Девочка гладила нечистой ладонью кошку...
- Стары вещи покупай..! – доносилось рядом угрюмое покрикивание старьёвщика и стук подпрыгивающей на редком булыжнике тачки.
Из уцелевшей части дома вышла старуха, выплеснула из облезлой каски какую-то муть в канаву и повернула назад.
Кошка жалобно мявкнула.
- Райка, плакать будешь... – буркнула старуха.
Бомба развалила большую половину дома. Уцелевшая часть покосилась, но оперлась о склон балки и осталась.
Девочка пошла вслед за старухой и сунула кошку в каску, оставленную на облупившемся табурете у навеса из проржавевшего насквозь кровельного железа. Кошка зашипела вырываясь...
- Лежи, лежи, я тебя покачаю... – девочка накрыла кошку подолом платья. Кошка вцепилась в подол, безумно вращала головой...
Загрохотал по мосту состав. Скрипели, визжали колёса... Мост перекинут через балку. Бомбили тогда мост и угодили в дом.
Пока девочка смотрела на мост и проворонила кошку, вышла старуха, глянула мутными глазами на состав. Мелькнула выгоревшая надпись на теплушке «С победой!»
- Райка, что глазеешь,.. казан помой... – она сунула девочке казанок и тряпку.
- Кис, кис, Мура, пошли... – позвала девочка.
Из-за другой стороны балки выползла туча. Тень её уже накрыла копошащихся в карьере пленных немцев...
Немцы рыли глину и возили её на тачках к подводам, а те тянулись к дымящему трубой кирпичному заводу.
Девочка выскребла пальцами запёгшиеся куски каши, стала мять...
- Мура, на мышку!.. – крикнула девочка и бросила комок каши. Кошка подбежала, потрогала комок лапой, нюхнула...
- Ай,яй,яй... – прошептала девочка – дождь будет, а завтра Пасха...
Туча залезла совсем высоко. Кое-где упали капли. Немцы в карьере стали разбредаться.
Девочка мыла под краном казанок, оглядываясь на кошку.
- Мура, тикай, дождь будет...
- Райка, воды наберёшь до половины... – крикнула из-под навеса старуха, накачивая примус. Примус загудел.
Райка, осторожно ступая, принесла казан. Старуха поставила его на примус, накрыла крышкой, вытерла рукавом капли воды на лице у Райки, чмокнула её в голову.
- Не трожь примус, разорвёт в куски... – бормотнула она уходя в дом.
Райка полезла под стол, на котором стоял примус, и вытащила голую тряпичную куклу. У куклы одна нога болталась на последней нитке.
- Куда залезла, грязнуха? – зашептала Райка.- От бабки тикала?.. Бабка вреднющая – гладила Райка куклу по лысой голове – обещала, обещала ногу пришить, и всё в пустую...
На лавку у стола впрыгнула кошка.
- Мура, не трожь примус!.. – закричала Райка – разорвёт в куски... На ляльку понянькайся, - она ткнула куклу кошке в живот – погладь лапкой, ляля, ляля...
Редкие капли постукивали по навесу.
Со стороны карьера к дому подошли два немца. Пожилые, в мятых фуражках с длинными козырьками. Тихонечко переговариваясь, разглядывали развалку...
Капли застучали чаще, потом опять редко затукали...
Немец, что повыше, осторожно заглянул под навес. Кошка соскочила с лавки, подбежала к нему и принялась тереться о ногу в грязном, рваном ботинке. Немец поменьше подошёл, что-то сказал...
Райка повернулась, увидела немцев и громко зашептала
- Та то ж фрицы!.. Мура, ховайся!..
Длинный немец нагнулся, заелозил костлявой рукой по кошачьей шерсти.
Райка опасливо слезла с лавки.
- Дядька, ты не убьёшь Муру?..
Длинный немец что-то заговорил другому, тот беззубо улыбнулся и отрицательно завертел Райке головой...
Кошка блаженно щурилась и громко мурлыкала. Райка насуплено гля-дела.
- Она не разумеет... Она по нашему, и то плохо... Та, баба! – вдруг закричала Райка.- Кипит уже.
- Не кричи... – заурчала из дома старуха – сама слышу...
Она вошла под навес, увидела немцев.
