Начальник Чукотки-2 ч. 7. Крушение поездов

    
       Зима 1965 года  выдалась снежной и пушистой своими метелями и заносами.  Сильных морозов не было и люди,  привычно укутанные в надёжные зимние одежды,  считали такую зиму нормальной  для своей  местности, которая называлась железнодорожная станция Танеевка в Пензенской области.

       А я на этой станции уже третью  зиму работал начальником станции  и для меня эти заносы и метели были не приятны. Потому что  всё время приходилось заботиться, чтобы пути станции и стрелочные переводы были всегда очищены от снега и чтобы поезда не задерживались, а маневровая работа не имела препятствий. Да и безопасность движения в зимних условиях обеспечивать сложнее. Травматизм составительских бригад на много выше по статистике зимой.  Ну и много других зимних хлопот  причиняла эта погодка. Это ведь не лето красное.
 
       Жили мы прямо около станционного здания. Одну минуту шагать 30 метров в валенках по сугробам. Так было принято почти  на всех станциях страны, чтобы все начальники станции по первому звонку уже через минуту после вызова диспетчера доложили о своём присутствии на рабочем месте. Удобно и надёжно!

       Кстати, с самого начала движения в целях оперативности по всей сети железных дорог для сокращения времени передачи  распоряжений по телеграфной связи код начальника станции именовался сокращённо «ДС» - дежурный станции, а сменные дежурные по станции -«ДСП», то есть, его дежурные  помощники, как бы сменные заместители в его отсутствие. Даже в оперативных устных  приказах для сокращения времени  в служебных разговорах часто должностных лиц железнодорожники называют между собой этими сокращёнными наименованиями: ДС, ДСП, НЧ, ШЧ НОД, НОДП  и т. д. В железнодорожном служебном словаре   имеется около   сотни  всяких профессиональных   кратких именований. И так  было всегда и осталось в наше время -  железнодорожники в своих профессиональных оперативных документах именуются так для краткости. Оперативность – главное   правило в  работе железнодорожников.

      Когда в 1874 году в Пензе построили первый железнодорожный городской вокзал, квартира начальника станции была оборудована в самом вокзале!  И кабинет его, и ресторан и, собственно,  «вокальный зал», в котором часто в торжественных случаях звучала музыка, проводились концерты – тоже в здании станции.  Повелось это с Царско-сельской железной дороги. Здания, в которых  всё это было, со временем стали называться  не вокальным залом, а сокращённо - вокзалом.
Такая близость моего жилья  от  станционного здания была удобна и мне, особенно в случаях экстремальных ситуаций.

Например,  вот такого происшествия. Запомнившеюся  на всю жизнь.

      Перед рассветом раздался звонок дежурного:
-Вставай, товарищ начальник! У нас крушение!
 Дежурный помощник  Ячнев  Павел Константинович в силу своего угрюмого вида и характера часто называл меня «Товарищ начальник». Я уж привык.  Не выговаривал он никак моё  имя-отчество, хотя сам тоже был Константиновичем. Пока выдавит из себя  «Константинович», главная мысль куда-то  и убежит…  А «товарищ начальник» - очень удобно.

    Я зырк - зырк  по окнам - станция  в сугробах без поездов,  без вагонов. И тишина! Как в том фильме.
-Какое крушение?  Станция пустая!
-Бегом к диспетчеру! - убедительно посоветовал Ячнев.
Что-то не так!
      Одеваю свои огромные валенки и через минуту залетаю к дежурному. А тот флегматик спокойно сидит, демонстративно, несмотря на событие, читает книжку, что категорически запрещается на дежурстве.  Я  ему не раз  выговаривал за это, хотя  и сам иногда  почитывал ночью, когда был дежурным. Ну, думаю,  какой-то  дурдом, подвох какой – то.

     Не успел   рот открыть, чтобы, хоть для порядка, сделать ему замечание, он мне, как того и ждал,   толстым указательным пальцем  выразительно показал на трубку связи с диспетчером.
- Слушаю!
- Так!... - Нервно начал диспетчер и – скороговоркой, как будто это ускорит выполнение команды:
- Сейчас заходит к тебе чётный поезд, отцепляй тепловоз и вытаскивай с перегона всё,  что стоит на рельсах к себе на станцию! Ясно?

