Симпатичной девушке Ире посвящается.
Леонид Скориков был писателем, приличным. Он мог одним словом сделать из человека звезду, а двумя морскую звезду.
Скориков сидел за большим письменным столом и читал письмо из редакции.
Уважаемый Леонид Викторович, обращаемся к Вам как к человеку прямому, решительному и безжалостному к выявлению в обществе различных социальных нечистот, - кампанейщины, волюнтаризма… быр, быр, быр…. А вот оно!
В последнее время в некоторых штатах Северной Америке, особенно в Мексике, развелось много разного рода живых мертвецов, так называемых «зомби». Неужели мы в нашей стране, так богатой на таланты, имеющей огромный, как человеческий, так и административный ресурс, не отыщем, не обнаружим хотя бы с десяток, самых гадких, самых отвратительных, нищих духом и телом, этих самых пресловутых «зомби»….
Писатель включил компьютер и забарабанил по клавишам.
«Десять ужасных зомби
Огромная туча черным китом заползла на небо. Кит закашлял и изрыгнул молнию. С засыпанного искусственными цветами и яичной скорлупой кладбища, сплоченным отрядом, вышло десять живых мертвецов. Впереди Семен, слесарь третьего разряда, умерший еще тридцать лет назад, в ночь с пятницы на субботу, во время пьяной драки в поселке городского типа….
Скориков задумался, надолго. Закружил по комнате, включил телевизор.
Раздался нежный голос Евгения Мартынова, - Яблони в цвету – весны творенье, яблони в цвету - весны круженье…
Скориков нырнул к столу и дописал строчку, - «Переспелово».
- Вот оно, – радостно подумал он.
В тот год поселок яростно боролся с яблочным нашествием. Яблоки были везде, они ныряли в реке, прыгали под ногами, варились в больших и малых кастрюлях, а разрезанные на тонкие дольки, загорали на крышах домов. Детишки играли ими в войну, а выигрывали непобедимые свиньи, которые отличались звериным аппетитом.
В тот год, когда районное бюро партии приняло единственно правильное решение, - все жители «Переспелово», кто может таскать мешки и лазать по деревьям, должны выйти на сбор урожая, без медицинских, пенсионных и прочих исключений, в тот самый год Семен и встретил Нюру.
Они долго, но без успеха маневрировали по яблоневому саду, пока не попали под бомбовый удар «Антоновки обыкновенной». Закричав толи от боли, толи от радости, что остались живы, Семен и Нюра упали на землю, и их сердца, как два спелых наливных яблочка, закипели свежевыжатым соком.
Скориков подошел к окну, вытянул руки и присел три раза. Телевизор заговорил голосом Владимира Высоцкого.
Писатель перевел взгляд, - Лаура с размаху брякнулась на пол, а к Дон Жуану с протянутой рукой заспешил «Каменный гость».
- То, что надо, - Скориков сжал кулаки.
Прошло три месяца и в «Переспелово» пришла зима, центральное отопление работало плохо с перебоями. В комнате рабочего общежития, что на улице Фрунзе, было холодно, но по лицу, водителя ЗИЛ 130, Фрола струился липкий пот. По странному стечению обстоятельств, все новости в поселке он всегда узнавал последним, поэтому с квартальным опозданием, вбивая в линолеум барабан шагов, Фрол подошел к стене и губной помадой вывел слово, - «Месть». Нюра ахнула и закатилась под кровать. Фрол ушел, оставив дверь открытой, и в некогда уютное семейное гнездышко ворвался колючий северный ветер.
Скориков вскочил и переключил каналы. Ребята настоящие, тара-тара, тата. Товарищ за товарища всегда стоит стеной, - запел приятный мужской баритон.
Писатель рванулся к компьютеру.
Он шел, проваливаясь по колено в снег, он шел до крови, кусая губы, он шел за справедливостью в родной гараж, единственное место на земле, где его ценили, любили и ждали. Друзья не оставили Фрола в беде, звеня бокалами, они подняли градус войны, на предельную высоту, а когда ярость благородная вскипела, решили что пора.
- Как же дальше? - писатель обхватил голову и прислушался.
