Ловец ветра

                Пролог

На третий день испепеляющий зной всё-таки загнал шумную иерусалимскую толпу в прохладу саманных крыш.
Улицы стали пусты и безлюдны. Затихли пасхальные гулянья, вытащены и сброшены с Лысой горы кресты в бурых пятнах, и уже было сказано: «кровь Его на нас и детях наших!»
И вроде всё как всегда, но беспокоят голову  мысли об упавшем  на город холодном мраке в полдень, о трещине, внезапно расколовшей каменную Голгофу, и о том, кем же  всё-таки он был, тот распятый третий?
А, может, и не было тогда никакой тревоги у жителей Иерусалима…
Может, только это абсолютно не важно.
Просто в это же время в редком, словно старая щётка для конской гривы, засыхающем саду над Иерусалимом, случилась короткая беседа между двумя участниками тех удивительных событий.
Один из них, молодой остроносый красавец в хитоне, с черной в сажу бородкой, сидел на толстой ветке дерева, поджав босые ноги. Его кожаные сандалии лежали внизу, под деревом, на брошенной холщовой сумке.
Прямо напротив него, как-то по-облачному невесомо и не касаясь земли, находился другой - светлый и грустный.
 - Прости меня! –  говорил светлый, прижимая руку к груди. - Прости за то, что было и всё, что тебя ожидает! Ты один понял, что по-другому нельзя… Народ, избранный мною, будет вечно носить имя твоё…, что ещё я могу для тебя сделать?
- Прошу, не будем сейчас об этом! Я всё знаю…и… я готов. Не должно остаться сомнений в моём раскаянии за… предательство.  Я люблю тебя, и счастлив, что причастен к  чудесам, которые изменят  мир…  Даже через сотни лет, с витража какого-нибудь городского храма, я позолочу твоё лицо взглядом, наполненным любовью… А они будут смотреть, в удивлении,  спорить, но так и не поймут, в чем же тут дело… Прощай! (Прим. 1)
Ветка вздрогнула, освободившись  от соскользнувшего с неё человека,  и тут же напряглась, крепко удерживая забившееся в петле тело.
                Х

С улицы откинули в стороны ставни, и комнату залил нежный дрожащий свет разгорающегося солнца.
       Шустрый солнечный зайчик, заметавшись в душных углах, прыгнул на серебряную лампадку у образов, пробежал по красным розам платка на голове женщины, застывшей у кривоногого стола, и, скользнув вниз, задрожал на затылке дремавшего молодого монаха.
         Прим.1: В Страсбурге 2 раза в год, в день весеннего и осеннего равноденствия, в городском кафедральном соборе зеленый луч, исходящий из витража датированного 1876 годом и  изображающего Иуду, около 20 минут освещает готическую статую Христа. Феномен луча был открыт М. Розаром в 1972 году.
В ту же секунду, вздрогнув как от прикосновения, монах  поднял голову и его измученные бессонницей глаза тяжело взглянули на женщину.
- Она жива. Передай тем, за дверью, что её прячут в соседнем городке, за лесом, в доме с цифрой семнадцать, под красной черепицей.
Монах, казалось, снова  забылся. Но через мгновение, его пальцы вытянули из лежащей рядом книги фотографию смеющейся девочки, и подтолкнули к краю стола:
        - Забери. У них только четыре дня, а тебе нужно освятить треснувшие образа в доме и помыть зеркала. Не теряй времени, оно не делает подарков.    
Женщина, не в силах выразить переполнившей её благодарности,  продолжала стоять, сжимая до боли руки, слёзы звонко захлопали по золотым буквам  на черной книжной обложке.
- Ну, ступай же! – вдруг, то ли взмолился, то ли рассердился монах, -  и не забудь помолиться святому младенцу в Пещерах!
Женщина схватила его руку и приложилась губами и лбом прежде, чем он успел ее отдернуть. Потом, пятясь, пошла  к выходу и, перекрестившись у порога, скрылась за дверью, где её ждали двое мужчин в синих форменных куртках.
               
                Уход

-Корней, вернись! - кричал тощий старик в черной, до земли, монашеской ризе, что есть силы прихрамывая за высоким молодым человеком в такой же чёрной одежде.
- Забудь всё: и обиды братьев  и свои богохульства! Братья просят прощенья и ждут в святой обители! Я же тебя люблю, как сына! Вернись, ради Христа и покайся!  Ты ведь не всё знаешь…послушай же меня!
Монах обернулся  и бросил из-под чёрных бровей такой страшный взгляд, что старик глыбой застыл на ходу, схватившись руками за грудь словно от удара, его губы охватила мелкая дрожь.
- Верни его, Господи! Ты же сотворил его не для мира человеческого! Пропадет ведь без меня… - он обессилено опустился  на камни мостовой: -  Возложи на меня грехи его, ибо я в этом повинен! – и, накрывшись глубоким капюшоном, старик разрыдался, словно осиротевший ребёнок.
А тот, которого назвали  Корнеем, поправил на плече ремешок потёртой  кожаной сумки, и ускорил шаг. Уверенно преодолев хитросплетения старых киевских дворов, он вышел на мощеную серым камнем площадь с двумя лавочками под остановочной табличкой, и запрыгнул в троллейбус.
 -Всё время, всё время вы обманывали меня, заманивали своей любовью, как голодную собаку костью, заставляя служить Ему, отдавая себя до капли! И я отдавал! Отдавал, ничего не требуя взамен, – возмущённо шептал он в окно. – Тогда, если Он есть, как же Он мог такое позволить?! Или уже тогда Он хотел унизить меня на всю жизнь? Каков хитрец! Всё продумал, абсолютно всё! Да ещё как! Даже для таких как я безродных щенков «лимбо» придумал – авось издохнут! А  сам же возвысился, обвинив и удавив другого его же собственными руками! И свой обман не поленился увековечить, тщательно спрятав истину! 
Иисус, Галилеянин, Иегова, Назорей, Спаситель, Христос, Яхве…! Но со мной уже это не пройдет! Кем бы Ты ни был, я докажу, докажу всем, что со мной так нельзя!
Услышав за спиной смех и шушуканье,  он зло оглянулся. Пассажиры притихли,   продолжая украдкой разглядывать его  -  кто с подозрением, кто с улыбкой.
Корней нахохлился, втянув голову в плечи, и дальше  всю дорогу ехал молча, нервно перебирая потёртые вишнёвые чётки.
- Китай-город. Конечная, – объявил, потягиваясь, водитель,  и зашипевшая дверь расползлась в стороны, выпуская пассажиров. 
Корней обогнул несколько угрюмых многоэтажек,  миновал жидкую полосу леса, и, взбежав  на вершину песчаного склона, замер. Его сердце радостно встрепенулось. Там, внизу, за строем старых  густых ив, словно приветствуя его, проблескивала  озерная гладь, слепя глаза золотистыми искорками.
   - Вперед! – крикнул он,  и с гиком рванул вниз, петляя между  колючих кустарников, мотков ржавой проволоки и брошенных бетонных глыб.
Он упал в сочный высокий клевер у самого берега, и, отдышавшись,  огляделся вокруг.
В спокойной воде горело яркое солнце, шелестели, раскачиваясь,  серо-коричневые стебли камыша, и воздух пах той  летней, теплой сыростью, которую часто вспоминаешь долгими зимними вечерами.
Мир был наполнен трещанием стрекоз и переливисто-весёлым кваканьем лягушек, выставившим из воды свои любопытные лупоглазые головы.
- Красиво-то как!- восхищённо  произнёс Корней. – Так пусть прямо здесь, среди этого земного рая и состоится казнь!
Присев на корточки, он открыл сумку и вынул небольшую, в черном переплёте,  книгу.  Медленно, как бы решаясь, взвесил её на руке и резко рванул страницы.
Он рвал книгу спокойно, основательно, стараясь не  оставить  ни одного целого листа.  Рвал пополам, потом ещё и ещё.
-Не только над людьми пусть вершится суд! Над судьями тоже! – грозил он кому-то, искоса поглядывая на молчаливое небо.
Соорудив из веток высокий холмик, он затолкал в него трепыхающиеся обрывки страниц и чиркнул спичкой.
Маленький огонёк долго изучал странную жертву, опасливо полизывал её со всех сторон, словно не решаясь принять, и вдруг, в один миг вспыхнул ярко-красным пламенем.
Корней сбросил сутану, и с дикими криками запрыгал вокруг гудящего пламени. Его движения становились всё мельче и злее,  ноги задробили в траве  отчаянный ритм, похожий на безумную пляску, а вместо смеха из груди начали вырываться завывающие звуки…
Этот страшный первобытный фламенко, всё больше и больше веселил его, захватывал сознание.
Он закрыл глаза и ощутил рядом присутствие каких-то странных мифических существ – избранные! Они тоже участвовали в этом жутком ритуале, что-то беззвучно кричали ему и даже, невидимые, танцевали вокруг.
Внезапно резкий, как удар, порыв мокрого ветра  пригнул верхушки камыша,  погнал  серую неровную рябь  по сморщившейся воде. Небо нахмурилось и стало фиолетово-черным. Лягушки смолкли.
Глухо пыхнув, костёр выстрелил в сердитое небо снопом сажи, и она, разлетевшись  тяжёлыми листьями, понеслась вдоль берега, упала на тёмную воду.
Корней остановился, переводя дыхание. Медленно приходя в себя, огляделся по сторонам.
И вдруг резкая боль обожгла плечо.
От неожиданности он вскрикнул  и накрыл его ладонью.  Ладонь стала черной от жирного слоя сажи,  а на плече, прямо на глазах, наливался водянистой плёнкой игольчатой формы пузырь.
Не раздумывая ни минуты, Корней бросился в озеро.
Родниковый холод сдавил тело, ударил в виски. Корней оттолкнулся от илистого дна и, пронырнув несколько метров, всплыл на поверхность, быстрыми саженками промерял озеро, и, балансируя на скользких донных рытвинах, с трудом выбрался из воды.
За время его недолгого купания погода изменилась самым странным образом.
Выкатившееся из-за туч солнце сияло ласковым мягким светом. В траве вокруг озера переливались крупные бисерные капли, словно и  не было ветра, свинцового неба.
Корней ощупал плечо и усмехнулся: 
-Теперь я при погоне, помечен на всю жизнь. Интересно,  а ведь кому-то очень не понравился мой первобытный танец!
Он нашёл лист подорожника и, лизнув, прилепил к плечу, потом осторожно надел сутану и вытянулся в клевере, положив под голову сумку.
В  безбрежной небесной голубизне,  подгоняемые легким, теплым ветерком, неслись наперегонки белые облака, неизвестно откуда, неизвестно куда. 
-Также они плыли, наверное, и тысячу лет назад, - думал он, -  и также будут плыть тысячи лет, когда меня  уже не будет на свете…
Но эти грустные мысли совсем  не пугали его, а наоборот, словно приобщали к чему-то вечно прекрасному.
После сильного потрясения пришло умиротворение, душевные бури улеглись.
 Как же хорошо, что на земле есть это место!
               
                Старая церковь

Корней улыбнулся, вспомнив день, когда впервые оказался здесь.
Это было время строгого поста, в конце необычно жаркого марта. Тогда, измученный душевными переживаниями, он  убежал в город, и, сев в первый же троллейбус, долго и безучастно смотрел  на мелькающие лица, машины и дома…
Казалось, он ехал целую вечность, и когда  вышел на конечной остановке, то оказался на незнакомой окраине, словно застывшей в прошлом веке.
Деревянные заборчики, с остатками бурой краски на прогнивших поперечинах, мрачно-серые дома, с провисшими балконами, и такие же серые сутулые люди - опасливо и недоброжелательно косились на  странного прохожего. Даже лес, начинавшийся стразу за домами, казался серым и  неприветливым.
Корней юркнул в высокий  сиреневый кустарник в конце улицы, и, по прошлогодней листве побрёл наугад между окруживших его берёз и клёнов, сбивая веткой густую паутину.
Он не боялся заблудиться, он даже не думал об этом. Все его мысли были о монастыре, о братьях по вере, с которыми ему было всё тяжелее и тяжелее  общаться. Всё мучительнее становилось само пребывание в стенах, взрастивших и воспитавших его.
Внезапно деревья расступились, и  во всей своей красе показалось  лесное озеро. Многоликое золотое  солнце  играло на  чистой глади, под веселое пение птиц нежные ивы полоскали в своём отраженье длинные ветви-волосы.
Корней опустил руки в прохладную, чуть покачивавшуюся воду, и просидел так несколько часов, опьянев от свежего воздуха и улыбаясь беззаботной беготне водомеров.
И только когда солнце, опалило затылок, он с большим сожалением вспомнил о необходимости возвращаться.
По узкой и крутой дорожке он поднялся  вдоль озера наверх, туда, где желтели потемневшим кирпичом старые дома.
И здесь ему снова пришлось удивляться. Дорожка привела к  открытой калитке в замысловатую извилистую аллею, и уже через несколько шагов его окружили странные деревья, с ветками и стволами в виде вилок, церковно-славянских букв, странных иероглифов. Густые кустарники когда-то были искусно подстрижены под причудливые фигурки зверей и птиц. Корней прошел мимо медведей, стоящих на задних лапах, верблюда, пьющего воду,  двух небольших слонов, павлина и множества смешных зайцев, испуганно пригнувших уши. По всему было видно, что сад был заброшен -  дорожки поросли травой и мхом, на ветках сморщенными комочками чернели прошлогодние плоды.
За садом, метрах в тридцати, окруженная беззубым деревянным заборчиком, сиротилась старенькая церквушка, без крестов, с разрушенными куполами. Перекосившиеся, полуоткрытые створки двери  расстреляно висели на погнутых петлях.
Корней перешагнул сбитый порог, и его взгляду предстала грустная картина.
Повсюду, на земляном перекопанном полу – сваленные доски, горы битого кирпича и стекла. На перевернутых  мраморных надгробиях  плясали солнечные зайчики. Разрушенный почерневший свод, казалось, держался только на свае из солнечного света, бьющего через пролом в куполе. 
Корней уже решил уходить, как вдруг на стене, слева от себя, увидел большую тёмную фреску. Он осторожно сделал к ней несколько шагов, и остановился пораженный…
Необычайной красоты девушка  в длинном голубом платье с фонарем в руке, смотрела ему прямо в глаза, и, казалось, нежная живая улыбка чуть-чуть шевелит её полные губы.
Приглядевшись, Корней увидел за её спиной очертания приоткрытой тёмной двери. Девушка словно  полуобернулась к нему на секунду, приглашая последовать за собой. 
На её длинных волнистых волосах, платье и руках желтели пятна сколотой краски от брошенных камней и палок, а она улыбалась, и манила огоньком фонарной свечи в пьянящую неизвестностью страшную тайну.
Эта картина глубоко врезалась в его память. Каждый раз приезжая сюда, он мог часами смотреть на нее, сидя прямо на полу и  всегда находил успокоение. Он сделал несколько снимков фрески, и один, как ему казалось, самый удачный,  поставил в рамку на столике у кровати.
Теперь у него появилась своя тайна. Тайна, воспоминание о которой, наполняло его сердце теплотой и счастьем.
И в эти минуты весь мир с его пороками и злом становился светлее. Но больше всего он был счастлив той уверенностью, что  никто, ничто и  никогда не сможет осквернить или забрать у него эту любовь…
На  душе у Корнея было хорошо и спокойно, и, не отрывая глаз от плывущих облаков, он незаметно уснул, продолжая  улыбаться во сне…

