1
Прервав на несколько мгновений дрему перед тихо работавшим маленьким телевизором, консьержка недоуменно, как пьяница, взглянула на него одним глазом. Миновав ее, Михалыч вышел на улицу.
Наручные часы показывали три. Пуговиц на его рубашке не хватало, а на бледной худощавой груди между распахнутыми полами виднелись длинные широкие царапины. Словом, вид он имел странный, причем явно не внушающий доверия. Его только что выгнала из дома девушка, с которой они прожили вместе целых пять месяцев.
Подойдя к краю тротуара, Михалыч с надеждой вгляделся в пустое полотно ночного проспекта. Тотчас тронулась и подползла к нему стоявшая неподалеку чёрная побитая девятка. Жадный бомбила караулил позднюю публику подобно хищнику в укрытии.
Справившись о цене, Михалыч захлопнул дверцу и махнул рукой. Бомбила не уехал сразу. Он посмотрел на попавшего в переделку парня из-за опущенного стекла с явным сожалением. Спросил:
- А за сколько поедешь?
Михалыч выудил что-то из заднего кармана брюк и показал бомбиле.
- Ладно, садись, - нехотя согласился тот. Его душу, видимо, ночные автострады очерствили не окончательно и участие было ему не чуждо.
Михалыч влез на заднее сидение, поставив рядом свой полиэтиленовый пакет в спешке набитый снова теперь холостяцкими пожитками. Разговаривать ему совсем не хотелось, однако он чувствовал себя обязанным и потому напрягся, мысленно настроив себя на поддержание какой-нибудь совершенно ненужной дорожной беседы. Но бомбила, к счастью, молчал. И Михалыч был ему за это особенно благодарен. Случаются иногда в жизни такие моменты, когда ты ничего не можешь делать кроме как сидеть, привалившись к стеклу ночного такси, и смотреть как плывут мимо огни.
2
Проснулся Михалыч от звуков обычной утренней коридорной возни: почти все обитатели коммунальной шести-комнатной квартиры собирались на работу. Из кухни аппетитно пахло оладьями. Раздался формальный короткий стук в дверь и, не дожидаясь ответа, в комнату сунулось широкое улыбающееся лицо Веры Павловны, квартирной хозяйки.
- Никак опять вернулся? - спросила она просто.
Вера Павловна была не лишенная шарма дама за пятьдесят, очень толстая и всегда весёлая. Она разрешала Михалычу в порядке исключения курить в комнате, изредка делала это вместе с ним, брала с него плату не всегда по графику, входя во всевозможные "трудные положения" и потому считалась его другом.
- Оладьев хочешь? - она кивнула в сторону кухни, откуда выплывал, стелясь по коридору, ароматный чад.
Михалыч помотал головой. Он не был голоден. Он курил лёжа, положив вторую руку под голову и стряхивал пепел в консервную банку стоявшую на полу возле тахты. Происшествие прошедшей ночи приковывало к себе его мысли. Точно дыра на обоях, ей богу: как ни старайся не замечать, а все равно поневоле остановишь взгляд. Вера Павловна незаметно исчезла. Она обладала довольно редким и поистине удивительным свойством - никогда не оказываться лишней. Какое-то загадочное внутреннее чутье всегда безошибочно подсказывало ей, когда следует уйти, а когда - остаться. Михалыч ценил её за это особенно сильно: он терпеть не мог назойливых людей и сам никогда не навязывался.
Стена над тахтой была до самого потолка беспорядочно обклеена календарями и журнальными разворотами с видами моря, древних храмов и иноземных шедевров современной архитектуры. Михалыч мечтал о путешествиях, но еще никогда в жизни не покидал города.
Он оставался в комнате до тех пор, пока в коридоре окончательно не стихли отзвуки последнего из уходящих соседей.
Выйдя, наконец, на кухню, он застал там только Веру Павловну допивающую чай перед огромным блюдом, на котором возвышалась внушительная гора аккуратных толстых оладьев.
Михалыч с удивлением обнаружил, что ему почти хочется ощущать присутствие живого человека. Ночь отступала в прошлое. Пусть мелкими шажками, но неуклонно. Неизбежность будущего - диалектически жуткая и великолепная вещь. Ничто не способно длиться вечно.
- Доброе утро, - сказал Михалыч.
- Доброе, - ответила Вера Павловна не слишком внятно, поскольку жевала, - что же это они все тебя гонят? - добавила она, проглотив и шумно отхлебнув чая, - полгода у одной, полгода у другой... Хороший мужик вроде. Молодой. Симпатичный. Бьешь ты их что ли, али денег просишь?
- Не бью, Вера Павловна, - отвечал Михалыч, наливая себе из чайника, - и денег не прошу. Сам не знаю...
Из окна кухни хорошо виден был новый высотный дом, выстроенный во дворе на месте небольшого сквера. Металлическая дверь ближайшего подьезда отворилась, и с высокого крыльца, легко паря в летней утренней свежести, бегом спустилась девушка в белом сарафане в мелкий тёмно-синий горошек. На ходу она выставила вперёд руку, чтобы дистанционно отключить сигнализацию на своём новеньком "Пежо", бессознательным женским движением поправила тонкую лямку на плече и скрылась за деревьями.
3
Она вошла в офис с картонным стаканчиком из кафе и сэндвичем в шуршащей обертке. Лучше поспать лишних полчаса, чем тратить время на заталкивание в себя завтрака дома. Скрипнула дверь, застучали каблуки, послышалось хихиканье - так обычно сигнализировали о своём появлении Аля и Валя. Добби едва выносила этих двух сотрудниц, дразнила их про себя "шаляй-валяй" за напрашивающееся созвучие и считала тупоголовыми сплетницами, чьи разговоры сводятся в основном к обсуждению мужиков, косметики и киноновинок. Однако она всегда улыбалась им и иногда даже старалась поддержать беседу.
Аля и Валя присели на свои места точно бабочки на цветы, синхронно раскрыли свои ноутбуки и как ни в чём не бывало продолжили трещать, для вида разложив перед собою рабочие документы.
- Ты видела уже "Фантом"?
- Нет. А что, думаешь, стоит пойти?
- Не знаю. Не была ещё. Но прокат, говорят, бешеный. У меня парень знакомый аж два раза ходил, и всё равно не понял в итоге, который мужик был настоящий, а который - фантом, но тем не менее, сказал, круто, и что он пошёл бы и ещё раз, да только его девушке надоело.
- А что за фильм? - без интереса спросила Добби, от скуки обводя контуры надписи Google указателем мыши.
- Фантастический триллер. С этим красавчиком в главной роли, забыла, как его... Сладенький такой. Короче, посмотри трейлер.
Добби вставила наушники и, открыв YouTube, запустила трёхминутное демо-видео. В маленькие пластиковые динамики вплыла загадочная музыка, на экране интригующе замелькали хаотично вырванные из контекста моменты и немного жуткий закадровый голос начал вещать: "Когда космическая энергия твоих нереализованных желаний достигнет некоторого критического значения, глубинные слои твоего подсознания породят некую самостоятельную информационно-энергетическую сущность, Фантом, твою точную копию, двойника, призванного воплотить то, что по каким-то причинам ты не можешь воплотить сам. Он постоянно будет находиться рядом с тобою как тень, но даже если ты догадаешься о его существовании, тебе скорее всего не удасться встретиться с Фантомом лицом к лицу или где-нибудь его застать, ведь он слишком хорошо знает о том, что ему суждено исчезнуть в тот момент, когда ты посмотришь ему в глаза. Фантом будет преследовать тебя и всегда, когда ему будет нужно, занимать твоё место. Или, быть может даже, он уже существует? И сейчас, пока ты ничего не подозреваешь, он, притворяясь тобой, общается с твоими колеегами или друзьями?.."
