ЧАСТЬ 3. « Среди множества глаз я счастливее вас, вы поверьте на слово, поверьте!.. От любви умирала взаправду!»
Я так хотела сильного крыла,-
Я так хотела света и тепла,
Побольше слышать теплых, нежных слов,
Парить среди стрижей и соколов...
Жизнь удивленная спросила:
«Зачем ты счастье раздарила?
Быть, может, переделаем сюжет?
Удачливая будешь безраздельно».
«Нет!
Пусть все останется, как есть:
Кому-то – брать,
Кому-то - несть!»
Светлана Бондаренко.Калининград.
Глава 1. «Душа от проблем прострелена, просвечивает звездами, мы ни к чему не приблизились, поумнев и став взрослыми».
Иногда в книжках мелькает фраза: «Ночью я лежала одна и бездумно смотрела в потолок». Возможно, особа или грустила, или бездельничала, а может просто глупая. Или «лежу один на диване и пялюсь в потолок», если это про особь мужского рода-племени. Чего в него пялиться? Даже если собрался делать ремонт, то ночью ничего толком не разглядишь. Непонятно…. Непонятно, почему я-то, коль такая умная, ночью пялилась в потолок, когда лежала в одиночестве на кровати? Что я там старалась рассмотреть? Ведь я даже и не планирую делать ремонт…. Ну, не могу заснуть! Лежала и думала о Ларисе.
Мне было её очень жаль. Я могла понять какую боль испытывала бы мама, если со мной что-то случилось. Я знала, что мама меня очень любит. А Илюша у них ещё был такой маленький! Лариса не выдержала, сломалась. Мне было тяжело на сердце. Стараясь не скрипеть, я тихонько встала, взяла своего медведя Федора и попробовала покачать на руках, как ребенка. Я сидела на кровати с большим старым медведем на руках и думала, что я бы тоже была не против родить от Виктора чернявого мальчишку или девочку с раскосыми темными глазами. Я легла, свернулась калачиком, прижав покрепче своего горемычного мишку. Это был проверенный временем друг. Он меня никогда не подводил и не выдал ни одного моего секрета. И про это тайное желание тоже никому не расскажет.
Медведя Фёдора я, можно сказать, спасла от неминуемой гибели. Это случилось в субботу, в День моего рождения. Это был мой первый «Юбилей», так этот день назвала тетя Нина. Мне исполнилось пять лет. День был летний, дождливый, но теплый. К сожалению, мама должна была уйти на работу. И я с нетерпением ждала прихода её и тети Нины с «черной» субботы». Я разгуливала в резиновых сапогах на босу ногу и в куртке с капюшоном, наброшенной на сарафан. Мне казалась, чем раньше я их увижу, тем быстрее начнется праздник под таинственным, но смешным названием «Юбилей» и тем длиннее он будет. Я обожала праздники: и свои, и чужие. Особенно, свадьбы.
И в этот день в нашем подъезде была свадьба. Наша красавица Лидочка, студентка мединститута, выходила замуж за своего однокурсника. Подъезд был уже украшен шарами и плакатами. Все бабушки из нашего подъезда должны были в полном составе украшать лавочки перед входом, но «вредный» проливной дождь отобрал у них билеты на спектакль, где у них были забронированы заранее места в наипервейшем ряду, разогнал их по квартирам, лишив такого удовольствия. И они, как нахохлившиеся птицы, выглядывали с балконов или из раскрытых окон. Под проливным дождем свадебный кортеж встречала только я, спрятавшись под козырьком подъезда. У меня же были свои неотложные дела! Жених и его друзья, шумные молодые люди, совсем меня не заинтересовали, хотя и угостили конфетой. В свадьбе самые главные, это я точно знала, девушки. Только у них красивые платья. А самый красивый наряд - у невесты. Они всегда, как белые пушистые облака на небесах или как маленькие облачка, если платье на невесте было короткое, что я не приветствовала. Платье у невесты должно быть волшебное, как у феи, или сказочное, как у принцессы. А что может быть волшебного или сказочного в коротком платье? Ни-че-го! В этом я была уверена: я же все свободное от прогулок время одевала нарисованных кукол в нарисованные наряды. Кукол в купальниках рисовала мне тетя Нина, а наряды рисовала и раскрашивала я сама. Когда я буду выходить замуж за принца, у меня будет самое настоящее «облачное» платье.
Но дождь загнал жениха и других «покупателей» невесты в подъезд. У двери подъезда болталась одна я и глазела на разукрашенные машины. Вот тогда я и увидела медведя Федора. Он был привязан к решетке капота машины жениха. «Мальчика хотят», - обычно в таких случаях говорили на лавочке. Я видела такого медведя в магазине. Он важно восседал на витрине в галстуке-бабочке, красной в белый горох. У него была блестящая, пушистая, вся в завитках рыже-коричневая шуба. Глазки-бусинки блестели, он задорно высовывал, нет, не язык, а красненький язычок. Он был красив! Но не сейчас. Я с жалостью смотрела на забрызганного грязью мишку. Лапы его безвольно повисли вдоль туловища. Он был грустен и жалок, а я ничем не могла помочь ему. Я смотрела на него во все глаза, и мне было совестно. А когда они вернулись из загса, вдоволь накатавшись по городу, жалкое подобие медведя отвязали и бросили в урну. Когда все ушли, я вытащила медведя из урны, отнесла домой и стала спасать.
Я искупала его с мылом в ванне, затем, с трудом отжав, сушила в не-скольких больших полотенцах, зная, что мама это не одобрит. Потом я его расчесала, как смогла, и повесила за уши на балконе. Он стал чистый, но остался грустным, а, может, обиженным. Язычок и лапы висели как-то понуро. Но совесть моя успокоилась, а полотенца я замочила в ванне. Вот с тех пор длиннолапый медведь Федор стал жить у нас. Хотя маме не нравилось, что он из урны. Но я горячо его защищала: «Он же не сам в жизни ос-тупился, его же туда затолкали гости. Он безвинен! Каждый имеет право на ошибку и прощение!» Мама с тетей Ниной переглядывались, и мама всё-таки смогла вставить согласие на его проживание в мою защитную речь. А тетя Нина добавила: « Первый раз прощаешь – это мудрость, второй – великодушие, а уж третий раз – ну, просто глупость!» Я решила, что эти слова мне пригодятся для защиты моего Федора, если с ним что-нибудь случиться ещё, и я их запомнила. А сейчас Федор спасал меня. Мы с ним уснули.
Проснулась я оттого, что прекрасно выспалась. Одна. Федор дрых на полу. Было солнечно и тихо. Я решила, что здоровый образ жизни никто не отменял. И я, как прежде, могу в выходные совершать пробежки. Тем более с понедельника нужно начинать новую жизнь. Привычную: в понедельник надо выходить на работу. И непривычную: я должна подготовиться и поступить в университет. Но сейчас: спортивная амуниция, плеер, наушники и…. Здравствуй утро!
Разнообразие в мою привычную и непривычную жизнь вносили толь-ко поездки в деревню к Борису Михайловичу. Не подружиться с ним было просто нельзя. Он был такой хороший дядька! Маме повезло. Он ненавязчиво и незаметно взял бразды правления их маленькой семейной ячейкой в свои руки, и мама как-то сразу помолодела и расцвела от беззаботной жизни. Нинин Димочка мне тоже понравился. Разница в возрасте у них не была заметна. Это был неторопливый, спокойный, крепкого телосложения молодой мужчина. Очень выдержанный и добродушный. Даже Нина со своей энергией не смогла внести суету и сутолоку в его жизнь. Он смотрел на неё с обожанием, и вся её ершистость и колючесть этим обожанием бы-ли накрыты, как теплым мягким одеялом, из-под которого не хочется выбираться.
