Писатель и зомби

Михаил Зенин
          Симпатичной девушке Ире посвящается.

Леонид Скориков был писателем, приличным. Он мог одним словом сделать из  человека звезду, а двумя морскую звезду.

Скориков сидел за большим письменным столом и читал письмо из редакции.

Уважаемый Леонид Викторович, обращаемся к Вам как к человеку прямому,  решительному и безжалостному к выявлению в обществе различных социальных нечистот, -  кампанейщины,  волюнтаризма…  быр, быр, быр….  А вот оно!
В последнее время в  некоторых штатах Северной Америке, особенно в Мексике, развелось много разного рода  живых мертвецов, так называемых «зомби».       Неужели мы в нашей стране, так  богатой на таланты, имеющей огромный, как человеческий,  так и административный ресурс, не отыщем, не обнаружим хотя бы с десяток, самых гадких, самых отвратительных, нищих духом и телом, этих самых пресловутых «зомби»….

Писатель включил компьютер и забарабанил по клавишам.
            
                «Десять ужасных зомби

Огромная туча черным китом заползла на небо. Кит закашлял и изрыгнул молнию. С засыпанного искусственными цветами и яичной скорлупой  кладбища, сплоченным отрядом,  вышло десять живых мертвецов. Впереди Семен, слесарь третьего разряда, умерший еще тридцать лет назад, в ночь с пятницы на субботу, во время пьяной драки в поселке городского типа…. 

Скориков задумался, надолго. Закружил по комнате, включил телевизор.

Раздался нежный голос Евгения Мартынова, - Яблони в цвету – весны творенье, яблони в цвету - весны круженье…

Скориков нырнул к столу и дописал строчку, - «Переспелово».

- Вот оно,  – радостно подумал он.

В тот год поселок яростно боролся с яблочным нашествием. Яблоки были везде, они ныряли в реке, прыгали под ногами, варились в больших и малых кастрюлях, а разрезанные на тонкие дольки, загорали на крышах домов. Детишки играли ими в войну, а выигрывали непобедимые свиньи, которые отличались звериным  аппетитом.
В тот год, когда районное бюро партии приняло единственно правильное решение, - все жители «Переспелово», кто может таскать мешки и лазать по деревьям, должны выйти на сбор урожая, без медицинских, пенсионных и прочих исключений, в тот самый год Семен и встретил Нюру.
Они долго, но без успеха маневрировали по яблоневому саду, пока не попали под бомбовый удар «Антоновки обыкновенной».  Закричав толи от боли, толи от радости, что остались живы, Семен и Нюра упали на землю, и их сердца, как два спелых наливных яблочка, закипели свежевыжатым соком.

Скориков подошел к окну, вытянул руки и присел три раза. Телевизор заговорил голосом Владимира Высоцкого.
Писатель перевел взгляд, - Лаура с размаху брякнулась на пол, а к Дон Жуану с протянутой рукой заспешил «Каменный гость».

- То, что надо, - Скориков сжал кулаки.

Прошло три месяца и в «Переспелово» пришла зима, центральное отопление работало плохо с перебоями. В комнате рабочего общежития, что на улице Фрунзе, было холодно, но по лицу, водителя ЗИЛ 130,  Фрола струился липкий пот.   По странному стечению обстоятельств, все новости в поселке он всегда узнавал последним, поэтому с квартальным опозданием, вбивая в линолеум  барабан шагов, Фрол подошел к стене и губной помадой вывел слово, - «Месть».  Нюра ахнула и закатилась под кровать.  Фрол ушел, оставив дверь открытой, и в некогда уютное семейное гнездышко ворвался колючий северный ветер.

Скориков вскочил и переключил каналы. Ребята настоящие, тара-тара, тата. Товарищ за товарища всегда стоит стеной, - запел приятный мужской баритон.

Писатель рванулся к компьютеру.

Он шел, проваливаясь по колено в снег, он шел до крови, кусая губы, он шел за справедливостью в родной гараж, единственное место на земле, где его ценили, любили и ждали.  Друзья не оставили Фрола в беде, звеня бокалами, они подняли  градус войны, на предельную высоту, а  когда ярость благородная вскипела,  решили что пора.

- Как же дальше? - писатель обхватил голову и прислушался.