Боковым зрением Добби заметила, что Аля и Валя всполошились и испуганно зашуршали бумагами. Это сигнализировало о приближении начальника отдела, Виталия Петровича. Она захлопнула ноутбук и, выдернув наушники, бросила их в ящик стола.
4
Поставив рядом с ноутбуком чашку крепко заваренного чая, Михалыч вложил в рот неприкуренную сигарету, предварительно откусив половину фильтра, открыл Skype и вошёл под своим ником в виртуальное пространство он-лайн игры. Он работал продавцом-логистом два через два, и сегодня, к счастью, у него был выходной.
Воображаемый Михалыч в униформе защитного цвета с нашивками, информирующими о составе крови, выбрал себе оружие: автомат, несколько гранат, сигнальную ракету, запасся патронами и побежал вдоль кирпичной стены тянущейся сквозь брошеный жилой квартал почти до самой базы террористической группировки, на которую, согласно миссии, нужно было проникнуть с целью уничтожения содержащихся на складе запасов взрывчатки.
Внезапно раздался треск автоматной очереди. Пули, попавшие в кирпичную стену, оставили на ней несколько выбоин. Михалыч резко остановился и глянул вверх. Террорист в чёрной маске с прорезью для глаз обнаружился на плоской крыше невысокого гаража на другой стороне узкой улицы.
- Мазила, - сказал Михалыч, - и коротким выстрелом "снял" уже бегущего прочь по крыше противника.
Дойдя до конца стены, Михалыч осторожно выглянул из-за неё. По покатой асфальтированной площадке перед въездом на базу прохаживались туда-сюда два террориста-сторожа. Один из них что-то заметил и, напряженно вскинув автомат, повернулся в сторону укрытия Михалыча. Он не стрелял. Это был, очевидно, опытный боец, не такой, как те новички, что из осторожности палят без разбора даже по кошкам снующим между домами.
Михалыч связался со своими по рации. Её заменял микрофон, закреплённый на дуге наушников. Двое его товарищей пробирались ко входу на базу по крышам, а один шёл следом за ним вдоль стены. Те, что были наверху, вскоре попали в его поле зрения. Они передвигались короткими перебежками, то и дело прячась за будками технического назначения, установленными на крышах.
Ворота базы неожиданно отворились и оттуда выехал бронированный автомобиль. Моментом определенно стоило воспользоваться. Машина отъехала, но ворота ещё некоторое время оставались открытыми.
- Сейчас птичка вылетит, господа... - пробормотал Михалыч насмешливо и выпустил сигнальную ракету.
Сторожа всего на секунду отвлеклись, но и этого хватило Михалычу для того, чтобы, покинув своё укрытие, сперва выпустить очередь по ним, а затем успеть, прокатившись по земле, в последний момент подлезть под быстро опускающиеся ворота.
- Сейчас я открою вам дверь, ребята, - передал он своим по рации.
- Ну ты и крут... - ответил ему кто-то.
Михалыч почувствовал удовлетворение, но не успел насладиться им в полной мере. На территории базы он уже расправлялся врукопашную ещё с одним террористом. Его длинные пальцы с завораживающей ловкостью скользили по клавишам ноутбука, легко нажимая сложные комбинации, соответствующие определённым ударам и заставляющие человечка на экране демонстрировать чудеса ближнего боя.
- Соплесос... - самодовольно констатировал Михалыч, уложив наконец противника точным ударом снизу в челюсть.
Он нажал зелёную кнопку на воротах и впустил своих. Дальше по базе к складу боеприпасов пробирались уже все вместе. Довольно долго шли по узким проходам с металлическими стенами. Вдруг из-за очередного поворота, прямо под ноги ребятам, зловеще кувыркаясь, выкатилась граната.
- Ложись! - завопил Михалыч в микрофон и, подскочив к ней одним прыжком, успел отшвырнуть обратно, навстречу группе бегущих по коридору террористов.
В наушниках громко ухнуло. Экран заволокло пламенем. Из глубины его полетели как будто наружу рваное железо, битый кирпич и куски человеческих тел. Одному из товарищей Михалыча осколок попал в ногу. После того как пламя улеглось, и пошли дальше, выяснилось, что он захромал и не поспевает за остальными.
- У тебя жизни ещё остались? - спросил Михалыч.
- Одна, кажется... - нерешительно ответил парень.
- Ну тогда сейчас заново переродишься, и бегом сюда. На кой чёрт ты мне хромой? - и Михалыч с невиданной жестокостью прострелил ему голову.
- Есть, командир, - ответил ему убитый по Scype.
Наконец последние террористы были уничтожены. Склад нелегального оружия захвачен спецназом... Game over.
Михалыч снял наушники, отхлебнул чая и прикурил. Он праздновал победу. Откинувшись на спинку старого офисного кресла выдувал дым в потолок, запрокинув голову. Существовал мир, в котором он был богом. Что ещё нужно для счастья? Сетевые геймеры повторяли его ник - Godless - как молитву иисусову, все они знали, что если он со спецназом, то город спасен, а если с террористами, то миссия неминуемо будет провалена...
Godless никогда не ошибался. Он владел автоматом словно продолжением собственной руки, и даже в самой безвыходной ситуации у него обязательно находился какой-нибудь трюк. Идеальный воин. Боец без страха и жалости, чьи тонкие красивые пальцы на самом деле ни разу в жизни не касались оружия - от службы в армии Михалыч был освобожден по состоянию здоровья.
5
Весь остаток дня Добби не могла сосредоточиться на своей работе. Её мысли то и дело возвращались к трейлеру, который она после ухода Виталия Петровича всё таки досмотрела.
Машина плавно скользила по кольцевой, чуть тронутые загаром руки Добби безмятежно лежали на уютной отделке руля. Тихо бормотало FM радио.
Среднестатистический человек, как правило, проживает свою жизнь без особых потрясений. Не на всякий век приходятся пандемии, войны или какие-либо иные масштабные катаклизмы. И, наверное, к счастью, далеко не каждый обыватель оказывается смертельно больным во цвете лет, трагически влюблённым или гениальным. Поэтому люди стоят в очереди за билетами на очередной фильм-катастрофу, драму или триллер, катаются на аттракционах, играют в азартные игры или ищут ещё какие-нибудь подходящие суррогаты реальности, чтобы хоть как-то себя расшевелить, оживить изнутри. Большинство заполняет свою жизнь разными мелочами, игрушками, вещами искусственно преувеличенной важности, держится за них, доказывая всем вокруг, что это и есть смысл их существования, но на самом деле всё это не более чем попытки отвлечься от той пустоты, от царящего внутри молчания, непостижимого и вечного.
Но с каждым хотя бы раз происходит нечто, способное всколыхнуть эту пустоту, нарушить молчание, важно не пройти мимо, ведь из всей человеческой жизни оно выбирает лишь несколько мгновений, чтобы случиться, но именно этот ничтожный отрезок времени - и есть подлинная жизнь.