- Баба,.. – аж захлёбывалась, торопясь, Райка – то к нам фрицы пришли. – Этот – Райка осмелела и ткнула пальцем в сторону беззубого – сказал, что не убьёт Муру...
Старуха с тяжёлым сипением, но ловко, подскочила.
- Пошли, зверюки!.. – она толкнула длинного немца в грудь.
Немец качнулся, сморщенная шея больше сжалась.
Старуха обхватила Райку рукой, другую угрожающе выставила локтем.
- Отойди от дитя!.. а то щас...
Длинный немец неуклюже попятился, сдёрнул фуражку с плешивой головы, поджав морщинистый подбородок, что-то забормотал...
Старуха, не отпуская Райку, пошла под навес.
- Ещё лыбится, сволота... – гудела она и стала насыпать из консервной банки кукурузную муку в казанок.
Беззубый тоже осклабился, заговорил, тыча пальцем в сторону стола.
- Баба, а чего он хочет?
- Холера его разберёт...
Беззубый опять заговорил. Опасливо подошёл, постучал корявым пальцем по замаранной газете на столе.
- Курить хочет... Погоди!.. – рыкнула старуха. Сама оторву...
Она рванула кусок газеты, сунула немцу.
- Кури, нелюдь...
Оба немца мелко закивали головами. Длинный суетливо достал из кармана три папиросных окурка, выпотрошил их в газету, скрутил и заклеил языком. Беззубый что-то сказал, взял у длинного самокрутку, начал шарить вокруг глазами. Засеменил к развалке, выдернул из кучи камышовую хворостину, шепелявя, разлезшимися в улыбке, губами подошёл к навесу, протянул хворостину к примусу.
- Куда суёшь!.. – зарычала старуха – На вот... – она схватила из-под примуса обгорелую спичку, ткнула её немцу.
Райка вертела головой, смотрела то на немцев, то на бабку. Кинула на лавку куклу и выбежала из-под навеса. В глыбах развалин полезла куда-то, прибежала с мокрым раскисшим окурком, протянула его длинному.
Беззубый немец прикуривал. Он подошёл к Райке, зашепелявил, гладя её по голове. У длинного лицо всё сморщилось в улыбке.
- Молодец, девка... – заурчала старуха, зло кидая соль в казан. То ты ему за батю погубленного прислуживаешь... Ах, молодец, девка... – старуха зыркнула глазами на Райку.
Райка насупилась, пошла села на лавку, взяла куклу.
- Ляля, Ляля... – зашептала она – это фрицы проклятущие ногу тебе оторвали пушкой поганой...
Немцы торопливо курили, передовая друг другу...
У старухи выкипело из казана и погасило примус. Старуха ругнулась, выдвинула ящик стола, копошилась...
- У,у,.. басурмане, погибели на вас нет... – шептала Райка кукле.
Старуха выковыляла из-под навеса, гаркнула куда-то вверх.
- Сонька!.. Подай иголку примусную!.
Длинный немец посмотрел на Райку, защурился, залопотал что-то, опять стянул с головы фуражку, достал из неё самодельную иголку с бурой ниткой, и протянул к Райке руки маша ладонями, как зовут к себе младенцев.
Райка засопела, прижала к груди куклу.
Немец пригнулся в коленях, и всё махал жёлтыми ладонями и бормотал...
- Лялю хочешь? – спросила Райка, поглядев на куклу, а потом на него.
Немец, бормоча, закивал головой. И беззубый тоже затараторил, показывая пальцем на куклу и на длинного.
- Бери,.. – буркнула Райка и протянула куклу – только гляди мне...
Длинный подошёл к навесу, взял у Райки куклу, присел на корточки. И беззубый наклонился, упёршись ладонями в тощие колени.
Вернулась старуха с пучком лука.
- Расселось вражье племя... – ей пришлось обходить тощий зад беззубого.
Райка совсем осмелела. Подсунулась и присела рядом с замызганным коленом длинного, подпёрла щёки ладошками.
- Ай,яй.яй, Ляля - качала головой Райка – терпи, скоро ножка будет как у меня, целенькая...
Немцы что-то бормотали и затыкивали пальцами вылезшую из живота и спины куклы вату...