- Ясно! А где это?

-А я сам не знаю. У меня на пульте и разъезд,  и  перегон горит красным. Дежурный  разъезда сказал только - ТАМ  НАВАЛЯЛИ! Значит вагоны под откосом!  Поедешь-увидишь сам. Действуй по обстановке. Давай!

     Ничего себе! … Задачка с десятью неизвестными! Понятно только, что все неизвестные на перегоне у соседнего  разъезда 54 километра.
 
     Начальник небольшой станции  – универсальный специалист. Может и должен заменить в необходимых случаях любого своего подчинённого-стрелочника, составителя поездов, дежурного по станции и т.д. Беру сигнальный фонарь, отцепляю тепловоз от состава прибывшего поезда, ставлю задачу локомотивной бригаде и с особой осторожностью следуем в утренней темноте по перегону до места. Ближе к разъезду видим хвост поезда. Подъехали,  я сразу прицепил тепловоз к хвостовому вагону и включил тормозные шланги.
   
      Иду в предрассветных сумерках с фонарём по обочине к голове состава, который стоит на кривом участке пути. Голову состава не видно. Недалеко от хвоста состава слышу из  одного вагона голоса. Заглянул в приоткрытую дверь, вижу мужиков, сопровождающих груз и греющихся у чугунной печки и вежливо, но громко в утренней тишине произнёс:
-Здорово!
Те как чёрта испугались, попадали с ящиков. Откуда на перегоне, в чистом поле, ночью такое явление!?  Когда очухались, я их спросил:
-Чего не спите?
--Да толкнуло нас сильно… Ящики сдвинулись,  некоторые упали…
-Это вы в крушении.  Толчок  погасили  пружины автосцепок всего состава, а  вы в хвосте поезда.

      Пошёл дальше по сугробам.  Вскоре за поворотом кривого участка посредине еловых посадок  по обе стороны пути на фоне слабого рассвета я увидел фантастические громадные тёмные очертания нагромождённых в огромную кучу вагонов, перемешанных с рассыпанными и разбросанными грузами, напоминающих скалы, или гору, наваленную не людьми, а великанами.  Удивлённый ужасным зрелищем, усугубляемым мрачной темнотой, пошёл  к этой свалке.
 
      Чем ближе подходил, тем всё больше поражался картине катастрофы. Последним вагоном, стоящим на рельсах, обнаружил цистерну  со сжиженным газом.  Дёрнул расцепной рычаг –автосцепка благополучно отцепилась. Расцепил тормозные шланги, перекрыл концевой кран. Залез на самый верх цистерны и подал машинисту  сигнал «назад» и «тише», чтобы осторожно отцепиться от сошедшего с рельсов  вагона.  Машинист всё выполнил точно,    я просигналил  «остановку».

    Но прежде чем вывести с перегона целые вагоны, надо было дойти до тепловоза и узнать,  что  же случилось с  машинистом и его помощником.
По обочине среди нагромождений я добрался до места столкновения  и увидел вместо двух четыре  тепловозные секции. Значит, это крушение двух  грузовых поездов, хорошо, что не наливных! Без пожара.  Лобовое столкновение поездов на входных  стрелках разъезда! Тепловозы после столкновения четырьмя секциями образовали  растянутую в длину букву W. Кабины первых секций тепловозов были сплющены и я увидел первую жертву - сидящего на своем рабочем месте помощника машиниста.   В свете раннего утра он казался спящим.       

       В  кабине первой секции встречного поезда никого не видно. А что же с машинистом мёртвого помощника? И я решил пробраться  внутрь тепловоза. Но груда вагонов с другой стороны возвышалась выше тепловоза, а кузов второй секции  над огромным двигателем  тепловоза вообще куда-то улетел или лежит под обломками . Видимо его снёс  первый за тепловозом вагон, загруженный пшеницей, потому, что всё вокруг машинного отделения было засыпано  зерном. А сам кузов вагона тоже куда-то улетел или завален, засыпав машинное отделение зерном.
 