- Только баня, дает человеку тот импульс тот заряд бодрости, который окрыляет и делает его неуязвимым от пагубного общественного мнения. В принципе после баньки хорошо и пивка, а потом вплотную можно заняться и супружеской деятельностью, - голос из телевизора закашлял.
- Молодец! - похвалил голос Скориков, и положил руки на клавиатуру.
В то же самый час из общественной бани вышел окрыленный и любовью и ящиком Жигулевского, Семен. Он проглотил несколько холодных декабрьских снежинок и мечтательно зажмурился, в памяти всплыл яблоневый сад и красавица Нюра с «Китайкой золотой» во рту. Ах, тогда надо было еще и еще, - сладко подумал он. Но история не терпит сослагательных наклонений, - навстречу Семену, подгоняемые тусклым светом уличного фонаря, уже ползли три длинных тени.
- ААА, - заорал сводный мужской хор. Скориков вскочил, как ошпаренный. На экране доблестный рыцарь Айвенго, махая мечом, как рельсом строил первую железную дорогу из свирепых английских аристократов с адскими бидонами на голове.
Счастье только в бою, - замотал головой писатель и поднял указательный палец.
Тут надо отметить, что судьбе долго уговаривать Фрола, стать защитником семейных реликвий, а также рыцарем без страха и упрека не пришлось. В начале эпической сцены, которая так потрясла современников, он представил оппоненту двух своих друзей, двух верных оруженосцов, а затем поднял над головой монтировку, как огненный меч возмездия. Фрол чисто по-человечески предложил Семену помолиться на дальнюю дорожку, но тот ответил категорически и холодно заметил, что рогатыми бывают не только слюнявые лоси, быки и бараны, а еще и кучерявые бакланы.
Скориков откинулся в кресле, - Муза, меня сегодня посетила муза.
С улицы послышался скрип тормозов, хлопанье дверей, и через открытую форточку в комнату залетел бодрый голос, - Нам песня строить и жить помогает, она как друг и зовет и ведет…
Скориков небрежно потянулся к компьютеру.
Это потом в могиле, в гробовой тишине проделав глубокий всесторонний анализ того промежутка времени, когда он еще был совершенно живым человеком, Семен, конечно, осознал, что был не прав, так как в то далекое время Советские люди не только пели и строили, строили и пели, но и отличались…
- Ленчик, Ленчик, - закричала с кухни жена, - Сходи за хлебом, дома ни крошки!
Скориков, молча, завязал на шее шарф и надел шляпу.
- Ты, помнишь, завтра у мамы день рожденья?! – радостно спросила Леночка, вытирая руки о передник.
- Такое не забывается, - Скориков торжественно, посмотрел на себя в зеркало.
***
В подъезде, около письменных ящиков, Скориков встретил Петю, соседа с седьмого этажа.
- Ты чего тут Петь, в темноте, - Скориков протянул руку.
- Да, понимаешь Лень, - Петя пожал руку, - Три недели дома торчу, что-то душа заболела. Решил немного ноги размять, заняться эксбиционизмом.
- Ты, что три недели водку пьешь?
- Ну, да, а чего? Телек заколебал, одни стеклянно оловянные. Пассажиры! Плавают, сам знаешь кем, по каналам, сам знаешь каким.
- Вот, что Петь, в одном немецком городе бюргер устроил отличное представление. Жена задом за деньги выдирала из стены гвозди.
- Вот это да! Круто. Настоящее шоу! Минута славы!
- Да уж, - Скориков покачал головой, - Ты лучше, Петь лампочку в подъезде вкрути и сделай эту самую минуту славы. А если с умом, да на спор, хорошие деньги.
- А если не получится с гвоздями? – Петя энергично замахал руками, как одинокий дирижер на утреннем балконе, - Я имею в виду, быстро!
- Тогда начни не спеша с шурупов, - писатель печально опустил глаза и вышел за дверь.
На улице дул сильный ветер. Скориков задушил шляпу, перманентно поменяв вектор ушей, и опустил нос к земле.
***
Живые мертвецы шли, молча, из выпученных глаз и черных ртов стекали сгустки алой крови. Кит поднял хвост и выплюнул молнию. При ярком свете мертвецы заметили у одинокой сосны соседа Петю со спущенными штанами.