                Беседа со стариком

Корней проснулся, когда солнце уже пряталось за горизонт. Багровые шрамы, словно от сабельных ударов, исполосовали темнеющее небо.
 Затухающие желто-красные лучи медленно проползли вдоль линии обрыва и, в последний  раз позолотив верхушки деревьев, пропали из вида. День угас…
Вдруг за спиной послышалось  тихое покашливание, хрустнула ветка.
Оглянувшись, Корней увидел в нескольких шагах старика в длинном  хитоне, сидящего перед охапкой хвороста. Старик  ломал ветки и подкладывал их в небольшой костёр.
Увидев, что Корней проснулся, он мягко произнес:
- Извините, если разбудил. Я часто прихожу на это место, оно давно мне чем-то приглянулось.
Он подбросил в костер несколько веток, и огонь довольно затрещал,  получив новую порцию пищи.
Корней, сладко  потянувшись, вскочил на ноги и направился к озеру. Опустившись на колени, он долго и с наслаждением умывался, черпая пригоршнями тёплую стоячую воду. Потом, достав из сумки полотенце и расчёску, насухо вытерся, привел в порядок волосы, тщательно поправил сутану и только тогда подошел к костру.
- Садитесь, садитесь! – засуетился старик, подталкивая к нему остаток обожженного пня, - он не пачкается!
Корней присел, и вдвоем они долго смотрели, как суетился между веток голодный огонь, как покрывались молочным дымком  зеленые листья, и скручивалась в чёрные спиральки  молодая кора, изредка  выбрасывая  огоньки весёлых искр.
Как-то внезапно на землю опустилась темнота. От воды сразу потянуло холодом и сыростью, и Корней почувствовал, как остро заныло обожженное плечо.
Он расстегнул сутану и наклонился к огню, рассматривая рану. Под тонкой плёночной кожей играла водянистая жидкость,  маленькие травинки запеклись в неровных рубцах.
-Откуда это? – чуть нахмурившись, спросил старик.
- Ерунда. Ожёг от костра.
Старик протянул руку, и легко, словно изучая, коснулся пальцами плеча. Очень странный рисунок, - произнес он, - напоминает листок одного древнего дерева... Но шрам может остаться надолго, может даже на всю жизнь.
Он взглянул на Корнея острым, испытывающим взглядом, и, вдруг  поднявшись, встал за его спиной. 
- Давайте я вам помогу.
Не дожидаясь ответа,  он медленно и легко прошёлся тёплыми пальцами по краям раны, то поглаживая, то чуть разминая рубцы, потом на несколько секунд накрыл её ладонью.
Странно, но Корней не чувствовал боли. Ему даже понравилось это прикосновение, словно отец, которого он  никогда не знал, коснулся его горячей рукой. Где-то глубоко в плече, застучали тысячи маленьких, молоточков, и благодатное тепло растеклось по всему телу.
Ещё его удивил запах, исходящий от старика. Это не был запах человеческого тела, духов или одежды. Он воспринимался как что-то отдельно существующее, целый мир, ощущаемый каким-то доселе не известным Корнею чувством обоняния, и это поражало  больше всего. И если бы его попросили описать этот запах, то он бы подобрал одно слово – умиротворяющий.
 - Ну, вот и все, - старик поправил ему воротник и сел на свое место.
- Спасибо, - поблагодарил  Корней, и они снова замолчали, глядя на мерцающий жар костра.
Темнота становилась все гуще, а на небе, одна за другой, начали разгораться яркие августовские звезды.
Далекие, манящие, они - то  сияли прямо над головой,  весело подмигивая, и обещая что-то загадочное, то срывались с места золотой песчинкой, тут же исчезая в окружающей темноте.
Корней лег на спину и засмотрелся, восхищённый  волшебной картиной.
- Жаль, что  среди такой красоты  царит безмолвие. Мне было бы жутко там, среди звёзд.  Но если б они умели говорить, сколько  же  интересного можно было бы услышать!
- Там нет безмолвия… Вся Вселенная наполнена  музыкой, - словно удивляясь словам Корнея, произнёс старик.
- Откуда же там оркестры?
Старик улыбнулся, словно наивному вопросу ребёнка.
- Позвольте заметить, что ещё великий Пифагор знал о том, что Вселенная наполнена «музыкой сфер». И в нашей солнечной системе есть своя музыка. Это музыка солнечного  органа, трубами которого служат плазменные спирали протуберанцев, нагретые до миллионов градусов. Именно сквозь них и проходит звуковая волна. Окружность этих колец –  миллионы километров, а длина ноты достигает часа.
- Как же это можно было придумать и зачем? –  вырвалось у Корнея.
- Господь создал это  для красоты вечной жизни, -  тихо произнёс старик.
- Конечно, без вечной жизни - никак! – от проснувшейся обиды кровь ударила Корнею в голову. - А кто её видел, эту вечную жизнь?  Кто о ней рассказал, кто побывал там? Всепобеждающее добро, животворящая любовь! Никогда такого небыло и никогда не будет! Все сказки! Позвольте и вам заметить, что наши предки  были каннибалами и грызли друг друга как крысы! Спустя десятки и сотни тысяч лет мы находим их черепа со следами зубов их же  любвеобильных  братьев в Испании и Эфиопии, через миллионы – в Африке… Это что, Бог создал их такими? Искренне и горячо любящими себе подобных? Или это в кулинарном смысле? –  Корней громко расхохотался.
- Вы говорите, юноша, о находках  в пещере Атапуэрка,  в «Grotta Guattari» и о «Australopithecus africanus»? – голос старика был тих и спокоен. - Видите ли, в некоторых случаях речь идет о ритуалах, а не о реальной потребности в пище.  В других случаях – следы от зубов принадлежат  диким животным. Ну и, конечно, имели место и случаи каннибализма. Но примите во внимание и то, что в то время  человеческий пращур мало чем отличался от животного, он не знал Бога, а случаи каннибализма имеют место и в наши дни. Это только подтверждает то, что Сатана родился не сегодня. Как вы считаете?
Корней закашлялся, не зная, что ответить, а странный старик продолжал:
- Прошу не воспринимать это как нравоучение, но многое  лучше воспринимается в сравнении. Пусть это прозвучит по-философски,  но «добро»  -  это колосья, плодоносящие святым хлебом. А зло – льдины в ледоход. В гибельном течении они крошат друг друга, разрушают плотины и берега. И всё ради того, чтобы в конце превратиться в грязное месиво!
- Да… Прямо белый стих о весне,  - пришел в себя Корней, - но это только красивые слова. А если сердце разрывается от обмана и обиды? Тоже молча  «плодоносить»,  даже не пытаясь  отомстить?
- Попробуйте понять. Вы сами, ваши поступки – уже целый мир, Вселенная.  Воруя, убивая или прелюбодействуя, люди порождают Зло, которое и разрушает её изнутри, разрывает в черные клочья. Эти клочья образуют, как выражаются люди, «черные дыры», о которых и вы, наверное, слышали,  и которые затягивают и убивают все живое. Ведь вы даже не представляете себе, насколько материальное - является духовным, и наоборот. Только вера, любовь и добро способны покидать  мир, оставляя после себя благодать и наполняя всё божественным светом, которого так боятся «черные дыры». А судить и творить – предоставьте это Господу, и  помните, что Он вездесущ, и смотрит на каждого из вас даже глазами бездомной собаки…
- Какие масштабы! От Вселенной - до бездомной собаки! Чепуха! Вот вы склоняете только к добру. Но разве понятия: ночь-день,  добро-зло, душа-тело - и так до бесконечности, - разве все эти противоположности не части одного целого?  И каждая часть без своей противоположности – ничто, как и целое без этих частей? Почему же они постоянно сражаются между собой? Не потому ли, что склонившись только к одной из них, мы точно погубим себя!
Вы предлагаете просто  верить? Но вера – это осознание того, что КТО-ТО  тебя  защищает и направляет, уверенность в наличии защитника, покровителя,  повелителя. И этому всесильному КОМУ-ТО мы должны нести деньги и драгоценности,  молиться день и ночь, сбивая колени или перерезая горло ни в чём не повинным жертвенным животным! А раз так, то человек – просто ничтожество, от которого ничего не зависит,  и напрасно он считает себя выше навозного жука или упомянутой бездомной собаки! Он вечный раб Господний!
Но скажите, если Господь – только добро и любовь, то только ли он ведёт нас грешных по жизни? Кто направляет руку убийцы или топор палача? Кто ведёт жертву к насильнику, а ребёнка лишает матери? Видно много у нас попечителей и не все они паиньки! И я решил сам проверить всё, о чем вы тут говорите. И ещё - я не хочу быть как все! Не хочу быть Денницей, низвергнутым за гордыню, но не хочу быть и рабом! Не хочу быть ни льдиной, ни колосом,  склоняющимся к кому-то в приветствии. Я есть Я, и хочу быть самим собой, чувствовать свою значимость в этом мире и самому принимать решения!
- А готовы ли вы за них ответить? Ведь каждое решение – это, в первую очередь, ответственность. Кем бывает капля в потоке дождя - ничтожеством или истинно собой? Важна ли она сама по себе  и много ли от неё зависит в отдельности? Но что такое дождь без капель?
У каждого из нас свое предназначение. Вы спросите: важно ли оно? Вопрос: для кого? Для себя самого или  же для мира, Вселенной? Вы хотите принимать решения и  быть самим собой? Я услышал. Но кто вы есть - САМ, и где оно, ваше истинное Я? Внутри вас, с которым вы спорите, живёте, или оно в поступках, которые на виду? В тайных мыслях, когда вы  корите или превозносите себя и которые никто не слышит, или, может, вы то, что думают о вас окружающие? Ведь все эти Я - не одно и то же, и возможно ли в этом разобраться самостоятельно? – он в сомнении покачал головой. - Несправедливо приписывать Богу всё,  что сделано волею человека, пытающимся всё подчинить законам логики - жизнь полна парадоксов и тайн!
Не пытайся понять природу божественного, этого людям не дано, - старик вдруг перешел на «ты»,  его голос стал отрывистым, и странным образом зазвучал отовсюду, словно в волшебном четырёхмерном пространстве. - Это нужно принять только на веру, принять не умом, а сердцем -  источником жизни. Только тогда ты начнёшь приближаться  к гармонии, хотя никогда её не достигнешь, ведь сказано: у человек сие невозможно, у Бога же вся возможна!
Каким бы ты ни был, кем бы себя не считал, - тебе определено быть не вещью, не зверем, а  человеком, а значит - жить по человеческим законам. Если ты к этому не придешь сразу – ты придешь к этому в конце. Но  горестным будет это откровение… 
Иди путём красоты, соблюдай Божьи заповеди - и рядом окажется добро. От отца небесного рождена твоя душа – помни это. Тело же - только для деяний, по которым будешь судим. Гордыня – саморазрушение! Научись прощать обиды и это спасет тебя, если ноша станет невыносимой. Да и  стоит ли твоя цель жертвы, которую принесёшь ради неё? Не опустошай сердце для зла, ибо поселится в нём чёрная птица, и тогда пропадёшь! - голос старика, вздрогнув на последнем слове, вдруг начал утихать, удаляться, наполнив дрожащим эхом каждую каплю ночного воздуха…
- Кто ты, как тебя зовут?- испуганно вскочил Корней. На какой-то миг,   словно с подоблачной высоты, он вдруг увидел на обгоревшем склоне десятки стонущих, окровавленных людей, и среди них себя, в ужасе схватившегося за голову, словно именно он стал причиной этих смертей и страданий…
Он выхватил из костра горящую ветку и в мерцающем свете  попытался рассмотреть лицо старика, но оно странным образом оставалось в тени, хотя старик оставался недвижим.
Вдруг  тот  медленно  поднял руку, и Корней безвольно опустился на колени, выронив свой факел. Откатившись в сторону, ветка зашипела и рассыпала по влажной траве миллионы огненных брызг.
-  Я один из тех, кого встречает каждый, хотя бы раз в жизни, - мягкий голос старика проникал  прямо в сердце. - Но свой путь в этом мире каждый выбирает сам.
Он поднял голову и взглядом любящего отца посмотрел на звёзды: Однако, пора ложиться. Устал я сегодня, да и обжегся немного, также как и ты…
Старик прилег прямо на траву, по-детски подложив ладони под голову и  опустив на лицо капюшон. Через несколько минут послышалось его тихое, ровное дыхание.
Корней же, сидя у костра, ещё долго не мог успокоиться,  раздумывая о странном видении и словах старика.
- Что он хотел доказать своими фокусами и примитивными нравоучениями?  То, что он умнее меня и разбирается в тайнах Бытия,  цитируя  Библию?  Но  это  же   глупо!  В  его  возрасте  я б ы тоже знал её наизусть… Но пусть думает, что хочет! Отсутствие желания действовать - это просто старость. И когда человек устает бороться, он делает вид, что стал мудрым!
А звёзды то пропадали, чертя золотые  царапины по  тёмному небосводу, то подмигивали ему, словно говоря: Глупец ты, глупец!
- Ну и пусть, вам-то что? – кинул им Корней, и, раскинувшись на траве, накинул на лицо платок.
                Х
             
Его разбудило чириканье птиц. Яркое утреннее солнце слепило глаза, играло в легкой ряби озера изумрудными бликами.
Корней оглянулся в поисках ночного собеседника, но старик пропал.   В росистой траве чернели следы костра, а рядом,  на черной сумке горел на солнце небольшой остроконечный крестик на шелковой нитке.
- Чудной старик, - пожал плечами Корней, - взять, что-ли, на память.
Странно, но после ночной беседы в его душе восстановилось давно пропавшее равновесие, в сердце улеглась злость, а мысли перестали разрывать голову на части.
Сладко потянувшись, он вскочил на ноги и, сбросив сутану, голышом упал в прохладную зеркальную гладь.
Захватив в ладони донного песка, он тщательно натер воспаленное тело и, сделав несколько длинных дельфиньих нырков, выбрался из воды.
Ожог на плече затянулся, а наполнившие тело бодрость и свежесть, внесли огромное желание жить!
-Ну, что ж, проверим мирян на прочность!
Он быстро оделся, и, забросив на плечо сумку, широкими шагами направился на шум пробуждающегося города.


