Жить нельзя умереть

                «Даже самый богатый
                человек не в
                состоянии откупить
                свое прошлое».
                (О. Уайльд)

Сердце Горского остановилось в 0 часов 0 минут. Вдруг всё тело стало лёгким, как пушинка, несмотря на свой вес в восемьдесят пять килограмм, и без согласия хозяина и совсем без боли разделилось на две половинки. Одна медленно поплыла к потолку, другая же осталась лежать на огромном, алебастрового цвета операционном столе. Та половинка, которая плавала в свободном полёте, с удивлением наблюдала за людьми, окружившими близнеца, и удивлялась:

— Не понимаю, чего они суетятся, носятся, спорят! Мне ведь так хорошо, легко и спокойно, как никогда до этого не было! Почему они не оставят всё так, как есть! И почему они меня не слышат! Ведь я кричу им во всё горло!

Весь медперсонал был уже в мыле, когда главврач, кардиолог Николай Маркович Савченко опустил руки.

— Всё, ребята, амба. Мы его потеряли. Если не помог прямой массаж сердца — ничего не спасёт. Медицина тут бессильна. Прошло больше десяти минут. Началось омертвение клеток мозга. Всё. Зафиксируйте смерть, оформите и мне на подпись. Я буду в своём кабинете. Домой не поеду — сил нет.

Николай Маркович Савченко держался до последнего. В кабинете он не выдержал и первый раз в жизни разрыдался. От бессилия перед его величеством случаем, который часто и густо становится виновником всех человеческих бед, от осознания того, что он, Савченко, тварь дрожащая, не нашёл за одиннадцать лет возможности навестить друга детства! Сегодня он не смог его спасти. А ещё, не спросив разрешения друга, приютил его жену, Валентину на время, пока та не найдёт квартиру.

…В институт имени Сеченова Савченко поступил тоже благодаря случаю и не без помощи Горского. В школе друзья учились не ахти, и думали, в какой бы «лёгкий» институт им податься, чтобы не загреметь в армию. Таких было несколько и среди них политехнический институт. В технике друзья разбирались неплохо, осталось только засесть за учебники и сдать вступительные экзамены, то есть просто-напросто не получить «неуд». Так, сдав последний экзамен в школе, друзья вместе пошли домой. По дороге они разговорились, и Коля Савченко предложил:

— Слушай, Виталя. В политех мы и так поступим. Давай махнём в медицинский. Сдадим экзамены, вдруг повезёт, и мы пройдём? Чем чёрт не шутит, когда бог спит?

Виталий Горский от неожиданности остановился как вкопанный и посмотрел на друга с таким удивлением, как будто перед ним стоял не одноклассник, а пришелец из другого мира.

— Ты что, рехнулся? Ты знаешь, какой там конкурс? И потом — там, я слышал, и конкурса-то никакого нет.

— Как это?

— Поступают только «свои» — дочки и сынки профессоров да деканов и ещё те, у кого немеряно денег. Как я понимаю, ни ты, ни я под эти параметры не подходим. Короче, это провал по всем статьям. А если ты думаешь, что нам хватит в политехнический институт тех баллов, которые мы наберём при поступлении в медицинский, так не мылься, никто нам и не подумает поставить хорошие отметки. Знаний наших с тобой — кот наплакал…

— Не скажи. Я готовился, и даже занимался с репетитором.

— Ну, не знаю. Мне кажется, не надо за двумя зайцами гоняться, только время потеряем. Ты же, знаешь, моё положение в семье. Отец смылся от трудностей, а мать всё болеет. Не, Колян, не обижайся, я буду поступать в политех. Пройду-пройду, не пройду — загремлю в армию. Как все, так и я.

— Вот, выходит, ты совсем и не любишь свою мать, если собираешься в армию идти. Если хочешь знать, только обстоятельство, что у тебя больная мать, поможет тебе поступить в медицинский институт. Кроме того, у меня есть своя система, и она тоже сработает на наш успех. Вот увидишь. Только поверь, и всё будет simplement еpatant!

Коля Савченко так стукнул друга по спине, что тот от неожиданности плюхнулся на землю лицом вниз.
 
