После выхода из отпуска я узнал, что в августе сентябре намечается ряд учебных походов наших курсантов с заходом в зарубежные порты.
Под руководством П.С. Мясникова, на учебном корабле «Гангут» по маршруту Севастополь – Латакия - Кронштадт.
Под руководством И.В. Малинникова, на учебном корабле «Перекоп», из Североморска, во круг Скандинавии, в порт Турку и, далее в Кронштадт. На учебном корабле «Хасан» курсанты выпускного курса должны идти по маршруту Кронштадт, Таллинн, Балтийск, Росток, Кронштадт.
Я обратился к И.В. Малинникову с просьбой принять участие в любом из этих переходов. Он мне ответил, что мою фамилию он подал в 10 управление Генштаба для направления меня на Кубу в сентябре этого года.
И не факт, что В.Ефимовичу продлят командировку, тем более что он там был без семьи. Вполне могут, когда он приедет за направлением и проездными, откомандировать назад, по прежнему месту службы.
С уверенностью что-то можно будет сказать, только в середине августа, когда у Ефимовича закончится отпуск.
А мне бы он советовал, до утверждения моей диссертации в ВАК, на длительные командировки не заглядываться. Не исключено, что диссертацию могут послать на «чёрное оппонирование», и тогда надо будет срочно ехать в Москву разбираться.
Я решил, что всё, что ни делается – к лучшему и успокоился.
С началом нового семестра мне дали полноценную педагогическую нагрузку, я стал читать лекции и вести практические занятия по ЭЭС ПЛ. Лекции у меня были подготовлены, и педагогических проблем не было.
Больше трудностей возникало при составлении многочисленных канцелярских документов: календарных и тематических планов, структурно-логических схем, планов занятий, на каждом из которых должна была стоять виза начальника кафедры.
Согласование любой бумажки занимает массу времени, пока не поймешь, как начальник представляет себе её вид и структуру. После этого, при каждом требовании исполнить некий документ не соображал, как сделать, а искал проверенный прототип.
Надо сказать, что Малинников, как в воду глядел. В ноябре, моя диссертация в порядке контроля качества работы диссертационного совета Высшей аттестационной комиссией, была послана на «чёрное оппонирование». Оппонирование называли чёрным, потому что ни диссертант, ни его научный руководитель, ни диссертационный совет не должны были знать личность оппонента во избежание сговора.
По результатам оппонирования должно было состояться заседание профильной секции ВАК, на которое приглашались диссертант и председатель диссертационного совета. На заседании секции принимали постановление об утверждении или аннулировании решения диссертационного совета по защите диссертации.
Время разбирательства было не самое удачное. В конце ноября началась комплексная проверка Училища аппаратом начальника ВМУЗ и центральных управлений ВМФ, с привлечением «поверяльщиков» из штаба и политического отдела ЛенВМБ. Закончилась проверка в начале декабря.
А через день из ВАК пришла бумага, с требованием явиться на заседание профильной секции и быть готовы отвечать на вопросы комиссии.
Меня вместе с В.И.Кулешовым пригласил к себе Юрий Александрович Калайда, председатель нашего диссертационного совета и рекомендовал подготовить семиминутный текст выступления перед московской комиссией.
На следующий день, вечерним поездом, который прибывал в семь часов утра, мы с Юрием Александровичем выехали в Москву. Ехали с комфортом, в двухместном купе СВ вагона, обслуживаемого вежливой и предупредительной проводницей.
За пол часа до назначенного часа прибыли в ВАК, и я с большим волнением, но, стараясь не показывать этого, дожидался, когда нас пригласят на заседание секции.
Помню, четко озвучив свой заготовленный тест, почувствовал, что настроение комиссии, к бравому капитану 2 ранга, вполне доброжелательное. Было задано несколько вопросов по диссертации, на которые я благополучно ответил. Меня поблагодарили и попросили выйти.
Через минуту пришел Юрий Александрович и сказал, что всё благополучно разрешилось. Постановление диссертационного совета ВМИОЛУ им Дзержинского по моей диссертации Высшая аттестационная комиссия утвердила.
В этот же день мы выехали в Ленинград и к 9 утра, не заходя домой, прибыли в Училище.
Юрий Александрович пошел докладывать Начальнику училища, что нареканий на наш диссертационный совет нет, а я пошел на кафедру КЭП обрадовать Кулешова и Кожина. Приняв поздравление с благополучным разрешением истории с «чёрным оппонированием», ко второй паре пошел читать лекцию в своём классе.
Вечером, придя домой, обрадовал Лиду, которая, конечно же, переживала эту историю не меньше меня. Обсудив ситуацию, порадовались, что командировку на Кубу отложили.
Заканчивался декабрь. Мы решили отпраздновать и Новый Год, и благополучное разрешение вопроса с защитой, в Ялкале, выехав туда с детьми. Анечки в это время уже исполнилось тринадцать лет, а Васе 4 года.
В нашем дачном домике была печка. Имелся и солидный запас дров, которые мы сами заготовили летом, спиливая сухостойные сосны.
