уверенно вел к дому.
День шел за днем. Зима неохотно отступала. На озерах лежал еще нетронутый лед, но реки разбухли от ручьев талой воды.
Весенняя жизнь леса была в самом разгаре - в небе серебряными колокольчиками звенели жаворонки, в сухих озерных тростниках ухали выпи, прилетели бекасы, вальдшнепы, утки. А под стрехой моего дома поселилась деревенская ласточка.
Окрестные леса подтопило и связь между деревнями на некоторое время прервалась, так как местные дороги ушли под воду, обозначая только направления. Лесная обитатели - лоси, вепри, волки и прочая мелкая челядь переместились в более высокие места, с неудерживающей влагу песчаной почвой. Вода подступила к ограде моего дома. Алабай бегал по периметру участка, тревожно посматривая на меня. Но к в конце апреля установилась солнечная теплая погода и к майским праздникам лес высох.
В один из таких дней в середине мая, мы с Алабаем отправились в дальнее путешествие. Захватив провизии на целый день, мы отправились на запад Мещерского края, где побывать ранее из-за глубоких снегов не довелось.
Несколько километров по берегу небольшой речки, минуя взбухшие от половодья болотца и мы оказались в настоящем сказочном Берендеевом лесу. Кроны высоких елей и сосен смыкались высоко над головой, заслоняя голубое весеннее небо. Внизу царил таинственный полумрак, земля была выстлана покрывалом еще влажных от утренней росы мхов, а кучки валежника и оглушительная тишина, особо подчеркивали первозданность этих мест.
От земли шло какое-то колдовство. Везде слышались шорохи и неясные звуки. Алабай насторожился, тревожно осмысливая, понятные ему голоса и запахи леса. Герои каких сказок бродят в здешних местах, создавая свою фантасмагоричную реальность?
В этом удивительно-прекрасном месте мы набрели на давно заброшенную и заросшую кустами чепыжника лесную дорогу. Она когда-то была вымощена булыжником, но камни давно ушли в землю и подернулись мхом. Только еле приметные в траве придорожные путевые столбы свидетельствовали о том, что в свое время здесь было оживленное движение. Эта дорога прошлого вела строго на запад, но не была обозначена на топографической карте.
Два часа пешего хода по ее серпантину привели к заброшенной церкви. Здесь дорога заканчивалась. Когда-то купола этого красивого храма возвышались над верхушками деревьев и были видны издалека, а звон колоколов долетал до самых дальних окрестностей. Но, в самый разгар борьбы с религией в большевистской России в начале 20-х годов прошлого века, ее кресты и колокола были низвергнуты, а позолоченные купола разрушило время и дожди.
Храм был построен основательно и добротно - кирпичная кладка в три кирпича, цокольная часть сохранившая фрагменты гранитной облицовки, колонны с прекрасными ионическими капителями, полуразобранная по чьей-то надобности, лестница из серого гранита. Мозаичные же оконные витражи и деревянные части строения канули в небытие.
За собором, по православной традиции находилось небольшое кладбище, на котором, по обычаю хоронили наиболее именитых людей из окрестных сел и деревень. Оно было заброшено и забыто - ограды проржавели и рассыпались, кресты и памятники, поросшие мхом, покосились или упали, часть захоронений безжалостно разграблено.
Я подошел к заросшей грязью белой мраморной плите, лежащей у одной из могил и прочел: "Крестьянинъ...уезда..1898 года.." Разобрать остальное не представлялось возможным. Плита была чуть ли не из каррарского мрамора. Не трудно представить, как зажиточно жили крестьяне в здешних местах.
Над всем этим объемом пространства лежала светлая печать одиночества и забытья, легкой грусти и звенящей тишины. Кругом росла трава забвения.
Внезапный порыв ветра, раскаты грома и крупные капли дождя накрыли землю. Первая майская гроза. Укрывшись под навесом над портиком и оставив винтовку и рюкзак рядом со входом, перекрестившись, я шагнул во внутрь. Храм есть храм, даже развенчанный и униженный...
Полумрак,.. тлен и безвременье,.. свет проникающий из полуразрушенного купола храма, капли дождя падающие со стуком на каменный пол. Осыпавшаяся местами от времени краска, обнажила суровые лики русских святых, взиравших на меня свысока... Я подошел к тому месту, где ранее был иконостас и еще раз перекрестился.
