Рассказ суздаль - золотое яблоко православия
Пассажиры были явно знакомы друг с другом. При входе в автобус они непринуждённо здоровались, весело общались. Я же не знала никого. Получив приглашение из Союза пенсионеров Подмосковья, без раздумий решила: еду! Несмотря на серьёзность проблем со здоровьем, отсутствие в поездке знакомых спутников, обязательным последствиям. Впрочем, ничего нового, как обычно. Тем паче, что речь идёт о Суздале. Но, если не я – то кто? Другой бы и с удовольствием, да места в транспорте ограничены. А коли уж выпало счастье…?! Речь-то - о Суздале!
Расположившись в уютном комфорте автобуса, облегчённо вздохнула: больные суставы и позвоночник грозно напомнили: мол, ну, и как тебе амбразура дзота? Куда подалась – такая? Я им: человек не имеет права не любить мир, ведь он великими трудами создан именно для него. Он дол-жен прочувствовать грандиозность, осознать величие, сделать что-то важное для продолжения его существования, процветания. Может, это именно то условие, которое при рождении выдано Господом каждому из живущих на земле. И, «если не сейчас – то когда?».
Напоследок шаркнув колёсами по Москве, выкатили на просторы области. Третьевозрастники, четырёхвозрастники... туристы с интересом оглядывая заоконные просторы, негромко переговаривались. Запели русские, украинские, казацкие песни, напевы, романсы. Удивительные, ни в кои веки незабываемые, тревожащие сознание, уводящие в память о родителях... Солисты из Орехово-Зуево своим исполнением наповал сразили уже спевшийся общий коллектив салона. Остальные смолкли, внимали не издавая звуков. Оглядываясь по сторонам, вглядывалась в лица слушателей. «Полюшко моё, родники. Дальних деревень огоньки-и-и.» Мне не было стыдно – они, так же, как и я, плакали …
Объединившись, гуртом грянули «Снегопад», не смущаясь прочного подозрения, что он уж давно кружит не у ворот, а на пороге. Подустали, задумались, заоглядывались на проезжающие мимо машины. Встали в пробке. Это на региональной-то трассе? Тем не менее… полуторачасовой.
Вдруг, одна из дам с шикарной причёской, воскликнула:- Это же надо, как обнищали наши торгаши. Вы гляньте, что они перевозят… Действительно. Уму непостижимо: по тащившемуся бок о бок с нами в пробке жигуля четвёрки, были распотыканы втиснутые в него клетчатые сумки. Все разнокалиберные, старые, мятые, местами дранные, в общем - какие попало. Тут я обратила внимание на номера, ещё раз вгляделась в салон, и … обомлела.
В машине, видно, была снята перегородка между задним сидением и багажником. Всё это пространство занимали какие-то мешки, свёртки, вышеупомянутые сумки, из которых торчали - то рукав от куртки, то кроличья шапка. К окну заднего сидения, упершись в него подошвой, притиснулся мужской сапог с чёрным искусственно-мохнатым голенищем. Я никак не могла сглотнуть ком в горле. Закашлялась до того, что, казалось, сейчас уж и желудок выскочит через рот:
- Это беженцы из Украины...
- Точно. Их региональные коды... – у сидящего через сидение сзади меня мужчины дрогнул голос.
Всё… Головы вытянуты к окнам. Автобус - как умер.
Их было пятеро. Семья: трое детей, и на передних сидениях - родители. Дети в неестественных позах спали на втором сидении. Девочка лет тринадцати сидя у одной дверцы, парень – шестнадцати, у противоположной. На коленях девочки лежала голова маленького братика, его ножки – на коленях старшего брата. Застывшие в неестественно выкрученных положениях, как странные памятники. На голову девочки сползла нависавшая над ней сумка. Но она не ощущала, видно, ничего. И не двигаясь, с закинутой головой и выгнутой вперёд шеей, не шевелилась. «Господи, они же дети, за что им такое?»
Да где же эта проклятая валерьянка? Где? Вот он - гремящий таблеточками пузырёк. Гад, не открывается.
– Давайте, помогу. – женщина, вскрыв маленькую склянку, высыпала на мою дрожащую ладонь несколько таблеток. Остальные пошли по кругу.
Засосанные пробкой, мы давно уже просто стояли и, словно бы, сидели с ними рядом. Мужчина периодически падал лицом на лежащие на руле руки. Наверное, засыпал на секунды. Все они полностью доверились ей – их хранительнице. Она не могла отключиться ни на мгновение. Ведь она - мать, вторая после Бога.
- Смотрите, она что-то ест, - красивая голова впереди меня прилипла но-сом к окну, - Ой, это хлеб. И больше ничего. Только хлеб.