— Ты с ума сошёл! Чего дерёшься! Посмотри на моё лицо! Посмотри на мои джинсы! Что я матери скажу? А ещё друг называется! Всё! Я домой пошёл, промою ссадины перекисью водорода или зелёнкой залью, а то не ровён час, столбняк приключится!

Обиженный Горский повернулся, чтобы уйти, но Савченко схватил его за шиворот и поволок в больницу, которая находилась от них буквально в пяти шагах.

— Сейчас тобой займутся настоящие эскулапы, и поверь мне, уже завтра всё у тебя заживёт, как на твоей собаке Нюрке.

Горский, увидев кабинет невропатолога, легонько подтолкнул друга к двери:

— Тебе, Колян, надо в эту дверь. У тебя раздвоение личности на маниакальной почве. То тебе в медицинский захотелось, то меня чуть не угробил на ровном месте. И, вообще, не хочу я ходить под твоим флагом, у меня собственные соображения насчёт будущего. Может, я, вообще, жениться собрался, какое кому дело? Всё, я домой пошёл, мать, наверное, волнуется, а ей нельзя, ты же знаешь.

Дверь из кабинета невропатолога резко открылась и больно стукнула Горского по голове. Пожилой доктор в белом халате строго посмотрел на парней, и хотел было их отругать, но, увидев кровь на лице парня, позвал его в свой кабинет.

— Что ты стоишь у самой двери? Больно, наверное? Давай садись на кушетку, сейчас медсестра промоет тебе ранку и наложит лейкопластырь. Да ты не бойся, больно не будет. Валюша у нас чудо, у неё золотые ручки. А меня, старика, прости за резкость.

Доктор вышел из кабинета, оставив молодых людей одних.

— Что же вы так неосторожно? — посочувствовала молоденькая сестричка парню. Затем, увидев просунутую в приоткрытую дверь голову Николая, рассмеялась. — Да я вижу, вас совсем жизнь не учит. Одна раненая голова — это случай, а две — безалаберность. А за второе я не отвечаю.

Медсестра промыла ранку на лбу Виталия и наложила бесцветный пластырь. Движения её были лёгкими и быстрыми. Парень поблагодарил медсестру и повернулся, чтобы уйти, но у двери потоптался и, наконец, несмело спросил:

— Я тут подумал, может, вы согласитесь делать уколы моей маме? Не бесплатно, конечно. Дело в том, что она боится уколов, а у вас рука лёгкая. Так, ваш этот… с бородкой сказал. Если сможете, приходите сегодня вечером, мы живём на улице Кашина, дом 12 квартира 48. Придёте?

Медсестра вначале растерялась, но прийти пообещала. Горский схватил друга за руку и потащил к выходу.

— Всё, Колян, хватит приключений на сегодня. Я домой, мать ждёт, волнуется. И Нюрка голодная. А я тут с тобой прохлаждаюсь…

Дома Виталий приготовил ужин, быстренько прибрался и вышел на улицу выгулять собаку. Валю, он увидел ещё издали, и пошёл к ней навстречу.

— Как хорошо, что пришли! Я маме уже сказал о вас, и она так обрадовалась! Пойдёмте!

Так, Валя Разумовская стала приходить к Горским каждый вечер. Молодые люди сдружились и, несмотря на то, что девушка была старше Виталия на пять лет, между ними возникли чувства. Кроме того, Валя научила Виталия самого делать уколы, ставить капельницы, и в её отсутствие не приходилось в авральном режиме искать специалиста. Мать же Виталия была рада, что в их доме почти постоянно находилась медсестра, да ещё такая приветливая и внимательная. Вскоре Валя и вовсе перебралась к Горским, так как до этого снимала квартиру, и это сильно било по её карману. Так вышло, что встреча с Валей круто изменила жизнь Виталия Горского. Окунувшись в семейную жизнь, он и думать забыл о том, что ещё совсем недавно его обуревали амбиции по поводу института. Вместо этого Виталий устроился работать грузчиком в продуктовый магазин, и каждый день приносил домой не только деньги, но и сьестное. В их доме, «поселился» какой-никакой, но достаток.