                Корней в городе

Город встретил Корнея душным жаром плавящегося асфальта, трамвайным перезвоном, мельканием лиц, тел, машин.
После нескольких часов утомительной, бесцельной прогулки Корней остановился у небольшого театра,  на облупившейся стене которого яркая афиша  приглашала посетить мистическое представление проезжей труппы.
С афиши глянцевый бес в высоком котелке, гладко причесанный и набриолиненный, протягивал зевакам в холёной ладони чёрную розу.
На его безымянном пальце, оправленый в золотой перстень, сиял великолепный чёрный камень.
Улыбка на породистом лице с тоненькой ниточкой усов была настолько живая, что, казалось, бес сейчас заговорит. Чёрные глаза нагловато и  насмешливо щурились на прохожих.
Корней невольно залюбовался, изящными линиями красивого лица, излучающего странный магнетизм и вызывающего невольное восхищение.
То ли от этого взгляда, то ли от невыносимой жары и смога, ему вдруг стало дурно, по щекам обильно потекли струйки пота.
- Смотри, Нинок, монах бесом заинтересовался! Аж вспотел! – раздался у него за спиной мужской голос. - Что, это интересней, чем в келье псалтырить?
Корней промолчал и  потянулся в карман за платком.
Нинок хихикнула: 
- Конечно интересней. Денег нет, а посмотреть охота. Это только тебе везёт, такую красотку имеешь, а ему там даже и побазарить не с кем.
Корней поднял глаза на улыбающегося беса,  и попросил: – Они смеются над нами, накажи их за это!
И вдруг ему показалось, что бес заговорщицки подмигнул.
- Тогда давай устроим ему театральный день, – продолжал ёрничать мужской голос. - Пусть посмотрит на бесовскую жизнь, чтобы было что сравнивать! Возьми, парень, погуляй, – к ногам Корнея медленно опустилась   зеленая купюра.
 -Ты что, придурок, с ума сошел? – истерически закричала девушка. - Баксы ряженому?
- Молчи, дура! – шлепнула звонкая пощёчина. - Ты, что ли их рубишь? Я так решил! Вот ещё дам, ещё! – мужчина бросал Корнею под ноги купюру за купюрой.
- Козел, проклятый, козел! Правильно мама говорила, что и «мерседес» лоха не изменит! -  голос девушки  захлебнулся слезами, застучали прочь каблучки.
- Да и черт с тобой! - крикнул ей вслед парень.- «Мерсу» легче будет! Беги, беги к своей толстой корове, а здесь я решаю всё! Я! А ты, молчун, когда станешь церковным паханом, отслужи за здравие Коляна, а пока хоть отмоли меня у «джипника».
За спиной  хлопнула автомобильная дверца, и Колян унесся прочь.
Корней постоял еще немного, наслаждаясь  горячей волной удовольствия, прокатившейся по  телу. Потом, нагнулся и поднял деньги.
Пять стодолларовых президентов учтиво спрашивали – Чего изволите?
- Изволим жить! – произнес Корней, и, подмигнув глянцевому бесу, шагнул к супермаркету.

                Х

Через два часа Корней вышел из супермаркета другим человеком. Серый льняной костюм, голубая рубашка с золотыми запонками, лёгкие кожаные  туфли, дорогая барсетка. 
Изучив своё отражение в витрине, Корней остался доволен:
- Ну, что ж, я готов. Кожу поменял, теперь осмотрим  будущие владения.
Он остановил такси и попросил водителя:
-  Просто покатай по городу. И не гони.
-  Командировочный? Понимаю, впервые у нас?
И они поползли вверх в густом стаде сигналящих машин по полуденному раскаленному городу. Пыльные витрины, щиты раздвижных реклам,  потемневшие от газов каштаны…
У Верховной Рады их остановил зелёножилетный гаишник, подняв жезл и кося глазом на раздвигающиеся ворота  в кабминовском подъезде.
- А это главный зоопарк, – процедил таксист.
- Зоопарк? – удивлённо переспросил Корней.
- Ага! Вон зверьё на охоту подалось.
Кавалькада чёрных джипов рванула по улице, хриплыми переливами разгоняя замешкавшихся «пересічних громадян».
Гаишник дал отмашку, и они поехали дальше, радуясь тому, что не простояли до захода солнца.
Вдруг кольнуло сердце - забелели лаврские валы.
- Лавра, - указал пальцем таксист, - главные ворота с иконами.
- Святые врата, - не сдержался Корней. – И Свято-Троицкий храм над ними.
-  Ого! Я вижу, это Вы можете мне экскурсию провести.
А Корней снова замолчал, задумавшись о своём:
- Прячься за стенами, прячься! Всёравно не убережёшься от человеческой алчности, она  давно проникла в тебя раковой плесенью торговцев, киосков и ларьков, «лексусами» архиереев…
Корней вспомнил, как Кюре  прикрикнул на молодого монаха, разгорячившегося по поводу захвата современными нуворишами Лаврских земель:
- Велено не трогать! 
- Так ведь скоро пещеры искать пойдём!
- Господь не даст в обиду колыбель русского монашества! – осенил себя крестом Кюре. – А будет повеление – ударит колокол.
« Да уж! Не даст в обиду!»  – Корней  до боли закусил губу.
А вот, обнявшись, -  каменные афганцы. Ещё совсем дети!
Почерневшие, словно обгорелые, и – гордые! Совесть прошлого века. Да только ли прошлого? Просто чужды они этой совестью и бывшим и нынешним печерским небожителям. Может, потому, что не разменная монета, может, потому что не братаны, а боевые побратимы?
        Хотя и их, выживших, жизнь так перемешала!
 И опять: светофоры, машины, блеск рекламных щитов.
- А что за «джипник» такой? – почему-то вспомнив, спросил Корней таксиста.
- Да появился в городе парень на мотоцикле, весь в черном - шлем, комбинезон. Догонит джип и в выхлопную ему баллончик с газом – раз!  Это в лучшем случае. А было, говорят, и похлеще что-то сотворит или взрывпакет прицепит. И не случайному водиле, не баловство, конечно, а козлу, который нашкодил, как пес, или ворюге из мэрии!
У меня вон сосед тоже … Отец его рэкетирствовал в девяностых, ну и на стрелке уложили его. Но для сынка  что-то успел под камнем спрятать. Этого и попёрло  – сначала ресторан открыл, потом стрипбар, обменников с десяток.
А оно-то  как бывает: деньги навалились – мозги набекрень! Повело его на малолеток, стал на шестисотом «неблагополучниц» у школы  караулить. Предложит баксов сто-двести - и в лесок. Так неделю назад его на эвакуаторе притащили - зад в клочья, и у джипа, и у хозяина! Весь район радовался! А было и бандитскую стройку спалил, ей-богу!
Они подлесок на Нивках вырубили в одну ночь, техники нагнали, забор кинули, ну и охрану, конечно, из своих отморозков выставили. Утром люди увидели беспредел, собрались, и давай возмущаться! Так они их -  арматурой! Покалечили человек десять, даже женщин рубили - чистое зверьё! Вот в аккурат дней через десять, вся их стройка огнём и полыхнула, дотла всё сгорело:  и трактора,   и стройматериалы и  будка ихняя проклятая.
Что и говорить, молодец парень, и не боится! Ему же, понятно, сразу крышка, если поймают. Уже  ему бандюки и цену сложили. Слышал, около ста штук баксов, но никак поймать не могут. Отчаянный!
Корней усмехнулся. Видно не один он потерял веру в Божью справедливость. Вот и другим приходится самим судить, самим казнить…
- Спасибо. Притормозите здесь.
Брезгливо протиснувшись сквозь людской муравейник, он пересёк площадь и, присел за столик открытого кафе.
Место ему понравилось сразу - отличный обзор, белые скатерти, в бумажном стаканчике букетик фиалок.
- Чудесно! Но нужно произвести ревизию оставшихся финансов!
Он выложил на стол мелочь и скомканные банкноты, и, пересчитав,  остался доволен -  на пару дней хватит, а там что-то придумаем!
- Добрый день. Что хотите заказать? – Корней поднял голову и потерялся в глазах, цвета морской волны.
-Так что закажете? – повторила, улыбаясь, девушка.
- Только кофе, пожалуйста. Крепкий и горячий,  –   улыбнулся ей в ответ Корней, - Ну и глаза, космос!
Уже давно он не чувствовал себя так хорошо. На душе было легко и спокойно, жизнь казалась такой же светлой, красивой и удачной, как и сегодняшний день.
Он не спеша пил кофе, и с интересом рассматривал прохожих, пытаясь по одежде, походке, жестам составить представление о каждом из них.
Вот высокая девушка с длинной русой косой, в черном, в белую полоску, брючном костюме. В руках - кожаная папка. Идёт с серьезным лицом, неспеша, останавливаясь и всматриваясь в витрины, как в зеркало: не обратил ли кто на неё внимания? Где же ты, респектабельный незнакомец?!
 Видно, что она недавно в городе, и ищет денежную работу. Не помешает и богатый спонсор. Ведь ей придется оплачивать  съемную квартиру, да и нужно что-то отложить к зиме, - на деревенских родителей надежды нет, да и не одна она, видимо, в семье.
А вот этот персонаж в фирменном секонд-хенде, с претензией на  крутизну,  - бомж. Походка с приблатнённым приседанием.  В одной руке мобильный телефон, видимо, украденный, в другой – бутылка пива. Однако, измятые джинсы, давно немытые, хотя и тщательно зачесанные назад волосы  и отсутствие носков - делают этого «супермена» смешным и жалким.
В тени на скамейке одиноко курит женщина бальзаковского возраста. Усталые глаза,  парик жгуче-чёрного цвета, кожаная юбка с глубоким разрезом на бедре, высоко приоткрывающим  толстые целюлитные ноги.  Тугая кофточка, предательски повторяет складки отложившихся килограммов. Грусть на лице вполне понятна -  половина жизни позади, что ждёт там, за парой-тройкой лет?
Его наблюдения прервал шорох страниц, - рядом на стуле ветер трепал листы брошенного  журнала. «Работа и учёба» прочитал Корней на обложке. 
- Интересно. Может это тоже неспроста? Сегодня весь день как-то странно задался.
Он развернул журнал и, наугад ткнув пальцем в страницу, прочитал:  «Фирме «Мировой экспресс» срочно требуются  пресс-секретарь, офис-менеджер и порученец. Зарплата высокая. Опыт работы, знание языков и рекомендации обязательны», и, внизу,  адрес.
- Ну что же. Почему бы и нет? – Корней сладко потянулся.  - Придется осчастливить фирму, а то, глядишь, пойдет по миру, - он громко рассмеялся. - Ну, а сейчас, нужно найти какую-то съёмную келью, не на скамейке же жить перспективному пресс-секретарю!

                Знакомство с Лазаревым

Фирму «Мировой экспресс» Корней нашел быстро.  Её трехэтажное здание со стрельчатыми окнами, над ажурными металлическими балкончиками, пряталось в глубине кленового сквера за кованым забором. От калитки – красивая дорожка из цветного кирпича. У самого входа, по бокам невысоких ступенек, шелестели в красных бочонках высокие пихты.
Ещё вчера, в интернет-клубе  Корней успел навести  подробные справки об этой компании, о руководстве, филиалах, сфере и масштабах деятельности, и полученная информация только укрепила его решение проверить свои способности именно здесь.
Он нажал кнопку звонка, и через мгновение в глазке бронированной двери мелькнула тень. Дверь бесшумно отворилась. Высокого роста, улыбающийся крепыш  смотрел на  Корнея цепким, изучающим  взглядом и молчал.
- Мне нужен Яков Львович, - произнёс  Корней.
- Нужен вам? - ухмыльнулся крепыш, сделав ударение на последнем слове. – Вы приглашены?
- Я по объявлению.
Охранник шагнул в сторону: Ну, проходите. Яков Львович сейчас будет.
По одному внешнему виду приёмной можно было смело делать  вывод, что бизнес компания ведёт успешно: дорогие итальянские обои на стенах, в золоченых рамках оригиналы картин, радовала глаз шоколадным лаком дубовая резная мебель.
- Не факт! Это может быть и разводом для простаков, - мелькнула у Корнея мысль.
Он поздоровался и присел на стул у стола девушки – секретаря, шептавшей что-то в телефонную трубку. Рядом, развалившись в креслах, переговаривались трое парней в дорогих костюмах и галстуках.
Один из них,  худой, с длинными редкими волосами, снисходительно говорил второму - низкому, толстошеему и бритоголовому: Вадик, моё оружие вот, - он несколько раз щёлкнул авторучкой. - Ты даже не представляешь, скольких сильных и крутых мужиков я победил и подмял под себя этим оружием. А бить морды… Это прошлый век, да и чем тупее противник, тем он быковатей, - он выдержал паузу и задержал многозначительный взгляд на бритоголовом, - и что, с каждым дебилом становиться в спарринг? Нужно же и себя жалеть! Бог дал человеку много оружия: зубы, мышцы, руки-ноги, но мозги – это самое крутое оружие, нужно только научиться ими пользоваться, как боксёр кулаками. Понял или нет?
Бритоголовый  кивнул, и с раскрытым ртом продолжал внимательно слушать прилизанного оратора.
Третий, сидевший ближе всех к Корнею, - лощённый, с большими рыбьими глазами, - то и дело отпускал какую-то колкость в адрес девушки,  а она, притворно сердясь,  продолжала говорить по телефону, прикрывая трубку рукой.
- Ирочка, говорите громче, не заставляйте нас прислушиваться! –  театрально произнёс лощёный, и с довольным видом повернулся к Корнею. После нескольких минут бесцеремонного разглядывания, он милейше улыбнулся и протянул руку:
- Вы, наверное, наш  будущий сотрудник? Будем знакомы, Аркадий.
 Корней протянул ладонь и её тут же, словно клещами, сжали сильные длинные пальцы.
Увидев улыбки на лицах окружающих, Корней понял, что это испытание проводится не впервые, и, оно, видимо, стало уже привычным развлечением.
Зрители напряглись в ожидании развязки, а Аркадий, улыбаясь, всё сильнее и сильнее сдавливал его ладонь. Боль становилась невыносимой.
И тогда Корней, тоже улыбнувшись, выдернул из подставки большие канцелярские  ножницы и, коротко взмахнув, проткнул ими сцепленные ладони, пригвоздив их к столу.
Аркадий  вскрикнул и попытался отдернуть руку, но Корней крепко удерживал её, продолжая мило улыбаться. По столу пополз густой красный ручеек.
После минутного оцепенения все начали приходить в себя.
Первой опомнилась девушка-секретарь. Вскочив, она двумя руками выдернула ножницы и с перепугано-брезгливой гримасой бросила их в мусорную корзину.
Бритоголовый  откуда-то принёс бинт и флакон с перекисью, и принялся лить её на сцепленные руки мужчин.
- Шеф! Шеф приехал! - крикнул из коридора охранник, и  только тогда Корней отнял свою ладонь.
- Было очень приятно познакомиться. Теперь мы братья по крови, - он ещё раз улыбнулся Аркадию и, достав левой рукой носовой платок, накинул его на  окровавленную ладонь.
- Давайте я, - Ирина ловко вскрыла бинт и принялась накладывать повязку.  Перевязывая, она то и дело стреляла голубыми глазками на Корнея, покачивая головкой и чему-то улыбаясь.      
- Странный вы человек! - наконец произнесла она, - если ещё что будет нужно, обращайтесь в любое время.
Лишь только бритоголовый прикрыл стол газетой, как в приемную вошел пожилой, полноватый мужчина, в длинном плаще, с властным взглядом голубых выцветших глаз.
За ним, уткнувшись в спину, остановился высокий остроплечий парень, с огромными грустными глазами, в форме летчика гражданской авиации.
- Что-то случилось? - пожилой обвёл взглядом приёмную, и элегантным движением пригладил короткие жесткие волосы. Шлейф дорогих духов, твёрдый взгляд и тон уверенного человека сразу обозначили неординарную личность.
Все замерли, так как знали: этот жест не предвещал ничего хорошего.
- Опять твои штучки, Аркашка, всё не можешь успокоиться? – ледяным тоном произнёс пожилой и  обернулся к лётчику, – Видишь, Андрей, ненадолго ты отбил ему охоту шалить. Может просто пора выгнать его?
- Яков Львович, - побледнел Аркадий, пряча руку за спиной, - мы просто знакомились с молодым человеком!
 - А у вас там что? – только сейчас Яков Львович заметил повязку у Корнея. – Вы, собственно, ко мне?
- Я по объявлению, - ответил Корней. – А это, – он приподнял свою  забинтованную ладонь,  –залог будущей крепкой дружбы.
У остроплечего уголок рта насмешливо дёрнулся.
- Чувствую, что сегодня на фирме произошли новые расклады. А если так, то я просто вынужден вас принять.
 И он толкнул дверь в свой кабинет:  Прошу.