Добби вела машину. Внутри неё всё молчало, и, как она ни старалась, всё равно не могла вспомнить, когда в последний раз чувствовала что-нибудь, кроме бытовых повседневных эмоций: раздражения на "шаляй-валяя", удовольствия от еды, покупок и развлечений, предвкушения выходных, отпуска или тому подобного.
По общепринятым меркам жизнь у Добби удалась. И она должна была быть счастлива. Даже очень. Престижная работа, хороший доход (Добби могла с уверенностью отнести себя к представителям среднего класса), стабильные отношения с мужчиной, машина, квартира в новом доме... Просто сказка.
Очутившись на кухне, Добби брякнула ключи на глянцевую, без пылинки, поверхность стола, рассеянно понажимала на кнопки интеллектуальной бытовой техники, которая сама готовила, стирала, убирала пол и мыла посуду, а потом устало плюхнулась в глубокое кресло с журналом - скоротать время в ожидании Клейда.
- Я ничего не чувствую, - пожаловалась она, когда он наконец пришёл и, склонившись к ней, небрежно поцеловал в макушку.
- В каком смысле? - спросил он, изображая интерес. Клейд думал в этот момент о своём, но его нельзя было в этом винить: на работе возникли определённые трудности и, досадуя и тревожась по этому поводу, он не мог переключить мысли ни на что другое.
- Просто ничего, - ответила Добби, - вот ты сейчас поцеловал меня - и ничего, вот я сейчас обниму тебя, - она встала и, приблизившись к Клейду, прижалась к нему, - тоже ничего, как к столбу подошла или к дереву. Так быть не должно. Это не правильно. Кажется, я тебя не люблю...
- Да что с тобой сегодня, детка? - удивлённо пробормотал Клейд. - На солнце перегрелась что ли? Или горманальный перекос какой? С вами это иногда случается...
- Нет никакого перекоса. Я просто ничего не чувствую. - упрямо и сухо повторила Добби, уже зная, что разговор ни к чему не приведёт.
- А с чего ты вообще взяла, что должна чувствовать что-то особенное? Кто тебе сказал, что любовь это какие-то ощущения? - неожиданно строго спросил Клейд. - Да будет тебе известно, детка, любовь - это логика. Вот скажи, находишься ли ты в безопасности рядом со мной? Тебе удобно, комфортно? Тебя удовлетворяет как мы проводим вместе время? Тебе весело? Интересно? Нам хватает денег?
Доби пожала плечами. Всё вышеперечисленное её вполне устраивало. Клейд, судя по всему, подходящий партнёр для неё. Ей вполне хорошо с ним. Они ужинают по вечерам дома, рассказывая друг другу как прошёл день, или ходят куда-нибудь, в кино, в ресторан или в паб, заказывают коктейли или закуски, обсуждают культуру, политику, общих знакомых, беззлобно подшучивая над ними. У них с Клейдом сходные точки зрения по очень многим вопросам и даже совпадают вкусы в музыке и в еде, что весьма удобно в быту.
Немного поразмыслив обо всем этом, Добби произнесла:
- Да, Клейд, пожалуй, ты прав. Будем считать, что я перегрелась на солнце. У нас все хорошо. Так и должно быть.
- Вот и славно, - сказал он, и снова чмокнул ещё в макушку, - давай ужинать, я голодный.
Добби ззагремела посудой.
- А что ты сегодня позже, чем обычно, - спросила она, хотя это и не слишком её волновало.
- Да так, ерунда, - махнул рукой Клейд, - сперва нужно было кое- что обсудить, а потом коллега в кино затащил, у него билет был лишний, спросил - пойдешь, ну я и решил сходить, расслабиться немного... На "Фантом". Может слышала?
- У нас в офисе только о нем и говорят. Ну и как?
Клейд разочарованно покачал головой.
- Туфта, - резюмировал он, - хоть и лидер проката, а такая туфта, прямо обидно, что время потратил, целых два часа жизни прошло - сидел-сидел, а так ничего и не понял.
- О чем хотя бы? Я только трейлер видела...
- Мистика. Один мужик, самый обыкновенный мужик, не бедный и не богатый, не дурак и не ума палата, ну вот как мы с тобой, среднестатистический, всю жизнь хотел банк ограбить, сбежать ото всех и жить себе потом на острове припеваючи, с бабой любимой, да все никак не мог решиться, смелости у него не хватало. А потом, откуда ни возьмись, появился другой мужик, точь-в-точь как первый, двойник, он это оргабление преспокойно совершил, ну а менты, естественно, сели на хвост тому, который ничего не делал, а сидел себе и тихонько мечтал. Ну, а дальше понеслось: погони, перестрелки, как это у них обычно бывает...
- А в конце? - чуть напрягшись, спросила Добби.
- Ничего особенного. Один из мужиков умер.
- Как?
- Весьма странно. Просто взял вдруг, и растворился в воздухе. Компьютерные спецэффекты.
- Который из двух?
- Да не понял я. К концу фильма их было уже не различить. Перепутались они, пока от ментов бегали.
6
Добби лежала в темноте с открытыми глазами. Она задалась целью вспомнить, когда и при каких обстоятельствах, пусть даже это было очень давно, она испытывала настоящие чувства.
...В неподвижном теплом воздухе душно пахло черемухой. Её опавшие лепестки собирались в выбоинах на асфальте как снег. Тихий переулок был пуст, и это наполняло Добби сладостным беспокойством. Оно нарастало внутри, подобно звукам музыки из приближающегося автомобиля. Это - его дом. Второй подьезд. Она догадалась, куда именно выходят окна его квартиры, как сыщик, (адрес она узнала, тайком заглянув в классный журнал) и теперь иногда приходила сюда, перед занятиями или после, когда успевала, ненадолго, ( он, разумеется, об этом не знал), приходила, чтобы просто побыть там, где он, урвать себе кусочек его неба, глоток запаха его черемухи...
Внезапно дверь подьезда (как раз второго!) отворилась. Добби испуганно встрепенулась, метнулась в сторону и притаилась за плотной стеной акаций.
Вышел Михалыч: размеренным и чуть самодовольным шагом красивого парня, с сумкой через плечо и свисающей с губ неприкуренной сигаретой. Щелкнула зажигалка. Он прошёл так близко от Добби, что она ощутила, как всколыхнулся черемушный воздух с плывущим в нем табачным дымом. И в этот момент большая птица, очнувшись у нее под сердцем, сильно взмахнула крыльями...
Это был выпускной класс. Добби перевернулась на другой бок. Сон не шёл к ней. Она думала о том, что уже много лет прошло с тех пор, как птица её сердца затихла навсегда, будто ее пристрелили, или, быть может, просто никто не может разбудить ее, кроме того единственного заклинателя птиц, которого она всегда выбирает сама.
...Закончилась выпускная ночь, и небольшая группа одноклассников облюбовала две сдвинутые скамейки на бульваре под сенью сочной листвы. Вчерашние школьники распивали купленную тайно от родителей и учителей бутылку шампанского, наливая пенистую жидкость в бумажные стаканчики с надписью Happy Birthday,что было весьма символично.
Добби сидела на скамейке с ногами, обхватив заостренные девичьи колени, без туфель. Она смотрела на Михалыча не отрываясь и уже почти не стыдилась этого.