- Только баня, дает человеку тот импульс тот заряд бодрости, который окрыляет и делает его неуязвимым от пагубного общественного мнения.  В принципе после баньки хорошо и пивка, а потом вплотную можно заняться и супружеской деятельностью, - голос  из телевизора закашлял.

- Молодец! - похвалил голос Скориков, и положил руки на клавиатуру.

В то же самый час из общественной бани вышел окрыленный и любовью и ящиком Жигулевского, Семен. Он проглотил несколько холодных декабрьских снежинок и мечтательно зажмурился, в  памяти  всплыл яблоневый  сад и красавица Нюра с «Китайкой золотой» во рту.  Ах, тогда надо было еще и еще, - сладко подумал он.  Но история не терпит сослагательных наклонений, - навстречу Семену, подгоняемые тусклым светом уличного фонаря, уже ползли  три длинных тени.

- ААА, - заорал сводный мужской хор. Скориков вскочил, как ошпаренный. На экране доблестный рыцарь Айвенго, махая мечом, как рельсом строил первую железную дорогу из свирепых английских аристократов  с адскими бидонами на голове.

Счастье только в бою, - замотал головой писатель и поднял указательный палец.

Тут надо отметить, что судьбе долго уговаривать  Фрола, стать защитником семейных реликвий, а также рыцарем без страха и упрека не пришлось. В начале эпической сцены, которая так потрясла современников, он представил оппоненту двух своих друзей, двух верных оруженосцов, а затем поднял над головой монтировку, как огненный меч возмездия. Фрол чисто по-человечески предложил Семену помолиться на дальнюю дорожку, но тот ответил категорически и холодно заметил,  что рогатыми бывают не только слюнявые лоси, быки и бараны, а еще и кучерявые бакланы.

Скориков откинулся в кресле, - Муза, меня сегодня посетила муза.

С улицы послышался скрип тормозов, хлопанье дверей, и через открытую форточку в комнату залетел бодрый голос, - Нам песня строить и жить помогает, она как друг и зовет и ведет… 

Скориков небрежно потянулся к компьютеру.

Это потом в могиле, в гробовой тишине проделав глубокий всесторонний анализ того промежутка времени, когда он еще был совершенно живым человеком,  Семен,  конечно, осознал, что был не прав, так как в то далекое время Советские люди не только пели и строили, строили и пели, но и отличались…

- Ленчик, Ленчик, -  закричала с кухни жена, - Сходи за хлебом, дома ни крошки!

Скориков, молча, завязал на шее шарф и надел шляпу.

- Ты, помнишь,  завтра у мамы день рожденья?! – радостно спросила Леночка, вытирая руки о передник.

- Такое не забывается, - Скориков торжественно, посмотрел на себя  в зеркало.

***
В подъезде, около письменных ящиков, Скориков встретил Петю, соседа с седьмого этажа.

- Ты чего тут Петь, в темноте, - Скориков протянул руку.

- Да, понимаешь Лень, - Петя пожал руку, - Три недели дома торчу,  что-то душа заболела. Решил немного ноги размять, заняться эксбиционизмом.

- Ты, что три недели водку пьешь?

- Ну, да, а чего? Телек заколебал, одни стеклянно оловянные. Пассажиры! Плавают, сам знаешь кем,  по  каналам, сам знаешь каким.

- Вот, что Петь, в одном немецком городе бюргер  устроил отличное  представление. Жена задом за деньги выдирала из стены гвозди. 

- Вот это да! Круто. Настоящее шоу! Минута славы!

- Да уж, -  Скориков покачал головой, -  Ты лучше, Петь лампочку в подъезде вкрути и сделай эту самую минуту славы. А если с умом, да на спор,  хорошие деньги.

- А если не получится с гвоздями? – Петя энергично замахал руками, как одинокий  дирижер на утреннем балконе, - Я имею в виду, быстро!

- Тогда начни не спеша с шурупов, - писатель печально опустил глаза и вышел за дверь.

На улице дул сильный ветер. Скориков задушил шляпу, перманентно поменяв вектор  ушей, и опустил нос  к земле.

***
Живые мертвецы шли,  молча, из выпученных глаз и черных ртов стекали сгустки алой крови. Кит поднял хвост и выплюнул молнию. При ярком свете мертвецы заметили у одинокой сосны соседа Петю со спущенными штанами.