Деревенский дом Бориса Михайловича был просторным, сам хозяин был гостеприимным. Постепенно я перезнакомилась почти со всеми его будничными и воскресными гостями. И даже завела себе поклонников.
Сначала высокомерный «британец» снизошел до меня. Я имею в виду кота с какой-то немыслимой родословной и многословным именем, начинающимся со слова Джордж. Но никто не считался с его родословной, и «Джорджика» с чем-то переделали в «Дождика». У меня появился собственный персональный «Дождик». Этот толстый лентяй спал у меня под боком, а если я переворачивалась на живот, то нахально укладывался спать у меня на спине, не разрешая мне шевелиться. Если я начинала вертеться, то он перебирался ближе к шее и не давал мне вздохнуть. Со временем я привезла ортопедическую подушку, на ней я спала на боку, к обоюдному удовольствию нас обоих. Единственно, с чем «Дождик» не хотел мириться, так это с моими дальними заплывами. Он так орал на берегу, пока я плавала, что кто-нибудь не выдерживал, выходил на берег и кричал: «Лен! Возвращайся, а то кот охрипнет, а мы оглохнем!» Борис Михайлович однажды даже сказал, что кота надо переименовать, и будем звать его «Хвостик»: «Он всё равно стал бессовестным, нахальным Алёнкиным хвостиком. И он, между прочим, не один здесь такой»….
Я очень люблю август. А этот август, который, к сожалению, заканчивался, был для меня особенный. Я даже внешне изменилась. Речной загар равномерно лег на морской, сделав мою кожу шоколадной. Волосы совсем выгорели. Экзамены сделали меня изящной, а некоторая тоска во взгляде придавала мне некий шарм. Я чувствовала себя взрослой и умудренной жизненным опытом. После поступления в университет я вздохнула свободнее. Трудное и важное дело выполнено. Я стала студенткой. Внешний вид мой был видом счастливой и довольной жизнью девицы. А как внутри?
Глава 2. «Я навстречу иду, я молитву шепчу, обе створки души отворяю! Не жалейте меня, не корите меня! Пусть во сне, но я, все же, летаю!»
Свое внутреннее состояние в это время я могла описать двумя существительными, одним прилагательным и для связки мне понадобился бы союз «и»: «топленое молоко и гуси» или «гуси и топленое молоко». Странное, вроде бы, сочетание легко объясняет мою жизнь.
Я читала, что Леонардо де Винчи писал в своих дневниках, что у чело-века есть орган, обладающий собственным разумом. Человек спит, а орган бодрствует. Человек бодрствует, а он спит. Они даже вставать могут в разное время. Конечно, это он о жизни мужчин так сказал. Но женщинам эти проблемы близки и понятны. Вот так я и живу не в ладу с некоторыми своими, уж слишком разумными, органами. В институте, на отдыхе и на работе столько симпатичных молодых ребят. Они оказывают мне знаки внимания, некоторые с удовольствием перевели бы общение из состояния легкого необременительного флирта в более серьезные отношения. Но мое сердце «щиплют гуси», вожак у которых один: Гусак Виктор Петрович. Может мне начать ненавидеть гусей? Я и так их в деревне обхожу стороной – опасаюсь на всякий случай. В деревне можно обойти их сторонкой. А в душе?
Состояние «щипание сердца гусями» стало какое-то хроническое. Оно портит мне зрение. Я иногда вижу в толпе фигуру Виктора, присматриваюсь и понимаю, что ошиблась. И хочется заплакать. Иногда оглядываюсь, так как мне показалось, что сзади говорит Виктор. Но вижу, что не он, и начинаю злиться на себя. Нельзя, что ли по формуле «секса для здоровья» жить: «Понравился, переспала, получила удовольствие, забыла. Двигайся дальше» или «Понравилась, переспал, получил удовольствие, забыл. Двигайся дальше». И никаких трагедий. Да и в окно пыльный степной ветер не приносит моё имя: «Ле-ноч-ка!», как в трогательной книжке «Джейн Эйр». Видимо никто и не зовет. И сколько не пою в мобильник песню «Позвони мне, позвони!» - звонка нет. А ведь мог, если бы хотел, узнать у Ирины телефон! Гадяшеский Гусак! Забыл меня! Я тебя тоже забуду! Живи себе спокойненько «у самого Черного моря»!
«Виктор, я тебя забыла, я тебя забыла, я тебя забыла!» - так настраиваю я себя перед сном, чтобы не только я спала, но и он, этот самый орган, и они, эти самые гормоны, и мозги, эти самые мозги, которые плохо слушают моё заклинание, спали. Так нет же! Как раз ночью и начинается процесс, который я и называю «Томление молока». Во время сна начинается этот сладостный процесс «томления» в сосках, внизу живота, между бедер, заканчивающийся движениями, которые возбуждают и которые иначе, чем ритмичными не назовёшь. И с зарядкой не спутаешь! Я явно во сне не танцами с партнером занимаюсь, хотя партнера я не вижу. Да мне и не надо его видеть: я точно знаю, кто он…. Я вижу эротические сны…. С первого раза можно угадать, кто исполняет главную мужскую роль! Но виртуальные актеры не могут получить приз «За лучшую мужскую роль». Приз, который готовенькая я, получить некому! Я просыпаюсь, тяжело дыша, с полураскрытыми губами, и потом верчусь так, что «топленые сливки» получаются! Но вот я не могу употреблять молочные продукты, не переношу. Нет какого-то фермента. А вот Виктор, может, не любит «топленые сливочки»? Или у него нет фермента?… Или гормонов для меня?…
Раньше я всегда спала голая. Можно сказать, что «дрыхла без задних ног». Если я сейчас изображу из себя «обнаженную маху», то могу дать такого маху, что гормонам и этому самому органу по де Винчи мало не покажется. Сейчас я сплю в трусиках и в рубахе ниже колен. Летом! В жару! Хоть чем-то надо фантазерку-плоть усмирять! Монахи, да что монахи, боярыня Морозова, носили власяницу, вроде так она называется, для умерщвления плоти. Ну и словечко! Видела я монашескую одежонку в музее! Грех мне жаловаться на мою мягонькую ночнушку. Просто, я думаю, воздержание никак не полезно молодым и здоровым! Я слышала по телевизору доктора Малышеву, которая говорила, что у нас, кому за сорок, пик гормонов тестостерона приходиться на шесть утра, и это самое время для секса. А у молодых пик этого гормона может наблюдаться в любое подходящее для секса время. И молодые готовы в любое время суток, что правильно. Я согласна с ней на сто процентов. Природа требует. Чего бы тогда создавать отдельно женщин и мужчин. Женщины, как кошки, а мужчины - ещё те коты. Есть же на свете «коты» с хорошим аппетитом и вкусом, и даже красивые, и даже породистые. Как там, в «Бриллиантовой руке» про халатик с перламутровыми пуговками говорилось? «Будем искать?» Будем искать! Не сошелся же свет клином, вода краном, воздух соплом или что там ещё на «коте» Гусаке. Не единственный же он мужик на белом свете! Чего я к нему прикипела! ХЗ! Так на сайтах пишут, чтобы было короче. Если не коротко, то хрен знает. Фу! Как грубо! А ещё на филологию, Аленушка, подалась…
Всё бы ничего с этими снами, в некоторых из них приятно поучаствовать. Я даже не думала, что я такая… скажем так, забавница. Некоторые сны очень даже… скажем так, увлекательные. Кроме одного, страшного и приставучего. У меня уже был один страшный сон-прилипала. Из детства, когда я была совсем маленькой. Однажды, в очень ненастный день, мама ушла в магазин, а меня не взяла, так как я болела. По телевизору показы-вали сказку. Я очень любила их смотреть. Но это была страшная сказка. Там ведьма превращала всех в камни. Камни были белые, напоминали кости, я сильно испугалась, стала плакать. Телевизор выключить я, конечно, не могла, так как именно в нем жила эта жуткая ведьма. Я залезла под одеяло, закрыла голову подушкой и тихо скулила. Громко рыдать я боялась, вдруг эта страхолюдина услышит, придет за мной и превратит меня в одну большую белую кость. Когда мама вернулась, она с трудом отцепила меня, судорожно икающую, от подушки и долго-долго успокаивала. У меня поднялась температура, я боялась спать, а потом долгое время спала со светом. Вообще-то, я болела редко, но если заболевала с температурой, то во сне всегда видела страшную ведьму, которая пыталась схватить меня скрюченными пальцами с длинными загнутыми ногтями. А когда уродливая старуха понимала, что не может меня схватить, она начинала обрушивать на меня белые каменные истуканы. Огромные камни падали на меня, и я начинала задыхаться под их тяжестью. Я пыталась выбраться, но мне не хватало сил. Я кричала от ужаса…. Моя милая мамочка будила меня, ласково успокаивала меня, и страх проходил. Лет до десяти этот сон периодически ко мне возвращался. Да и сейчас я его помню в мельчайших подробностях, но просто не боюсь. Хотя ужастики смотреть не люблю. Да и не смотрю!