Ведь через какие-нибудь полчаса, когда все устанут и начнут расходиться, ей суждено расстаться с ним навсегда, школа закончена, у каждого теперь своя дорога, и хотя номер телефона, так же как адрес, украдкой подсмотренный в классном журнале, Добби помнит наизусть, позвонить ему она не решится никогда, разве только если будет война, и несколько зажигательных бомб упадут одна за другой на крыши соседних домов, тогда, быть может, она всё таки осмелится дрожащими от волнения пальцами набрать эти семь цифр, и, приставив словно дуло пистолета телефонную трубку к виску, пережить гудки, чтобы напоследок снова услышать этот голос, от которого в позвоночнике натягивается тонкая, непостижимо тугая струна, а тело как будто бы вдруг разом теряет вес и плотность, превращаясь в чистую звенящую дрожь...
Кроме шампанского была ещё пепси-кола, тёплая, липкая, уже почти лишённая газа. Допив её, смятую бутылку бросили на росистую траву.
Михалыч давно заметил, как смотрит на него Добби, но, несмотря на некоторое самодовольство по этому поводу, он никогда не думал о ней как о ком-то особенно важном в его жизни, женского внимания ему всегда хватало с лихвой, он знал девушек гораздо более смелых и... раскрепощённых. А Добби... Что Добби? Большие испуганные глаза цвета сухого асфальта.
- Давайте сыграем в бутылочку, - предложил кто-то из ребят.
- О-кей. Только на какие поцелуи играть будем? Взасос?
- А все умеют?
- Я не умею, - сказала Добби и покраснела.
- Ну тогда будем играть на простые поцелуи-чмоки, - великодушно согласился идейный вдохновитель.
Нашли кусок фанеры, положили его на примятую траву. Завертелась бутылочка. Юноши и девушки поначалу нерешительно подходили друг к другу, коротко соприкасались губами: одни - подчёркнуто формально, другие - с показной неохотой, ёрничая и хихикая, а некоторые - даже вполне темпераментно.
Настала очередь Добби. Застыв, она напряжённо следила за бутылкой, как следит за волчком игрок, поставивший последнее. Вращение постепенно замедлялось. Синяя пробка мучительно тянула время, ползла из последних сил, пока, наконец, не остановилась, указав прямо на Михалыча. Добби слегка подалась вперёд, намереваясь встать. Сердце её стучало где-то в горле.
- Нет, - вдруг резко сказал Михалыч, отчего-то побледнев, - только не с ней!
- Да брось ты, это же просто игра, давай, - пытался его уговорить кто-то, - это же ничего не значит...
- Нет, - снова упало как камень в прохладный неподвижный воздух.
Добби чувствовала себя так, словно ей в лицо плеснули ледяной водой. Ему противно. Он брезгует. В носу у неё защекотало. Она готова была плакать.
Игра продолжилась, но в ней как будто бы что-то сломалось. У всех резко упало настроение, многим захотелось спать. Те, кто хотел, целовались уже без всякой игры, и, утратив в конце концов остроту и смысл, она прекратилась.
Ребята начали прощаться. Добби спустила ноги со скамьи и принялась надевать свои первые туфли на высоких каблуках, купленные специально на выпускной. Они были довольно узкие, и без ложечки это оказалось весьма нелегким делом. Когда она подняла голову, почти все уже разошлись. В предутренней тишине таяли удаляющиеся голоса.
Михалыч стоял в нескольких шагах от скамейки. Он выглядел так, словно хотел что-то сказать, или даже сделать.
- Пока, - произнёс он наконец, и голос его прозвучал почти нежно. На миг Добби даже показалось, что он совсем не против поцеловаться с нею, а во время игры он отказал ей только потому, что не хотел делать это при остальных, но она тут же отбросила столь дерзкое предположние - такое счастье оказалось бы слишком огромным, чтобы его принять...
- Пока, - сказала она сухо, отвернулась первая и торопясь пошла прочь, неумело ступая в новых взрослых туфлях.
7
Вечером следующего дня после работы Добби решила заехать за покупками. Бесшумно раздвинулись стеклянные створки автоматических дверей, навстречу приятно потянуло свежестью. Толкая перед собой тележку, Добби вошла в просторный торговый зал. Прохладный кафельный пол, нежное дуновение кондиционера, приглушенный электрический свет. После слепящего зноя и раскалённого асфальта всё это радовало особенно сильно. Широкие точно улицы проходы между высокими как многоэтажные дома стеллажами были почти пусты, немногочисленные покупатели терялись в этом огромном городе товаров.
Михалыч спустил с помощью электропогрузчика плотно замотанный прозрачной плёнкой палетт и принялся вскрывать его канцелярским ножом. Тонкое и острое лезвие легко распарывало многослойную полиэтиленовую кожу. Привычными длинными движениями Михалыч полосовал плёнку, отбрасывая в сторону большие куски. Вдруг он увидел Добби.
Громыхая полупустой телегой, она вошла как раз в ту аллею, где он собирался выкладывать товар. На ней было уже другое, но не менее удачное, чем давешнее, маленькое сиреневое платье. Соломенные волосы она подняла наверх и высоко подколола на затылке. Тонкая непослушная прядь, выпавшая из причёски, сухой травинкой лежала на загорелой шее.
Михалыч застыл над палеттом, крепко, точно кинжал в бою, сжимая в руке канцелярский нож. Меньше всего ему сейчас хотелось, чтобы Добби заметила его и узнала. Не слишком-то приятно молодому мужчине десять лет спустя после окончания школы предстать перед бывшей одноклассницей, которая была безумно в него влюблена, в нелепой и даже не особенно чистой униформе сотрудника гипермаркета, состоящей из бесформенного тёмно-синего комбинезона и дурацкой кепки с логотипом. Будь это не Добби, а кто-нибудь другой, Михалыч, скорее всего, так отчаянно не застыдился бы самого себя, но падать в глазах женщины, когда-то им очарованной, показалось ему непосильным испытанием. А сомневаться в неминуемости этого позорного падения не приходилось, ведь продавец- логист не самая престижная профессия в обществе, где сексуальность мужчины определяется главным образом его платежеспособностью, а Добби, как Михалыч уже успел понять, регулярно наблюдая за ней в окно, состоятельна и успешна, её партнёр - тем более (женщины обычно не склонны обращать внимание на мужчин, в чём-то им уступающих, биологическое стремление к улучшению популяции, всё такое), и посему оптимальным выходом из сложившейся ситуации для Михалыча было бы сейчас - просто напросто избежать этой случайной встречи спустя годы. Лучше уж оставаться приятным воспоминанием, чем становиться смехотворным неудачником в режиме реального времени.
Михалыч выбежал из аллеи и притаился за стеллажом, продолжая наблюдать за Добби сквозь просвет между полками. Она рассеяно побросала что-то в телегу и приблизилась к брошеному в проходе палетту. Странный парень в рабочем комбинезоне, который вдруг куда-то убежал вместо того, чтобы выкладывать спагетти, что ей как раз были нужны, совершенно не привлёк её внимания и не вызвал никаких чувств кроме, пожалуй, лёгкой досады. Она сама расковыряла плёнку, и, взяв с палетта то, что хотела, вскоре покинула аллею.
8
Встреча, которая так напугала Михалыча разрушительными последствиями для его романтического образа, все таки состоялась. Рано или поздно это неизбежно произошло бы, ведь его подьезд находился как раз напротив подьезда бывшей одноклассницы, и оставалось загадкой, как этим двум людям удавалось так долго избегать встречи: с тех пор как Клейд приобрёл квартиру в новом доме и предложил Добби жить вместе прошло больше года. Самое простое обьяснение данного факта заключалось в том, что в течение всего времени, пока у него имелись хоть какие-нибудь подружки, Михалыч почти не появлялся у Веры Павловны.