Наверху раздался металический гул. У немцев дёрнулись головы. По железной лестнице со второго яруса дома тяжело спускалась ещё одна старуха.
Сперва видны были только её оттёчные ноги в грубых шерстяных носках и тяжёлых, разбитых войлочных ботах. Затем появилась она вся с чайником и старой эмалированной миской с торчащим оттуда ножом. Старуха тяжко сошла с последней ступеньки на землю... К ней подскочила Райка.
- Баба Соня, фрицы Ляле ногу пришивают, вон гляди!.. – она ткнула пальчи-ком..
Старуха повернула голову, бугристый нос и желтоватые глаза с расширенными зрачками не шевельнулись. Только верхняя усатая губа приподнялась и зашипела. Начесанные, проволочные, с клочьями седины космы дёрнулись, старуха зашагала под навес.
Немцы выпрямились, настороженно смотрели на неё.
Она, глядя перед собой, пошла к примусу.
- Надя, я чайник ставлю... – прохрипела старуха.
Старуха Надя высунулась из дома.
- Погодишь! Видишь, варю. Райка не кормленная...
- О чём раньше думала... – забормотала старая Соня, доставая из кармана засаленного халата примусную иголку.
Немцы, стоя и шепчась, продолжали зашивать куклу.
- Баба Соня, ну смотри же! У Ляли ножка уже целенькая... – топнула босой ногой Райка.
Старуха Соня повернулась, уставилась жёлтыми глазами на немцев, за её спиной зашипел, а потом загудел примус.
- На Пасху пригласила единоверцев? – ехидно заскрипела она.
- Болтай, болтай. Язык без костей. – бубнила старуха Надя. – Прилезли христопродавцы, палкой их гнать старых собак?.. Райка, беги мыть руки. – она сунула Райке чёрный обмылок и вытолкнула из-под навеса. – Что уставилась? – повернулась она к старой Соне. Возьми свой нож и потыкай их.
- И потыкала бы...
- Ишь, шустрая, войну по чуланам ховаться...
- Не ховалась... – зашипела старая Соня – ты меня, карга, на цепу держала. Я б им глотки перекусала.
- Жалею уже, что держала. Покой бы у меня был, не лаялась каждый божий день... Надоела ты, Сонька, за жизнь... – ворчала старуха Надя – Примус мне сожгла, старая рухлядь...
- Ты с двадцать третьего года мой зонт чинишь...
Беззубый немец протянул под навес руки, положил на лавку заштопанную куклу.
Вбежала Райка с мокрыми ладошками, стала подпрыгивать, доставать с верёвки дырявое полотенце...
Тут дождь ударил сильно. Немцы мялись... Забились под лестничный про-лёт...
Райка допрыгнула, наконец, до полотенца, стоя на цыпочках, смотрела через невысокую перегородку на немцев...
- Райка, кушать!..- позвала старуха Надя, стряхивая с ложки мамалыгу.
Райка подбежала к столу, взгромоздилась на табурет.
- Ты форшмаку ей намаж, вон остался... – зашелестела старая Соня.
- Твой форшмак сама мажь, лишний возьму ненароком.
- Ох. кровопийца ты, Надя... – завздыхала старая Соня.
Райка вдруг соскочила с табурета и подбежала к бабке.
- Баба, нагнись – громко зашептала она.
- Чего тебе? Пысать хочешь?
- Да, нагнись же!..
Старуха с трудом согнулась. Райка зашептала ей что-то на ухо.
- Ладно тебе!.. – рявкнула старуха – Разлюбезная какая...
Райка поджала губу, влезла обратно на табурет. Старуха Надя опять согнулась, загремела в тумбе стола посудой.
- Сами пухнем... Завтра ноги протянем... – она накидала в миску мамалыгу, сунула туда две ложки, понесла к перегородке – А тут всякую сволоту корми... Нате, жрите! – крикнула она немцам.
Немцы переглянулись. Беззубый что-то бормотнул.
- Ну, что,.. долго стоять буду? Или на карачки бухнуться?
Немцы подошли. Старуха поставила миску на лавку и, вытирая руки о фартук, отошла.
Немцы присели на лавку, стали есть, не оглядываясь на старух.
Старая Соня мазала форшмак на хлеб, смотрела на немцев.