                Первая работа

Яков Львович Лазарев прошел большую жизненную школу и никогда не принимал на работу сотрудников, даже уборщиц, -  без рекомендательных писем, специальной проверки  и личной беседы.
- Странно, - произнес он, прочитав резюме Корнея, - у вас нет  никакого практического опыта, никаких рекомендаций, а вы претендуете на должность в нашей фирме. У вас что, есть выдающиеся плюсы?
- У меня нет минусов.
Лазарев раскатисто рассмеялся.
- Значит и репутация чистая? Так  это лишь означает, что человеком мало кто интересуется. А вы-то сами кем себя считаете? Просто «хорошим человеком», и никаких жизненных успехов?
- Успех – дело случая и грязных технологий, так тоже говорят, – парировал Корней. – Я же могу вам предложить порядочность, грамотность, пунктуальность, знание деловодства, Закона Божьего и трёх иностранных языков.
Лазарев откинулся в кресле и прищурился:  а в этом парне что-то есть! И уж, похоже,  точно не засланный конкурентами казачок…
-Хорошо, - Лазарев хлопнул ладонью по подлокотнику, - я подумаю над вашей просьбой.
- Предложением, - тихо, но четко произнес Корней.
Лазарев опять рассмеялся
- Ну что же, пусть будет «предложение»!
«Нет! Этот парень ему явно нравился!»
- Приходите завтра в восемь. Я подумаю, куда вас определить.
Корней встал, и, попрощавшись по-старомодному, наклоном головы, вышел.
На столе  зазвонил телефон. Лазарев в задумчивости поднял трубку и, повертев её в руке, положил обратно на рычаг.
- Не пустой… И, пожалуй, то, что я искал. Покрутить только нужно немножко, подготовить - это да. По крайней мере, даже, если ошибусь, мне это ничем не грозит. Так что так и порешим, - произнес он, приняв, видимо, какое-то важное решение.

                Х

На следующее утро, лишь только Корней переступил порог, Ирочка сразу потащила его к Лазареву. У двери она остановилась и, сжав руку, прошептала:
- Удачи!
Лазарев встретил его приветливо, словно старого знакомого. Поинтересовавшись, как заживает рука, усадил за стол и, положив лист бумаги, сам продиктовал текст заявления и тут же черканул резолюцию и сумму оклада.
- В кадры, и за работу. На сегодня запланировано много дел. – Он серьезно взглянул на Корнея и, перейдя на «вы», добавил: – Все вопросы -  к Ирине. Она подскажет к кому нужно зайти. Вникайте на ходу и никаких сбоев. Уволю сразу.  Удачи.
Увидев на заявлении сумму оклада, Ирочка удивлённо подняла глаза на Корнея: – Вы, наверное, родственник Якова Львовича?
- Да. Если положиться на идеи господина Дарвина.
Ирочка рассмеялась, и карандашом нарисовала на обратной стороне листа расположение кабинетов.
- Первый – это безопасность,  Николай Иванович Жлобин, - он настоящий профессионал, и очень хороший. Второй – кадры, Мосичев Петр Петрович, ну… сами посмотрите. Заявление оставите у него.
- Да, да, у этого хмыря, – послышался за спиной весёлый бас.
Корней обернулся. Высокий  светловолосый парень в спортивной куртке  протягивал ему руку.
- Борис. Будем дружить.
- Это личная охрана Якова Львовича, - отрекомендовала блондина Ирина, - парень на все случаи жизни, хотя иногда бывает несносным.
- Да и ты девочка, хоть куда! – тут же парировал Борис с многозначительной ухмылкой.
- Дурак! – фыркнула Ирочка. – Вот видите, как я хорошо разбираюсь в людях!
               
                Х

Кабинет начальника службы безопасности находился на третьем этаже, в угловом помещении. Несколько видеокамер перекрывали к нему все подходы как изнутри здания, так и с улицы.
Корней толкнул тяжелую, оббитую кожей поверх стального листа, дверь и, ступив на толстый шумопоглощающий ковер, быстро осмотрелся. В углу большой квадратной комнаты присел массивный письменный стол с настольной лампой, напротив, полукругом - глубокие кожаные кресла, которые, утопив в себе, расслабляют, у стены с огромной картой города - огромный фикус в деревянной кадке. Окна из тонированного стекла, изнутри прикрыты жалюзями.
- Здравствуйте, молодой человек. Приятно познакомиться, Николай Иванович Жлобин, - протянул Корнею  крепкую руку моложавый, подвижный мужчина с острым взглядом карих глаз. – Прошу, присаживаться. - Он придвинул к Корнею сигареты,  пепельницу, и щелкнул кнопкой селектора:  – Леночка, два кофе, пожалуйста.
- Итак, почитаем, – он ловко выхватил из рук Корнея заявление. – Вот как? Вас приняли даже без нашей визы… Вы, господин Корней, наверное,  хороший знакомец господина Лазарева? Или родственные связи?
- Увы. Всё это только благодаря его чувствительному сердцу и исключительной разборчивости в людях.
Из внутренних дверей кабинета впорхнула-выпорхнула длинноногая Леночка, оставив поднос с двумя китайскими чашками без ручек.
- Ну конечно, конечно. Яков Львович всегда славился умением разглядеть в человеке что-то исключительное, - в тон подпел Жлобин. -  И это хорошо. Французы не зря говорят: предают - только свои. Прошу вас, - Жлобин пододвинул к Корнею чашку, - кофе.  Леночка варит его прекрасно.
- Благодарю, не хочу.
- Не любите кофе?
- Очень люблю. Просто Яков Львович меня уже угощал, – соврал Корней. Он понимал, что Жлобин хочет оставить себе на память отпечатки его пальцев, и, конечно, когда-то он их получит всё равно, но желание подразнить Жлобина, по-мальчишески заводило его.
- Понятно…Тогда, может, чаю? - Жлобин   опять наклонился к селектору.
«Прямо воплощение любезности», - улыбался в душе Корней.- Большое спасибо, не нужно.
 Несколько раз во время разговора он протягивал руку к чашке, словно желая отпить, но в самый последний момент, откидывался назад, к спинке кресла, потешаясь в душе над разочарованной миной Жлобина.
- Не буду расспрашивать вас о пройденном пути. Судя по возрасту, он не очень длителен. Но ведь таланту это не помеха. Верно? Да и характер у вас… Уж наслышаны.  – Жлобин хмыкнул и, улыбнувшись, протянул ему какие-то листы. - Попрошу вас заполнить анкету, так принято в нашей фирме. Можете и дома, не спеша. Да, а родители ваши живы, их род занятий?
Корней пристально посмотрел ему в глаза.
- Я всё укажу в анкете.
- Пожалуйста, пожалуйста. Давайте завтра, часиков в … как вам будет удобно.
- С огромным удовольствием зайду к вам ещё, как только меня отпустит Яков Львович.
Корней встал, так и не притронувшись к чашке, и они мило распрощались, пожав друг другу руки.
 
                Х

«Кадры»,  - прочитал Корней золотое тиснение на одной из дверей второго этажа.
- Посмотрим кто здесь за царя.
 Но не успел он открыть дверь, как оттуда, чуть не сбив его с ног, со слезами на глазах выбежала белокурая девушка.
-Извините, пожалуйста! – прошептала она, зажимая рот платком, и быстро пошла  прочь по коридору.
-Хорошенькое начало, - заметил Корней, и, надев на лицо злую маску, шагнул в кабинет.
- Чего тебе еще, - не поднимая головы, буркнул лысоватый человечек за столом с парой очков на голове. Одни – маленькие, в золотой оправе, - сидя сверху, бросали солнечные зайчики на потолок. Другие – огромные, в роговой оправе, на потертых резинках, - восседали на крупном носу.
- Подними голову, туша! – процедил Корней. И, сев в кресло напротив, развалился,  забросив ногу на ногу.
- Ты…вы ко мне?- растерянно промямлил лысый толстячок.
- Нет. К Папе римскому, - Корней швырнул ему заявление. – Оформляй быстро!
Очкастый схватил листок и начал читать. Дурацкая улыбка запрыгала на его губах.
- Здравствуйте! Наконец-то! – донельзя фальшивым голосом вскрикнул он. – А то Яков Львович уж не знал, кого и назначить на эту ответственную должность. - А Вы, извините, родственник? – и, увидев недовольное выражение на лице Корнея, затараторил: - Ну, конечно, конечно, извините за глупые расспросы! Оставляйте заявление и паспорт. Всё будет  оформлено с сегодняшнего числа.
- А кто тут рыдал передо мной? – Корней кивнул в сторону двери.
- А! Бывшая одна. Всё думает, что ей восемнадцать. Это тогда её здесь держали и возили на «Мерседесе» только за одно движение -  он раздвинул под столом ноги и гадко хихикнул,  - а теперь нужно думать и другим местом, да и делать хоть что-нибудь. Кроме того, - он, понизив голос, нагнулся над столом, - кто-то нашептал про все её проделки Марье Сергеевне, так что сами понимаете… Ей бы самой уйти, по-тихому, Яков Львович и деньгами бы помог. А она всё корчит из себя Софи Марсо - то не
подходит, этого делать не буду!  Пришлось объяснить ей кое-что, по своей инициативе, конечно.
Корней встал, и, еле сдержав себя, чтобы не шлёпнуть чем-нибудь по этому блестящему ушастому шару, не прощаясь, вышел из кабинета.
По дороге домой, он подвел первые итоги.
- Итак, с работой всё устроилось. С деньгами, на удивление, тоже нормально. Как дело пойдет дальше, неизвестно, но то, что я, по коридорным слухам, родственник Лазарева, это даже к лучшему. Окружение…средней
паршивости. Могу отметить Ирочку, ну и Бориса, телохранителя Лазарева. Сам шеф,  по-моему, тоже о-очень интересная личность. Так что принимай поздравление, рабочий человек!

                Х

Коллектив «Мирового экспресса» принял Корнея сразу, признав его преимущество во всём.
Это было тем более удивительно, что Корней никогда не старался ни быть законодателем моды, ни подчеркивать особое расположение со стороны руководства.
Он даже представить не мог, что у него появился фанатический подражатель – бритоголовый крепыш Вадик, представляющий могущественный клан одного из соучредителей  фирмы.
Чувствуя свою интеллектуальную второсортность, и не выдержав постоянных подколок коллег, Вадик сотворил себе кумира в лице Корнея, и, одухотворённый этим примером, решил в один миг превзойти всех, и достигнуть экспериментальным путём чрезвычайных способностей.
Вычитав в газете, что какой-то бедняга после удара шаровой молнией очнулся гением, Вадик решил шарахнуть себя искусственно.
В один из выходных, он тайком закрылся на загородной даче в лаборатории отца, сооруженной по последнему слову техники, и, закрепив за ушами два электрода, замкнул рубильник на максимуме.
Его спасло, во-первых, то, что пол в лаборатории был покрыт резиновыми плитами, во-вторых, то, что через два часа должно было состояться его свидание с мамой, находящейся в разводе с отцом, и которая два раза в год приезжала из Кипра для свидания с любимым сыном.
Так что уже через три часа после научного эксперимента, Вадик, обнаруженный  в  бессознательном  состоянии  поднявшей  по  тревоге весь
город мамой, уже лежал на операционном столе в лучшей медицинской клинике города.
Привёл ли эксперимент к появлению у Вадика чрезвычайных способностей, осталось неизвестным, но то, что через два месяца его место на фирме стало вакантным, это факт достоверный.

                Х

Прошел  год,  а  Яков Львович уже не мог нарадоваться удачному приобретению,  «моему сыночку», как он называл Корнея.
Нет, Корней  не заглядывал подобострастно в глаза, не выслуживался и не доносил на сослуживцев. Просто от всей его фигуры, от красивого невозмутимого лица исходила такая уверенность,  спокойствие и такая гипнотическая сила, что Лазарев впадал в состояние душевного неравновесия и рассеянной нервозности, если рядом не было выдержанного и надёжного Корнея.
Подготовленные и проведённые Корнеем рискованные сделки заключались самым успешным образом, реанимировались и получили новое развитие заброшенные проекты, а некоторые старые конкуренты Якова Львовича неожиданно сами предложили организовать совместный бизнес с огромной выгодой для его фирмы.
Сам же Яков Львович, несмотря на большую разницу в возрасте, а может быть  и благодаря этому, всё больше и больше  времени проводил с Корнеем.
В биллиардной или на рыбалке они могли часами беседовать о политике и религии, культуре и искусстве. И хотя их мнения не всегда совпадали, - Корней никогда не  уступал Лазареву из-за его начальственного положения, - у них никогда не возникало ни ссор,  ни размолвок.
Часто  Лазарев, поставив перед собой бутылку коньяка, предлагал поговорить, как он выражался, «о завтра». Причем, он никогда не боялся пить за день до важных встреч и деловых переговоров.
- У кого уровень IQ  высокий, тому спиртное не страшно. А я – интеллектуал высшей пробы! – гордо заявлял он.
И действительно, сколько бы не было выпито накануне, на утро он никогда не испытывал похмелья.
Часто вечерами, сидя у камина, Лазарев наливал в большой фужер коньяк,  и принимался увлечённо мечтать о своих будущих детях (у них с Машей детей не было), об их наклонностях, привычках, шалостях.
Эти описания были так ярки, и эти мечты были наполнены такими живыми подробностями, что Корнею иногда казалось, что эти дети где-то существуют.
- Жаль, что у меня нет детей, - вздыхал горько Лазарев. - Может ты станешь моим наследником? – спрашивал он Корнея, -  Я бы гордился таким сыном! - и он, шутя, проводил ладонью по его густым вьющимся волосам.
В эти моменты Корней любил наблюдать за его лицом. Оно принимало какой-то теплый оттенок, становилось  удивительно добрым и домашним. И всё чаще и чаще он ловил себя на том, что ему очень хочется, чтобы именно таким, каким был в эти минуты Яков Львович Лазарев, был и его неизвестный отец. Чтобы хоть один раз в жизни, подставив голову под его сильную, тёплую отцовскую ладонь, можно было так и уснуть, спокойно улыбаясь во сне…
Хотя бы один раз в жизни!