Вдруг, у меня за спиной раздался тихий шепот: "..Саша,..Саша, тебе безотлагательно надо ехать в Москву..". Но новые раскаты заглушили ее дальнейшие слова. Это был голос Анны. Опешив от неожиданности, я оглянулся назад и увидел только мелькнувшую тень в проеме входа в храм и услышал странное сочетание звуков исходившее от Алабая - то рычание, то жалобное повизгование.
Алабай сидел прижавшись к стене храма и виновато смотрел мне в глаза. Он был насквозь промокшим, хотя и находился под навесом. Рядом на плитах стояла винтовка с отсутствующей патронной обоймой. Я точно помнил, что обойму я не вынимал. Это не в моих правилах. Позже, я ее случайно обнаружил в одном из карманов своего рюкзака.
Что это было? Я явственно слышал голос Анны за спиной, видел испуганного Алабая - мощного пса, готового сражаться, хоть с самим Сатаной. И отсутствие обоймы в винтовке? Ни каких следов вокруг, кроме еле уловимого запаха Шанели №5 в храме. А что означали ее слова о том, что мне необходимо срочно ехать в Москву?
Мое прагматическое сознание не находило объяснения произошедшему. Оно было похоже на Наваждение под влиянием щемяще-печальной ауры здешних мест, неожиданной грозы.. и чего-то еще, сидящего в моем подсознании, искривившими траекторию реальности. Это место было перекрестком случайностей, где они одновременно сошлись вместе.
Гроза ушла стороной и снова выглянуло солнце, озаряя своим жизнеутверждающим светом и теплом окрестности, которые совсем недавно казались серыми, заброшенными и забытыми. Ныне, совсем иные краски ощущения Мира, пространства и времени. Печаль и радость, добро и зло всегда находятся рядом, как две стороны одной монеты. И на какую сторону ей выпасть, решают Судьба.. и мы сами.
Накормив Алабая и, доброжелательно потрепав его по загривку, мы отправились в обратный путь. Он легко вел по нашим же следам обратно домой, все еще виновато поглядывая на меня.
Если заглянуть собаке в глаза, то можно в увидеть в них то же самое, что и в человеческих глазах - радость, грусть, благодарность и даже угрызения совести. А совесть, это исключительная принадлежность Души. И она ей в отмеренной мере обладает. Купить собаку, вероятно, единственный способ приобрести искреннюю любовь и преданность за деньги. В истории цивилизации куда больше примеров собачьей верности и преданности, чем человеческой. Но, у них есть один недостаток - они бесконечно верят людям...
Только к вечеру мы были дома, проделав путь более чем в пару десятков километров. Что-то изменилось во мне после произошедших этим днем странных и необъяснимых событий, которые сродни голубям, слетевшимся на корм на городской площади.
Ночью я зашел в интернет и обнаружил в своем электронном почтовом ящике письмо от управляющего моей компанией. Он настоятельно просил приехать, так как в России наступил грандиозный по своим масштабам банковский кризис неплатежей, а бизнес моей компании, мгновенно принял очертания ожидаемой катастрофы. Слова Анны в заброшенной церкви были предостережением.
Вновь Россию ожидали смутные и грозные времена, которые она в своей истории много раз проходила, вновь возрождаясь и поднимаясь с коленей.
Раннее утро следующего дня. Последние минуты этого волшебного мира. Мы стояли на дороге напротив дома ..и прощались. Алабай беспокоился и подталкивал меня носом к дому, предчувствуя мой отъезд.
Почему то вспомнились давно подзабытые слова Джерома К. Джерома: Пусть ладья вашей жизни будет легка и несет лишь то, что необходимо: уютный дом, простые удовольствия, двух-трех друзей, достойных называться друзьями, того кто любит вас и кого вы любите, кошку, собаку, лошадь и нужное количество еды.." И конечно же живая первозданная природа со всей ее удивительной красотой и таинственностью. Бенедикт Спиноза считал, что природа и есть Бог со свой непостижимой силой и мудростью.
Алабай подошел ко мне и встав на задние лапы, положил передние лапы мне на плечи, заглянул в глаза и что-то жалобно и виновато промычал, как тогда, при выходе из заброшенной церкви после грозы.
- Прощай гладиатор,..спасибо за дружбу. Может быть еще увидимся.
(Продолжение в наборе)