Как-то под вечер он вышел за сигаретами, и Добби заметила его первая. На этот раз она узнала его без труда и окликнула.
- Привет. Ты здесь откуда?
Голос её звенел, она, очевидно, рада была его увидеть.
- Я снимаю жильё неподалёку, - ответил Михалыч после небольшой паузы. Добби застала его врасплох. Он стоял, заложив руки за спину и прятал взгляд. - Квартиру. - Добавил он через мгновение.
И снова Добби услышала голос заклинателя птиц. Эта загадочная, единственная в своём роде вибрация, бессовестно подчиняя своему ритму мечущиеся вокруг молекулы летнего воздуха, беспрепятственно проникла в неё и, вероятно, смогла бы оживить и мертвую птицу, но вместо радостного взмаха крыльев где-то возле сердца Добби вдруг почему-то почувствовала холодок. Ей показалось странным и даже неприличным то, что этот звук продолжает так сильно действовать на неё спустя долгие годы.
- Понятно, - ответила она и отвернулась, пытаясь справиться со смущением.
Михалыч нашёл этот момент удобным, чтобы взглянуть на неё. Он видел профиль, маленькое ухо, чуть небрежную копну приподнятых заколкой волос. Сегодня Добби была в узких пепельно-синих джинсах и просторной белой маечке Mango.
- Что-то я тебя тут раньше не видела...
- Я недавно переехал. Неделю, может, назад.
Он произносил простые слова, а Добби напряженно прислушивалась к звучанию его голоса. Необъяснимая и неожиданная тоска кольнула вдруг ей сердце - словно прикоснулась к нему острым клювом большая птица...
Оба старательно разглядывали соседние дома, сооружения на детской площадке, мягкие бледно-оранжевые облака - все что угодно, лишь бы случайно не встретиться глазами. Михалыч теребил в руке незаженную сигарету, Добби - ключи от автомобиля.
- А мы переехали в прошлом году. И, представляешь, только недавно ремонт закончили! Это просто кошмар какой-то! - она искусственно рассмеялась, - Пыль, грохот...
Наступила пауза. Никто из них двоих не знал, о чем ещё говорить. Оба чувствовали неловкость. Между ними как будто бы выросла прозрачная, но плотная, почти ощутимая стена чего-то несказанного, незделанного, незавершенного. И ни один из них даже не попытался прикоснуться к этой стене. Ни словом, ни жестом, ни взглядом. Десять лет все таки не прошли мимо. Рядом на тротуаре стояли два совершенно чужих друг другу человека, каждый из которых прожил свои десять лет и ничего не знал о десяти годах из жизни другого. Молчание затягивалось, и кто-то должен был взять на себя тягостную обязанность первым его нарушить.
- Это славно, что мы соседи, - сказала наконец Добби без всякого выражения, - всегда приятно встретить знакомые лица. Надеюсь, ещё увидимся, - прибавила она и, взглянув на свои платиновые часики (подарок Клейда) сделала вид, что куда-то торопится.
- Наверное, - рассеянно ответил Михалыч, тоже чувствуя облегчение от того, что эта неловкая и непонятная встреча подходит к концу.
- Удачи! - бросила Добби через плечо и, легко соскочив с поребрика, побежала к своей машине.
Михалыч остался на тротуаре и закурил, глядя на бледно-оранжевые облака. Ощущение, что он не сказал Добби чего-то очень важного не покидало его. А, быть может, и не нужно было ничего говорить? Маловероятно, чтобы она ждала от него каких-то особенных слов. С какой стати? Ощущения часто обманывают людей. И иногда лучше сдержаться, чем ляпнуть что-то непоправимое.
Михалыч выбросил окурок и побрел домой.
9
Добби села в машину и поехала кататься по кольцевой. Просто наматывать круги. Иногда она делала так, когда чувствовала необходимость подумать. Эйнштейна располагала к размышлениям игра на скрипке, а на Добби подобное воздействие оказывало вождение.
Ее поразило, что пятиминутная встреча с бывшим одноклассником произвела на неё столь сильное впечатление. Ни дать, ни взять - эффект бабочки. Или птицы. Она хотела понять, дело тут именно в самом Михалыче, или это просто самая обыкновенная, свойственная всем людям ностальгия по юности, по беззаботным школьным годам.
Она начала вспоминать. Было ли ещё что-нибудь там, куда нельзя вернуться, способное заставить снова взлететь птицу её сердца?
...Невесомые клочки тополиного пуха, приходившие в движение от любого, едва заметного дуновения, будто живые копошились у края тротуара. Девчонки сидели на скамейке около подьезда. Три пары молодых ног, покрытих первым медовым загаром. Красные кеды в белый горошек, чёрные туфельки без каблука и сандалии на платформе с хитро переплетёнными ремешками из нежно-розовой кожи.
- Ты куда собираешься поступать?
- Ещё не знаю. А ты?
- Тоже пока не решила. Думаю.
- Так ты же вроде давно готовилась на медицинский? Биологию зубрила, химии всякую... - красный кед, которым до этого качали в воздухе, положив ногу на ногу, вдруг озадаченно замер.
- Я передумала, - чёрные туфельки без каблука спрятались под скамейку.
- Но почему? - качавшийся красный кед спрыгнул на землю.
Сандалий с ремешками из нежно-роззовой кожи задумчиво чертил носком полукруг.
- Конкурс огромный. Без денег и связей делать там нечего. Я не пройду...
- Но ведь ты так хотела?..
- Мало ли чего мы хотим. Есть желания, а есть логика. Пойду куда-нибудь, где попроще.
- И ты даже не попытаешься?
- Нет. Зачем зря сердце рвать?
- А я бы на твоём месте попробовала. Люди всегда сами устанавливают себе границы возможного.
...Добби сьехала с кольцевой в город. Раз уж сегодня вечер ностальгии, то волне можно позволить себе ещё одну маленькую роскошь. Она стыдилась этой своей привычки и нечасто потакала ей. Добби нравилось иногда приходить в книжные магазины и подолгу листать учебники по медицине. При виде латинских терминов и подробных иллюстраций строения внутренних органов, каждый раз в ней что-то сжималось и сладко, и грустно. С таким чувством думают обычно о несбывшейся любви.
10
Михалыч-фантом медленно отделился от спящего Михалыча. Сначала он представлял собою полностью прозрачный, чуть светящийся в темноте силуэт, словно облако искрящейся пыльцы, потом постепенно начал сгущаться, темнеть, обретать плотность, пока, наконец, не превратился в неотличимого двойника спокойно спящего на узкой тахте человека.
- Как же, однако, все таки круто иметь тело, - произнёс фантом, с наслаждением потягиваясь, рассматривая и изучая свои руки, грудь, лицо, - наконец-то! Я так долго ждал... Какая же это огромная привелегия - быть настоящим, а некоторые, - он с досадой глянул в сторону тахты, - этим не пользуются!
Прихватив с тумбочки ключи и сигареты Михалыч-фантом вышел на улицу. Раннее утро. Нежный цвет небосвода. Только что политые водой тротуары дышат свежестью.
Он щелкнул зажигалкой и закурил. Тут же закашлялся, сморщился от отвращения и швырнул недокуренную сигарету на асфальт.
- Тьфу ты, чёрт! Гадость какая! И зачем он только это делает?