Так, прошло четыре года. Мать Виталия, почувствовав себя лучше, тоже решила вносить свою лепту в семью. Она была неплохой портнихой, и стала шить на дому. Одно её тревожило, что у молодых не было детей. Иногда она не выдерживала, и приставала с вопросами к сыну:

— Что же это, сынок? Пока я ещё в силе, помогла бы вырастить внука или внучку. Как же без деток?

На что у сына был один ответ:

— Нет, мама. Посмотри, как скромно мы живём. Шкаф-купе и тот заказать не можем, несмотря на то, что все работаем. И, вообще, как мы поместимся в нашей крохотной квартирке! Так что не будем даже и говорить на эту тему. Нечего нищету разводить! Мы так решили с Валей. И потом, мама, я ещё молод, у нас с Валюшей будут дети, не волнуйся.

— Оно-то так, сынок. Всё вроде правильно ты говоришь, но всё же, без детей тоскливо. Но если вы уже так решили, ты тоже времени зря не теряй, а поступай заочно в институт. Пусть даже в политехнический. Не вечно же тебе работать грузчиком. Вон Коля Савченко уже на четвёртом курсе медицинского. А ведь он твоё место занял, сынок. Это Валин дядя в деканах ходил. Как он тебе тогда сказал? Твоё дело только прийти на экзамены, показаться и сдать чистые листочки. А всё остальное он сделает за тебя. Ты тогда послал вместо себя своего друга, а сам… Ты поступил благородно, а Коля за четыре года ни разу к тебе и не пришёл.

Мать, вздохнув, нажала педаль швейной машинки.

Сын сел перед матерью на корточки.

— Мам, зато он помог мне остаться дома, и ухаживать за тобой. Если бы я ушёл в армию, как ты была без меня? Валентина не смогла бы тебя поднять одна.

…Прошло ещё семь лет. В институт Горский так и не поступил — не до того было. Снова стала болеть мать и в один из дождливых осенних дней она умерла. В квартире Горского стало совсем тихо. Не стучала швейная машинка, не лаяла весело собака Нюрка. Она, вообще, забилась в угол и тихонько поскуливала, как будто ещё перед одной бедой.

В опять-таки дождливый вечер Виталий Горский получил письмо от Валентины, которая уехала якобы погостить к матери в Суворовск:

— «Виталий! Извини меня за всё, но я не вернусь к тебе. Я когда уезжала, то знала, что мы расстаёмся с тобой навсегда. Эти одиннадцать лет, которые мы прожили вместе, были безрадостные, однообразные. Одним словом, сплошные серые будни. Что я видела с тобой? Беспросветную нищету и больше ничего. Мы жили, чтобы работать, а не работали, чтобы жить. Сколько раз мой дядя хотел устроить меня на престижную работу в столице, но тогда я должна была уехать, а мне было жалко, то тебя, то твою маму. Короче, жила как во сне, совсем не думая о себе. Я просто забыла об элементарном самоуважении. А ведь я женщина. И мне тоже хотелось иметь красивые платья и подарки к праздникам. Ничего этого в течение всех лет не было и никогда не будет с тобой. Мне кажется, Виталий, что ты идёшь по жизни, как трамвай по рельсам — прямо, никуда не сворачивая, — ни влево, ни вправо… Что попадается на пути, то и твоё. А что может хорошего попасться на пути не Мерседеса, но трамвая? Жизнь не может быть бескомпромиссной. Сегодня пришло такое время, что за своё место под солнцем надо бороться, вгрызаясь в него зубами и когтями. Все одиннадцать лет я ждала от тебя, Виталий, какого-то поступка, перемен, но воз и ныне там. И я поняла — с тобой так было, так есть и так будет всегда. А я не хочу. Я хочу перемен. И поэтому… Я ещё молода и смогу устроить свою жизнь. Я и тебе желаю счастья. Всё-таки ты ничего плохого специально мне не делал. Твой характер — твоя судьба. Будь счастлив и прости меня. Валентина».

У Горского потемнело в глазах. Женщина, которую он любил больше всех на свете, считает его досадной ошибкой природы, ничтожеством? Оказывается, кроме жалости, у неё к нему никаких чувств и не было? Любовь же, следующая ступенька после жалости. Выходит, они до любви так и не доросли?

