...Колыбель скрипит.
- Милый, милый, как же мы его оставим?.. Что с ним сделают, если мы уйдём?
Или - когда уйдём?..
Луна серебром сбрызнула тёмные, шершавые стены. Зарешеченное окно - высоко. Лампочка перестала гореть к середине ночи. Новый рассвет ещё не открыл глаза, не посмотрел с болью и удивлением - в какой мир пришёл. У него ещё всё впереди.
..Она поднимает голову с его плеча. Они сидят на узких нарах, у стены, он обнимает свою любимую, сам мыслями - далеко. Взгляд уставлен в темноту, пуст. Она трогает его щёку, колет пальцы его отросшей щетиной, улыбается вдруг этому привычному, на двоих любимому, жесту. И он тоже едва заметно улыбается, выныривает из своей тоскливой пустоты, мыслями стремится к ней, обнимает:
- Поспи ещё...
Но какой тут сон - в застенках? Тяжёлая дрёма, сотканная из снов многих, кто сидел здесь в ожидании своей участи.
Он понимает это. И понимает, что силы им, вообщем-то, больше незачем экономить. Этот ресурс больше не понадобится. Там, на других дорогах, всё станет по другому...
Она словно слышит его мысли, а, быть может, ощущает по тому, как он сильно сжал руки, крепче прижимая её к себе. И она встряхивает медно-рыжими кудрями, сердито - и, кажется, красноватые блуждающие огоньки несколько секунд кружат по стенам.
- Нет, Высь, я не верю, что ты сдашься, что мы сдадимся! Не бывает, не может быть так, чтобы совсем никакого выхода!
- Нежка... - шепчет он ей в волосы осипшим голосом, но она вырывается из его рук, вскакивает, прохаживается по камере.
Выход - где-то совсем рядом. (Она закрывает глаза, всматриваясь в живую, подрагивающую паутину вероятностей - уже сознание, кажется, кровоточит, от попыток найти ту самую нить).
- Неж... иди сюда, - Высь смотрит на жену, и она вновь понимает, о чём он думает в эту минуту.
Рукам быть живыми, ощущать, вздрагивать радостью прикосновений - недолго. Хочется успеть ещё почувствовать родное тепло, пожить, побыть. Не факт, что потом память это всё сохранит. Да и разница есть - память да другие дороги, и любимые родинки от запястья к плечу, запах, нежность - здесь и сейчас.
У Нежки ухает вниз сердце. От того, что боль - она такая штука, у спутников - как ломоть хлеба, только пополам. А уж если эти спутники - супруги...
Она быстро подходит к мужу, садится ему на колени.
Но ниточка... почти нашлась же ниточка...
***
Никто не видит - никому не положено видеть - фигуру в серебристом плаще, стоящую на крыше напротив городской тюрьмы.
На вид - мужчина, совсем молодой, почти юный. Глаза синие. И смотрит во все эти глаза, напрягшись, видя - а человек не увидел бы с такого расстояния - как на ладони и их тесную, страхом пропитанную, камеру, и мысли их.
И ниточку, ниточку в руках...
- Давай, - шепчет этот заинтересованный, в серебряном плаще, и луна звонким серебром вспыхивает в его волосах.
***
Губы находят губы, и долго изучают, словно бы только встретившись, точно первый раз. Губы - они мудрее своих хозяев: всегда любят как в первый, и никогда не прощаются.
Нежка чуть откидывает голову, переводя дыхание. Смотрит в карие глаза Выся.
Ниточка...
- Родной. Подумай о чём-нибудь хорошем. Звук, цвет, фактуру имеющем. Живом.
Звук...
...Плачет ребёнок в колыбели, плачет, а потом смеётся, заливисто, светло, когда его, наконец, берут на руки. А такого малыша - его не просто взять, и не всякий справится...
- Пушиночка ты моя, - говорит Нежка, еле удерживая выскакивающее из груди сердце.
Она знает - ребёнок смеётся, и где-то по мерзкому однотонно-серому, убивающему надежды, покрытию, сковавшему дороги, улицы, площади - змеится трещина; пробивается сквозь неё непокорный зелёный росток - вот она я, надежда! не достанете, не сломите, не победите!
И Высь идёт вдоль этой трещины, держа за руку человека, в глазах которого появился свет и осмысленность.
Бумажный змей неуклюже, чуть боком, взлетает в небо из их ладоней.
Смеётся ребёнок у Нежки на руках...
Смотрят в небо Высь и его спутник. Высь ощущает этот смех. И с ним - острый приступ счастья. Живого, животворного счастья. Которое - только передавай дальше.
...Камера, ночь, лапочка перегорела.
Они встречаются взглядами.
- Что, - говорит Высь, - Думаем про одно?..
- Ага, - Нежка вздыхает и трётся щекой о любимое плечо.
И тут уже Высь понимает её, подхватывает невысказанное:
- Про "здесь" - нельзя, - говорит он, - А можно про...
- Не думай, - быстро перебивает его Нежка, - ты просто увидь, соприкоснись, подумай, а о чём думаешь - не думай!
Ниточка...
Золото деревьев и праздник урожая в первом их родном краю? Встреча, Нежкина улыбка, протянутая - ей протянутая - рука Выся ( небыл он ещё тогда Высем, а вернее не знал, что он - Высь). Первый танец...
Дорога как предназначение, как судьба - одна на двоих, - как битый кирпич или как шелковистый да ласкающий босые ступни песок...
Сочная, изумрудная трава нейтральной полосы...
Ниточка вот-вот выскользнет из пальцев. Не то!
***
Человек (человек ли?..) в серебряном плаще подскальзывается на краю крыши, засмотревшись, дрожа от напряжения, - и чуть не падает вниз.