                Х


                Вечерняя беседа

Накануне рождества Лазарев неожиданно вызвал Корнея к себе на дачу.
Дачей, этот четырехэтажный замок на трёх гектарах земли, можно было назвать разве что, шутя.
Корты, сауны, бассейны, тренажерные и компьютерные залы, открытый ресторан и зимний сад, - всё это здесь присутствовало в изобилии. А поскольку Лазарев  являлся фанатом горнолыжного спорта и альпинизма, то по соседству с домом за несколько сотен тысяч долларов была построена  огромная круглогодичная «снежная комната».
В огромном сейфе-кладовой у него хранилось около двадцати пар лыж, как деревянных, так и сделанных по последним научным разработкам – из слоёв дерева, пластика и металла, покрытых специальными  лаками и мазями. На одних из них, желтых, со всевозможными наклейками,  он совершил свой знаменитый «прыжок камикадзе»,  как он сам его охарактеризовал впоследствии, прыгнув с шестидесятиметровой скалы. В начале прыжка он не смог проконтролировать положение лыж и, перевернувшись в воздухе, приземлился на голову, войдя в снег на два с половиной метра. Только благодаря счастливой случайности он был спасен из снежной западни оказавшимися рядом фотокорреспондентами.
Тогда  он отделался только вывихом ноги и порезами лица, но больше к этим лыжам ни разу не прикасался.
В отдельном отсеке стояли две пары карвинговых лыж, особой искривлённой формы, с двадцати пяти миллиметровым боковым вырезом, широким носком и  задником, со встроенной системой погашения вибрации. Именно на этих «приталенных» лыжах, Лазарев любил делать резкие «резаные» повороты, на минимальном расстоянии обходя препятствия на горных спусках.
В этом замке, хозяин  больше всего любил проводить время в каминном зале из дорогого итальянского мрамора.
Массивные кожаные кресла, книжный шкаф с редкими экземплярами книг, пол из грубых досок векового дуба, и огромный с высоким и густым ворсом белый ковёр, заканчивающийся почти у самого камина – делали этот зал сказочно уютным.
В зале было две двери. Одна  широкая, с мозаичными стеклами и золотыми резными ручками, -  входная; вторая - незаметная, в углу, - вела в святая святых - индивидуальный кабинет, куда запрещалось входить даже уборщице.
В нём, по словам сотрудников, хранились драгоценности и особо секретные документы.
Охранял кабинет восьмимесячный бородавочник. Эта огромная, умная и свирепая свинья была отлично выдрессирована для нападения. Она работала «по низам»: сбивала с ног и рвала клыками. Спастись от её «кинжалов» было практически невозможно, руку или ногу она откусывала не хуже разъярённого тигра, а вот команду «фу» выполняла далеко не всегда. Даже находясь в шаловливом настроении, она могла незаметно подкрасться сзади и так наподдать рылом, что удар лошадиного копыта показался бы лёгким шлепком.
Прохаживаясь в приемной в ожидании вызова,  Корней невольно стал свидетелем интереснейшего разговора.
       - Знаю, ты раньше занимался…экспроприацией,  капиталец кое-какой сколотил, так? А сейчас хочешь легализовать бабло? – спрашивал Лазарев.
Сквозь приоткрытую дверь, Корнею был виден только сияющий над креслом бритый затылок гостя.
       - Два лимона баксов могу вложить, – гордо пробаритонил затылок.
        - Тогда советую сделать так. Находишь амбициозного лоха-пахаря и кидаешь живца - предлагаешь   свой товар в долг или на реализацию. Товар должен быть прибыльный и хорошо реализуемый, ну, к примеру, стройматериалы там, брэндовая одежда, или же пилки, двери,  словом - металл.
        Условия расчета устанавливаешь  очень выгодные, но на бумаге их не оформляешь - всё под честное слово, но его накладные, подписи, расписки - собираешь и хранишь.
        Сначала даешь товара много и дёшево, затягиваешь в крупный долг - обычно это не трудно,  лохи тратят много и думают, что манна сыпется всегда! Когда же убедишься, что он завяз и не сорвется, меняешь условия договорённости под любым предлогом. 
        Предлагаешь: не согласен -  возвращай весь долг, не можешь отдать - принимай новые условия, или… - он провёл рукой по горлу. - Даю сто процентов, что таких денег у него не будет. И с этого момента он уже твой раб - против него все бумаги! Можешь навязывать ему всё что хочешь. И ещё. Чтобы он не сорвался с крючка, постоянно отслеживай и регулируй его доходы объёмами поставок и отпускными ценами. Понял? И таких «пчёлок» можешь подсадить сколько угодно. Ну, и, конечно, пару отморозков нужно завести, чтобы следили за порядком и послушанием, сам понимаешь… Ставишь над ними своего помощника, лично нигде не светишься. Вот и вся схема, ясно тебе? Ну, езжай домой, всё тщательно обмозгуй. Появятся вопросы -  милости прошу, а  сегодня  больше времени уделить не могу.
Затылок подпрыгнул с кресла, потянув за собой к потолку шкафоподобную спину, без шеи, с грубо притороченными толстыми руками.
 - Ваш покорный слуга, Яков Львович.  Спасибо за науку!
Это прозвучало так комично, что Корней кашлянул, чтобы не рассмеяться.
- А, это ты? Давай заходи! – позвал его Лазарев.
Из двери, заполнив весь проем, вывалился новоиспеченный бизнесмен, явно перекрестившийся из «братков».
Черканув по Корнею безжизненным взглядом акульих глаз, он направился в соседнюю комнату, где Борис уже доставал из сейфа сданный перед встречей ствол.

                Х

Лазарев сидел перед камином в глубоком кожаном кресле, отороченном медвежьим мехом.
На ковре у его ног, на золотом подносе, стояла пепельница, накрытая пачкой сигарет, фужеры, несколько бутылок коньяка, фрукты в вазах и в глубокой хрустальной тарелке гора шашлычного мяса. Рядом  валялись сброшенные туфли.
        - Садись, - он взял полный фужер, и отпил почти половину. – Видишь, разную шпану приходится цивилизовать. Народ такой, что не знаешь чего от него и ожидать. Одни в бизнесмены полезли, другие в депутаты…
        Ну, черт с ними, у меня к тебе очень важное дело, сынок.  Слушай и вникай.
        Я уже давно не люблю Машу, но очень благодарен ей за все годы, прожитые со мной, несмотря на то, что у нас нет детей и то, что она спит с охранником… Я не виню её, - такая уж женская сучность!  В конце-концов все жены с первого дня пытаются поставить мужа под каблук. Но как только это удаётся – он сразу превращается в  гнома и перестаёт для них существовать. Увы! И они бросаются на поиски идеала – мужика, повелителя, к которому должно тянуться на цыпочках и от которого они хотят терпеть унижения. А муж, естественно, в это время ищет другую, которая считала бы повелителем его.
От такой двойной жизни они становятся двуликими. И только детей ещё продолжают любить по-прежнему, хотя уже с какой-то примесью вины.
Я тоже долго жил не своей жизнью. Нужны были деньги, и я служил им, жил по законам, которые правят в волчьем мире денег. Знаешь, как в том анекдоте: Мы едим не то, что хотим, пьём не то, что хотим, спим не с теми, с кем хотим, и всё ради того, чтобы жить… не так как мы хотим!
Но теперь мне уже жалко терять время на эту возню, на борьбу за больший кусок, - он допил коньяк и налил еще. -  Да, деньги дают свободу, но большие деньги забирают жизнь!  А я сейчас, как никогда, хочу жить и наслаждаться жизнью каждый миг, каждую секунду!
Я понял главное: счастье заканчивается тогда, когда ты перестаешь поступать, как тебе хочется! И сейчас желаю одного – ежедневно видеть улыбку моей жены, видеть детей, целовать их утром при пробуждении и вечером, укладывая спать. Читать им сказки и прощать шалости…
Корней внимательно слушал, озадаченный его словами.
Лазарев взял сигарету,  долго мял её тонкими пальцами, засмотревшись, с улыбкой, на огонь, как смотрят, когда думают о чём-то сокровенном, сказочном и  прекрасном.
Бросив сигарету в камин, он достал из сейфа небольшой пакет с фотографиями, и разложил их перед Корнеем.
- Посмотри.
Во дворе красивого белого дома, сидящего в траве Лазарева, крепко обнимали мальчик, лет трех-четырех и две миленькие, белокурые девочки. На другой фотографии, ласково прислонившись к его плечу, улыбалась молодая женщина.
Поймав вопросительно-удивлённый взгляд Корнея, Лазарев произнёс:
- Злые языки говорят, что мужчине легче потерять двадцатилетнюю связь, чем связь с двадцатилетней, - но это не так. Это мое счастье, моя жена Карина, моя первая любовь… Удивлён? Ничего удивительного, просто ко мне мои «любви» приходили в обратном порядке, сначала третья, потом вторая, и только теперь - главная, первая!
А это - наши дети. О них здесь никто не знал, кроме  Бориса. Теперь знаешь и ты.
Лазарев  собрал фотографии и, разложив их перед собой, закурил.
- Я мечтаю о том времени, когда буду целыми днями потакать желаниям этой женщины, видеть её изумрудные глаза, вдыхать запах её волос …
Я люблю их больше всего на свете, и ты поможешь мне навсегда уйти к ним…
Не думай, я  здесь никого не обижу. Маша, получит дом, машину, часть капитала. Ну, а то, что нужно мне, уже давно в…, -  Лазарев махнул рукой, -  уже там, с моей семьёй…
Он нежно поцеловал каждую фотографию и,  сложив их в пакет, снова спрятал в сейф.
- А сейчас я объясню твою роль  в этом деле.
Завтра мы с тобой улетаем в горы.  Я решил это сделать очень быстро, так что поедем на Улудаг, там визы не нужны. Можно было бы и в Стамбул заглянуть, но времени в обрез. Зато в Бурсу, древнюю столицу Турции, - сможем и на фуникулёре спуститься. Это займёт всего-то полчаса. Я ведь всю жизнь любил горы…- он поднял фужер и сделал длинный глоток, - Ещё сопляком я познакомился со знаменитым «киви» Эдмундом Хиллари и несколько раз пытался вскарабкаться на Эверест. И хотя эти девять тысяч он взял без меня,  с шерпой Тензингом Норгаем из Кхумбу, - я горжусь этим знакомством. Горжусь  так же, как и знакомством с Патриком Морро, - первым из человеков,  покорившем семь высочайших вершин всех континентов и всех частей света... Кстати, а ты знаешь что такое «киви»?
- До сих пор я считал, что это круглый, зеленый и кисловатый витамин.
- Не оригинально. Знай, что это ещё и птица, живущая только в Новой Зеландии и не умеющая летать. Именно поэтому новозеландцы нередко называют себя этим именем.
Кстати, недавно я услышал об упорном чудаке, в одиночку покорившем все пять полюсов нашей планеты…
- Пять? Я всегда был уверен, что у Земли два полюса.
- Хм… Географически – так и есть, два. Но он покорил не только их, но и полюс относительной недоступности в Северном ледовитом океане, Эверест – полюс высоты, и Мыс Горн – полюс яхтсменов. Преклоняюсь пред такими и завидую белой завистью…
Но я отвлёкся. Вернёмся к нашей поездке. Я всем скажу, что мне захотелось тряхнуть стариной, покататься на лыжах, «поскалолазить». «Крепость рук, вбитый крюк», - и всё такое… Романтика молодости, словом.
Борис останется здесь присматривать за делами.
Ну, а в горах со мной произойдёт несчастный случай – я сорвусь со скалы и  погибну в расселине. Тело не найдут. Увы! Ты подтвердишь, что я упал туда на твоих глазах и разбился. В это время я буду уже очень далеко…
Он снова открыл сейф и достал какие-то бумаги.
- Вот посмотри и не переживай. В этом завещании я упомянул всех, даже садовника. Тебе  оставляю загородный дом и казино. Ты доволен?
Корней молчал, пораженный услышанным. Его опять обрекли на одиночество. И кто? Человек, которого он вот-вот уже готов был признать отцом, поверив в его искреннюю любовь!
Он опять остается один, никому не нужным, но обязанным устроить чье-то счастье! А может быть, только из-за этого его сюда и взяли? И только из-за этого и была разыграна любовь к нему?  Жестокая, однако, получилась пьеска!
- Ты чего? Ну, давай допишу еще, - Лазарев, поразившись проступившей бледности на лице Корнея, черканул что-то в завещании золотым паркером. - Э-хе-хе. Как говорят, каждая подпись, это шаг к тюрьме. Вот посмотри, это я тоже оставляю тебе.
- И вы хотите уйти ...один? А как же…? – выдавил Корней охрипшим голосом, не глядя на бумагу. Его душа медленно превращались в ледяную пустыню.
- Не волнуйся, доберусь, -  не поняв вопроса, хохотнул Лазарев. - У меня все продумано. Швейцарский паспорт давно готов. Недалеко от места моей гибели, меня будут ждать. И начнётся новая, счастливая жизнь!
Да, вот ещё что. С тобой, возможно, больше не захотят общаться люди из моего окружения, могут возникнуть и неприятности. В общем, ты можешь стать изгоем, понимаешь? И поэтому я хочу еще раз спросить тебя, -  тебе достаточно того, что я оставил? Ты согласен? Ты готов это сделать ради меня, сынок?
Корней вздрогнул, как от  пощечины.
- А вы? Вы к  ЭТОМУ готовы?
Уловив странные нотки в его голосе, Лазарев мягко положил ему руки на плечи.
- Извини. Я всегда был эгоистом, но сегодня, наверное, я был излишне жестким.  Если хочешь, я пришлю тебе письмо с моим новым адресом. Я ведь всегда буду рад увидеть тебя. Я…
- Нет, - глухо произнес Корней и сделал шаг назад. - Не нужно никаких писем. Вы умрете. И никто не должен сомневаться в этом.
Лазарев отшатнулся:
- Ты так это произнёс… И почему я так доверяю тебе? Это со мной впервые… Думаю, мы не случайно встретились в этой жизни… - он снова наполнил свой фужер коньяком. - Ты тоже заметил -  меня сегодня тянет на лирику, перепрыгиваю как-то с одного на другое, да…?
Он вдруг пристально взглянул на Корнея и его глаза медленно остекленели.
- Кстати, об антилирическом… Я позволю себе рассказать поучительную историю, а ты внима-а-тельно послушай.
Когда-то, очень давно, один бизнесмен, устав спорить с конкурентами, - а в те годы, споры часто заканчивались автоматными очередями из-за угла, - предложил заключить мировую. Он послал им  приглашение встретиться в ресторане, посидеть, поесть шашлыков и обсудить все проблемы по-хорошему. Они согласились.
Бизнесмен встречал их лично, с хлебом-солью и без охраны. В ресторане, кроме него, мужчин не было вообще.
Столы были накрыты изумительно, прислуживали длинноногие десятиклассницы из  кружка «Молодая хозяйка».
Спустя час, когда гости уже засунули в карманы дорогие галстуки, и приняли на душу по пятой рюмке коньяку, хозяин вышел, как он сказал, «для встречи нового важного гостя». А ровно через минуту  ресторан  рвануло в клочья…
Волчий взгляд упёрся в лицо Корнею.
- Вишь, как бывает. Так что прошу тебя, не расслабляйся.
- Если вы сомневаетесь во мне, не надежнее ли будет взять с собой Бориса?
- Нет. Я не сомневаюсь. Иди, готовься. Спать будешь тут, в доме. Борис даст тебе всё необходимое и для  сна, и для поездки. Свой мобильник сдай ему, он даст тебе новый. Свободен.
Корней закрыл  за собой дверь и медленно пошёл по коридору.
Он думал не о случае в ресторане, нет. Эта история его абсолютно не тронула, - его сердце рвалось на куски от внезапной обиды, снова  разрушившей его жизнь, все его, пусть и наивные, надежды!
- Вот тебе и отец! А ведь сколько раз говорил: «Будешь мне за сына»! А у самого – уже давно и тайно, -  семья, дети! И ни разу не признался, не заикнулся, всё откармливал для своего побега!  Это же похлеще ресторана будет! Это ведь  даже не по-человечески… хотя может и именно так! Получай, получай, второй раз, собачий сын! – Корней ударил себя по лицу и так рванул ворот рубашки, что  пуговицы горошинами рассыпались по полу.
- Но теперь - нет! Со мной уже так нельзя! - Он остановился и сделал несколько глубоких вдохов. - Но все-таки, почему тебя все предают, пинают, как собаку?!
В конце коридора его уже ждал Борис.
- Твоя комната номер семь, на втором этаже, – он протянул ключ. - Держи. Пошли за инвентарём.
Они спустились по витой, ажурной лестнице в подвал. Борис набрал на цифровой панели код, и оббитая стальным листом дверь тихо отодвинулась в сторону.
Включив свет, он кивнул на большую спортивную сумку: - Вот бери. У тебя ведь, сорок второй?  Как я угадал! Но горнолыжные лыжи всё равно примерь.
- А горнопалные палки тоже примерять?
Борис бросил на него угрюмый взгляд и положил руку на плечо:
- Смотри, шутник. За шефа головой отвечаешь. Как хочешь.
- Да никак не хочу. Ты телохранитель, ты и отвечай, - отвернулся Корней.
Сильная рука  Бориса легко развернула  его обратно.
- Я бы ответил, но шеф говорит: Сиди дома.
- Ну так и разбирайтесь между собой, - сбросил с плеча его руку Корней, - а  я отдыхать еду, понятно? Да, на вот, держи, – и он вложил ему в ладонь мобильный телефон, - на хранение. Завтра утром буду выбирать новый, так что приготовь варианты, я переборчивый.
И подхватив сумку, вышел из комнаты.