Михалыч-фантом повертел в руках сигаретную пачку, намереваясь выбросить ещё в урну, но потом раздумал и сунул в задний карман джинсов.
- Если уж требуется во всем походить на оригинал, то хотя бы для вида придётся носить её с собой, - прокомментировал он данное действие сам себе.
Фантом посмотрел на часы. Начало седьмого. Самое лучшее время для прогулки по влажным пустынным улицам, с очень большой долей вероятности никого не встретишь: сможешь сполна насладиться самим собой, своим внутренним содержанием, ощущениями, воспоминаниями, мечтами...
Он радостно пошёл вперёд по тротуару, упиваясь самой возможностью идти, шагать, набирать полную грудь свежего утреннего воздуха, смаковать его, бережно прикасаясь к нему внутренними сторонами лёгких. Надо же! Такое удивительное ощущение - дышать! Просто невероятное! Подумать только: кто-то умудряется этого даже не замечать...
И вдруг он увидел Добби. Свернув из другого переулка возле пышного куста отцветающего шиповника, она выплыла прямо ему навстречу. Лёгкий ветерок бросил ей вслед несколько розовых лоскутков. Она была в том самом платье, белом в мелкий темно-синий горошек, перехваченном на талии широким кожаным поясом. Лицо её светилось тихой простой радостью бытия.
Добби заметила Михалыча-фантома и остановилась.
- Здравствуй, - сказала она.
- И ты, - ответил он.
- Не ожидала так скоро увидеть тебя снова, - она смотрела на него снизу вверх, ясные глаза её, отражавшие свет неба, казались почти серебристыми, - но ты не такой как вчера, - добавила она, вдруг насторожившись, - другой какой-то...
- Ты тоже! Мы умираем каждую секунду и каждую секунду рождаемся вновь. Странно, что ты ожидала встретить меня прежним. Прошла целая ночь!
Она засмеялась.
- Определённо, ты совсем не такой. Только я пока не могу понять, что именно в тебе изменилось...
- Хочешь мороженого?
- Воистину мир полон чудес! - прошептала она, расцветая слегка испуганной улыбкой. Когда-то Добби и представить себе не решалась того, что происходило теперь наяву, она считала место, где они с Михалычем будут идти рядом и есть мороженое седьмыми небесами. Она думала, что это невозможно - попасть туда. А сейчас... Добби немного неуверенно выставила вперёд носок чуточку пыльной кремовой балетки - не провалится ли вдруг под ней тротуар, оказавшись на самом делещ облаками седьмого неба... Когда мечты, на которые ты уже давным-давно махнул рукой неожиданно сбываются, в первый момент обычно становится не по себе.
- Конечно, хочу, - ответила она.
Пока ходили за мороженым в маленький круглосуточный магазин "Продукты", переделанный из квартиры на первом этаже, Михалыч-фантом спросил:
- Думаешь, это случайность, что мы с тобою встретились опять? Город большой... И немного странным ведь кажется наше внезапное соседство? Будто бы кто-то поселил нас рядом. Совпадение?
Она пожала плечами, и, сорвав на ходу лепесток шиповника, сдула его с ладони.
- А я не верю в подобные совпадения, - продолжал он, - есть такая теория, что судьба неизбежно сводит людей снова, если в их отношениях осталась какая-то незавершённость,если не была поставлена окончательная точка, и эти люди не сделали чего-то , не сказали друг-другу, не успели или не смогли...- он вдруг умолк, а через мгновение добавил - мне кажется, я должен попросить у тебя прощения...
Добби взглянула на него удивленно.
- За что?
- Я, наверное, обидел тебя. Помнишь, тогда, на выпускном. Ты ведь не побоялась обнаружить свои чувства, а это... иногда так трудно. Часто приходится прятать их, чтобы не показаться смешным или не вызвать осуждения.
- Пустяки...- сказала Добби и спрятала глаза, - в том, что было, уже ничего нельзя изменить.
- Но можно построить что-то новое...
Добби молчала и, не глядя на него, рвала на мелкие кусочки оторванный лепесток шиповника.
- А тебе не приходило в голову, что слова "прощать" и "прощаться" так похожи далеко не случайно? Никто не может проститься окончательно до тех пор, пока есть, что прощать.
Я так думаю.
- Любопытно, - сказала Добби, - но позволь мне с этим не согласиться. Бывает по разному. Вот, к примеру, я и Клейд. Мы давно вместе и нам вроде бы нечего прощать, я даже не припомню, чтобы мы когда-нибудь всерьез обижались друг на друга... И при этом мы ведь не прощаемся.
- А разве прощают только плохое? Гораздо чаще люди не могут простить друг другу именно хорошего, это и связывает их вместе.
- В таком случае, я не могу простить тебе твоего голоса, - сказала Добби, подняв на него глаза, наполненные светом утреннего неба.
Несколько мгновений она молчала, молчал и он, сочная листва сухо шелестела над их головами, оттеняла его глаза, делая их еще зеленее, а потом Добби вдруг рассмеялась и добавила с веселым возмущением:
- Ну так что, мы идём за мороженым?
Он улыбнулся и кивнул.
Присев на скамейку в тихом зеленом дворике, они развернули шуршащие обертки эскимо. Добби заботливо отряхнула ладонью место рядом с собой и бережно положила туда анатомически атлас. До этого она носила его под мышкой.
- Зачем это? - удивился Михалыч-фантом.
- Я решила учиться на врача. До сих пор не могу простить себе, что пошла на этот дурацкий менеджмент. Я ненавижу офис. Поскорее бы исчезнуть оттуда... Вот смотри, - Добби положила атлас между ними на скамью и благоговейно раскрыла его, - ты даже не представляешь, как удивительно мы устроены! Вот, к примеру, пищеварительная система, - она сделала небольшое движение рукой, намереваясь что-то показать ему, но оно оказалось слишком резким - Добби забыла в этот момент про эскимо - и большой кусок шоколадной глазури оторвался от него и упал на платье.
- Ой! - воскликнула она, побледнев. - Будет пятно...
- Да не расстраивайся ты так! Это всего лишь мороженое.
- Вот именно! Мороженое. Ты не понимаешь... - Добби горестно замотала головой, - она никогда не ест мороженого. Представь себе - никогда. Она постоянно на диете. Не позволяет себе. И поэтому сразу обо всем догадается...
- Кто - она?- настороженно спросил Михалыч-фантом.
- Добби. Настоящая Добби. - обреченно выдохнула сидящая рядом девушка.
- У неё тоже есть фантом?
- Как видишь, - печально ответила незнакомка, а через мгновение вскинула на него удивленные глаза, - почему - тоже?
- И я фантом, - сказал он.
Некоторое время молчали, пытаясь принять эту внезапно открывшуюся истину. Лёгкий ветерок перебирал листву и теребил страницы анатомического атласа.
- Получается, все, что сейчас произошло, не имеет никакого смысла, - тихо и значительно произнес наконец Михалыч-фантом, - ведь мы оба ненастоящие, мы порождения чужого сознания, сгустки фантазий и воспоминаний, а наша встреча - всего лишь тонкое переплетение информационных потоков, бред, грёза, звёздная пыль...
- И нам нужно успеть вернуться, пока они ещё спят! - воскликнула, спохватившись, Добби, - который час?
- Без пяти восемь, - ответил Михалыч-фантом.
- Боже! Сейчас прозвенит её будильник! Бежим!