У меня было немного времени на подготовку к поступлению в университет, и приходилось очень интенсивно что-то вспоминать, что- то изучать. Я, конечно, уставала, да и та часть души, что «сохла» по Виктору, тоже покоя не прибавляла. Я всё ждала, что она скоро совсем высохнет и превратится в светлую грусть, но она преобразовываться не торопилась. Наша любимая русичка «Рыжая Циля» в школе знакомила нас с поэзией древнего Востока. И я запомнила строчки из старой поэмы «Плащ», кажется, турецкого поэта ибн какого-то: «Я скажу тебе «О, моя госпожа! Ты измучила меня!» Она ответила: «О, боже! Мучь тогда и ты меня!» И вот как-то глубоко за полночь я падаю на кровать, а сон не торопится. И всякие мысли лезут в забитую информацией голову, как в переполненный автобус, переругиваясь. Я «в сердцах» эти строчки переделала: «Я скажу тебе: «Ты измучил меня!», а затем прошептала на ладошку: «О, Виктор! Мучайся тогда и ты из-за меня! Так тебе и надо!» и сдула эти слова в открытое окошко. И на душе полегчало. И сразу спать захотелось. «Ну, - думаю, - хоть сегодня высплюсь».
Как бы ни так! Именно в эту ночь пришел сон-прилипала. Гадостный такой! А начинался вполне эротически. Чудесный летний вечер. Солнце ещё не село, а пробирается золотыми стрелами сквозь стройные стволы сосен. Поляна вся в желто-фиолетовых цветах. Вероятно, это «Иван да Марья». Тихо играет китайская музыка. Странно, но китайская. Посреди поляны огромный черный джип. Мы на нем приехали с Виктором. Я одета в красивое красное шелковое кимоно, пояс высокий зеленого цвета. Волосы у меня черные, блестящие, собраны в высокую прическу, закреплены большими золотыми шпильками, такими как у китаянок. Лицо в белом гриме, алой помадой подведены губы «бантиком». На ногах черные босоножки на высочайшей шпильке с огромными атласными бантами. Именно, босоножки. Я, улыбаясь, лежу на капоте. Рядом стоит Виктор. Лицо он закрывает расписанным драконами огромным веером. Веер он держит в левой руке. А правой рукой начинает гладить мои ноги от щиколоток вверх. Делает он это очень медленно. Под кимоно у меня ничего нет, и я, затаившись, задерживая дыхание, жду волнующего мига, когда его рука достигнет моего заветного треугольника, и он раздвинет мне ноги, чтобы осыпать меня ласками. Тончайший шелк кимоно не скрывает моих торчащих сосков. Я возбуждена, мне хочется двигаться навстречу его руке, я в сильном нетерпении. Но лежу тихонько, замерев, лишь облизываю губы. Я вся - предвкушение. Большая мужская ладонь, медленно двигаясь, достигает низа живота. Виктор откидывает в стороны полы кимоно, убирает руку и оставляет меня в покое. Я - полуобнаженная, уже не могу сдерживаться, раздвигаю колени и выгибаюсь навстречу ласкам. Виктор, прячась за веером, начинает осторожно развязывать пояс, не обращая внимания на моё изнывающее от ожидания влажное лоно. Развязав пояс, он медленно обнажает мою грудь и гладит её. У меня вырывается сладостный стон. Мне хочется увидеть его лицо, глаза. Я отвожу веер…. Передо мной желтое лицо страшного старого китайца: узкие глаза, приплюснутый нос. Он скалится, обнажая черные железные зубы, и кричит: «Селдце, селдце!» От ужаса я продолжаю лежать. Он наваливается на меня, впиваясь острыми зубами в левую грудь, рвёт её, пытаясь добраться до сердца. Мой вопль достигает небес, солнце исчезает, наступает тьма, я борюсь с жутким и очень сильным китайцем. Мы падаем с капота джипа….
Я просыпаюсь. Сердце бешено скачет в грудной клетке, я часто дышу, язык сухой и шершавый, как раскаленное летнее шоссе. Какой там эротический сон! Чистой воды сон ужаса! Я его пережила три ночи подряд. С небольшими вариациями. Но так страшно, как в первую ночь, уже потом не было. Не хотела бы я играть роли в фильмах ужасов! Кошмар, а не работа! Конечно, накал ночных страстей снизила не я сама, а душ в содружестве с валерьянкой. Сначала я подумала, что не надо было сдувать слова с ладошки, потом стала волноваться, что с Виктором что-то случилось. Решила связаться с Макаровой. Но в этот день в скайп вышла Иринка сама, сообщила, что у всех всё хорошо, и что в середине сентября у них турнир по волейболу, и она ждёт меня в гости. Я промычала что-то похожее на «подумаю» и сменила тему. Мы ещё немного пощебетали и отсоединились. Я долго смотрела на экран и злилась: « Я тут за него волнуюсь, а у него всё хорошо! Господи! Ну, я и дурочка! У всех всё хорошо! Я за всех и радуюсь! Меня одну, что ли, китаец грызет!? А я - то что? За себя как порадоваться? Да пошел этот Виктор с его идиотским китайцем!» Сначала я даже думала, что смогу добавить распространенное среди девиц слово «Козел!» Но язык мой лучше меня: он не смог такое сказать. Я не могу называть Виктора «козлом», в нем нет ничего козлиного. Я его помню таким замечательным! Как там у Жванецкого: «Тщательнее и тщательнее!» - с ударением на второе «е». Так и у меня, с каждым днём: «Замечательнее и замечательнее! – с ударением на третье «е». Но я сильно видно разозлилась. Так, что китайцу пришлось отволочь и музыку, и кимоно, и веер, и, даже, джип в свою Поднебесную, и носа пока не он смел казать. А заодно эротические сны унес, и я стала высыпаться. Злость, видно, помогла.