- Мы давно лежим на кладбище и природа твоего творчества нам  понятна. Но как говорил теоретик отечественного театра Станиславский, - Не верю! Может быть потом, в конце жизненного пути, когда разум будет преобладать над чувством, ты сможешь осуществить свой  смелый замысел.  А начинать Петя, надо с негромких, проникающих в самую деликатную суть человеческого нутра, мизансцен, - живой труп Семен вытащил из уха толстый ржавый гвоздь и одним ударом кулака забил его в вековую сосну практически по самую шляпку.

Потом он подергал гвоздь, величественно поднял руки вверх и заорал, - Я, умерший тридцать лет назад слесарь третьего разряда Семен, обращаюсь к вам еще живые люди!

Семен поперхнулся кровью и выплевывая гнилые зубы,  прошепелявил, - Не будьте одногорбыми верблюдами застрявшими в игольном ушке, а помните, - он закашлял перевернул на 180 правый глаз и захрипел, - Помните, нетерпимые к собственной смерти люди, что терпенье и труд, все и всех перетрут, до самых не балуй.

***
- Ты чего?! Глаза где! Ты мне каблук сломал! Козел! - на Скорикова смотрело перекошенное страданиями худое лицо в очках, на голове готовым тестом поднимался  пучок волос.

- Сударыня, эскьюз ми! – величественно начал Скориков, - Я писатель и привык перпендикулярно,  смотреть на  мир и на людей его населяющих, пронизывая так сказать время и пространство.

Пенсионерка нагнулась и начала ковырять  сапог.

- Еще раз пардон. Не скрою, иногда жизнь складывается таким образом, что большое…

- Посмотри козел, что ты наделал! - она сунула оторванный каблук Скорикову под нос, - Я сейчас на твоей роже такую макулатуру  напишу! На всю жизнь запомнишь!

- Вам, сударыня на шее нужно колокольчик  носить,  - тихонько забормотал Скориков, - Чтоб за версту…

- Да я, я!  Как, дам козлина! – пенсионерка размахнулась.

- Перестаньте! – заорал Скориков, и ловко увернулся.

В недолгой тишине его негромкий голос зазвучал особенно пронзительно, - Сами Вы, коза смертельная,  лазаете тут,  рогами землю роете, людей живьем едите… 

- Ах ты, гад! Ну, я тебе урою, - пенсионерка втянула живот и засверкала очками, - Милиция! Милиция!!  Здесь маньяк в шляпе!  Орудует!  Женщин насилует….

Но Скориков уже не слышал, он перебежал на другую сторону улицы и скрылся во дворах. Пошел дождь.

***
Раздался дикий нечеловеческий крик. Из кита фонтаном полезла вода, он поскользнулся и закрыл ластами лицо. У ежей осыпались колючки, у медведей зубы, а зайцы залезли в клетки к братьям кроликам.  По обратной стороне земли шла страшная, как долгое эхо в зимнем лесу, - коза, в черных солнцезащитных  очках.  Худую шею и грудь, железной арматурой, стягивали  ключицы, а между рогов бледнел изуродованный пенсией  парик.

Коза остановилась, посмотрела по сторонам и заорала в громкоговоритель, - Писака! Где ты?! Тебе не скрыться, зооблуд! Ты будешь осужден Гаагским трибуналом навечно, за патологическую  склонность к насилию, за озверелую одержимость  к  дружелюбным  козам!!

Живые мертвецы, в ужасе схватились за животы, и присели в кустах.

***
А вот и булочная.  Скориков зашел в магазин.

- А есть, что-нибудь по свежей? Этим батоном убить можно, - писатель застенчиво посмотрел на  волосатую  продавщицу с длинным резиновым носом, будто наспех приклеенным кем-то из покупателей.

- Чего? Кого ты тут убить хочешь?  А? Что уставился? 

- Никого я не хочу убивать, это так к слову.

- Я тоже так к слову. Пошел отсюда, а то шляпу до колен натяну, тетерев ушастый.

- Да сами Вы… - Скориков поправил шляпу.

- Что?! – продавщица устроила  руки в мучные бока.

- Ворона! – с облегчением  выдохнул Скориков.