Дышать стало больно. Она водила по расстеленной на коленях газете пальцами и собирая с неё крошки отправляла их в рот. Но не трогала лежащие с краю газеты четыре небольших ломтика. Все понимали: российских денег нет, батон разделен честно по законам выживания.
Вспомнилась история, когда моя приятельница рассказала мне, что она не любила свою маму с тех самых пор, когда во время войны заметила, что та, прячась за дверью, ест кусок хлеба, который она, как родительница, должна была отдать им, её детям.
Ошарашенная таким признанием, я спросила, «Сколько было вас – де-тей?». «Семеро». «Все остались живы?» «Все, но слабые были очень.» Я, наверное, слишком резко ей ответила, что в шестилетнем возрасте она, конечно, по другому и не могла это понять, и приняла всё по детски - с обидой, как предательство. Но то, что она так ничего не поняла и в сорок – меня поразило. «Мать тайком ела за дверью тот кусок хлеба, чтобы сохранить вас всех живыми, а не через одного, или - как сложится. Вот умерла бы она сама, и что? Где бы были вы – дети?» Это была её мудрость: полуголодные, включая её саму, но живые. А не так, что кто-то умер, а кто-то чуть-чуть сытнее - нет. «Эх ты, Катя… Вам всем семерым у её могилы ничком лежать бы, да лежать.»
В три часа ночи звонок: - Людмил, прости, что поздно. Я рыдаю. Это ужасно. И не отмолить нам у неё прощения уже никогда, голоси-не голоси.
Пробка тронулась, и через пять минут мы потеряли беженцев из виду. Петь всем расхотелось. Будто булыжником грудь придавило. Хотя понимали, что жигулёнок знал куда ехал, и там, конечно, их ждут родные люди, тепло.
Наверное как у каждого из присутствующих, не получается ни о чём думать, как только об украинских беженцах. Представить себе, что ты бросил на погибель, всё, что нажито, что составляло твою жизнь и жизнь твоих детей до той минуты…. Вот – мужество родительской любви! Снова пробка, на которую уже никто не обращает внимания. Безобразно болит голова. Мимо нас проезжает много таких машин, не шикарных лимузинов, а российских отечественных жигулят, с украинскими региональными обозначениями на номерах. Бегут от смерти. Будто Великая Отечественная аукнулась… Снова всплакнула, закрыла глаза. Нужно брать себя в руки. Доброго пути вам, дорогие наши братья по крови!
Наконец-то – Суздаль, Великий и Прекрасный город! Царь русской истории и культуры. С 16-го до середины 19-го – веков сердце православной Руси. В 1982-м году обладатель награды «Золотое Яблоко», когда за победу боролись Париж и Прага.
Суздаль: - монастыри, храмы, церкви, ежечасный перезвон колоколов –обмирает сердце. Изумление от окружающих ландшафтов захватывает дух. От удивительного, никогда прежде в жизни ещё не почувствованного, непонятного, неземного аромата воздуха улетает душа, восторгом кружится голова. Казалось, этот аромат имеет цвет: что-то золотисто-голубое, с фиалковым оттенком. Никогда, никогда, ни одному из гениальнейших парфюмеров не повторить аромата этого земного Рая. Думаю: «Было бы здоровье, приезжала бы сюда просто дышать». Ловлю себя на мысли, что, может быть, сей елей атмосферы – следствие наличия многочисленных святилищ?
Вряд ли где-то ещё в мире на таком малом пространстве существует такое количество архитектурно не повторяющихся одни в других намоленных христианскими народами церквей, храмов, церквушек, как душевные маячки пораскинувшихся окрест. Кремль, монастыри, просто деревянные дома жителей, травная изумрудность полян и бугров...
Ряд степенных конных экипажей по одну сторону улицы от Кремля. По другую - одиноко стоящий, украшенный сбруей, гордый, задумчиво-иронично поглядывающий на проходящих туристов - осёл. Его главное оружие – эксклюзивность. Он знает себе цену, и плюёт на вальяжный вид конкурентов через дорогу. Своим пытливым, привыкшим самолично искать пути выживания, умом, разумеет: роль шута в иерархии упряжек популярна никак не менее роли повторяющихся на каждом шагу красавцев.
Накрывает понятие: ты в гостях у своей души, которая парит в покое и бла-гословении Божием. Глазам больно от восприятий: непроизвольно слезоточат, будто повстречались с кровной роднёй после столетий разлуки. О, Суздаль, ты не просто маленький городок, ты - пристанище духовной сути Росов! Единородный Храм Руси, мужественно бросивший вызов великим городам мира!
Ходить разваленные суставы не дают. Через каждые десять метров сижу на первых попавшихся скамьях, стульях, кирпичных ступенях. Сижу, и громадьё недугов хочет одолеть душу, но там нет свободного места, Вся она – ДУША заполнена буйством победного салюта. Я это сделала! И с трепетом буду ждать новых встреч.