Всё, что успел, потом сделать Горский — это набрать Николая Марковича Савченко, с которым они все эти одиннадцать лет общались только по городскому телефону, который он помнил ещё со школьных лет. Когда он услышал голос Валентины, сердце его оборвалось, и он потерял сознание. Скорая помощь приехала так быстро, как только смогла. Реанимационные действия, проводимые прямо в машине скорой помощи, позволили довести его до больницы живым, но ровно в 0 часов, 0 минут сердце Горского остановилось... Теперь он лежал на столе в операционной один-одинёшенек, накрытый кипенно-белой простынёй. Несмотря на то, что света в комнате не было, он видел всё так ясно и отчётливо вроде как он сам был этот самый свет. Хотел было открыть глаза, но веки были так тяжелы, как будто кто-то на них повесил пудовые гири. Зачем-то болело сердце, то ли от ревности, то ли от прямых уколов в него самоё, и Горский подумал:

— Не жалеют нашего брата ни на этом свете, ни на том.

Самая сильная память — эмоциональная. Горский зачем-то вспомнил, как умерла его мать, и так ему горько стало, так тоскливо. Когда у неё случился инфаркт, он успел позвонить в скорую, но та приехала слишком поздно, и врачам осталось только зафиксировать смерть.

 — Толку с того, что меня успели довести до больницы? Конец один и тот же. Так, стоит ли пыжиться и бороться, как писала в письме Валентина?

Виталий вдруг оказался на перепутье нескольких дорог и силился прочитать их названия на огромном сером столбе. Они были затёрты до дыр путешественниками вроде него и мужчина, подобрав простынь, наклонился к столбу, чтобы всё-таки выбрать направление, по которому ему следовало идти. Векторов было так много, что он устал читать: «Жизнь — нищета». «Смерть — Богатство». «Здоровье — Лишения». «Слава — Болезни». «Радость — Предательство». «Любовь — Измена». «Дружба — Потеря»…

— Как же быть? Какой вектор выбрать? В нищете он уже жил, здоровье потерял, любимая жена изменила, лучший друг предал, слава ему уже ни к чему.

Остался только один вектор, который его заинтересовал — «Смерть — Богатство», и Виталий вздохнул. Вот его-то он и выберет. А что, смерть к нему уже пришла, а богатым так и не удалось побыть.

Мужчина пошёл в том направлении, куда указал вектор. Шёл долго, но усталости совсем не чувствовал. Навстречу ему шли странные люди — знакомые и незнакомые, но все, как один смотрели на него сочувственно и кивали в знак приветствия. Когда «странные» прошли мимо него, Горский повернул голову, чтобы посмотреть им вслед, но никого не увидел. Белый густой молочный туман поглотил их всех до единого. Зрелище было жутким, но кроме удивления никаких ассоциаций в нём не вызвал.

— Странно, — подумал Горский, почему мне совсем не страшно? Ведь это, мягко говоря, нестандартная ситуация и я впервые в ней пребываю. И, вообще, сколько мне идти к своей цели? Может быть, я теперь вечно буду идти, идти и идти? Так, может быть, это и есть та самая вечность, куда попадают простые смертные?

Внезапно перед Горским возникла фигура женщины в белом одеянии, как и он сам. Рука женщины, а это была именно женщина, на расстоянии силой воли остановила Виталия.

— Ты выбрал меня, ты это признаёшь? Говори о своём желании, и я его исполню. Говори быстро, не раздумывая. У меня сегодня таких, как ты — тысяча человек. А время не резиновое — его надо ценить. Время для вас, смертные — самое большое богатство, но, ни один из вас его не ценит при жизни на Земле. И так, слушаю тебя, Виталий Горский!

— Я хочу быть богатым, очень богатым!

— И всё?

— И всё!

— Хорошо, я исполню твою просьбу, но ты отдашь мне то, что я попрошу в тот момент, когда мне это будет нужно! Согласен?

— Что у меня может быть такого ценного, что будет тебе интересно? У меня ничего нет, я гол как сокол…

— Богатства меня не интересуют. Самое ценное для меня — это человек. У тебя будет ребёнок, сын, ты отдашь мне его? Ты ещё можешь передумать, я подожду… несколько секунд.

— Ты ошибаешься, у мертвецов не бывает детей. И, поэтому я согласен на все твои условия.

— Так, ты обещаешь?