Добби-фантом вихрем взлетела по лестнице, заскочив в квартиру, кое-как стащила с себя платье, пихнула его в шкаф, на цыпочках подошла к кровати и, вдруг снова сделавшись прозрачной, растворилась в спящей Добби, успев это сделать за миг до того, как она открыла глаза.
Добби-настоящая повернулась с боку на бок, сладко зевнула и откинула одеяло.
- Ну и сны, - сказала она, - мотнув растрепанной головой так, словно хотела что-то втряхнуть из неё.
Открыв шкаф, она извлекла оттуда своё любимое платье.
- Что это? - с негодованием воскликнула Добби,заметив на подоле свежее шоколадное пятно. - Вот чёрт. Теперь не наденешь. - Внезапно она замерла, помрачнев, так, будто припоминала что-то, но потом махнула рукой и, с досадой швырнув платье в корзину с грязным бельем, натянула джинсы.
Проснувшись, Михалыч нащупал на тумбочке сигареты. Первую он обычно закуривал даже раньше, чем открывал глаза. Отстраненно удивившись тому, что совсем новая, только вчера вечером купленная пачка помята, словно кто-то долго держал её в заднем кармане брюк да, позабыв о ней напрочь, куда-то садился, Михалыч неопределенно хмыкнул, глубоко затянулся и, лишь после этого нехотя разомкнув веки, позволил наконец новому дню начаться для него.
11
Прошла неделя, в продолжение которой фантомы Михалыча и Добби каждое утро сидели на полюбившейся скамеечке под каштаном и ели мороженое.
Рассветный сон, сладкий и вязкий как золотистый мед, окутывал Добби точно пчелу, угодившую в банку. Она лениво повернулась на кровати, задела рукой Клейда и что-то невнятно пробормотав, снова погрузилась в дремоту.
Добби-фантом немного постояла в нерешительности посреди комнаты, затем открыла шкаф и, наученная теперь горьким опытом, выбрала для себя самую неприметную одежду из всего, что там нашлось: простую трикотажную маечку, каких, к счастью, в его недрах было полным-полно, и потертые джинсы, этого добра тоже оказалось навалом - с хозяйкой шкафа периодически случались настоящие приступы шопоголизма по части шмоток, она покупала вещей гораздо больше, чем могло ей пригодиться.
Быстро взглянув на себя в зеркало, Добби-фантом несколько раз без особой тщательности провела щеткой по волосам и, прихватив спрятанный в ящике для обуви анатомический атлас, бесшумно выскользнула за дверь.
Как обычно, она обнаружила своего друга на уютной скамеечке в тени каштана, приветливо махавшего на теплом ветру всеми своими листьями-ладонями.
Михалыч-фантом сидел опустив голову и сосредоточенно изучал яркий рекламный каталог какой-то туристической кампании, неторопливо перелистывая глянцевые фотографические страницы. Лагуны с топазовой водой, виллы с просторными террасами на берегу океана, отвесные скалы над ущельем, наполненным почти до краев туманом точно молоком...
Почувствовав ее присутствие, он тотчас оторвался от своего занятия.
- Что это у тебя? - спросила Добби-фантом.
- Да так. Пустяки. Атлас-мечтателя, - улыбнулся он, - думаю, куда поеду... Хотелось бы - к морю...
- К какому?
- Географически абсолютно не важно. Главное, к такому, чтобы идти по пляжу, неприменно пустому, вдоль линии прибоя, и, желательно, вдвоем... с кем- нибудь, ощущать как волны накатываются на ноги, смотреть в небо на парящих птиц, слушая их красивый протяжный крик, щуриться на солнце за клочкастыми кучевыми облаками... Я ведь никогда в жизни не видел моря.
- Неужели? А рассказываешь так, словно не раз уже там побывал!
- Иногда то, что себе воображаешь даже рельнее того, что есть. Так бывает. Особенно когда... Просто я очень сильно люблю море.
Михалычу-фантому стало как будто бы немного грустно, он смотрел куда-то вдаль немограющими зелеными глазами.
- Ну так что, мы идём за мороженым?
Её веселье и беззаботность тут же передались ему и Михалыч-фантом, хитро прищурившсь, спросил:
- А ты растолстеть не боишься?
Встряхнув распущенными волосами она звонко расхохоталась:
- Да ну тебя! Я же не настоящая. Мне все можно. От воображаемого мороженого еще никто не получал лишних калорий.
Поднявшись со скамейки, они снова отправились в полюбившийся им круглосуточный магазинчик "Продукты".
12
Добби открыла глаза. Он проснулась от внезапного смутного чувства тревоги, такое случается иногда, когда спящему кажется, будто кто-то стоит над ним и смотрит ему в лицо.
Клейд мирно спал рядом, кроме него в комнате не должно было быть, да и не было никого, но ощущение чужого присутствия в её квартире, в её вещах, в ее жизни уже не первый день неотвязно преследовало Добби.
Она встала, открыла шкаф, наугад извлекла оттуда и напялила мятую майку и джинсы, снова с неприятным холодящим чувством отметив про себя, что одежда в шкафу лежит не так, как вчера, точно кто-то ещё прикасался к ней, возможно, даже надевал...
"У меня мания преследования, - решила Добби,- Чертов офис. Проклятые пробки. Сплошные стрессы. так и с ума сойти недолго. Вот куда это я сейчас собралась? Ехать на работу ещё слишком рано..."
- Впрочем, пользу прогулки перед завтраком никто пока не отменял, - подумала она вслух.
Подойдя к туалетному стройку в коридоре, Добби вздрогнула. На расческе, которую она каждый раз тщательно очищала, обнаружился нагло оставленный кем-то (не ей же самой, такой щепетильной!) длинный соломенный волос. Она машинально прикрыла рот ладонью, чтобы не закричать. Подчинившись внезапному приступу паники, Добби выронила расческу и опрометью кинулась вон из квартиры. Перепрыгивая через две ступеньки, она сбежала по лестнице, толкнула дверь подьезда и неведомо куда помчалась по утреннему только что облитому водой тротуару. Тревога гнала ее вперёд.
13
- Какого лешего? - мрачно осведомился у пространства Михалыч, не нащупав спросонок на тумбочке пачку сигарет, которую собственноручно положил туда вчера вечером, - может, упала? - он открыл глаза и, свесившись, заглянул под тахту.
Однако, пачки там не оказалось.
- Ешкин-клешкин, - пробурчал Михалыч, - либо я сошёл с ума, либо материальные предметы могут спокойно растворяться в воздухе, - придётся бежать в магазин.
Нехотя поднявшись, он сделал круг по комнате, придерживая одеяло на поясе, с тайной надеждой, что сигареты - чем чёрт не шутит! - вдруг обнаружатся в каком-нибудь самом неожиданном месте.
Но, к великому огорчению, даже этого не произошло.
Михалыч отхлебнул из кружки вчерашнего горького чая, оделся и вышел на улицу. Путь его лежал в "продукты".
И - надо же было такому случиться - этот простой путь снова пересекся, причём внезапно, с одним из неисповедимых путей Добби. Она вдруг выбежала ему навстречу встрепанная, запыхавшаяся, с безумными глазами. Михалыч даже не успел вспомнить о том, что он не брит и рубашка на нем не свежая. Едва избежав нелепого лобового столкновения, они остановились друг против друга на тротуаре.
- Ты что это? - встревоженно спросил Михалыч.
- Утренняя пробежка... - процедила она сквозь зубы, - обьявила войну целлюлиту, блин...
