173. Пале-Рояль
Странноприимный дом фэнсиона, самая яркая Люсия
* Люсия (от латинского Lux – свет и Lusus – игра) – объединение талантов: салон, кружок, литературное общество («Корсаковские среды», «Боткинские субботы», «Пятницы Полонского», «Карташевские вечера» и проч.) Светлый круг от абажура, под которым собирались люди одной планиды.
Пятиэтажное здание, мало примечательное в архитектурном отношении (банальный "доходный дом") в конце Пушкинской улицы. Но две каменные Химеры над входом в него – это не только посланники (полномочные представители) двух Гениев места, Музы и Мефистофеля, но и архитектурная цитата из Нотр-Дам де Пари.
Процитироать Пушкина уместно:
…Другие два чудесные творенья
Влекли меня волшебною красой:
То были двух бесов изображенья.
Один (Дельфийский идол) лик младой -
Был гневен, полон гордости ужасной,
И весь дышал он силой неземной.
Другой женообразный, сладострастный,
Сомнительный и лживый идеал -
Волшебный демон - лживый, но прекрасный.
«Большой меблированный пансион, от одного до десяти рублей в сутки, включая постельное белье…».
Недорогую гостиницу эту с давних пор избрала своим приютом богема. Это были не просто «нумера» и стол за отдельную плату, это был ее салон, клуб, сцена, мастерская, бальный зал, исповедальня, алтарь. А также, касса взаимопомощи, приют-ночлежка, трактир и лечебница – для товарищей по несчастью: искусству.
«Добровольное общество вспомоществования нищим и пьющим литераторам» – «Храм великолепных кощунств» – «Водогрейня сиречь вошебойка» – «Великолепные кощунства» – «Башня из слоновой кости».
Кто только не жил здесь, днями, месяцами и годами, или не побывал хоть однажды в гостях у друзей: Чехов, Куприн, Бунин, Шаляпин, Дальский, Перцов, Бакст, Бенуа, Мясоедов, Сологуб, Гиппиус, Мережковский, Волынский, Минский, Блок, Белый, Успенский, Скиталец, Грин, Качалов, Юрьев, Немирович-Данченко, Мейерхольд … Короли и королевы нищего Пале, струны мистического Рояля…
175 меблированных комнат с одинаковыми штофными обоями, венскими стульями, бархатными скатертями на круглых столах – и кроватями в романтических альковах, предназначенных не только для сна, но и для историй, которые так и назывались «альковными».
Много чего понасмотрелись эти стены в пятнах неизвестного происхождения, эти драпри с клопиными гнездами в глубоких складках.
Чертог сиял. Откупоривались бутылки. Пахло канифолью, скипидаром и парижскими духами. На фантасмагорических «семинарах наизнанку», в непримиримых спорах истина торжественно умирала, дабы потом воскреснуть в пущей славе.
Фонтанировали новые течения в искусстве, слетали с небес религиозные откровения, провозглашались манифесты нового века, любовь искала жертв.