     Залез на вторую  секцию без кузова и, увязая в валенках в пшенице, засыпавшейся мне в валенки,   мимо двигателя пробрался в довольно целую первую секцию,  прошёл её по правой стороне  до кабины машиниста и через небольшое  стекло двери НЕ УВИДЕЛ его ни живым, ни мёртвым! Кресло машиниста было пустое.  Попытался открыть дверь кабины и это мне с трудом, но удалось! И посмотрев налево на уже виденного мною снаружи помощника, ужаснулся: лицо его было чёрным, как у негра.   Из носа висел застывший пузырь   из мокрот, а сам он был зажат передней и задней стенкам  кабины.
 
       Это был его последний выдох. От удара кабины  обоих  тепловозов его сплющило и он задохнулся.  Может быть,  он заснул на работе. Или был парализован страхом ожидаемого столкновения и не смог подняться, выскочить из кабины и лечь на пол в узком проходе между двигателем и боковой  стенкой кузова тепловозной секции. Так нужно вести себя при возможном и неминуемым столкновением, как рассказывал мне один опытный машинист-инструктор. Представьте себе - и такое можно услышать от машинистов.

    Как некрасива и ужасна смерть! Я не могу полно описать своё состояние при всём том,  что  увидел,  вся картина крушения  тогда  воспринималось  мною,   как какое-то наказание мне и надо было всё это вынести. Вынести  эту тяжесть, эти впечатления,   перетерпеть эту экстремальную  ситуацию и продолжать действовать. 

    Надо было продолжить обследование в поисках оставшихся в живых. Сквозь паутину разбитых стекол кабин я пытался увидеть кого-нибудь из локомотивной бригады в кабине встречного поезда, но их там тоже не было. Они успели сбежать, когда увидели опасность неминуемого столкновения. Судьба машиниста мёртвого помощника мне неизвестна.    Очевидно, раз  я его не увидел в кабине, значит, он тоже попытался в последние секунды бежать и может быть, ему  удалось покинуть тепловоз, но вот не завалили ли его вагоны? Впоследствии мне не представилась возможность это узнать.


     Когда я пробрался обратно через нагромождения покорёженных кузовов и платформ вагонов,   перемешанных  с грузами, уже стало светло и картина крушения предстала  в более  драматических  подробностях.  Колёсные пары и тележки вагонов разлетелись далеко от пути. Среди  разбитых, исковерканных вагонов везде валялись в огромном количестве разбитые чугунные печки и какие-то заслонки и болванки, мороженая картошка перемешана с цементом, мукой  и макаронными изделиями. В   столовые стеклянные и хрустальные  изделия Дядьковского завода (как выяснились позже) влетели ящики со  шлифовальной дробью и синие и бардовые хрустальные осколки  валялись всюду и  врезались в  мои валенки. 

     Я в  последний раз огляделся  с высоты газовой цистерны, на которую опять взобрался, чтобы подать машинисту сигнал  для вывоза оставшихся на рельсах вагонов. Кладбищенская  тишина  места крушения озвучивалась ритмичным, как удары колокола, печальным карканьем вороны,  сидевшей на верхней балке остова одного из разбитых вагонов,  наводя дополнительную тоску и жуть  от  и  без того зловещего зрелища.



     Ну, а теперь о причинах этого крушения.

         На разъезде, грузовой поезд, заходящий на разъезд со стороны узловой станции Рузаевка, должен был остановиться и пропустить встречный. Когда он медленно тащился по разъезду  до выходного сигнала,  машинист и его помощник задремали  и проехали на красный свет  выходной сигнал, заехали на выходную стрелку и «взрезали» её, то- есть взломали колёсами её запорный переводной механизм  и погнули остряки  и соединительные  тяги.

     Видя такой ужас, стрелочница, сообразила, что локомотивная бригада уснула. И, чтобы остановить медленно движущийся поезд,  бегом  обогнала тепловоз и находчиво, согласно инструкции,  сумела положить на рельс перед тепловозом  три сигнальные петарды.      Когда петарды под колёсами тепловоза взорвались, машинист с помощником проснулись и экстренно остановили состав, задействовав воздушную тормозную систему состава. Тормозные колодки намертво прижались к  колёсам вагонов. Но теперь  машинист уже ничего не мог предпринять,  потому что  взломанная входная стрелка  не позволяла вообще передвигать состав по ней, иначе колёса тепловоза слетят с рельс.

  При проезде на горловину входной сигнал для встречного поезда перекрылся на красный, но уже при его близком приближении к разъезду.

