Поездка в Санкт-Петербург. Часть 2

 
                Потрясение.

   Расскажу о том, что нас просто потрясло. Катая меня по Пушкину, Лена сказала: «Давай побываем в том месте, в котором я никогда не была». Она не была в отреставрированном соборе Федоровского городка.
   Храм был построен в начале XX века по заказу императора Николая II как церковь для Собственных Его Величества Конвоя и Сводного пехотного полка. Это была любимая церковь императорской семьи. Здесь они молились. Позже, в годы ненастья, все вспоминали Пещерную церковь, расположенную в подвальном помещении собора. Святое место для опального семейства. Удивительное место. Сравниваю собор Федоровской Божьей Матери и Морской Никольский собор в Кронштадте, который мы посетили через пару дней после поездки в Пушкин. Морской собор – чудо парадности и пышности. Он так изукрашен снаружи и изнутри, что не знаешь, как охватить глазами всю эту красоту. Здесь нужно бродить день за днем, чтобы во все вглядеться, все оценить по достоинству. Но… холодно в Кронштадте… холодно в соборе. Жадное любопытство вместо благоговения. Взрыв восхищения вместо душевного трепета. А чувства, всколыхнувшиеся вдруг в Федоровском соборе, трудно передать словами. Откуда нахлынуло волнение, вызвавшее слезы? Не могу объяснить. И забыть не могу.

    Но расскажу по порядку. Собор, сияя белизной стен и золотом куполов, раскинулся на невысоком холме. Множество крылечек. Вон то, самое длинное, для царя и царицы. Апсиды в русском стиле похожи на прижавшие к могучему телу маленькие теремки, словно русские души, прильнувшие к Боженьке. Вокруг зеленый ковер лужайки, украшенной здесь и там небольшими раскидистыми деревцами. У подножья холма вьется зеркальной лентой узкий каналец, скрывающийся в зелени ив и кустарника. Не слышно ни шума машин, ни громкого говора. Тишина и покой. Прелесть природной и рукотворной красоты. Поднимаемся к храму по тропинке, ведущей от развалин Федоровского городка, когда-то протоптанной клиром и царским конвоем, заселявшими городок с расписными воротами и украшенными резьбой каменными домами. Поднимаемся медленно, осматриваясь, любуясь, впитывая окружающее умиротворение.

   Внутри  поражают контрасты  помещений. Маленький предел, в сумраке которого сильно пахнет ладаном. Задерживаемся здесь, чтобы прочитать историю создания храма. Оказывается, городок и собор названы в честь иконы Федоровской Божьей Матери, преподнесенной в дар московскими купцами (я-то думала, что здесь была деревенька Федоровка – ошиблась), иконы, священной для царской фамилии, сопровождавшей Романовых от начала их восшествия на престол. Иностранные принцессы, становившиеся женами русских властителей, получали после крещения отчество Федоровны (как и обе Александры Федоровны, жены Николая I и Николая II). В интернете я прочитала, что в верхней церкви шли службы для всех прихожан, в нижней (Пещерной) церкви молился Николай II в дни говения, а для Александры Федоровны была отведена отдельная молельная комнатка. Но собственные ощущения нашептывают другое. Верхняя церковь ассоциируется с мужским началом: размашистая свобода большого светлого пространства, открывающаяся неожиданно при выходе из тесного и темного предела, подчеркнутая устремленность вверх к необозримому небу, сдержанная изысканность интерьера. Пещерная же церковь, в которую приходится спускаться по узеньким лестничным переходам, несомненно является носителем женского начала: уют неширокого и невысокого помещения, все вокруг расписано цветами (сводчатые потолки в цветах, на темно-синих стенах темно-красные цветы, нижняя часть стен затянута тканью в цветочных узорах), рассеянный свет люстры и  огоньки лампад, расположенных рядами. Два храма один над другим, слияние двух начал – Матери Земли с Отцом Небесным.

   Мы бродили по верхнему храму, дивились красоте резных деревянных панелей (выше – еще не расписанная светло-серая штукатурка), резного же дерева обрамлению икон, вдыхали чистейший прохладный воздух, поражались пронизанному светом большому пространству, необыкновенно певучей гармонии интерьера. Бродили, сидели, не в силах уйти.
    Спускаясь в Пещерную церковь, постояли перед большими портретами Николая II и Александры Федоровны. Светлые лица. Притягательно выразительные глаза. Знание о трагической кончине этих людей вызывает особое щемящее чувство, заставляющее внимательно всматриваться в них и молча сострадать.
   Вошли в нижнюю церковь. Мерцание лампад перед святыми ликами. Сумеречная тишина. Я не знаю, что со мной произошло. Сидела на деревянной скамье замерев, а по лицу беспрестанно катились слезы (плаксой я, к слову, никогда не была).

   Выходим в солнечный день молчаливые, перевернутые. Ударил церковный колокол. Тихо… Снова гулкий удар… Пауза… Мы остановились, прислушались. И, присев на валун, заколдованные, минут двадцать слушали изумленно колокольную симфонию с кульминациями и затишьями, с аккордами и диалогами тяжких басов с серебряным трепетаньем верхов. Генеральная кульминация, заполнившая радостным мажорным созвучием все широчайшее пространство от глубоко ухавших больших колоколов до звонких переливов маленьких… Пауза… Недолгий перезвон… Пауза… Негромкий удар среднего колокола… И тишина… Мы долго не могли придти в себя, молчали. «Такого, Леночка, – тихо сказала я, – ты никогда и нигде больше не услышишь»…

                ***