                Поездка в горы
Дорога к горнолыжному курорту, прилепившемуся к одному из позвонков  горной цепи, извивающейся вдоль Мраморного моря, показалась Корнею удивительно быстрой. Самолёт, автобус - и вот они бросили вещи в небольшом номере двухэтажного отеля, со скупой спартанской обстановкой.
Лазарев, переодевшись в утеплённый костюм,  сразу вырвался из номера на морозный воздух, и с громким фырканьем принялся  умываться снегом под высоченными елями.
Обсушив разгорячённое лицо полотенцем, он разгрёб ботинком снег, рассыпал горку углей  и с одной спички разжег костер.
- Принесём положенную  жертву, чтобы ноги оставались сухими, - произнёс он, и торжественно бросил в огонь старые носки.
Подождав пока развеется последний дымок, он набросил джинсовый фартук и принялся копаться в снегоходе, предоставленном им в аренду.
- В горах мелочей нет. Запомни. Ты всё должен проверять сам, если хочешь вернуться домой живым, молодым и красивым.
К вечеру они ужасно проголодались, но в ресторан идти не захотели. Лазарев сам накрыл стол в комнате перед телевизором. Поставил бутылку коньяку, мясные и овощные консервы, нарезал хлеб, лук и толстыми кусками сало.
- Завтра у нас событие -  ты станешь альпинистом. Так что вечером выставляешься. Ну, а послезавтра случится всё то, что мы наметили, так что давай, налегай. В горах силы тебе пригодятся.
Лазарев был в прекрасном настроении, шутил, рассказывал разные истории из своей богатой горнолыжной жизни.
Корней ел без аппетита, не пил, улыбался через силу, было видно, что какие-то тяжёлые мысли не дают ему покоя.
- Да не переживая ты так! Мир меняется каждый день, и каждый день кто-то уходит из жизни, а когда-то и мы сами уйдём. И это, поверь, неизбежно. Так стоит ли из-за этого переживать?
- Вы как всегда правы, - улыбнулся Корней. – Я смогу. Не волнуйтесь.
Допив весь коньяк, Лазарев заключил:  За тобой уборка, а я - спать. Не будить, не кантовать, при пожаре выносить первым.
Приняв холодный душ, он улёгся на кровать, накрывшись двумя одеялами, и через минуту захрапел.
Корней не спеша разложил по шкафам вещи, убрал со стола, и потом ещё долго курил в коридоре, о чём-то размышляя, и глядя в окно на бушующую снежную вьюгу, заметающую деревья на высоких горных склонах.

                В горах

Утро слепило ярким солнцем, вьюги словно и не было. Размявшись лёгкой зарядкой и позавтракав, Лазарев и Корней, проверили снаряжение и, оседлав снегоход, понеслись в горы.
Они летели по искрящемуся снегу с гиком и свистом, подавшись тому бесшабашному веселью, которое появляется вместе с ощущением свободы и захватывает круче любого наркотика. Белое солнце, казалось, растворилось в огромном бескрайнем небе, и свет лился со всех сторон, наполняя жизнь и весь окружающий мир каким-то радостным торжеством. Корней даже грустно вздохнул, когда они остановились у подножия серой скалистой гряды и Лазарев, заглушив мотор, принялся отстёгивать закреплённый за сиденьями багаж.
Поскольку Корнею раньше не приходилось бывать в горах,  весь первый день  Лазарев собирался посвятить обучению жизненно важным азам.
- В гору полезу я один, так что высший пилотаж тебе не нужен. Будешь только  слегка подстраховывать меня по низам.  Ледоруб от крюка ты уже отличаешь, а место падения мне уже подобрали, оно классное -  недалеко и
прямо над глубокой расщелиной. Искать в ней тело будет бесполезно. Для тебя же главное –  найти дорогу домой и сохранить глаза, так что не снимай солнцезащитные очки.
Корней с интересом разглядывал грозные вершины, ему казалось, что окружающие скалы живыми существами незаметно надвигаются на них, а каждый удар ледорубом по исполинским телам, будет сродни убийству.
- Мы здесь одни? – спросил он.
- Конечно же нет. Вон ещё горы, солнце, ветер! - рассмеялся тот, и бросил в Корнея снежок. - Не бойся, всё продумано и предусмотрено. Но до второй площадки тебе придется подняться со мной. Я решил сегодня пройтись к расщелине, посмотреть на место моей будущей смерти. Ты подтянешь меня на обратном пути, а то мне говорили, одному по скале не вернуться.
- Хорошо, сделаем. – голос Корнея слегка дрогнул.
Лазарев ободряюще похлопал его по плечу. Он воспринимал странное состояние Корнея как понятный испуг новичка перед первым подъёмом, и  подтрунивал над ним при каждом удобном случае.
Но и Корней чувствовал в этих насмешках тщательно скрываемую лазаревскую нервозность…
До первой площадки они поднимались почти три часа. Лазарев показывал, как работать со снаряжением, как вбивать крюки, подстраховывать в связке,  заставлял Корнея многократно повторять все его действия, и, в конце-концов, остался доволен тем, как быстро Корней усваивал урок. 
При подъёме Корней два раза срывался, и, каждый раз, повиснув на страховочном тросу, смешно болтался, то и дело ударяясь о скалу.
После очередного срыва, услышав сверху громкий смех Лазарева, он, разозлившись, сбросил рюкзак, и, цепляясь руками за выступы и крючья,  с остервенением полез вверх. Достигнув острого края карниза, Корней  навалился на него грудью, и, с силой вогнав ледоруб в скалу, рванулся из последних сил,  подтянулся, и, оказавшись на площадке, сразу же, вскочил на дрожащие от напряжения ноги.
Лазарев  стоял, улыбаясь,  под небольшим грибоподобным выступом, защищающим его от солнца.
-А ты ещё тот, характер. Просто человек-паук! – он с интересом, словно  впервые,  разглядывал Корнея.- Нужно было давно тебя в горы брать. Устал с непривычки? Ну, ничего, послезавтра отдохнешь от меня навсегда. Ну, а сейчас -  смертельный аттракцион, держи канат, а я пройдусь к расщелине.
Спустя несколько минут, Лазарев уже был высоко и сбоку от площадки. Он продолжал уверенно продвигаться по сложному участку с отрицательным углом к небольшому, чуть заметному снизу  выступу над пропастью.
Его канат, пристегнутый карабином к кольцу глубоко забитого костыля, натягивался все больше и больше.
Корней, ещё тяжело дыша, наблюдал за быстрым, уверенным подъемом Лазарева.
-Прямо как муха по стеклу,  -  вдруг пришло в голову глупое сравнение, и в душе родилось  какое-то презрительно-брезгливое чувство.
Он медленно, словно лаская, провёл рукой по страховочному канату Лазарева и отстегнул карабин.
- Отпускаю тебя на волю Господа. Пусть он решает твою дальнейшую судьбу!
Упавший канат, несколько раз маятником качнулся вдоль скалы, и обреченно повис, как пустая якорная цепь.
Корней отошел к самому краю площадки и лёг в снег, заложив руки за голову в ожидании дальнейшего развития событий.
Почувствовав недоброе, Лазарев оглянулся и несколько секунд молча смотрел вниз, на раскачивающийся конец страховочного каната,  лишивший его в один миг всего: и пути назад, и счастья, и, возможно, самой жизни. Но в его закалённой  душе не возникло никакой паники. Он перевел взгляд на лежащего Корнея,  и, поняв его взгляд зеваки, наблюдающего за вознёй насекомого, проткнутого иглой, глухо застонал от бессильной злобы.
И сразу же всё его деятельное естество начало искать выход из смертельной западни.
 Он вынул длинный нож, и, протянув им  по ладони, начал что-то  выводить  на скале.
- Я убит, - прочитал кривые прерывистые буквы Корней, и усмехнулся, - Ну-ну. Фильм получается даже с титрами. Это становится всё более интересным!
Поставив жирную кровавую точку, Лазарев сжал кулак и несколько раз сильно ударил им по скале:
- За что?- пришла и застучала в его висках обидная мысль, и сразу же обожгла вторая: Меня перехитрили! Впервые в жизни! И кто!? Какой-то щенок, на которого я сделал важнейшую ставку! – Он громко рассмеялся и уткнулся лбом в ледяной выступ. –  Подлец! Он  наверное, считает себя зрителем в бесплатном аттракционе? Напрасно! Я не подопытный кролик, это я ему закажу последнюю музыку!
Лазарев, насколько было возможно, сжался  в  тугую пружину, и, резко развернувшись,  изо всей силы метнул в Корнея ледоруб.
Несколько раз обернувшись на лету, тот воткнулся по рукоять рядом с головой Корнея. Ледяные брызги хлестнули по его щеке, рассекли кожу.
Но Корней даже не шевельнулся. Не отрывая взгляда, он смотрел,  как Лазарев, потеряв равновесие от броска,  сам сделал шаг в пропасть, и, без единого звука,  исчез в ущелье.
- Тот, кто ищет красивой жизни, часто находит лишь красивую смерть!  Откуда это? - Корней тяжело выдохнул и закрыл глаза. Что-либо вспоминать уже не было сил.
Прошло несколько секунд, минут, но звука падения он так и не услышал.
Вместо ожидаемого облегчения, в груди засаднила болезненная тяжесть. Захотелось куда-то забиться, замотаться в тысячу одеял и там, в тепле и темноте уснуть, ничего и никого не видя...
- И кому это было нужно? – занозой впилась в мозги мысль. Как он её не прогонял, она проникала все сильнее и сильнее, распекая голову огненным электродом.  – А ведь ты лукавил, оставляя его на волю Всевышнего! Ты знал, знал, чем всё закончится, и хотел этого. Ну, признайся, хотя бы самому себе!