А может это литература помогла? Я стала к ней готовиться. Вечером читала стихи, хотя я больше люблю прозу. До понимания поэзии и до любви к ней ещё не доросла. Просто сейчас стала такая сентиментальная и слезливая, что в голову лезут одни стихи. Они сами откуда-то выплывают, без спроса. Да, здорово нас Циля загрузила, по самую макушку. На заводе кому сказать, что я сижу перед компьютером, смотрю на экран, а сама думаю: «Кому из древних суфийских поэтов Руми или Эмре принадлежат стихи в моей голове!?» Не поверят. Да и стихи им вряд ли понравятся. Они ведь не поняли моего желания «гробится после работы на филологическом, чтобы стать училкой». У них же не было «Рыжей Цили». А я сижу и вспоминаю, как она увлеченно стихи читала. Некоторые строки помню:
В счастливый миг мы сидели с тобой. Ты и я.
Две формы и два лица с душой одной. Ты и я.
Дерев полутень и пение птиц дарили бессмертием нас
В ту пору, как в сад мы спустились немой. Ты и я.
Восходят на небе звезды, чтоб нас озирать.
Появимся мы им прекрасной луной. Ты и я.
Нас двух уже нет: в экстазе слились.
Толпе суеверной и злой ненавистны. Ты и я.
Может, я что-то и перепутала. Да простит меня Цилия Иосифовна! Главное, стихи звучат, живут в моей душе. Нет, правильнее сказать: «Стихи оживили мою душу, и она откликается на каждое «ты и я». Не струны в душе зазвучали. До них раньше нельзя было добраться. Струнный инструмент был заперт на ключ. Может, поэзия и должна будить души людей, подбирая для каждого нужные ключики? Вот… и всё благодаря Виктору! Это мои обостренные чувства к нему сделали меня пока ещё гостьей в открытом мною новом мире – Мире поэзии. Цилия Иосифовна, порадуйтесь за меня: я начинаю любить этот мир! И ещё…. Цилия Иосифовна, порадуйтесь за меня: я поступила на филологический!
Глава 3. «Я – птица, рвущаяся к высоте, к своей мечте, своей звезде…. Нарисуйте мой портрет. В нём - море солнца, а меня в помине нет!»
Лето арбузами, дынями, помидорами, яблоками катилось к завершению. На День рождения Бориса Михайловича собрались все незанятые на работе сослуживцы. Да ещё и соседи по деревне. Народу собралось много. Праздник устроили на поляне у реки, недалеко от школьного стадиона. Мужчинам хотелось погонять мяч: футбол, волейбол. Особенно, в футбол в одни ворота смешанными дамско-жельтменскими командами. Эти соревнования пользовались успехом и у игроков, и у зрителей. Отыграв, мы дружной толпой пошли купаться. В это время подъехали на машине три незнакомых мне молодых человека. Все радостно их приветствовали. Один из них, проходя мимо меня, сказал: «Обалденный негатив!». Наверное, это из-за моего белого бикини на покрытой шоколадным загаром коже и выгоревших на солнце волос. Все рассмеялись, а сосед наш Иван Иванович ответил: «Олег! Ты не теряйся! Лучше кадра не найдешь!» Так я познакомилась с Олегом и его друзьями Артёмом и Павлом. Олег – сын Иван Ивановича и Натальи Петровны, соседей Бориса Михайловича. Ребята приехали из Питера в отпуск, порыбачить. Похоже, они решили, что «охота» им тоже не помешает. Так у меня появились ещё три «ухажера» по словам Ниночка, и Олег был из них самым настойчивым. Раньше все трое вместе учились в медицинской академии в Питере, только выбрали разную специализацию. И работали в разных медицинских учреждениях. Хорошо, что к этому времени я уже разделалась с экзаменами. А то с такими галантными ухажерами мне бы некогда было не то чтобы «грызть гранит науки», а даже лизать бы не успевала.
Они мне все понравились, я им, похоже, тоже. Среди моих знакомых врачей не было, их разговоры для меня иногда казались не только ироничными и острыми, но и несколько циничными. Впрочем, я быстро привыкла к их манере общения. Возможно из-за того, что разговоры были интересными: они многое повидали, много знали и много умели. Мне нравятся не ровесники, а мужчины постарше. Может, это неудавшийся школьный роман отдалил меня от ровесников? Дую на воду? Короче, всё свободное время я стала проводить в их обществе. Артём и Павел ухаживали как-то лениво, по инерции или, точнее, в силу инстинкта. Похоже, что для них я составляла конкуренцию рыбалке не очень сильную. А вот Олег оказался неутомимым «охотником»! Ребята, поняв, что их друг увлекся серьезно, перешли к дружескому общению со мной. По-моему, их это несильно напрягло. Потом выяснилось, что они несвободны, и ухаживали на всякий случай. А вот Олег был разведен, его студенческий брак развалился уже два года назад. Когда из ухажеров остался только Олег, мне стало легче. Троекратное внимание держало меня в напряжении. Тонус остался, но понизился до приятного. Поскольку Олег был уроженец этих мест, он иногда оставлял друзей порыбачить, а сам сматывался в город к однокашникам. Артем и Павел мысль о поездке в город сразу отогнали напрочь. Города им с лихвой в течение года хватало. А вот дикой жаркой природы хотелось очень.
Когда Олег оказывался в городе в будний день, так сразу он начинал договариваться со мной о встрече вечером. Возражения не принимались. Да я и не сопротивлялась, так как с Олегом и его однокашниками было весело и интересно. Хотя после первой такой вечеринки меня стала неотступно преследовать мысль: «Как я себя должна повести, когда Олег перейдёт к решительным действиям?» То, что он к ним перейдет, сомнений не вызывало. Он был хорош собой, умен, внимателен, уверен в себе…,но ненавязчив. Олег своих намерений не скрывал, он не торопясь, как-то плавно, аккуратно подводил меня к мысли о неизбежности нашей близости. Руки его становились все смелее, поцелуи горячили сильнее, а ласки при всей их корректности настойчивее. И мне уже не хотелось от них отказываться. Про женщин говорят: «В голове тараканы, а в животе бабочки». Так вот «тараканы» в моей голове пока начинали паниковать от мысли о сексе. А «бабочки» сначала превращались в гусениц и расползались по темным закоулкам живота, затем в куколок скукоживались и замирали. И было непонятно, собираются они снова становиться «бабочками», если дело дойдет до секса. У меня небогатый опыт по этой части, но после моего отпуска у моря я точно знаю, что может быть по- другому: «тараканы» не шевелятся, ни дрыгают ни одной лапкой, а «бабочки» порхают легко и радостно: и внутри тебя, и вокруг тебя. И этот танец тебя завораживает и околдовывает. А счастье тебя переполняет….. Да, так и было несколько месяцев назад. Не далее как весной. Но это, как цунами или тайфун, явление было неуправляемое и нетипичное для нашего климата. А надо жить при обычных погодных условиях. Тем более Олег мне симпатичен.