- Что?! Я сейчас милицию вызову, вооруженное нападение на пищевой пункт.

- У меня же нет оружия, - растерялся писатель.

- А это, что? – продавщица ткнула пальцем в батон.

И тут ее лицо, буквально за секунду пять раз поменяло цвет,  нос загнулся к губе, а глаза заскользили по выщипанным дорожкам  бровей. 

- Да ты же убийца… кровавый?! – она в ужасе закрыла рот рукой.

Скориков схватил батон и побежал к  двери.

- Милиция, милиция!!! Здесь маньяк в шляпе!! Орудует…

Скориков  бежал и бежал, а сердце било и било его изнутри. Ноги писателя ослабли, заплелись, он  упал в лужу и заплакал, заплакал от обиды, от боли, от бессилья и жалости к самому себе.

***
На бредущую в атмосфере ужаса и страха козу, озабоченным козлом, спикировала покрытая гусиной кожей, ворона.

- Ты нашла писаку? – Коза повернула голову и щелкнула зубами. Морковка вылетела изо рта и, пробив в земле дырку, заблокировала фонтан в центре Вашингтона.

- Оставь его, он мой, - застонала ворона, - Я расклюю его на мелкий вермишель, а потом нафарширую  им своего первого мужа, тунеядца, бабника и скрытого гомосексуалиста. Мажор хренов! Представляешь, так сладко каркал гад, девственности меня лишил, тот еще козел. Правда, ничего не писал, только читал, бывало, сядет на ветку и газетки читает,  умного из себя строил. На молочной ферме восстание, коровы к забору быка привязали и…, а ему, видите ли надо знать международную обстановку. Короче, одним ударом двух козлов, писателя и читателя.

- А как же Гаагский трибунал? Я хотела увидеть писаку с лопатой бороды, с синей мордой, в цепях, - Коза поправила очки.

- Сентиментальная ты моя, вывернется гаденыш, начнет жалобы строчить, а наказание должно быть четким, быстрым и неотвратимым.

- Сегодня твой день,  лети моя птичка, - Коза нагнулась и начала щипать травку.

- Секунда, подруга, -  Ворона запрыгала по козьей спине и вытащила губную помаду, - Надо быть красивой, праздник все-таки. 

Казалось еще минута другая и некролог о выдающемся писателе облетит все мировые информ.агенства, но сосед Петя, уже надежно сдвинул ягодцы, поднатужился и вытащил из сосны гвоздь. Он крепко размахнулся и  бросил  его навстречу беде. Гвоздь огненной стрелой расчертил завесу тьмы и проткнул два черных сердца. У вороны отлетела лохматая голова, а у козы по складкам обвислого живота, как по ступенькам эскалатора, побежали  трупные пятна. Воздух раскачался и заплясал всполохами тухлых яиц.

Живые мертвецы дружно крикнули, - Гип! Гип! Ура! – и начали сервировать стол.

***
Скориков пришел домой.

- Ленчик, что с тобой? Ты упал? - спросила жена.

- Да тут одна коза с вороной, сволочи….

- Что с тобой Ленчик? Ты же у меня никогда не ругаешься.

- Довели! Сначала наш сосед Петя с седьмого, я хотел пошутить, а он не знает Ремарка.

- Ты больно строг Ленчик. Петя хороший парень и потом он работает сан.техником, а профессия накладывает…

- Извини, Леночка, я пойду к себе, устал.

- Ты, что-нибудь напиши для мамы, ей будет приятно.

- Конечно, милая.

Через десять минут писатель пришел к Леночке на кухню и прочитал стихи.

Спасибо мама дорогая 
За то, что нам не надо рая
Не надо думать понапрасну
С тобой всегда единогласно
Все наши муки забирая
И параллельно пролетая
Успеешь крикнуть свой респект
Как жить, любить, что на обед!

- Что-то не очень Ленчик. Что значит параллельно? Мы же с мамой всегда вместе.

- Так теща поет, цветет, летает, как снег на голову, а другие ползают жалкими ничтожными… Во сто крат хуже этих сраных зомби!!! Твою… Вашу…  -  Скориков закатил глаза и начал ртом хватать воздушные кирпичи.

Иногда даже приличные писатели не могут найти нужные слова.