- Мы давно лежим на кладбище и природа твоего творчества нам понятна. Но как говорил теоретик отечественного театра Станиславский, - Не верю! Может быть потом, в конце жизненного пути, когда разум будет преобладать над чувством, ты сможешь осуществить свой смелый замысел. А начинать Петя, надо с негромких, проникающих в самую деликатную суть человеческого нутра, мизансцен, - живой труп Семен вытащил из уха толстый ржавый гвоздь и одним ударом кулака забил его в вековую сосну практически по самую шляпку.
Потом он подергал гвоздь, величественно поднял руки вверх и заорал, - Я, умерший тридцать лет назад слесарь третьего разряда Семен, обращаюсь к вам еще живые люди!
Семен поперхнулся кровью и выплевывая гнилые зубы, прошепелявил, - Не будьте одногорбыми верблюдами застрявшими в игольном ушке, а помните, - он закашлял перевернул на 180 правый глаз и захрипел, - Помните, нетерпимые к собственной смерти люди, что терпенье и труд, все и всех перетрут, до самых не балуй.
***
- Ты чего?! Глаза где! Ты мне каблук сломал! Козел! - на Скорикова смотрело перекошенное страданиями худое лицо в очках, на голове готовым тестом поднимался пучок волос.
- Сударыня, эскьюз ми! – величественно начал Скориков, - Я писатель и привык перпендикулярно, смотреть на мир и на людей его населяющих, пронизывая так сказать время и пространство.
Пенсионерка нагнулась и начала ковырять сапог.
- Еще раз пардон. Не скрою, иногда жизнь складывается таким образом, что большое…
- Посмотри козел, что ты наделал! - она сунула оторванный каблук Скорикову под нос, - Я сейчас на твоей роже такую макулатуру напишу! На всю жизнь запомнишь!
- Вам, сударыня на шее нужно колокольчик носить, - тихонько забормотал Скориков, - Чтоб за версту…
- Да я, я! Как, дам козлина! – пенсионерка размахнулась.
- Перестаньте! – заорал Скориков, и ловко увернулся.
В недолгой тишине его негромкий голос зазвучал особенно пронзительно, - Сами Вы, коза смертельная, лазаете тут, рогами землю роете, людей живьем едите…
- Ах ты, гад! Ну, я тебе урою, - пенсионерка втянула живот и засверкала очками, - Милиция! Милиция!! Здесь маньяк в шляпе! Орудует! Женщин насилует….
Но Скориков уже не слышал, он перебежал на другую сторону улицы и скрылся во дворах. Пошел дождь.
***
Раздался дикий нечеловеческий крик. Из кита фонтаном полезла вода, он поскользнулся и закрыл ластами лицо. У ежей осыпались колючки, у медведей зубы, а зайцы залезли в клетки к братьям кроликам. По обратной стороне земли шла страшная, как долгое эхо в зимнем лесу, - коза, в черных солнцезащитных очках. Худую шею и грудь, железной арматурой, стягивали ключицы, а между рогов бледнел изуродованный пенсией парик.
Коза остановилась, посмотрела по сторонам и заорала в громкоговоритель, - Писака! Где ты?! Тебе не скрыться, зооблуд! Ты будешь осужден Гаагским трибуналом навечно, за патологическую склонность к насилию, за озверелую одержимость к дружелюбным козам!!
Живые мертвецы, в ужасе схватились за животы, и присели в кустах.
***
А вот и булочная. Скориков зашел в магазин.
- А есть, что-нибудь по свежей? Этим батоном убить можно, - писатель застенчиво посмотрел на волосатую продавщицу с длинным резиновым носом, будто наспех приклеенным кем-то из покупателей.
- Чего? Кого ты тут убить хочешь? А? Что уставился?
- Никого я не хочу убивать, это так к слову.
- Я тоже так к слову. Пошел отсюда, а то шляпу до колен натяну, тетерев ушастый.
- Да сами Вы… - Скориков поправил шляпу.
- Что?! – продавщица устроила руки в мучные бока.
- Ворона! – с облегчением выдохнул Скориков.