Но если честно, то ситуацию осложнял тот факт, что он был врач-гинеколог. Это меня очень и очень стесняло. Я чувствовала себя скелетом из школьного кабинета биологии, которого школьники бесцеремонно пытаются хватать за разные части. Было бы намного легче, если бы состояние моё было «хоть в омут с головой» или хотя бы «от радости в зобу дыханье спёрло». Нет, я всё что-то раздумывала, взвешивала, однако, и от мысли об интимных отношениях с Олегом не отказывалась. Видно эротические сны мой организм сильно достали! Только я твердо решила, что в первый раз это произойдёт не у меня дома. Смешно сказать, мне было стыдно перед медведем Федором. Он ведь знал о моих тайных пожеланиях. Да, он всё знал про Виктора и ничего про Олега!
Судьба смилостивилась надо мной и создала нестандартную ситуацию. Вполне расслабляющую. Способствующую. Конечно, если вспомнить Андрея Мягкова в фильме «Ирония судьбы» в эпизоде, когда он скачет перед подъездом и приговаривает: «Пить надо меньше. Надо меньше пить», то я решила, что надо поступить наоборот. Не то чтобы, совсем «пить надо больше», нет, я решила просто, что нужно выпить шампанского. Я не очень хорошо отношусь к алкоголю, крепкие напитки вообще не пью, мне нравится «Мартини» с соком, ликер «Бейлис» и шампанское. Мне достаточно рюмочки ликера или бокала шампанского на целый вечер. Но сейчас я поняла, что нужно лимит пересмотреть. Мне ведь надо, чтобы количество перешло в качество: сделало меня смелее, раскованнее, что ли. Отпуск Олега подходил к концу, и мысль о сексе, как искра между нами, проскакивала от малейшего соприкосновения.
Это произошло за день до отъезда ребят в Питер. Мы с Олегом были в городе. В тот вечер катализатором работало слово «отъезд», но и шампанское тоже. Мы сначала веселились в каком-то клубе большой шумной компанией по поводу тридцатипятилетия его друга, много танцевали, потом народ стал потихоньку «рассасываться», и, в конце концов, остался именинник со своей девушкой и мы с Олегом. И вдруг Антон, именинник, сказал, что он нам устроит приключение, хотя это и потребует нарушения каких-то там инструкций. На что мы радостно выразили наше согласие нарушать их всю ночь. И мы пошли в киноцентр, какими-то правдами и неправдами мы, шампанское и шоколад оказались в фойе с экзотическими растениями, где в тишине журчали водопадики и стрекотали жучки-паучки. Возможно, там ещё кто-то обитал, но я не видела. Мы устроились на банкетках среди тропических деревьев, распили шампанское, доели шоколад, поделили фойе на две условные части... и разбрелись.
Мы с Олегом нашли лестницу на второй этаж, стали подниматься по ней и целоваться на каждой ступеньке. К тому моменту, когда мы поднялись на второй этаж, мы были решительно настроены к очень близкому знакомству друг с другом. Аромат цветов, запах влажной земли, лунный свет, проникающий в окошки, кружевные тени от листвы добавляли нашим желаниям романтики и некую таинственность. Мы остановились на верхней ступеньке, и Олег начал медленно меня раздевать. Он, словно, понимал, что мне надо переступить через внутренний барьер, и не торопил меня. Олег нежными движениями расстегнул молнию на моем платье, и оно легко соскользнуло на пол: я даже не обратила на это внимание. На мне было белое кружевном белье. Казалось, в лунном свете оно излучает голубое свечение на фоне шоколадной кожи. Олег скрипнул зубами, замер на миг, потом крепко прижал меня к себе и стал снова целовать. Настойчивость его языка могла сравниться лишь с настойчивостью его ладоней на моих ягодицах. И вдруг, когда в голове моей не осталось ни одной мысли, кроме «хочу, хочу, хочу!», он отпустил меня и спустился на ступеньку ниже. Я даже задохнулась от нетерпения. Но Олег опустился на одно колено и стал лизать мне пупок. Это было так приятно. Я не шевелилась. Он медленно стал водить языком по моему животу, дотрагиваясь до новых его частей, наполняя их жаром. Живот мой трепетал и начал сам тянуться к его языку. Я вся дрожала. И тогда Олег начал медленно снимать с меня трусики, внимательно глядя мне в глаза снизу вверх. Он снимал их медленно, лаская сначала мою попку, потом мои ноги. Я постепенно вся превращалась в желание, но он не спешил. Он даже отдалялся от того места, которое больше всего ждало ласк. Олег гладил и целовал мои колени, а потом добрался до пальчиков ног. Он уделил внимание каждому пальчику, и это было так приятно. Я дышала часто и постанывала. Мои груди сами были готовы выскочить из бюстгальтера, они уже не могли дожидаться, когда он до них доберется. Я совсем плохо соображала, но всё-таки успела подумать: «А вот и «бабочки» появились!», потому что я превратилась в нетерпячку. В этот момент Олег поднялся, скинул рубашку, стал обнаженной грудью тереться о мои соски, запрятанные под кружева. И вот когда я подумала, что я его убью, если он сейчас не снимет с меня эти чертовы кружева, Олег от-бросил бюстгальтер в сторону и стал мять мои груди и целовать соски. Я вскрикивала при каждом прикосновении. Я вся уже превратилась в ужа, изгибалась и терлась о его торс. Я стала просить его, умолять его о близости. Он, не переставая целовать мои ушки и ласкать их языком, быстро разделся, небрежно швырнул рубашку на какой-то стол, поднял меня на руки и уложил туда же. Затем раздвинул мои бедра и …. дальше я так смутно помню. Бешеное сердцебиение, бешеный ритм, стоны, всхлипывания, моё желание, его желание всё слилось и вылилось в мгновения удо-вольствия. Одновременно мы достигли блаженного состояния. Из моей головы улетучились все мысли до последней, она стала гулкой и пустой….
Потом одна мысль вернулась: «О, боже! Что я вытворяю!» Мысль эта заставила меня посмотреть на себя со стороны. Я лежала ночью на столе в фойе киноцентра обнаженная и удовлетворенная с молодым мужчиной по имени Олег между широко раздвинутых бедер. Глаза у меня были закрыты, говорить и двигаться не хотелось. Особенно не хотелось открывать глаза: я боялась посмотреть в глаза Олегу. Не знаю почему, ведь все было очень замечательно. Олег пальцем ласково рисовал круги на моих грудях, гладил по волосам, ладошками гладил мой животик, легонько касался губ и закрытых век. Он тоже молчал. Кто-то всё равно должен был начать первым. Я решила, что этим кто-то буду не я. Потихоньку в голову стали лезть отрывочные дурацкие мысли. Они суетились, налезали друг на друга, наступали на «тараканов» в голове, вселяя в них ужас, и создавали бардак и шум, ударяясь о черепушку. Я глубоко вздохнула и сильно зажмурилась. Наверное, я бы скоро в тишине начала покрываться мурашками от холода, но Олег решил по-другому. Он решил, что и его эта тишина не устраивает. Слишком она долгая и ненужная.