— Да!

…Горский зашевелился в тот момент, когда в операционную зашли санитары, чтобы отвезти его в морг. Их душераздирающий крик разорвал ночную темноту и у всех работников и пациентов кардиологической клиники от страха поднялись волосы дыбом. Когда прибежал на крик Савченко, он, вообще, не поверил своим глазам. Горский дышал ровно, несмотря на то, что был давно отключён от всех приборов жизнедеятельности, и создавалось такое впечатление, что с ним, вообще, ничего не случилось, а он просто-напросто уснул и спит теперь безмятежным сном младенца. Савченко посмотрел на присутствующих и развёл в стороны руки:

— Это первый случай из моей практики! Если я не сплю и не сошёл с ума — ущипните меня! Как бы там ни было — он живой! Живой! В гости к богу не бывает опозданий…

— Да уж. То, что он живее всех нас, вместе взятых — это очевидно! Я сама чуть инфаркт не схлопотала, когда увидела его. Только почему он не открывает глаз?

Старшая медсестра Нинель Павловна Круглова попыталась поближе подойти к странному пациенту, но побоялась и осталась стоять на месте.

Когда Горский всё-таки открыл глаза — все ахнули! А он не только обвёл всех взглядом, но и улыбнулся. А когда заговорил, и Нинель Павловна и весь женский персонал, собравшийся у операционного стола, в буквальном смысле слова упали в обморок! Голос Горского был низким, глухим и громким. При разговоре «оживший труп» совсем не открывал рта!

Почти мистическую ситуацию спас Савченко — главврач кардиологической клиники.

— Так, господа-товарищи. Прошу всех покинуть операционную. Я сам с ним… поговорю. Что-то тут не так. Не так тут что-то…

Мужчины помогли бедным женщинам прийти в себя. В ход пошёл не только нашатырный спирт, но и более сильное лекарство — чистый спирт, который оказал неоценимую услугу почти всему медперсоналу. Никому и в голову не пришло в эту сумасшедшую ночь спать и все ждали возвращения главного врача. Только под утро вернулся Николай Маркович Савченко и доложил всем, что их «умерший» пациент Горский Виталий Павлович жив и здоров, и уже утром он будет выписан из больницы. Затем главврач, ни на кого не глядя, вышел быстро из кабинета, сел в машину и уехал в неизвестном направлении.

А для Горского Виталия Павловича началась новая, полная неожиданностей и сюрпризов, жизнь.

…Возвратившись, домой из клиники, он обнаружил в почтовом ящике письмо в необыкновенно красивом с золотым орлом вместо печати, бледно-голубом конверте. Горский повертел ним у себя перед носом, посмотрел на свет и аккуратно оторвал от конверта маленькую каёмочку. На его ладонь белым лепестком выпало приглашение на корпоративную вечеринку некоего сообщества «Алмазы Урала». Если бы в приглашении не было его фамилии, Горский подумал, что письмо к нему попало по ошибке. Но в приглашении было написано следующее:

— «Уважаемый господин Виталий Павлович Горский! Со вчерашнего дня Вы являетесь почётным членом нашего клуба, и обязаны сегодня прибыть на торжественный вечер, посвящённый дню создания нашего сообщества! Форма одежды — парадная, наличие фрака является обязательным! Вечер состоится в 24—00. Будет разыгрываться главный приз, который в течение всего времени остался неизменен — миллион долларов».

Не успел Горский дочитать письмо, как в его дверь постучали. Не позвонили по обыкновению, а именно постучали! Он открыл дверь, и посыльный передал ему огромную коробку, перевязанную красно-чёрной лентой.

— Чудеса, да и только — подумал Горский. — Видимо, всё-таки существует мой однофамилец, богатый и успешный. А мне по ошибке достались его лавры — сначала письмо, затем эта посылка…

Он открыл коробку и обнаружил в ней фрак и белоснежную рубашку, на которой вместо пуговиц красовались изумительные, чистейшей воды огромные бриллианты. Горский зачем-то вспомнил, что не люди, а именно алмазы выбирают свою очередную жертву.