- И не подавятся... – шипела она, положила хлеб перед Райкой – О,о! Бог, Бог!.. Сколько горя повсюду. Прибрал бы меня, что б не видеть... – она мазала ещё один кусок.
- Как же,.. поможет тебе твой Бог. – Фыркнула старуха Надя – Дюже помог он твоему Семёну?.. А Фриде?.. Арону?.. Спас хоть кого из рода?.. Тебя одну оставил, - злилась старуха, – что б мне жизнь портила. Мой мне хоть дочь, да вот внучку сохранил... – засопела она, вытирая концами платка нос.
- Да, твой хорош, - всё скрипела старая Соня. - Вот эти – она мотнула космами в сторону немцев – под ним и ходят.
Старая Соня разрезала хлеб с форшмаком пополам, протянула скрюченными пальцами старухе Наде.
- На,.. дай им...
- Сама давай! Ишь, брезгливая какая...
Райка соскочила с табурета, схватила у старой Сони куски, подбежала к немцам, положила на лавку.
Старая Соня свистяще вздохнула
- И,ох!.. И эти свои могилы не пересчитают...
Дождь стучал опять редко.
Обе старухи скребли из казанка остатки мамалыги, мазали на хлеб, медленно жевали.
Немцы тоже жевали медленно и молча, сгорбленные, старые...
По мосту загрохотал состав. Из-под навеса были видны идущие, закрытые наглухо с зарешётчаными окошками, теплушки...
Старухи смотрели на них, жевали и сопели... Райка застенчиво сказала:
- Баба, дай паску...
- Чего ещё! – забухтела старуха. Потерпишь... Завтра получишь, как поло-жено.
- Дай дитю паску... – прочавкала старая Соня – Не жалей.
- Не жалей... – передразнила старуха Надя и пошла в дом.
Старая Соня протянула руку, подгребла за голову к себе Райку и засопела, завздыхала...
Вышла старуха Надя с маленькой пасочкий, специально для Райки.
- Руки о платье не вытирай! – гаркнула она – Много их у тебя... Порядку нет... – ворчала старуха, отрезая кусок, потом ещё один – Сказано завтра, значит завтра...
Старая Соня затряслась, забулькала мелким смехом...
- Завтра... – она протянула палец в сторону двора, ехидно сощурилась, – Не видишь гадость какая на твою Пасху?.. Всю жизнь мне глаза колола погодой. Теперь погляди...
- Помолчи уж. На твою Пасху от века слякоть.
А Райка откусила кусок и затихла. Медленно прожевала, проглотила... Потом взяла неуверенно другой кусок, разломила пополам и понесла немцам. Положила на лавку.
Старухи смотрели...
Длинный немец тёр фуражкой лицо, беззубый что-то шепеляво шептал...
Райка вернулась на свой табурет, схватила кусок, потом, застеснявшись взгляда старух, вместе с куском убежала в дом.
За перегородкой послышался топот ног, сбивающих грязь и заглянуло круглое, загорелое лицо в выцветшей пилотке.
- А,а! Вот где мои немчики... – весело вошёл красноармеец – здорово, бабуни! Живы ишо?.. Уют в вашей трущобе... – он огляделся, прислонил винтовку к перегородке и сел рядом с немцами.
- Что, бабуни, пленных кормили? Это ничего, они тоже люди... – он размотал обмотки, повесил тут же на лавку, стал расшнуровывать ботинки. - Толь-ко, эх!.. – солдат хохотнул – Начальство моё узнало бы... Влетело бы мне из-за вас, старуни... – он встряхнул портянки, накинул их на лавку, пошевелил розовыми пальцами на ногах...
Старухи сидели молча, виновато.
- Скоро трущобу вашу разберут... Вот эти и разберут. Смотреть приходили.
Немцы перестали есть, сгорбились больше. Солдат встал, с удовольствием прошлёпал босыми ногами.
- Я, старунм, чуток помлею у вас и... на службу. – Он увидел кошку, свернувшуюся в углу, сунул в неё ногу.
- Киска!.. Ух, тёплая... – кошка сжалась ещё больше. Солдат всё пытался ногой перевернуть её на спину.
- Погрей ногу солдату, киса, животиком, он у тебя тёплый. Ну, давай, давай.