- Что?! Я сейчас милицию вызову, вооруженное нападение на пищевой пункт.
- У меня же нет оружия, - растерялся писатель.
- А это, что? – продавщица ткнула пальцем в батон.
И тут ее лицо, буквально за секунду пять раз поменяло цвет, нос загнулся к губе, а глаза заскользили по выщипанным дорожкам бровей.
- Да ты же убийца… кровавый?! – она в ужасе закрыла рот рукой.
Скориков схватил батон и побежал к двери.
- Милиция, милиция!!! Здесь маньяк в шляпе!! Орудует…
Скориков бежал и бежал, а сердце било и било его изнутри. Ноги писателя ослабли, заплелись, он упал в лужу и заплакал, заплакал от обиды, от боли, от бессилья и жалости к самому себе.
***
На бредущую в атмосфере ужаса и страха козу, озабоченным козлом, спикировала покрытая гусиной кожей, ворона.
- Ты нашла писаку? – Коза повернула голову и щелкнула зубами. Морковка вылетела изо рта и, пробив в земле дырку, заблокировала фонтан в центре Вашингтона.
- Оставь его, он мой, - застонала ворона, - Я расклюю его на мелкий вермишель, а потом нафарширую им своего первого мужа, тунеядца, бабника и скрытого гомосексуалиста. Мажор хренов! Представляешь, так сладко каркал гад, девственности меня лишил, тот еще козел. Правда, ничего не писал, только читал, бывало, сядет на ветку и газетки читает, умного из себя строил. На молочной ферме восстание, коровы к забору быка привязали и…, а ему, видите ли надо знать международную обстановку. Короче, одним ударом двух козлов, писателя и читателя.
- А как же Гаагский трибунал? Я хотела увидеть писаку с лопатой бороды, с синей мордой, в цепях, - Коза поправила очки.
- Сентиментальная ты моя, вывернется гаденыш, начнет жалобы строчить, а наказание должно быть четким, быстрым и неотвратимым.
- Сегодня твой день, лети моя птичка, - Коза нагнулась и начала щипать травку.
- Секунда, подруга, - Ворона запрыгала по козьей спине и вытащила губную помаду, - Надо быть красивой, праздник все-таки.
Казалось еще минута другая и некролог о выдающемся писателе облетит все мировые информ.агенства, но сосед Петя, уже надежно сдвинул ягодцы, поднатужился и вытащил из сосны гвоздь. Он крепко размахнулся и бросил его навстречу беде. Гвоздь огненной стрелой расчертил завесу тьмы и проткнул два черных сердца. У вороны отлетела лохматая голова, а у козы по складкам обвислого живота, как по ступенькам эскалатора, побежали трупные пятна. Воздух раскачался и заплясал всполохами тухлых яиц.
Живые мертвецы дружно крикнули, - Гип! Гип! Ура! – и начали сервировать стол.
***
Скориков пришел домой.
- Ленчик, что с тобой? Ты упал? - спросила жена.
- Да тут одна коза с вороной, сволочи….
- Что с тобой Ленчик? Ты же у меня никогда не ругаешься.
- Довели! Сначала наш сосед Петя с седьмого, я хотел пошутить, а он не знает Ремарка.
- Ты больно строг Ленчик. Петя хороший парень и потом он работает сан.техником, а профессия накладывает…
- Извини, Леночка, я пойду к себе, устал.
- Ты, что-нибудь напиши для мамы, ей будет приятно.
- Конечно, милая.
Через десять минут писатель пришел к Леночке на кухню и прочитал стихи.
Спасибо мама дорогая
За то, что нам не надо рая
Не надо думать понапрасну
С тобой всегда единогласно
Все наши муки забирая
И параллельно пролетая
Успеешь крикнуть свой респект
Как жить, любить, что на обед!
- Что-то не очень Ленчик. Что значит параллельно? Мы же с мамой всегда вместе.
- Так теща поет, цветет, летает, как снег на голову, а другие ползают жалкими ничтожными… Во сто крат хуже этих сраных зомби!!! Твою… Вашу… - Скориков закатил глаза и начал ртом хватать воздушные кирпичи.
Иногда даже приличные писатели не могут найти нужные слова.