…Вечер был настолько хорош, что скорее походил на бал. Сначала присутствующие прослушали несколько коротких приветствующих речей; затем всех поразил почти царский фуршет, за которым последовала танцевальная часть и, наконец, ведущий попросил сверить номера пригласительных билетов с номером главного выигрыша в миллион долларов. Когда Горский посмотрел на свой билет, ему стало не по себе, так как главный выигрыш достался именно ему. Все присутствующие зааплодировали и поздравили победителя. Затем ему по этикету пришлось произнести несколько благодарственных слов, и когда он заговорил, зал онемел. От его голоса стыла кровь в жилах и все, как заколдованные не сводили с Горского глаз. Домой его отвёз огромный чёрный лимузин, похожий скорее на катафалк, а до двери квартиры провели странного вида люди в чёрных атласных балахонах.

Лежал Горский на своём проваленном диванчике, а вокруг него валялись толстые пачки долларов.

— Интересно, — подумал хозяин, — почему же ему сразу не выдали золотую карточку? Неужели только затем, чтобы он сам пощупал каждую пачку, каждый доллар? Чтобы он удостоверился в своём истинном, не сиюминутном богатстве и его никто не смог переубедить, что деньги — это зло? Ведь люди так нелестно отзываются о деньгах! Интересно, чтобы они без них делали?

Горский целую ночь считал своё богатство, неведомо откуда свалившееся на него, но постоянно сбивался и, устав, уснул уже под утро. Следующий день не отличался необычностью, он был таким же, как и предыдущий, только теперь Горский растерялся. Раньше он знал, что ему надо делать и у него почти ни на что не оставалось времени, а сейчас, имея в арсенале миллион долларов, не мог же он снова пойти работать грузчиком?

— Что же делать? — думал он и не находил ответа. Затем его осенило.— А ведь и этот фрак, и эти деньги принадлежат, наверное, не ему, а другому Горскому. И их надо отдать. Если он не сделает этого добровольно — у него их всё равно отберут, и в лучшем случае посадят в тюрьму, а в худшем просто-напросто убьют.

И Горский стал искать письмо, которое получил по почте. Перерыв всё вверх дном, так и не нашёл его. Затем он оделся и поехал туда, где проходила вчера корпоративная вечеринка сообщества «Алмазы Урала». На огромных металлических воротах висел поржавевший от времени огромный замок, а сторож объяснил ему, что здание уже несколько лет реставрируется, и никаких вечеринок здесь и в помине не было ни вчера, ни позавчера, ни месяц, ни даже год назад…

Горскому стало не по себе.

— Кто-то мной манипулирует, как хочет. И, похоже, от меня в моей… жизни уже ничего не зависит. Раз так, пусть будет так. Нищим я уже был, ничего из этого хорошего не вышло. Маму спасти не удалось, любимая жена ушла к моему лучшему другу, Савченко. А ведь и ребёнка она не родила только из-за того, что мы еле сводили концы с концами. Интересно, как бы она поступила сейчас, зная, что я баснословно богат?

Недолго думая, Горский набрал номер Валентины и, с трудом изменив голос, попросил её о встрече.

Валентина долго и опасно молчала, но затем неожиданно согласилась.

Они встретились в кафе, и Валентина отшатнулась, увидев бледное, измождённое лицо бывшего мужа. Молчание было уже в тягость обоим, когда Валентина наконец-то решилась:

— Я знаю, что с тобой произошла очень странная история, мне говорил… Николай Маркович, но я сейчас рада, что у тебя всё нормально, ты жив и здоров. Я и пришла потому, чтобы ты не думал, что мы с тобой враги. И ещё я сегодня узнала, что я жду от тебя ребён…

Валентина осеклась, и посмотрела на мужа. Увидев, что он совсем её не слушает, а витает где-то в облаках, глубоко вздохнула и неожиданно перевела разговор в другую плоскость:

— Ты меня вызвал зачем-то? Говори, я тебя внимательно слушаю. Говори...

Горский уже знал, что его голос странным образом действует на окружающих и поэтому заблаговременно приготовил блокнот и карандаш. И он написал в блокноте следующее:

— Я получил огромное наследство. Во Франции умер мой дядя. Я хочу помочь тебе, ты ведь хотела жить в роскоши? Я куплю тебе квартиру и машину, хочешь?