Кошка перевернулась, царапнула по голой ноге. Солдат поморщился.
- Эх,.. ты зараза! – он отшвырнул кошку пяткой.
Райка вытащила из дома старый патефон, сняла с него обломанную крышку. В патефоне даже пластинка была.
- Дяденька солдат, не бей Муру... – жалобно сказала она, крутя мембрану.
Старуха Надя сняла с примуса чайник, наливала кипяток в ущербный заварочный чайник.
- Ничего с ней не будет - бормотнула она.
Старая Соня кривыми пальцами расчёсывала патлы, смотрела жёлтыми немигающими глазами.
Солдат бросил взгляд на старух, потом на Райку, заулыбался ямочками.
- Девчушка!.. А ты откель взялась? Эх, цаца,.. – он зашлёпал к Райке. Да ещё с патефоном! А ну, давай крутанем. Ручка есть? – он присел на корточки, нашёл ручку, быстро закрутил. Диск дёрнулся и завертелся. Солдат опустил мембрану. «Сияла ночь, в окно врывались...» задребезжал мужской голос, но тут же осип, забасил, пластинка остановилась, а внутри патефона что-то щёлкнуло.
- Эх, жаль!.. – рубанул рукой воздух солдат – Послушали бы... – он почмокал губами и увидел куклу. – А это что? Куколка... – он взял её в руки. Как звать?
- Ляля... – бойко ответила Райка.
- А что она умеет?
Райка задумалась.
- Спать.
- Спать!? – громко изумился солдат - А ну, пусть покажет... – он положил куклу на согнутую руку, закачал – Баю, баю, Ляля спать... А кушать она умеет? – вдруг спросил он.
Райка отрицательно завертела головой.
- А мы научим. – он посадил куклу на лавку, поднял указательный палец. Смотри ... Раз, два, три...- схватил кусок паски, лежащий около длинного немца и кинул себе в рот. – Мау, мао, мао... – игриво зажевал солдат – Ух, как вкусно!.. Маманя моя так печёт,.. только ещё вкуснее. Ну, поняла? – обратился он к кукле – Сейчас ещё покажем... – он потянулся к оставшемуся кусочку...
У старой Сони шевельнулась усатая губа.
- Ты, почему без спросу хватаешь?.. – брызнула слюной она – Побирушничаешь?..
Солдат выпрямился, заулыбался, заморгал.
- Я побирушничаю, старуня?.. – Это они... – он мотнул рукой в сторону немцев – Эх, старуня!.. – закачал он головой – Своему пожалела,.. а этим даёшь... Да знаешь, какие они гады? Я, поди, всю войну за ними смотрю... Да если б не мы, старуня, так что бы они, старуня, с тобой сделали? А ты... Эх!..
- Ну, ты... – зарычала старуха Надя – Ты, чем её коришь?.. А ну, обувайся! – рыкнула она.
Солдат растерянно сел на лавку.
- Что сел?.. Обувайся говорю!..
Солдат взял портянки...
- Корить её вздумал, вояка... Да она такое претерпела, что тебе молокососу за три жизни не выдюжить... Ишь, вояка-забияка! Горя, небось, не хлебнул...
У солдата глаза побелели.
- Ну, старунечки... – он намотал обмотки, встал. Спасибо, что приветили. Запомню. – Он взял винтовку, повернулся к немцам.
- Встать! – зазвенел он.
Немцы зашевелились...
- Шнеер!.. Быстро! – напрягся солдат.
Немцы встали, подтянулись, пошли из-под навеса. За ними шагнул солдат.
Райка, сидя на корточках, из-подлобья следила за ними..
Дождь постукивал по навесу
Немцы ковыляли по раскисшей земле. Солдат забросил винтовку за плечо
«Сияла ночь, в окно врывались гроздья белые,
Цвела черёмуха, о как цвела она!
Тебя любил, тебе шептал слова несмелые,
Ты в полночь лунную мне сердце отдала...» - слышался его звонкий голос.
http://www.youtube.com/watch?v=OeJuyf3NVYw&featur..
пройдя по этой ссылке можно посмотреть фильм снятый по этому сценарию в 2004 году режиссёром Георгием Делиевым.