Он нагнулся и стал целовать меня между ног, ласкать языком. Я к этому настолько не была готова, что издала громкое «О-о-х!». Олег засмеялся и сказал: «Ну, слава богу! Ожила. А то я думал, что создал антиГалатею! Правда, я не скульптор, а только врач-гинеколог». - «Вот, вот, кстати, о враче. Ты, наверное, подумал: «Одновременно достигли оргазма!» - «Глупышка, так вот что тебя сделало напряженной. Нет, я не думал, я про-сто получал удовольствие. Большое удовольствие. И когда раздевал тебя, и когда любовался тобой, и когда целовал тебя, и когда был внутри тебя. А чтобы ты не чувствовала себя на приеме у врача-гинеколога, лежа на столе с раздвинутыми ногами, то вот тебе!» И Олег неожиданно стал покусывать меня за ляшки, живот, грудь и щекотать. Я вскрикивала: «Ой! Ай!» и хотела отползти, но оказалось, что стол не рояль – ползти некуда. А Олег неожиданно крепко одной рукой прижал меня к столу, внимательно посмотрел на меня и улыбнулся. Пальцами второй руки стал сначала перебирать волоски на лобке, а затем начал ладонью сжимать мне всю промежность. И я забыла, что он врач-гинеколог. Меня ласкал мужчина, который хотел меня, которого хотела я. Немедленно! Как принято говорить: здесь и сейчас. Я успела сказать: « Ух, ты!». Олег расценил моё восклицание как готовность. Это было правильно. Он решительно пододвинул мои ягодицы к себе. И мы превратились в чувствительный инструмент для освоения ритмов: от медленного вальса до марша, не забыли и о латиноамериканских ритмах. Я обвила Олега ногами, он крепко прижал меня к себе. А заканчивали мы наше «сексуальное путешествие» уже в стиле зажигательной шустрой ирландской лайт-джиги! Но удовольствие слишком туманило мне голову, и я уже ничего не соображала. Удовольствие приходило волнами, захлестывая меня. «Девятый вал» накрыл меня с головой…. Понемножку я стала приходить в себя, обмякнув в объятиях Олега, положив ему голову на плечо. Мы оба тяжело дышали. Выглядели обессиленными, но довольными. «Ночь в киноцентре». Некоторым зрителям было бы интересно посмотреть такой ролик! Но все хорошее когда-то заканчивается. Откуда-то снизу раздался свист, Олег свистнул в ответ, поцеловал меня и поставил на пол. А сам пошел собирать наши вещи.
И тут пришел он, этот забавный казус, и привел к нам истерический смех. Оказывается, Олег, не глядя, бросил мой бюстгальтер, и он упал на большой кактус. Он устроился на огромном кактусе! Да так удачно, будто кактус специально наряжали девочкой. Перед нами в темноте стояло фантастическое существо в кружевном белом бюстгальтере. А перед ним два голых смеющихся человеческих существа. Одному из которых предстояло раздеть кактус, а другому спрятать отобранную у кактуса вещь в сумочку, так как существо женского рода не доверяло кактусу и носить бельё с иголками категорически отказывалось. Олег, смеясь, предложил оставить всё как есть, вот зрители бы завтра тоже посмеялись. Но Антона подводить было нельзя. Мы быстро, по-армейски оделись и спустились по лестнице к ожидавшим нас Антону и Ольге. Они, конечно, спросили, что мы так ржали. А мы, конечно, рассказали. Такими веселыми мы и покинули этот «развратный» киноцентр, где по ночам кактусы носят женские лифчики.
Такси довезло нас до моего дома, Олег поднялся на этаж. И тут я за-паниковала: «Я, что, должна пригласить его к себе? Я не готова!» И тут же мне стало совестно: «Ну, ты и стерва, Леночка! Только что была готова на все, а теперь в гости боишься позвать!» Но Гордиев узел на моей совести разрубил Олег. «Аленушка! Прости, что я тебя покидаю, но я переночую в квартире у родителей. А за тобой заеду завтра. Во сколько?» - «Олег, ты на меня не ориентируйся, у тебя перед отъездом много дел». – «Не так много, чтобы не заехать за тобой», - медленно проговорил Олег. «Или ты завтра не собираешься быть в деревне?»
После отъезда Антона и Ольги, им было ехать далеко, и первую машину мы галантно уступили ребятам, я стала такая зажатая. Олегу в глаза не смотрела, а потом и вовсе замолчала. Меня терроризировал вопрос, вертящийся в голове: «Ему от меня только секс был нужен, как развлечение в отпуске, или у него серьезные намерения?» Олег чувствовал, что я нервничаю и от него отстраняюсь. Но он лишь, молча, прижимал меня к себе, пытаясь согреть. Всю дорогу я молчала и не смотрела на Олега. И только сейчас посмотрела ему в глаза. Глаза смотрели на меня пристально и нежно. « Боже мой, какая я глупая!» - это я подумала. А вслух сказала: « Боже мой, какой ты глупый! Просто я с Димой и Ниной приеду. Мы уже обо всем договорились. Олег, я не могу не приехать. Я должна приехать». Олег по-прежнему внимательно и ласково смотрел на меня. И я тихо добавила: «Я хо-чу при-е-хать». Он взял мои руки и по очереди нежно поцеловал запястья с тыльной стороны. Затем повернулся и легко сбежал по лестнице. Растворился в уже жидкой синеве покидающей нас ночи. Я вошла в квартиру, где меня сытым, низким мурчанием встретил холодильник. «Как кот», - подумала я. Прислонилась к двери в темноте и стала выбирать кота, которого я себе заведу. Решила. Рыжего. И буду его хорошо кормить, чтоб он стал толстым. Виктор - брюнет. Олег - блондин. О, мой любимый будет рыжим. Виктор…. Буква «В» в начале алфавита. Олег…. «О» из середины алфавита. Значит, мне нужна буква из конца алфавита. И через секунду я знала, что буду звать его «Шериф». Мужчина без имени. Просто «Шериф». Шериф по кличке «Рыжий». Наверное, ирландские корни. Я уже мысленно гладила рыжего. Нет, не шерифа, а моего толстого, ласкового, рыжего-рыжего кота. Решение обжалованию не подлежит. Надо начинать с котенка. Расхваливая себя за правильное решение, я тихонько доплелась до кровати, сбросила с себя всю одежду и голая завалилась спать.
Глава 4. «Будет платье из тумана, а в руках моих венок. Скройте шляпкой мои мысли, чтоб никто понять не смог, о ком, сударь, я гадаю, для кого рвала цветы, от кого скрываю тайны и заветные мечты».
Утро пришло с упрямым солнечным лучиком, который не испугался листвы старых мудрых деревьев. Он только недавно появился на небосводе. Он был юн, смел и упрям. И если он решил, что должен разбудить меня, заглядывая мне в глаза, то никакая пыльная листва не смогла ему по-мешать. Да, я вечером не задернула шторы, и смогла с утра улыбнуться незваному, но такому яркому гостю. Думать не хотелось. Вспоминать тоже. Вставать тем более. Я решила «поиграть« в слова». Чтобы в эту игру играть, надо закрыть глаза, протянуть руку к книжной полке, взять книгу, раскрыть на первой попавшейся странице, открыть глаза, прочесть текст и найти среди слов запрятанный «совет». Что я и сделала. Книга называлась «Гуляла женщина с зонтом» со стихами Бондаренко. Это женские стихи, даже если написаны от имени мужчины. Что ни стих, то совет. Стих оказался немаленький. Но «уж взялся за гуж, не говори, что не дюж». Стала читать.
