Идти по шпалам неудобно чертовски - приходится делать то широченные шаги, то глупо семенить, вот-вот норовя запнуться.
Дикарь идёт вперёд, размахивая своим облезлым саквояжем и всё время бросая взгляд вправо, на водохранилище, тянущееся вдоль насыпи. Идти он приноровился, наступая одной ногой на деревянную шпалу, другой - на поросший травой промежуток. Дьюн бежит за ним, подпрыгивая, едва не падая и всё время глядя под ноги, чтобы не полететь кувырком.
Там, на другой стороне запруженной реки, крутые берега, покрытые сосновым лесом. Точно такой же лес и слева, за встречными рельсами, но до него можно дойти за минуту, а до того... До того пришлось бы плыть.
Дикарь прерывисто вздыхает и чуть-чуть не сбивается с шага.
Вода зелёная. Нет, действительно. От самого берега и, глядишь, чуть ли не до середины пруда вода покрыта светло-зелёной плёнкой из мелких-мелких водорослей. Или эта пакость на воде - не водоросли? Может, это карликовые кувшинки? Или такие крохотные зверьки?.. Как штука эта вообще называется?.. И не отвалится ли у Дикаря рука от того, что он окунул её в эту живую воду?.. Нет. Всё же полчаса прошло, полчаса они идут под палящим солнцем по вонючим шпалам. И ещё полчаса им идти - до станции. Тут, справа, будет какая-то лодочная база, если Дикарь запомнил правильно. А там, слева, за берёзками, будет ещё один прудок, маленький-маленький. С водохранилищем его соединяет огромная труба под железнодорожной насыпью. Здоровущая труба. Дикарь бы туда не рискнул заплывать. А вот... А вот до тех обрывистых берегов? Ну, тут где-то метров... Так, он, пожалуй, такое расстояние покрыл бы минут за десять. Или за пятнадцать. Или всё-таки за десять. Плавает он хорошо, глубины не боится... Разве что эта зелёная поросль... Разве что эта жуткая вода... Так за десять? Или за пятнадцать?
- Нет, ну почему всё-таки вода зелёная, - слышится за спиной Дикаря, и Дикарь мгновенно сбивается с шага, чуть не растянувшись на шпалах во весь рост. Поддавшись вперёд и как-то клюнув воздух, он всё же сохраняет равновесие, но тут в него врезается Дьюн.
- Очень хорошие штаны были, - в восьмой раз повторил Дикарь, раздвигая пальцами продранную ткань на окровавленном колене. - Три года ношу.
- Верю, - ответила Дьюн, протирая носовым платком, смоченным в зелёной воде, ранку на ладони. - Моя кожа тоже очень хорошая была. И ношу я её двадцать лет. И два месяца.
Чуть помолчав, она, прищурившись, взглянула туда, откуда уже третий час не было ни одного поезда. Затем повернула голову туда, откуда поездов не было с полудня.
- Застряли, - сказал Дикарь, кивая.
Дьюн поднялась с блестящего рельса, сделала неуверенный шаг и вновь села.
- Застряли, - вздохнула она.