                Возвращение

Только спустя несколько дней, после утомительных допросов в  полиции, оформления документов, связанных со смертью Лазарева, Корней смог вернуться в Киев.
На его мобильнике уже было несколько пропущенных звонков и два тома эсэмэсок от начальника службы безопасности Жлобина, но Корней не отвечал:
- Успею ещё с ним попариться. Нужно отдохнуть, а то свалюсь прямо на ходу!
Он заперся в своей квартире, задернул наглухо шторы, и, едва коснувшись кровати, сразу же уснул тяжёлым мертвецким сном…

                Х

На фирме сотрудники встретили его демонстративно отстраненно. Отворачивали глаза, под любым предлогом отходили в сторону, чтобы не общаться. Идя по коридору, он чувствовал, как из полуоткрытых  дверей сверлят спину любопытные взгляды.
Вместо Ирочки в приемной заправляла полная, лет сорока женщина, с остатками ослепительной красоты вокруг тяжело повисшего носа.
На его приветствие, она гордо кивнула головой, и, привстав, звонкой оперной распевкой протянула: «Добрый  день!»
Корней не стал интересоваться отсутствием Ирочки, и, выйдя из приемной, направился к себе в кабинет.
Оперная примадонна, на носках пройдя вслед за ним к двери, вытянула шею, и проследила весь его путь  по этажу до самого кабинета.
Корней открыл дверь и включил свет.
- Ну, я же говорил, что он будет сегодня! – навстречу ему с кресел поднялись довольный Жлобин, и его заместитель Жебров.
- Пойдем ко мне, -  бросил Жлобин, - нужно поговорить.
Словно под конвоем, - один впереди, другой сзади, -  они провели Корнея в кабинет за железной дверью и усадили на стул, напротив окна.
Жлобин бесцеремонно ощупал царапины на его лице, прошелся  по карманам и спине.
- Он твой, - кивнул он Жеброву и, развалившись в кресле, закурил.
Целых два часа Жебров прессовал Корнея вопросами, хитро  переставляя их местами, пытаясь поймать на лжи. В конце-концов Корнею это надоело, и он угрюмо произнес:
- Всё. Больше говорить не буду! Надоели!
Молчавший Жлобин вскочил с кресла, и, наклонив по-бычьи голову,  навис над ним, видимо, решаясь – ударить или нет.
Корней спокойно поднял  на него глаза, и они так и застыли друг против друга на несколько мгновений.
Вдруг Жлобин обмяк, шагнул назад, и с потерянным видом присев  на стол, дрожащей рукой попытался расслабить галстук. Его лоб покрылся крупными каплями пота.
Жебров, не растерявшись, тут же влепил ему пощёчину, потом, внимательно посмотрев в глаза – вторую.
Жлобин шумно глотнул воздух, и, перехватив на лету в третий раз занесённую руку, с трудом произнёс:
 -  Хорош, отставить. Дай воды.
Неспеша, стараясь окончательно прийти в себя,  выцедил два стакана воды и, не глядя на Корнея, произнёс:
- За расчетом придёшь завтра. На завещание не надейся – его просто не нашли. Понял? И потом не попадайся мне на глаза… Еще раз увижу – задушу лично!
- Жлобин, Вы напоминаете мне океан… Меня от вас так же тошнит! - Корней встал  с кресла  и, оттолкнув плечом опешившего от удивления Жеброва, вышел из кабинета.
                Х

На следующее утро, взяв у царственной дамы обходной лист, Корней первым делом направился к Жлобину.
Глядя,  как тот дрожащей рукой ставит подпись, Корней с улыбкой  произнёс:
- Не волнуйтесь так, Сан Саныч, я пропадаю навсегда, также надёжно, как и завещание.
Тот зло скрипнул зубами:  Я всегда буду у тебя за спиной, парень. Так что не расслабляйся…
- Честь имею, -  щелкнул каблуками Корней,  и, повернувшись кругом, вышел из кабинета.
Жлобин пробарабанил пальцами по столу пару тактов «Прощания славянки» и поднял трубку.
- Начальника спецотдела отдела ко мне.
Через мгновение он уже впускал гостя, - высокого блондина с узким рыжеватым лицом и  нагловатыми рыбьими глазами.
Жлобин указал гостю на кресло и присел напротив.
-Только что у нас уволился сотрудник. Но к нему осталось несколько вопросов, на которые пока нет ответа. Три дня твои ребята должны дышать с ним одним  воздухом и пить с одной чашки. Предоставишь мне всё, что удастся накопать, и я потом определю для вас конечную задачу.
Гость молча кивнул.
Жлобин достал из сейфа пакет с фотографиями и бросил перед ним на стол.
- Ознакомься с клиентом.
Блондин внимательно  пересмотрел фотографии одну за другой и удивленно поднял глаза.
- Сан Саныч, зачем мне ваш спецархив?
Жлобин взглянул на снимки и ахнул. Вместо фотографий Корнея, в пакете лежали фото его секретной агентуры, а также фото жены покойного шефа в его же, Жлобина,  объятиях.
-Чертовщина какая-то, - изумился он. – Я с ней никогда ничего не имел, поверь!
Голубые глаза гостя остро блеснули.
- Разумеется.
Жлобин опять полез в сейф и, вытащив личное дело Корнея, быстро   развернул: на первом листе с фотографии ему мило улыбалась его же собственная жена, Анастасия.
-Да что же это за наваждение! – чертыхнулся Жлобин.  – Выдь-ка,  Лёша, погуляй, я должен подумать, что с этим делать.
Он закрыл дверь на ключ, выключил свет и забрался с ногами в широкое кожаное кресло. Разложив перед собой бумаги, Жлобин раскурил  сигару  и попытался спокойно проанализировать последние странные события.
Но, оказалось, чудеса ещё не закончились!
Сизые сигарные кольца, медленно поднимающиеся к потолку, вдруг странным образом превратились в лицо Корнея, - улыбчивое, толстощекое. Лицо, легко подпрыгивая в воздухе, подплыло мыльным пузырём  прямо к глазам Жлобина, и, лукаво подмигнув, вдруг звонко лопнуло,  пахнув в него ароматным табачным дымом…

                В  метро

Собрать все подписи и получить расчет удалось только после обеденного перерыва. Корней вышел на улицу и широко вздохнул полной грудью.
- Свобода! Ну что, лишенец? Вот еще одна жизненная полоса позади. Сколько же их осталось? А может,  эта и была лучшей? Ведь говорят же, - лучшее было вчера…
Он спустился в метро и сев в полупустой вагон, утомлённо закрыл глаза.
Домой! Домой! Под одеяло и спать! Всё-таки как же он устал за эти последние дни!
На остановке в дверь вагона ввалилась толпа подростков, неистово сигналя сиренами и пищалками. Их лица, разрисованные в квадраты и молнии, напоминали лица индейцев из старых американских боевиков; высокие полосатые шляпы, пёстрые одежды, длинные шарфы…
- Ты за кого? – подсев рядом, толкнул Корнея локтем  рыжий, остриженный ежиком парень.
- Что? - вздрогнул тот от неожиданности.
- Ты за кого, спрашиваю? – рыжий, отхлебнул пива из бутылки, и его высокая красно-голубая шляпа сдвинулась на затылок: - За белых или за синих?
- Я - за чёрного! – серьёзно произнёс Корней.
- За судью, что-ли? – лицо рыжего выразило явное недоумение.
- Угадал! –расхохотался Корней.
- А за черного ответишь! – выкрикнул из толпы юнец постарше, со злыми выцветшими глазами, опоясанный цепями по распахнутой худой груди. Растолкав друзей, он подошёл к Корнею, и нанизал на пальцы кастет.
- На место! – словно  гвоздём по стеклу, вдруг проскрипело по вагону. За спиной юнца вырос мужчина в кожаном пальто с поднятым воротником.
Никто не заметил, откуда он появился, но от всей его черной фигуры, от жуткой, мелькнувшей на миг, улыбки на белом, без кровинки, лице,  исходило ощущение такой дикой, неимоверной силы, что всех пронизал суеверный страх.
- Пшёл на место, - ещё раз,  словно псу, скомандовал мужчина.
И юнец, словно сломавшись, сник, сжался в комок, и по-крысиному юркнул в круг опешивших друзей. Через минуту вся пристыженная компания покинула вагон.
Странным образом пропал и мужчина, словно растворившись в вагонной остановочной сутолоке.
А Корней, не обращая внимания на происходящее рядом, продолжал смеяться:
- Да, да! Именно за «черного»! Попробуем ещё раз, может, меня хоть здесь полюбят?!

                Знакомство с Тулеевым

Что может быть лучше ясного субботнего утра, когда, наслаждаясь одиночеством, ты сидишь на берегу лесного озера, и любуешься молочным паром, клубящимся над спокойной водой; когда никуда не нужно спешить, а вокруг приветливо шелестят деревья, заслоняя тебя от надоедливой городской суеты!
- Наверное, это и есть один из оставшихся райских уголков на земле! - думал Корней, хлопоча над небольшим костерком.
Фруктовые поленья, наконец, прогорели, и теперь, когда угли были ровным слоем рассыпаны по земле, он осторожно поставил на кирпичи три шампура с крупными кусками мяса. Вдоль берега, вместе с низким дымком, потянулся пьянящий шашлычный запах.
Корней чувствовал себя здесь на редкость хорошо. В душе царило то  редкое спокойствие, которое посещает только наедине с природой, а поскольку ожидался ещё и великолепный шашлык, чудесные ощущения удваивались.
Внезапно где-то сверху, со стороны дороги, послышался шум автомобильных шин, и через мгновение, ловко протиснувшись между деревьями,  у  костра остановился чёрный матовый  джип.
Несколько секунд из машины никто не выходил, видимо пассажиры сквозь затонированные стекла тщательно изучали Корнея.
Наконец дверь открылась, и высокий плечистый мужчина, в джинсах и кожаной куртке, широко улыбаясь, направился к Корнею.
- Привет! Не помешаем? - Он дружески похлопал Корнея по плечу, и груди, скользящим движением провел вокруг талии и,  повернувшись к машине, произнёс: 
- Выходите, Палыч, порядок.
Задняя дверца широко распахнулась, и грузный пожилой «Палыч» ступил из машины  на клевер.
- Какой запах, Жорес! Какой запах! – он наклонился над шампурами и, смешно замурлыкал, -  Даже в нашем ресторане такого не подают. Продашь? – его красивые карие глаза хитро взглянули на Корнея.
- Не продам, угощу. Только нужно ещё  немного подождать. –  Корней  перевернул шампура, и полил мясо пивом из бутылки. -  А почему «Жорес»?
Он вопросительно взглянул на водителя.
- А что, «Женька» солиднее звучит? – пожал плечами тот.
- Профессионала вижу сразу! Ладно, подождем, но я буду выбирать первым! - на ходу начал рвать подметки пожилой. - А в чём замачивал? Уксус есть?
- Мясо уксуса не любит. Только лук и майонез. Ну и соль, конечно.
-Молодец. Хвалю. В мясо уксус - всё равно, что в водку воду. Ну, что, Жорес, тащи наше.
Жорес  мигом принёс термос и бросил на траву огромный чёрный пакет. Присоединив к нему  электронасос, за пару минут превратил его в широкое кресло.
-Прошу, Палыч. Кофе налить?
-Давай, давай, да и парню плесни.
-Моменту море! – улыбнулся Жорес. Он открутил крышку и протянул Корнею полную чашку пахучего ароматного кофе.
-Спасибо. – Корней сделал глоток. – Очень вкусно!
- Ещё бы, - хмыкнул Жорес.
- Сигаретку? Коньяку? – предложил пожилой.
- Благодарю, - Корней отрицательно качнул головой.
-А я коньячком побалуюсь. Жорес!
       Сделав пару глотков из металлической фляги, Палыч довольно вздохнул и  с интересом оглянулся по сторонам. - А здорово что мы сюда заехали, хорошо здесь! Нас, собственно, пригласили посмотреть какую-то церквушку, проспонсировать  её восстановление, - доверительно сообщил он Корнею.
        Увидев, как мгновенно  тот изменился в лице, Палыч переспросил: Что-то не так?
- Не соглашайтесь, пусть остается как есть.
- Вы что, враг лучшего?
- Я сторонник хорошего. Представьте себе это озеро в бетонных берегах и с ресторанами среди вырубленных деревьев…
- Действительно, не хотелось бы… - Пожилой с интересом, пристально  взглянул на Корнея:
- А что вы за человек?
- Обычный смертный, – Корней пожал плечами и, наклонившись, перевернул шампура.
-А чем живёте-промышляете, на чём стоите?
-Тем, что никому и ничего не должен.
- Ого! Это сейчас многого  стоит. Я вот лично этим похвастать не могу. А как хотелось бы… Жорес, представляешь? Всё бросаем на фиг – и в джунгли, с ружьишком!
- Как Ленин в Шушенское?
- Глубочайшие познания! А знаешь, я вычитал, что не один он там прятался, а ещё с мужичишком одним, соратником по-ихнему.
- Раньше таких подробностей в  институте нам не рассказывали.
- Этого никому в своё время не рассказывали. А тебе, Жорес, всёравно цены нет. Даже если бы ты и вовсе школу не заканчивал. А что наше угощение?
Корней наклонился над костром, и, довольно хмыкнув, быстро достал из сумки газету, расстелил её на траве и накрыл целлофаном.  Сняв крайний шампур,  принялся хлебным ломтем снимать мясо.
- Нет, нет! – по-детски закапризничал  Палыч,  – мне на шампуре!
Корней улыбнулся и положил шампур на место: Прошу, выбирайте.
Поворожив над шашлыками пальцем с отличным маникюром, пожилой взял средний.
- Теперь вы, - предложил Корней Жоресу.
- Хорошего много не бывает, - вздохнул тот, и, сняв ближайший шампур, впился зубами в горячее сочное мясо.
Когда с шашлыками было покончено, пожилой довольно вздохнул, и вытер руки влажной салфеткой.
- Отлично это у вас получается, от души. Так всё же, кто вы и что еще умеете?
-Я - не сложившийся слуга Божий, так как имею слишком много сомнений в душе. Окончил семинарию, будучи великосхимником немного практиковал, некоторое время был помощником у делового человека. Но он полез в горы, и не вернулся. Теперь вот ни с кем и ни при ком.
- Просто чудеса! Шашлыки от духовного лица! А помощником, это как? – заинтересовался Палыч.
-Стенография, подготовка и обеспечение встреч, ведение деловых переговоров.
       - Поразительно, и что, была какая-то польза?
- Для меня - конечно. А что касается покойного руководства, то об этом не мне судить. Но в горы идти я ему не советовал, так же,  как и вам сейчас ехать на встречу, напрасно это…
У пожилого удивлённо вытянулось лицо, а Жорес, на мгновенье застыв в стойке охотничьего пса, бесшумно  переместился Корнею за спину.
-Откуда знаешь про встречу? – нахмурился Палыч.
-Дано это мне, - улыбнулся Корней. – Вы не волнуйтесь, не знаю я вас, и ничего злого в душе к вам не имею.
-В душе… А в кармане? Ты хорошо его проверил?
Жорес ещё раз, теперь уже основательно и не церемонясь, прохлопал Корнея с ног до головы, проверил карманы и ремень брюк, пошарил в сумке.
-Чисто, шеф.
Пожилой немного успокоился, но, всё ещё настороженно поглядывая на Корнея, спросил:
- А зовут меня как, и кто я, знаешь?
- Иван. И по имени и по жизни.  Вы из тех, кто сам себе проблемы создает, ну и другим тоже. Удачливы во многом. Живете  часто прошлым,
новое воспринимаете по необходимости. Детей нет. Да и горе в семье было не так давно…
- Так-так-так. Интересно. Вот что Иван - это в яблочко. Да… Ты, я вижу, интересная особь, редкая.  Ко мне работать пойдёшь? Тоже помощником. Если польза от тебя будет - хорошие деньги буду платить, жильё дам.
        Он достал из пиджака визитку, черканул на ней что-то ручкой и протянул Корнею - Вот держи, с автографом, надумаешь – подъезжай, посмотрим, что ты за напиток. Поехали, Жорес, нам пора.
       - Или же не ехать? – Палыч вдруг резко оглянулся на Корнея.
Тот отрицательно покачал головой: В пустую это.
- А давай поверим этому шашлычнику, Жорес, рули домой!
Оставшись один, Корней разжал ладонь. На жестком белом картоне гордо пыжилась золотая тиснёная вязь: «Фирма «Атлант», Тулеев Иван Павлович, директор».
-А ведь я и не просил никого. Кто  же на этот раз подсуетился для меня?  Ну, что же, заочно и заранее спасибо!