- Я....я..ясно. Бывает, - он с сомнением покачал головой, оглядывая соседку, вид ее внушал ему некоторые опасения, - а я вот... за сигаретами вышел. Представь себе, кто-то спер их у меня прямо с ночного столика. Чудеса, ей богу...
- У тебя тоже пропадают вещи? Или ни с того ни с сего перемещаются? - спросила Добби, напряженно заглядывая ему в лицо. Её глаза при этом сверкнули внезапным лихорадочным интересом. Так бывает у людей, которые, как им кажется, близки к разгадке какой-то тайны.
Михалыч неопределенно пожал плечами.
- Идём, - сказала она, вдруг не в меру властно стиснув его руку, - мы должны найти их!
- Кого? - Михалыч был так удивлён, что даже не собирался сопротивляться. Он послушно следовал за ней. А Добби за руку тащила его куда-то по улице.
- Фантомов. Они где-то неподалеку, я уверена.
- Да она с ума сошла... - подавляя ухмылку, пробормотал он про себя, однако перечить все равно не стал. Мало ли что. Вдруг совсем буйная сделается.
Добежав до магазинчика "Продукты", они свернули в маленький дворик, где на уютной скамеечке под сенью каштана сидели, склонившись над рекламным каталогом турфирмы и почти соприкасались головами, до невероятности похожие на них люди. В первый момент они оба застыли, не в силах ни пошевелиться, ни вымолвить слово. Будто взглянули в зеркало, в котором их отражения двигались бы сами по себе.
- Это они! - воскликнула Добби, до хруста стиснув Михалычу запястье.
Фантомы разом подняли головы, и, тут же догадавшись, что происходит, вскочили и бросились прочь.
- Стой! - завопила Добби, спускаясь вдогонку, - Это моя жизнь! Слышишь - моооооояяяяяя! И я не дам тебе её украсть!
Они пробежали так несколько кварталов. Двое впереди: ненастоящий Михалыч тащил за собою за руку почти обессилившую ненастоящую Добби, и двое позади на расстоянии примерно пятидесяти шагов: настоящие Михалыч и Добби бежали порознь, каждый из них надеялся изловить своего фантома.
- Я..больше..не могу... - простонала Добби-фантом, - я задыхаюсь...
- Но мы же не можем сдаться? Они поймают нас...
- Ну и пускай. Они имеют на это право. Они могут делать со своими фантазиями все, что им за благорасудится. Мы порождения их сознания, и им дана власть над нами. Так устроен мир. Мы всего лишь фантомы, и мы не имеем права на настоящее счастье...
- Добби...- с отчаянием прошептал Михалыч-фантом, - не делай этого. Не сдавайся, прошу тебя. Беги!
- Я не могу.
Расстояние между преследуемыми и преследователями неуклонно сокращалось. Настоящий Михалыч и настоящая Добби были уже совсем близко.
- Только не смотри ей в глаза! Отвернись! - крикнул своей спутнице Михалыч-фантом.
- Поздно, - пролепетала она, бледнея, - слишком поздно...
Настоящая Добби находилась уже в двух шагах, и взгляд ещё серебристо-серых глаз был направлен прямо на девушку- двойника.
Точно выстрел в упор он неминуемо настиг бы ее. Рано или поздно. И потому она уже не пыталась от него спастись.
Михалыч-фантом обернулся и без страха встретился глазами со своим подлинным двойником. Какая разница, когда это случится, фантом может только протянуть время, ему не дано - и, наверное, это к лучшему- прожить чужую настоящую жизнь по своему, как бы он этого ни хотел.
- Я тоже видел его глаза, - спокойно сообщил он потом своей ненастоящей подруге, - теперь мы оба исчезнем. Но у нас в запасе есть еще несколько мгновений, чтобы исполнить то, ради чего мы, собственно, были созданы...
Добби-фантом подняла на него свои большие глаза, полные чистого неба и печали, глубокой, как это небо, и такой же невыносимо яркой, как оно.
- Я ведь так и не отдал тебе тот проигранный поцелуй, помнишь, на выпускном... - сказал он, - и сейчас, пока мы ещё не окончательно испарились, я намерен сделать это.
- Мы играли тогда на простой поцелуй-чмок, - напомнила ненастоящая Добби с грустной улыбкой.
- Я полагаю, что за десять лет набежали неплохие проценты, - произнёс ненастоящий Михалыч, нежным движением приподнимая её лицо за подбородок.
Их ошарашенные двойники замерли в двух шагах на тротуаре точно два соляных столпа.
- Смотри-ка, они целуются, - нелепо констатировала Добби.
- А мы исчезаем... - странно спокойным голосом ответил ей Михалыч, отчего-то очень внимательно разглядывая свою руку. Было уже немного заметно, что она постепенно становится прозрачной.
- И я тоже!? - в панике спросила Добби.
Михалыч кивнул. Растопырив пальцы, она выставила вперёд кисти рук и, присмотревшись, беззвучно зарыдала: сквозь них уже стали немного видны облака, дома, пышные кроны деревьев. А когда она, минуту спустя, снова взглянула туда, где стоял Михалыч, то успела заметить лишь едва заметное помутнение воздуха, быстро тающее, но ещё сохранившее контуры человеческого тела, неоднородное, похожее на стайку мошкары, пятно. Но налетевший в следующее мгновение ветер безжалостно разнес эту маленькую горстку звездной пыли, мелкой, серебристой, чуть искрящейся на солнце.
---------
- Так я опять не понял, кто из них в итоге растаял, настоящий мужик или фантом? Второй раз смотрю и не уследил... - ворчал, выходя из кинозала Клейд.
Добби жмурила глаза, отвыкшие от яркого света, потягивалась, точно кошка, разминая затекшую шею, и досадливо внушала ему:
- Да все там предельно ясно. Растаял настоящий, а фантом остался, потому что он был в больше степени достоин жизни: давал волю своим чувствам и желаниям, говорил, что думает... А тот мужик... Он постоянно прятался от самого себя, довольствовался и обходился, вместо того, чтобы бороться, пытался заменить счастье удовлетворением, словом, жил какой-то неполной, неглубокой... ненастоящей жизнью. Вот он и растаял. По сути и не жил совсем.
- Но это же ерунда! - возмутился Клейд. - Как он мог растаять, если он состоит из плоти и крови? Растаял фантом. Побузил-побузил и все, прикрыли лавочку.
Добби устало махнула рукой.
- Не умеешь ты воспринимать искусство, Клейд. Занимайся лучше своими банковскими операциями. Это же аллегорический образ. Автор хотел, чтобы каждый из нас, посмотрев этот фильм, задал себе вопрос "а настоящий ли я?", сделав таким образом первый шаг к пониманию самого себя.
- Не выдумывай. Вечно ты паришься на ровном месте и находишь глобальный смысл там, где его нет и быть не может. Это развлекательный кассовый боевик. И просто так было задумано, чтобы мы не поняли, который мужик исчез. Иначе нечего было бы обсуждать, выходя из кинотеатра. - недовольно пробурчал Клейд.
Добби примирительное подала ему руку с платиновими часами.
Михалыч и очередная девушка, которую он пригласил в качестве первого романтического свидания на "Фантом", вышли из кинозала минутой позже. Их места находились на самом верхнем уровне.
Увидев знакомого, Добби приветственно подняла руку. Михалыч ответил ей чуть заметным вежливым кивком головы.