Не известно откуда появившийся сзади мужчина в чёрном подхватывает его за локти, отводит от края:
- Ну-ну... Тебе-то убиваться- вроде не срок, - со снисходительной ноткой говорит он.
А у Серебряного на висках дрожат бисеринки пота.
- Не назад надо...вперёд!.. - шепчет он.
- Нельзя тебе сейчас им помогать, - произносит Чёрный, вроде бы сочувственно, но с ехидинками в зрачках, - Да не справятся они, ясно же. Видно судьба...
Серебряный закусывает губу, но про себя произносит: "Справятся". В нём всё звенит этой верой, безнадёжной верой Берегущего, не имеющего права вмешаться.
Даже у Чёрного гаснут ехидные искры в глазах. Впрочем, скорее всего , это только кажется - луна зашла за тучу...
***
Как увидеть то, чего нет?.. Вернее то, что есть, но о чём ты не знаешь, не сможешь- даже если захочешь, - вспомнить, призвать на помощь цепочку ассоциаций? Но можешь почувствовать, шаря в пустоте наткнуться пальцами на тёплый узелок.
- Откуда узелок?.. - не открывая глаз спрашивает Нежка, лёжа головой на плече Выся, - Ниточка же...
А Высь уже держит узелок в пальцах и ощущает - он тёплый, как катышек свежего хлеба.
Хлеб...
Запах...
Дом...
Мир...
Нежка и Высь одновременно вздрагивают. Есть! Аромат щекочет ноздри, и перед глазами появляется картинка - пустынная городская улица, тронутая лучами первого утреннего солнца, скользящие тени листвы на асфальте, кружащий голову аромат хлеба из ближайшей пекарни…
...В камере становится всё светлее. С минуты на минуту зазвучат шаги по гулкому коридору - и каждый удар каблука будет дробить на мелкие кристаллики эту картинку, это ощущение, эту последнюю надежду...
***
- Не успеют, - говорит Чёрный.
Серебряный молчит. Он видит - они успевают.
- Нет, не выйдет, - спокойно говорит Чёрный, - Смотри сам.
***
...Розовые отметины солнца - как следы от перемазанных брусничным соком маленьких ладошек, - пестрят на стенах домов утренней улицы незнакомого Мира.
Высь и Нежка встают с казённых нар, держась за руки.
Ниточка.
Узелок.
Теперь - только один шаг... Всё ещё очень хрупко...
...Колыбель качается. Ребёнок просыпается, и начинает кряхтеть, потом - плакать. Он чувствует, какое большое, жуткое одиночество наступает на него.
- Я не могу, - шепчет Нежка пересохшими губами, - Иди один.
Плач - игла - проходит сквозь Нежкино сердце. Ниточка скользит, норовя потеряться, шаг не сделан. Это слишком страшный шаг, чтобы иметь на него право. Чтобы просто - души на него хватило. Нет.
- Нежка, - вкрадчиво объясняет Высь, - Если ты останешься - мы погибнем. Тебя - нас - всё равно у него не будет, слышишь?!.
- Иди один, - уже как бы чуточку отстранённо (чтобы отпустить Выся, чтобы спасти!..) отвечает Нежка, - Если так - ты вернёшься... потом.
Высь хочет ещё что-то сказать, но понимает: пустое. То, что движет Нежкой, выше логики, доводов рассудка сильнее. Опасное, древнее; дар - из глубины веков,
беспощадный к обладателю порой - но должен же на чём-то держаться мир.
...Шаги в коридоре. Шаги! Неужто - всё, не успели?..
- Иди, Высь... - шепчет Нежка, раздираемая отчаянием, отлично зная, что без неё Высь не пойдёт никуда.
Что же делать?! Ребёнок плачет. Высь стоит - практически спокойный, как всегда в минуты наивысшего напряжения или отчаяния.
Скрипит колыбель...
И шаги по коридору - всё ближе, ближе...
...И тут что-то происходит. Что-то важное, да что там - спасительное.
Стоящий на соседней крыше Серебряный начинает петь. Чисто, достаточно высоко, не таясь - зная, что его не услышит город, но услышит тот, ради кого песня - началась.
- Тебе же нельзя им помогать! - негодует Чёрный.
И осекается, поняв ответ.
Серебряный не колдует, не перемещает нити, и даже не адресует никому конкретно свою песню. Это что-то из его репертуара, что-то, что он любит вспоминать у костра, когда Берегущие собираются вместе. И имеет право вспомнить и напеть, когда захочет.
Не больше.
Но и не меньше...
...Ребёнок слышит песню. Ребёнок перестаёт плакать.
А потом - улыбается. В ответ серебряным, высоким, щекотным звукам.
...- Я вернусь, мой хороший, - не вслух но так, чтобы малыш услышал её, произносит Нежка, - Мы вернёмся...
Шаги звучат почти у двери, но они уже ничего не могут изменить.
Держась за руки, Высь и Нежка шагают навстречу тёплому городскому рассвету, просыпающейся улочке незнакомого мира, аромату свежеиспеченного хлеба. Шагают из камеры, не думая - зная, просто зная, - как это возможно. Ведь когда знаешь ответ на своё "зачем?" - возможно почти всё.
Из под потолка срываются и летят вслед за хозяевами два дракончика в пол руки длинной - синий и зелёный.
Когда дверь распахивается, и тяжёлые сапоги ступают на порог, камера уже пуста.
...А Серебряный всё поёт и поёт, не отпуская голосом своего необычного слушателя, вновь качаясь на самом краю крыши.
И Чёрный, почти незаметно, придерживает его сзади, не давая сорваться.
Ночь с 24 на 25 июля 2014 года.