                В офисе Тулеева

- Проходи, проходи, дорогой! –  встретил Корнея в дверях молодой широкоплечий парень, с поломанными ушами борца. Лицо его сияло добродушнейшей улыбкой, при этом он продолжать в проеме, преграждая путь, словно чего-то ожидая.
- Я к Ивану Павловичу, - Корней протянул визитку.
- Ай, совсем  хорошо, - внимательно взглянув на подпись, шагнул в сторону широкоплечий, улыбнувшись ещё шире. – Пойдём, шеф только что приехал.
Они прошли по коридору, устланному ковром с вышитыми картинами батальных рыцарских сражений, и, войдя в широкую пустую приёмную,  остановились перед тяжёлой деревянной дверью, с медной табличкой. «И.П.Тулеев» просто гласила золоченая надпись на ней.
Постучав, борец легко и осторожно открыл дверь.
-Привет! – бросил Тулеев Корнею, не поднимаясь из-за стола, - Мы скоро, присаживайся и подожди минуту. Кстати, та встреча так и не состоялась, самолёт с гостями застрял в аэропорту из-за карантина. Свиной грипп какой-то придумали!
Сидящая за компьютером  девушка, подчёркнуто серьезно взглянула на Корнея, и снова склонилась над клавиатурой.
Тулеев, закончив  читать, что-то вычеркнул на лежащем перед ним листе бумаги, на секунду задумался, и снова быстро дописал несколько слов.               
- Вот так. – Он протянул лист девушке.
Та, бегло взглянув на сделанные правки,  застучала клавишами.
 - Ты извини, сегодня у меня встреча в одиннадцать часов в этом кабинете  с партнерами по бизнесу. Нам с Машей нужно тщательно подготовиться, - кивнул он на девушку.
Маша, чуть искоса, но уже помягче стрельнула в Корнея глазками, и снова принялась за работу.
- Завтра вторая встреча, и твоя первая проверка. Учти, для тебя она может оказаться и последней. Проверять будем в бою. Ты поприсутствуешь, послушаешь, и потом ответишь мне на некоторые вопросы. После сообща обсудим  к чему мы пришли. Окей?
А сейчас зайди в тринадцатый кабинет в службу безопасности. Человека зовут Алексей Прядко. Сдашь ему все свои документы. Будет спрашивать чего – отвечай честно, как на духу, - он бывший мент, расколет тебя сразу,
если что. Кроме того - это моя третья рука. Потом найдёшь кабинет номер двадцать четыре,  там выбери одежду для работы. Завтра я жду тебя здесь максимум в четырнадцать сорок пять. И никаких опозданий. Всё, можешь идти.
Корней кивнул головой, но продолжал стоять, осматривая комнату.
- Разрешите вам кое-что посоветовать перед встречей. Вот эту красную картину необходимо обязательно перевесить в приёмную, а кресла  лучше
переставить вот сюда, так чтобы гости сидели лицом к свету, а на них  пусть смотрит  этот чудесный «Спас». Это же Кондзелевич? Прим.2.
И ещё… вон там нужно поставить цветы в белой вазе, или большое растение в кадке, а мне разрешите сидеть вот здесь.
Тулеев и Маша застыли в изумлении. Маша смотрела на Тулеева, ожидая его реакции, а Тулеев чуть ли не впервые в жизни не знал что сказать.
- Да, ещё, – продолжал Корней, - в этом документе, что набирает Маша, есть одно место, на втором листе, где вы указываете адреса и названия фирм-закзчиков. Так вот,  ваши переговорщики могут использовать это, и выйти на них и без вас. Не опасно ли так рисковать?
Маша испуганно начала искать второй лист, стараясь не поднимать глаза  на Тулеева, у которого отвисла челюсть.
- Как это ты…, об адресах узнал? – наконец выдавил он.
- Очень просто. По стуку клавиш. Это же своеобразная азбука Морзе.
Тулеев пораженно откинулся в кресле.
- Многое видел, но такое встречаю впервые. А хоть присутствовать-то при завтрашней встрече мне можно? – наконец овладев собой, спросил он Корнея с напускной иронией.
- Безусловно, - Корней был сама серьёзность, - Но вам нужно будет сесть вот здесь,  напротив них. Линия «окно-дверь»  не для вас. И ещё вот, - он вынул из кармана деревянные, вишнёвого цвета четки с маленьким крестиком, и положил на стол перед Тулеевым, -  это вам мой подарок.
- Спасибо, но у меня уже есть одни, - Тулеев достал из сейфа и выложил рядом чётки на нити из разноцветных волокон. – Это презент от тантрических буддистов. Я им как-то помог выбраться из одной запутанной истории… сказали, что это из теменной части человеческих черепов. Соврали, наверное, да и не лежит чего-то моя душа к ним.
- Не удивительно. Но вас не обманули. Белый, синий, желтый, красный и зелёный – это символы буддийского просветления. Но вам они ни к чему. Попробуйте попользоваться моими, из обыкновенной осины, и я вас уверяю, что они вас не разочаруют.

Прим.2: Йов Кондзелевич – знаменитый украинский иконописец ((Волынь,  XVII век).


                Переговоры

На следующий день ровно в четырнадцать сорок пять Корней  вошел в приёмную. Маши на месте не было.
Он подошёл к  зеркалу и, оглядев себя с головы до ног, остался доволен. Модный темный галстук завязан идеально, синий в полоску костюм подогнан строго по фигуре.
- Заходи, Нарцисс, хватит собой любоваться!  - раздался вдруг из динамика насмешливый голос Тулеева.
- Вот лохонулся, - рассердился на себя Корней, - в приемной камеры! И, наверное, не только тут, нужно иметь в виду! 
В кабинете, кроме Тулеева, находилось четверо мужчин - трое пожилых и один совсем молодой, почти мальчишка, с красивым, но странно худым, лицом.
Тулеев у стола наливал в хрустальные стаканы коньяк. Гости весело переговаривались между собой и хохотали. Корней уловил легкий немецкий акцент.
Тулеев поставил стакан,  и, подойдя к Корнею, обнял его за плечи.
-Знакомьтесь, мой новый помощник и дальний родственник, Корней.
Гости по очереди, приподнявшись, пожали ему руку, сверля изучающими взглядами.
- Вот фрицы предлагают чудаковатую вещь, -  наклонился Тулеев к Корнею, - хотят, чтобы я принял участие в строительстве автобана, который будет знаешь из чего? Никогда не догадаешься! Из бетонных блоков, с пеплом покойников! Причём за их же деньги, потому что эти трупики сейчас небедно живут и сами желают такого дурацкого захоронения!  Понятно, что блоки будут именными, с надписями. Как думаешь, стоящее это дело?
- Думаю, если блоки будут именными, в Европе желающих будет много. Там подобное возвеличивание любят. Но какая планируется протяженность автобана?
Немцы откинулись в креслах и, как по команде, переплели руки на груди.
-Участок в восемьдесят шесть километров. Это проба, – сказал один из них,  длинный и худой, сняв очки и протирая стёкла стерильным носовичком.          - У нас  уже сейчас  есть несколько сотен заказов.
- Отлично, но нужно изучить этот вопрос подробнее. Какое долевое участие каждого вы видите в проекте?
Немцы повернулись к Тулееву.
- Может, мы оставим этот вопрос нашим юристам?
Тулеев, ничего не отвечая, маленькими глотками пил коньяк, хитро поглядывая на Корнея.
Вдруг, словно что-то вспомнив, Корней поднялся и, извинившись, вышел из кабинета.
Через несколько минут он вернулся уже с подносом в руках.
-  Пожалуйста, господа, кофе,  чай!
Тулеев, ничего не понимая, растерянно моргал глазами, но молчал.
А Корней, почтительно склонив голову, шагнул с подносом к немцам.
Неожиданно, он  зацепился за край ковра, и, еле-еле удержав равновесие, оперся ладонью о плечо одного из гостей.  Каким-то чудом ему всё-таки удалось не пролить ни одной капли из полных чашек.
Поставив поднос на стол, Корней смущённо извинился, но успел поймать на себе жесткий, уничтожающий взгляд Тулеева. 
-  Ну, пожалуй, на этом официальную часть мы закончим, - раздосадовано произнёс тот. - Большое спасибо, Корней, можешь быть свободен. Поговорим завтра утром, часов в восемь.
Немцы весело закивали ему на прощанье головами.


                Х

Утром Тулеев сразу усадил Корнея в кресло в своем кабинете и сам сел напротив.
- Я не понял, что это за кренделя ты выписывал с подносом?
- Я расскажу, но можно сначала о гостях? Кто они?
- Это не секрет. Они – валютные трейдеры. А теперь решили попробовать себя в этом странном предприятии.
Увидев неугасший вопрос в глазах Корнея,  продолжил: – Они работают на форексе, мировом рынке валют. Их задача, используя колебания валюты, купить её подешевле, продать подороже.  У этих ребят уже есть серьезные ресурсы, что позволяет работать с огромными суммами.
- Я слышал, это может приносить большие доходы…
 - Когда-то Джордж Сорос заработал на падении курса британского фунта девятьсот пятьдесят миллионов долларов. Правда, в его распоряжении были тогда миллиарды. Но это занятие не такое уж и простое, и если ты не владеешь необходимыми знаниями правил торговли и управления капиталом, то не стоит и соваться.
- Меня это не интересует, – улыбнулся Корней, - а вот то, что  толстый немец, который сидел вот здесь, с краю,  темная лощадка, это я вам могу сказать точно.
-Корней, послушай меня и запомни, - назидательно  произнес Тулеев, - это мои старые друзья. У нас никогда, повторяю, ни-ког-да не было ни одного крупного недоразумения. И я бы не хотел, чтобы между нами появились хоть какие бы то ни было… сомнения.
Корней достал из нагрудного кармана маленькую кредитную карточку и протянул её Тулееву.
- Что это? – повертев её в руках спросил тот.
- Это портативный цифровой диктофон южнокорейской компании Narae.  Именно он был в нагрудном кармане того джентльмена, о котором мы только что говорили.
Тулеев измерил Корнея непонятным взглядом питона.
- Или я очень ошибся, взяв тебя к себе, или мне очень повезло. А по поводу диктофона не знаю  что и думать. Нужно проверить.
- Обязательно проверьте, Иван Павлович.  Кстати, тот, молодой,  тоже богатый бизнесмен?
- Ему двадцать семь лет. И он действительно очень богатый и очень умный. Но, увы,  - рак легкого. В этом мире всё уравновешено, мой юный друг…

                Х

Корней оказался прав. В результате плотной слежки, было установлено, что толстый немец сливал информацию на сторону. Причем его компаньоны об этом совершенно ничего не подозревали.
Этому случаю была разрешена дозированная огласка среди сотрудников фирмы,  и вокруг Корнея появился ореол таинственности.
Теперь Тулеев перестал так легкомысленно относиться к его замечаниям.  Он также поручил начальнику службы безопасности Костецкому разузнать, откуда у новичка такие способности и навыки,  однако, после длительных стараний добыть какую-либо дополнительную информацию, его служба впервые беспомощно развела руками.            
Сам же Корней, при попытках Тулеева что-то из него выудить, мгновенно прятался, словно черепаха в панцирь, и  превращался в непробиваемую скалу.
- Иван Павлович,  я простой отставной монах, ничем не хуже и не лучше сотен других. Всё, что я знал о себе, уже давно вам рассказал, давайте лучше заниматься делом! – отвечал он на все распросы Тулеева о личном.
        - Странный он какой-то, - сам с собой рассуждал Тулеев  - Вроде и предан, и открыт как на ладони, и, в то же время, так далёк и холоден, как другая планета. Словно бутылка с двойным дном: то боржоми хлебнёшь, а можешь и на серную кислоту напороться.
У сотрудников же Корней вызывал неподдельный интерес.
Мужская половина пыталась втянуть его в обсуждения последних моделей автомобилей, мужской моды, предлагала составить компанию для похода в гольф-клуб, бассейн или на ипподром.
Девушки кокетничали, роняя пред ним платки или ручки,  некоторые намекали на свидания, а были и такие, которые открыто предлагали интим.
Но Корней  вёл себя очень сдержанно, ловко уворачивался и от тех, и от других. В свою однокомнатную квартиру, щедро предоставленную Тулеевым, он не пускал никого.
Тем не менее, Костецкий, разозлённый неудачами, и в надежде узнать что-то новое о Корнее, решил тайно провести её тщательный осмотр.
Группа агентов, под видом сантехников, уже была готова проникнуть туда для закладки  видеоаппаратуры,  но Тулеев, подумав, санкции не дал.
- Оставь его в покое. У каждого человека должен быть свой храм. Может быть его храм -  это его квартира.
Тем не менее, соответствующая аппаратура  Костецким была всё-таки установлена. Но на следующий же день, Корней выложил на стол пред Тулеевым весь заложенный шпионский набор, и жестко предупредил, что сразу же уволится с фирмы, если подобное повторится.
Тулеев побагровел от ярости, и так ткнул пальцем  в кнопку вызова начальника службы безопасности, словно хотел продырявить её насквозь.
За семь лет работы, Костецкому впервые пришлось ощутить на себе  предел буйства своего шефа. Планы слежки за Корнеем были похоронены навсегда.
               
                Х

Прошло несколько напряженных рабочих месяцев. Они были удачными и прибыльными для фирмы, и всё это время Тулеев не переставал присматриваться к Корнею. Ему нравилась его работа, его деловая хватка, но с окончательными выводами он никогда не спешил.
Подготовка  деловых встреч, порученных Корнею, даже на самом высоком уровне, всегда была безукоризненна. Он, странным образом предугадывая перспективу переговоров, прорабатывал огромное количество справочных и  аналитических материалов, безошибочно определял ключевые и спорные моменты, и заранее готовил выигрышные варианты их разрешения.
Иногда в ходе переговоров Тулеев неожиданно умолкал и отдавал всю инициативу Корнею, наслаждаясь  со стороны, как умело и четко тот выводил клиентов на необходимое «да».
Мало того, он заметил, что присутствие Корнея всегда приносит  удачу или выигрыш в деле. 
«Мой талисман!» - отзывался он о Корнее за глаза, - классная «Метакса»!
Сам же Корней никак не пытался воспользоваться расположением нового хозяина. В его душе еще свежа была рана от того, как больно он обжегся в прошлый раз, слишком доверившись Лазареву. 
Он все ещё со злостью вспоминал об этом, и это воспоминание каждый раз отдавало острой режущей  болью в сердце.
Нет, он ни разу не пожалел о своем поступке, но как ни пытался стереть его из памяти, прошлое продолжало приходить к нему по ночам, внезапно, во всех подробностях, и тогда звон отстёгнутого карабина, словно звон погребального колокола,  изматывал его до самого утра…

Продолжение следует…