2.
Варвара чувствовала, что сегодня последний срок. Боль душевная становилась сильнее телесной, она жгла её неотступно, подгоняя закончить дела земные.
Когда Пётр пришел в очередной раз, она попросила подойти поближе.
- Послушай, помнишь, как холера выкосила все окрестные деревни, а в нашей только дед Пантелей помер, да и тот с перепугу?
- Ну, помню…
- Так вот, это я берегла село, ночей не спала, не давала заразе в дома войти…
- Ну да?! – иронично хмыкнул Пётр.
- Тогда я первенца своего и потеряла. Это была плата за то, чтоб ваши дети жили. А помнишь, сушь разразилась великая, хлеба погорели во всей округе. А в нашей деревне, хоть и худой урожай был, да с голоду помереть не дал? Тогда я своего второго сына схоронила. И когда через два лета пожары были - берегла я деревню, что сил было, берегла. Третьим сыночком своим пожертвовала…
- Тебя послушать, так тебе деревня благодарна должна быть, что ты живешь здесь!
- У Фроськи своей спроси, к кому она прибежала, когда Клима твоего в солдаты забрили. Вишь, живой вернулся, здоровый.
- Врёшь ты всё! Ведьмища, проклятая!
- Не ведьма – берегиня. Знал бы ты, какое это бремя тяжкое – беречь род людской! Эх, Петруша, знал бы! И каких бед навлечешь на свою семью, если помешаешь передать силу! Ведь Тонечка должна принять от меня Знание. И внучке своей передать. И так до тех пор, пока время не придёт, пока люди не дорастут до него душой!
- Так ты мне передай!
- Да нельзя тебе! Только женщина может быть берегиней! Не дашь передать - обречешь на мучения её! И дочерей её, и внучек! Они сосуд для Знания, а когда сосуд не наполнен…Вечной жаждой мучиться будут! И не будут понимать, отчего им так мучительно пусто! И некому будет объяснить им! И род твой беречь будет некому! Ведь сосуд можно наполнить и водой ключевой и зельем хмельным!
Варвара уже хрипела, еле шевеля синеющими губами, всё еще протягивая с мольбой руки, пытаясь объяснить.
Но и последние силы покинули её. Рука безжизненно упала.
Пётр стоял, не зная, что предпринять. Потом вспомнил про байки о том, что ведьма сможет умереть, если снять с крыши конёк и потолок прорубить.
Когда он с сыновьями пришел в дом Варвары снимать конёк, то увидел, что лежит она с окаменевшим лицом, усталым, но очень спокойным. Вся болезненная чернота ушла, и лицо казалось вылепленным из воска. Она была почти красива. Седые, без единого тёмного волоска, поредевшие, но всё ещё кудрявые косы, короной лежали вокруг головы. Он понял, что она ушла.
Пётр смотрел на неё и вспоминал свою молодость, свою ненависть к этой женщине, теперь окончательно ушедшей из его жизни.
Ему хотелось кричать, но горло сдавило так, что даже воздух с трудом проходил и вырывался со свистом.
Только теперь он понял, что ненависти не было, а была обида отвергнутого мужчины. И что всю жизнь он любил только её.