Я знаю, что бываю зол к тебе.
Я знаю, что бываю нетерпим к тебе.
Тебя ревную я к словам,
Так нежно сказанным о ком-то.
Тебя ревную я ко снам,
В которых ты всегда свободна!
Тебя ревную я тогда,
Когда стоишь ты, улыбаясь,
Моей протянутой руки не видишь
И меня не замечаешь
Тебя ревную, что со мной
Ты о другом всегда мечтаешь.
К нему ты рвешься всей душой,
И не сумев солгать, искришься,
Когда увидишь наяву,
И чувств своих ты не стыдишься.
Тебя ревную я за то
Что в час ночной
когда меня ласкаешь,
Ты думаешь опять о нем
И страстью не ко мне сгораешь.
Я б отошел, не стал мешать,
Ночами мучиться и ревновать,
Но не получится ль опять,
Что с тем, другим,
Ты будешь обо мне мечтать?
Ну, почему именно это стихотворение! Никудышняя игра! Мое, и без того с трудом балансирующее между «ничего» и «не очень», настроение медленно сползло мимо «не очень». Зацепилось за слова «очень не очень» и замерло. Ещё это солнце в глаза светит! И вставать надо! Зазвонил мобильник, и я пошла за ним. Споткнулась через валяющегося у кровати медведя Федора, больно ударилась коленкой о стул, сморщилась, на одной ноге доскакала до телефона. Звонила Ниночка. Она сообщила, что они выезжают, но по дороге заедут в магазин и минут через сорок будут у меня. «Хорошо», - ответила я и расстроилась окончательно. Я догадывалась почему. К счастью, времени на самоедство не было. Надо срочно собираться в деревню. Я вернулась к себе в комнату, подняла медведя Федора и усадила на стул. Решила, что мне не помешает холодный душ. Тем более первый шаг к этому мероприятию был сделан: я разгуливала по квартире нагишом. Халат валялся на кровати. Я взяла халат, потом села на кровать, затем легла, укрывшись халатом, и стала думать ни о чем. Мысли в виде перистых облаков, гонимых сильным ветром, с огромной скоростью влетали в одно ухо и вылетали в другое. В голове застревать они не хотели. Да и я не настаивала: пронеслись и ладно. Голова моя была дырявая, как у той немецкой куклы, про которую я знала от мамы с детства, а за неделю до свадьбы Ниночка рассказала у нас в гостях эту историю своему Димочке и Борису Михайловичу.
Нина очень удивила Диму, решившего сделать ей подарок перед свадьбой. Ему хотелось, что бы это было что-то, о чем она долго мечтала. Дамский каприз. Задуренный современными штампами, он думал, что это будет или шуба, лучшая подруга женщины, или кто-то из друзей девушки. Пусть не лучший друг – бриллиант, а кто-нибудь из приятелей: рубин, сапфир или изумруд. Нина обрадовалась, засмеялась и согласилась при условии,что они после покупки пойдут в кафе «Шоколад» и там отметят это событие. Дима пытался уговорить Нину пойти в дорогой ресторан, но она настаивала на своем варианте, и он согласился. Она повела его в большой торговый центр в отдел «Подарки». И как пишут в Интернете в анекдотах об одесситах, «таки сумела удивить». Жаль, но в Одессе я не была, и как там говорят, не слышала. Она подвела его к большой, наверное, с метр высотой кукле в старинном роскошном платье, с нежным фарфоровым личиком, с огромными голубыми глазами, удивленно смотрящими из-под густых ресниц. На золотых локонах изящно пристроилась кружевная шляпа с полями, украшенная цветами. Ручки в кружевных длинных перчатках держали раскрытый веер. Кукла стоила очень немалых денег! «Настоящая принцесса!» - восхищенно сказала Нина. «Я думал, такие бесполезные вещи никто не покупает. А, подишь ты! Впору хоть ревновать к этой кукле. На меня так восхищенно никогда никто не смотрел. И ты тоже». Дима получил огромную красиво оформленную коробку от продавщицы и долгий поцелуй от счастливой Ниночки! А когда он в кафе купил ей, не употребляющей сладкого и мучного, пять разных пирожных, лимонад и мороженое, то захотел узнать причину такого неожиданного обжорства. Но счастливая Ниночка только смеялась, уплетая сладости, и на все вопросы отвечала «Всё потом. Не мешай мечте сбываться». Ела она с таким аппетитом, что даже Дима, предпочитавший мясо в любых вариантах, с удовольствием составил компанию своей подруге и съел два шарика мороженого. И уже только на ужине у нас в гостях он сумел узнать причину столь удачно сложившегося выходного дня. «Сахар для женщин – очень нужный продукт. Очень раскрепощает и делает их сексуальными», - делился с нами своими впечатлениями Димка. «А, может, кукла так подействовала на Нину?» - смеясь, спросила мама. «Правильно подаренные подарки так действуют на женщин», - констатировал Борис Михайлович, и мы все согласились. А Ниночка поведала историю о немецкой кукле. Я же немножко добавлю к её рассказу, что от мамы слышала.