      Машинист приближающегося к разъезду этого поезда из-за поворота между высоких посадок хвойных деревьев,  видимо,  поздно заметил красный свет входного светофора,  а его помощник вообще задремал, поэтому и погиб, не вставая с места.

         На высокой скорости поезд врезался в намертво пригвождённый тормозами остановившийся за входным светофором  состав.  Машинист, может и тормозил, но в последние секунды убежал из кабины,   но далеко ли?     Ну, а та,  Рузаевская бригада успешно бежала из тепловоза,  увидев летевшую на них смерть.  Позже прокуратура и суд всё-таки их догнали.  При прежнем министре путей сообщения Лазаре Моисеевиче Кагановиче их бы обязательно расстреляли. Не за такое  казнили.

           О крушениях и всех подобных катастрофах в  шестидесятые годы в газетах не писали, по радио не говорили  и по телевидению не показывали. Всё скрывалось.  Нечего тревожить плохими вестями народ, и так все горе мыкали после войны.  Писали, в  основном, о   достижениях и энтузиазме.


     Вытащенные с перегона  вагоны я поставил на свободный путь на моей станции. В это время из Пензы и Рузаевки уже неслись восстановительные поезда с техникой и  профессионалами для восстановления движения. Вместе с ними ехали  команда специалистов расследования,  работники прокуратуры, стрелки военизированной охраны.
 
     Последние,  кстати,   не справились с задачами охраны.   Да и появилась охрана  поздно,  когда ушлые жители ближайшей древни на лошадёнках с санями уже давно по-хозяйски  усердно и поспешно разворовывали всё, что пригодилось бы в хозяйстве. А пригодилось многое. Пшеница на корм домашней птице и на самогон,  мороженый картофель и макаронные изделия для себя и скотине, строительный материал для хозяйственных построек. И другой разбросанный в сугробах ценный товар вовсе не были лишними для двора.

     В соседних деревнях,  где я иногда потом бывал,  я частенько замечал в домашний буфетах  шикарные хрустальные разноцветные фужеры,  коньячные и маленькие  рюмки для ликёра и  аперитива, искусные графины, вазы и пепельницы  Дядьковского  завода.   Что, можно предположить, положительно характеризует их, мародёров, как ценителей красоты и  алкогольного изыска.

 Всмоминаю сейчас  всё это и думаю: в какое время жить довелось!


       Тогда, навернное,   ещё не знали слово "мародёр".  Грабили  просто так - без воровской квалификации и  без оглядки на Бога, совесть и понятия, что они делают и чьё воруют. Бога, кстати, коммунистическая власть давно, после революции,  отменила, почти все церкви по этой причине разрушили, священников репрессировали.   Поскольку "Общественное бытиё определяет сознание",  как авторитетно писал известный классик политической экономики Карл Генрихович Маркс, в деревне стали жить "по сознанию",  которое определило их  нищенское бытиё.   В условиях безысходной нищеты русской раскулаченной и разорённой деревни это "сознание" звучало, как в популярной и часто транслируемой тогда по радио песне: "Всё вокруг народное, всё вокруг моё!" 

         Так что сомнений-то у людей не оставалось - воровать или не воровать. Жили в ногу со временем. Страна вступала в эпоху "развитого социализма", как вскоре на партийном съезде навешает лапши на уши народа генеральный секретарь  тов. Брежнев. А пока что народ, по  возможности,  воровал, а по  радио слушал уверенные обещания тов. Никиты Сергеевича догнать и перегнать Америку. Верили люди, хоть и сомневались, верой жили, но очень уж больно долго, аж с 1917 года всё верили....  Устали выживать, а проклятая нищета всё не уходит. Никита, правда, ещё больше обещал, что  мол  "Наше поколение будет жить при коммунизме". Хоть бы не помереть до того часа! Хоть бы минуточку пожить!


        Но, закончу, всё таки,  рассказ о крушении.
 
     Пепельницы и другой  изящный хрусталь всегда бережно хранились потом в буфетах  у грабителей для демонстрации благополучия семьи,  но самогон  хозяева привычно пили только из «стаканОв» о шести граней,  а не из рюмок и фужеров. Фужеры же, вследствие редкого применения,  остались целы и многие годы украшали  убогие  интерьеры домов и достались  уже, наверное,   их детям и внукам.