Посвящается моему брату.
Его всегда считали добрым и мягким человеком. Наверное, Он таким и был. Но у таких, как правило, судьба не может быть лёгкой. Во многом потому, что Они усложняют её себе сами.
Таков был и Он. С самого детства Его не прельщали простые пути решения проблем. Это было скучно и неинтересно, а значит и не нужно.
По жизни бунтарь Он верил в идеальный мир с идеальными людьми. В этом мире все добры друг к другу и никто не лжёт. С каждым новым предательством, человеческой ошибкой, Его вера не слабела вопреки ожиданиям. Он всё ещё верил.
У Него было огромное сердце, которое Он раздаривал по кусочкам близким и не очень. Только вот, чем старше становился, тем меньше люди нуждались в Его доброте и помощи. А Он всё продолжал верить в идеальный мир.
Он рос, и Его вера оставалась по-прежнему с ним. Все ошибки и предательства, боль, что причинили Ему люди Он, казалось бы, не замечал. Лишь только повторял: «Все люди хорошие».
Но так не продолжалось слишком долго. Однажды Его глаза раскрылись, и Он увидел истинную сущность людей. Они Его использовали, умело маскируясь под жителей того мира, что Он нарисовал себе.
Осознание этого было подобно удару обуха топора по голове! И Его сердце закрылось. Оно медленно покрывалось паутиной за неиспользованием долгое время. Пока не оказалось замурованным совсем.
И тогда Он стал таким же, как и Они. И люди стали называть Его поддонком, хоть и были ничуть не лучше.
Долгое время Он страдал, скрывался. И так привык к этому, что уже и забыл, что значит чувствовать по-настоящему.
Его сердце окончательно и бесповоротно оказалось в клетке, построенной им самим, под семью замками, ключи от которых Он бездумно потерял.
Он всё ещё оставался романтиком, но только в Его действиях уже не было души. Механизм, доведённый до автоматизма, уже не давал сбоя.
Он жил с ленцой. Его ничто не интересовало. Что-то пробовалось не от интереса, а от скуки. И ещё очень долгое время Его сердце и душа прибывали в этом тёмном сне.
Пока в один из дней в Его жизнь не ворвалась Она. Казалось, её не интересовал Он, Его мысли. Она осуждала их, опровергала, ничего не беря на веру. И это Его зацепило. Где-то в глубине души зашевелились воспоминания об идеальном мире. То, что Он когда-то рьяно отстаивал, бунтовало, рвалось наружу. Её слова будто бы срывали цепи, наложенные предательствами каждого, кто когда-то был близок к Нему.
И Он испугался. Ему нравился этот танец вдвоём, но веры не было. И Он боялся повторения историй.
Так Он закрывался от неё долгое время, защищался, отбивался, пока не понял: когда Он охранял крепость, Она уже вошла через чёрный ход и подобрала ключи к пяти из семи замков.
Как только это было осознано, то пришёл ужас. Ведь так настойчиво ещё никто и никогда не хотел узнать Его самого. Всегда узнать пытался Он. Но самым «ужасным» было даже не это.
Он был практически обезоружен и это Ему нравилось.
По сей день, Она пытается подобрать оставшиеся ключики к замкам, но, на самом деле, это не так уж и важно. Ведь Он отдал своё сердце Ей уже давным-давно.
Быть может иногда, Он всё ещё вспоминает о тех, других и в спешке отзывает свой дар. Но это не так просто сделать. Сердце предаёт разум и рвётся к ней, только к ней одной.
Ведь сердце, разделённое на двоих, не может биться в одной груди.