Итак, Нина была единственным и поздним ребенком в семье. Родители её баловали, старались покупать ей хорошие качественные игрушки. Они должны были делать их дочку здоровой и умной. Велосипед, бадминтон, роликовые коньки, разнообразные игры в картонных коробках, пушистые зверюшки заполняли её комнату, но не было среди них кукол. Ни больших красиво одетых, ни маленьких голых пупсиков. Нина иногда засматривалась на куколок, сидящих в своих кукольных домиках, но купить не просила. Когда была маленькой, рассуждала просто: «Если не покупают, значит, нет денег». Иногда играла с куклами в гостях у других девочек, и ей этого хватало. Когда подросла, то спросила у мамы, почему ей никогда не покупали кукол. Лицо мамы сделалось грустным, она сказала:
-Не люблю кукол. Меня в детстве сильно пороли один раз и, именно, из-за куклы. Мне было четыре года, а твоей тете Люде, моей старшей сестре, первого сентября исполнилось семь лет. Она пошла в школу. Собрались родственники отметить это событие. И кто-то из них подарил Людочке немецкую куклу, которая могла говорить «Мама», если нажать ей на животик. А если её положить, то глаза закрывались. Когда её будили и поднимали, то густые ресницы-щеточки поднимались, и она смотрела на мир голубыми стеклянными глазами. Одета она была в клетчатое бело-голубое платье с оборочками, а на ногах были белые носочки и голубые башмачки-галошки, которые можно снимать и одевать. Кукла – мечта! Её привезли из Германии. Мы первый раз увидели такую «живьём». Людка не выпускала её из рук. На все мои просьбы дать хотя бы подержать, только сильнее прижимала её к себе и надувала губы. Но так не могло продолжаться долго, и я караулила момент, когда она отвлечется и отпустит куклу. И вот когда это произошло, я тихонько взяла куклу на руки, на что взрослые не обратили никакого внимания, и вышла с ней в сад. Мы тогда жили в своем доме с садом. Я её внимательно рассмотрела. Платье, башмаки, носки, трусы я с неё сняла. Ничего особенного: голова с шеей, руки от пальчиков до локтей и ноги от ступней до колен были сделаны из какого -то твердого материала в цвет кожи, дальше белое ватное тельце. Сзади круглая блямба с дырочками, из которой раздавалось «Мама!», если сжать животик и спинку. Волосы золотые, как шелковые, заплетены в две косички с большими бантами. Но было непонятно, как закрывались и открывались глаза. Нигде ничего не было видно. Я подумала, что секрет, наверное, в голове у куклы. Ничего другого мне не оставалось, как залезть ей в голову. Сначала я пробовала проковырять дырочку гвоздем, потом отверткой. Ничего не получалось. Тогда я сильно размахнулась и ударила куклу об угол деревянной кушетки. Голова треснула, я отковыряла кусок и заглянула внутрь. Фу, совсем неинтересно. Голова, вообще, была пустая, если не считать железной пластинки с большим куском какого-то мела на конце. Эта ерунда работала как качели. Когда кукла ложилась, пластинка с куском поднималась вверх, а когда куклу поднимали, опускалась вниз. Все было понятно, никакого волшебства не было. Я оставила куклу на кушетке в саду и вернулась в дом. Люда играла какую-то песенку гостям на пианино, а я, отпросившись у папы, ушла играть с другими детьми на улицу, напрочь забыв о кукле. Меня позвали, когда стало темнеть, гости разошлись, мама с бабушкой мыли посуду, а папа складывал стол и разносил стулья по комнатам. И в этот момент из сада раздался горестный вопль Людочки. Испуганные родители бросились в сад, одна я знала, в чем там дело: Людка нашла куклу. И вот тогда я поняла, что мне достанется. Папа и бабушка не хотели, но мама выпорола меня ремнем. Я ойкала, но не ревела. Горючими слезами заливалась Людка. Мама бросила ремень со словами: «Вот характер!» И ушла мыть посуду. Бабушка успокаивала сестру, а папа изучал повреждения у куклы. Я стояла в углу, и оттуда украдкой пыталась оценить обстановку. И заметила, что папа тайком улыбается. Значит, что-нибудь придумал: он частенько ремонтировал наши игрушки. Он работал на заводе и был там рационализатором, тогда я с трудом произносила такое сложное слово. Я была уверена, что так называют мастеров на все руки. Как наш папа. Я так и уснула в углу, не попросив прощения. Голову у куклы склеили, мне строго- настрого запретили подходить к ней. Очень надо! Но с тех пор я не люблю кукол. И тебе их не покупала. Прости, дорогая! Хочешь, пойдем завтра в магазин, и я куплю тебе куклу?
-Нет, мамуля! Не завтра. Давай ты мне подаришь самую красивую и большую куклу на моё восемнадцатилетние! А пока я буду о ней мечтать!
Ниночка сказала, что мама поцеловала её и обняла, что было гораздо важнее. Родители были строгие, вечно пропадали на работе и она, хоть уже и старшеклассница, очень ценила минуты общения с ними. «Будто чувствовала, что скоро их не станет» - и она заплакала. Дима бросился к Нине, но мама жестом остановила его, и они с Ниночкой ушли на кухню. Спустя некоторое время они вернулись к столу, а Ниночка вернулась к разговору о кукле.
-Вы, наверное, подумали, ну, если мне так хотелось куклу, то я за столько лет работы уж точно могла позволить себе её купить. Могла. Уже после гибели родителей я продолжала мечтать, что однажды у меня будет праздник, и человек, которому я буду дорога, который будет меня любить, подарит мне куклу. И моя мама с небес увидит это и порадуется за меня, что я в надежных руках. Когда я выходила замуж за Полонского, я попросила его купить мне куклу. Прости, Димочка ! Это не была « проверка на вшивость», я в тебе нисколько не сомневалась. Я точно знала, что ты купишь мне куклу-мечту. А Полонский хмыкнул и сказал, что у него нет на такую ерунду денег, что меньше всякую дребедень надо читать в детстве и что я не Козетта. « Не, Нинок, я куплю тебе дорогое нижнее белье. И ты пошикуешь, и мне приятно. А вместо противных пирожных мы попьём пивка в баре вечерком компанией. Проведем время по-взрослому». Гос-поди, где мои глазоньки были! Но не будем о прошлом. У нас с Димой впереди светлое будущее.
Она подошла к Димочке и поцеловала его в нос. Димка был по-хож на медведя больше, чем мой медведь Федор.
-Да, романтично, - подумала я. Я все свои игрушки, подаренные когда-то Сережкой, раздала соседским детям. Оставила только моего личного длиннолапого Федора. Он нужен только мне, такой смешной и любимый ! Ну и пусть мой Федор не подарок от любимого человека, зато он спасенный. А за спасение утопающих выдают медаль. «Что-то я с медалью припозднилась», - решила я. - «Завтра пойду и куплю себе большую шоколадную медаль».
А через неделю после этого ужина Дима с Ниной расписались. Праздник отметили тесной маленькой компанией в ресторане на кораблике. Нине свекровь «купить» не удалось. Она не пришла ни в ЗАГС, ни в ресторан. Зато мы все были рады за них. Нина же на это сказала: « Оттает, когда узнает, как я её сыночка люблю. Мы ей ещё внука или внучку подкидывать на выходные будем».
Звонок трезвонил и трезвонил. И, наконец, до меня дошло, что это Нина звонит в дверь. Я накинула халат и пошла открывать дверь.
-Ну, и видок у тебя!- присвистнула Нина. - Как настоящая бомжара. Синяки под глазами, патлы спутанные. Ты чем без нас с матерью занимаешься? Ведешь аморальный образ жизни?
- Нин, ну что ты ерунду болтаешь! Это у меня стресс на нервной почве.
- Знаешь, дорогая, раньше был анекдот на эту тему. Так там доктор мужу доходчиво объяснил, что не на нервной почве, а на неровной. Вот ты и выглядишь, будто всю ночь «скакала» на кочках или на метле летала! В деревне будешь ворон с грядок распугивать. Марш под холодный душ, а я тебе кофе сварю! Димку сейчас отправлю за квасом, а то поднимется сюда, увидит тебя и буду жить я с заикой. Я ушла на кухню.
-Кофе от неудобств при сидении на двух стульях не помогает, - буркнула я и скрылась за дверью в ванной, боясь, что Нина начнет выспрашивать.
Десять минут под контрастным душем, грубая мочалка и чистые волосы сильно улучшили моё настроение. А горячая геркулесовая каша, кофе и сыр улучшили настроение моему желудку. Он перестал бурчать.
-Вот что такое молодость! – довольно воскликнула Ниночка. - Десять минут, и от синяков не осталось и следа.- Наряжайся красиво, и ты будешь похожа на человека. Можно и мамочке показать.
Веселенькие мы спустились к Димке, и покатили в деревню. «Может навстречу моему счастью с Олегом, коль уж не вышло с беременностью от Виктора», - съехидничала я про себя. Нина оглянулась. «Господи! Неужели она читает мои мысли?» - подумала я. «Димочка мой, между прочим, очень раним. И если ты с утра будешь говорить всякую ерунду, он может совершить ДТП». Я прыснула в ладошку и прикусила губу: «Ниночка-Димочка, я больше не буду!» - «Досыпай лучше, все решат, что это у тебя спросонья помятость». И я, как послушная девочка, вскоре задремала. И только когда машина остановилась у дома Бориса Михайловича, я проснулась. Потягиваясь, вышла из машины и увидела Олега.