Валентина удивлённо посмотрела на Горского, и решительно встала, чтобы уйти. Тот больно дёрнул её за руку. Забыв о своём намерении её не пугать, он повторил свои слова вслух, и Валентина потеряла сознание.

Виталий схватился за голову.

— Вот, и всё. Теперь она всё расскажет Николаю, и меня отправят в психушку. И, вообще, я как-то неосторожно действую. Надо всё продумать и больше не делать таких грандиозных ошибок.

Горский достал блокнот и написал извинительное письмо, в котором уверил, что всё сказанное ранее было шуткой и, вообще, он просто-напросто хотел её увидеть на прощание, так как уезжает далеко и надолго. В конце приписал, что никогда больше ни её, ни Николая не побеспокоит. Затем незаметно положил записку в карман её плаща. Когда уходил, увидел, что Валентина уже приходит в себя.

— Вот и хорошо, вот и славно, — подумал Горский. — Отныне наши пути-дорожки навсегда расходятся, а моя жизнь будет принадлежать мне одному. Я хотел стать богатым, и я стал им. И я буду вести жизнь, достойную богатого человека. Да, жизнь — игра, и только смерть делает её серьёзной.

Горский остановил такси и доехал до своего дома всего за несколько минут. Затем собрал все деньги, сложил их в кейс и поехал в банк. Вскоре в кармане его пиджака лежала золотая карточка банка «Вечность». Теперь он мог свободно расплачиваться этой карточкой где угодно, купив что угодно и когда угодно. Кроме того, каждый день ему капали такие проценты, что ему и в голову бы не пришлось теперь пойти снова работать грузчиком, где его годовая зарплата равнялась начисленным процентам за один только день!

— Жаль, что моя мама не дожила до этого дня, — подумал Горский. — С такими деньжищами любая операция была бы не страшна.

Почувствовав, что проголодался, Горский зашёл первый раз в своей жизни в самый дорогой, элитный в городе ресторан. Узнав, что здесь можно расплатиться с помощью карточки, он заказал роскошный обед и бутылку коньяка Hennessy. Официант, увидев золотую карточку клиента, чуть не лишился дара речи. Дело в то, что это были особые карточки, которые банк «Вечность» специально разработал для самых богатых клиентов. До сегодняшнего дня такой карточкой обладал в городе только один человек — некто Резников, по кличке Нож. Его боялась в городе не только уголовная шушера, но и солидные дяди всех пород и мастей. Понятно, что ни один ресторан, ни разу не «посмел» снять с его золотой карточки «смешную» сумму и Резников всегда и везде чувствовал себя хозяином положения. Но странное дело, вот уже несколько дней хозяина золотой карты как корова языком слизала, попросту говоря, он исчез без суда и следствия, и вместо него появился этот странный, мистически несообразный, богатый до неприличия, оборванец. Официант не знал, как себя вести в подобном положении, и ему понадобилась помощь директора ресторана.

— Ну, не знаю, — опешил директор. — Ещё парочка таких клиентов и мы вылетим со своим чёртовым бизнесом в трубу. Вспомни Резникова! Он тоже постоянно заказывал Hennessy, красную и чёрную икру, тёпленьких лобстеров, отборных моллюсков, хрустящего, с румяной аппетитной корочкой пьянящего молочного поросёночка…

Официант мечтательно продолжил прямо в ухо, страдающему от предполагаемых гастрономических потерь, директору:

— И ванильное сливочное мороженое, покрытое настоящей золотой крошкой...

Хозяин заведения, будто не слыша издёвки официанта, продолжил грустно:

— Они сговорились, что ли? А на этого посмотри, посмотри внимательно! Внешне выглядит, как бомж, а на карточке больше миллиона долларов! О времена, о нравы! Приглядись к нему повнимательнее, он как не от мира сего… Ты пока, того, не бери с него деньги, пусть уходит с миром. Надо ещё узнать, что он и кто. Чем дышит и так далее…

Официант в конце обеда подошёл к странному посетителю, чтобы перекинуться с ним парой слов и отдать ему карту, но, посмотрев на свою беду в его глаза, хлопнулся в обморок.

Когда директор ресторана подбежал к официанту с нашатырём, странного посетителя уже и след простыл…


Автор: Надежда Бойер