Натопим печь до красна, а когда надоест гулять, сдвинем две кровати и завалимся под два одеяла вчетвером.
Новогодняя поездка удалась на славу. 31 декабря мы не работали, и с утра, нагрузив два огромных рюкзака и сумку с продуктами, поехали в Ялкалу. Декабрь стоял малоснежный и дорога от автобусной остановки до подворья Лидии Васильевны хорошо утоптана.
Растопили печь. Сварили обед. Оделись потеплее, и пошли гулять по лесу. Вышли на Долгое озеро. В декабре снега почти не было, а морозы стояли приличные, и озеро покрылось прозрачным и крепким льдом, ровным как оконное стекло.
Сожалея, что нет с собой коньков, покатались вволю на ногах. Детишки на середине озера повалились на лед, пытаясь подо льдом, пронизываемым лучами вечернего солнца, разглядеть рыбок.
Нагулявшись вволю, пошли готовиться встречать Новый 1981 год. Я по дороге срезал небольшую, но пушистую елку из придорожного подлеска и мы поставили её в центр стола, укрепив в трехлитровой банке.
Я взялся топить печь, Лида готовить праздничный ужин, а Анечка с Васей начали украшать елку, взятыми из дома небьющимися игрушками и «канителью». Вход пошли и шоколадные конфеты в нарядных обертках, и мандарины, непременные атрибуты Новогоднего праздника.
Когда ужин был готов, а конфорки печи накалились до бела, сели ужинать. Было так жарко, что пришлось снять куртки и кофты, оставшись в рубашках и блузках.
Детям налили в граненые стаканы лимонада, а себе вкуснейшего финского брусничного ликёра, полученного Лидой на «Светлане» в предпраздничном продуктовом наборе. Выпили за успешный год, и, прежде всего за благополучное разрешение вопроса с защитой диссертации.
От долгого гуляния по зимнему лесу, от сытной и вкусной еды, детишки уже к 22-м часам стали клевать носом, и мы уложили их спать.
А сами вернулись за стол и за разговорами о том, как будет здорово, если поездка на Кубу состоится, допили брусничный ликер.
Потом оделись, вышли на улицу и стояли, глядя на звездное небо, дожидаясь полуночи. За пятнадцать минут до заветного часа зашли в дом. Я подбросил дров в затухающую печь, а Лида убрала лишнее с новогоднего стола. Затем я открыл бутылку шампанского и мы, с верой в будущее, выпили за Новый 1981 год. Посидев еще немного, пошли спать.
На следующее утро я проснулся от холода, Лида ночью, стараясь укрыть крепко спящих ребят, почти стянула с меня одеяло.
Встал. В домике было не выше 10 градусов. Срочно начал топить, и когда ребята проснулись, было уже вполне тепло.
Позавтракали остатками праздничного ужина, допили остатки шампанского и стали собираться домой, довольные проведенным праздником.
В начале января Турусов сообщил мне, что принято решение и в этом году отправить меня в 11 флотилию руководителем стажировки электриков-подводников выпускного курса. Памятуя о предстоящей командировке на Кубу, я не стал возражать, а ответил: «Всегда готов».
Николай Александрович похвалил меня, когда узнал, что в прошлую командировку я в секретной части флотилии подобрал актуальный материал по физическим полям, демаскирующим подводную лодку, и попросил в эту командировку собрать данные по неисправностям элементов ЭЭС подводных лодок 667 б проекта.
В двадцатых числах января мне на заседании офицерского собрания, в торжественной обстановке вручили удостоверение кандидата технических наук, а через пару дней я в четвертый раз поехал в Гремиху, ставшую уж почти родной.
И переезд в Гремиху и распределение курсантов по экипажам прошло почти так же, как в прошлом году. Единственное отличие: большинство курсантов удалось устроить на экипажи 41 дивизии, к которой принадлежали подводные лодки 667Б проекта, которые относились к классу, ракетных подводных крейсеров стратегического назначения. (РПКСН).
Распорядок моего дня в последней командировке мало отличался от командировки 1979 год. Разве только тем, что поселился на ПКЗ не в «люксе», который был занят, а в обычной одноместной каюте, и, памятуя просьбу начальника кафедры, подбирал материал по неисправности элементов ЭСК.
Для этого не только просматривал отчёты в секретной части флотилии, но и посещал учебный центр, функционирующий в Островном, и больше, чем в прошлый приезд ходил на подводные лодки 41 дивизии.
В это время за 41 дивизией числилось 9 единиц РПКСН.
Семь из них были в строю, базируясь в Островном
К-447 (в/ч 36120),К-450 (в/ч 53117), К-457(в/ч 63880), К-465(в/ч 40032),
К-460 (в/ч 53037), К-472 (в/ч 87080), К-475(в/ч 51320)
А две К-279 и К-385 были в ремонте на «Звездочке» в Северодвинске
Проект атомных подводных лодок 667Б (Мурена) был разработан как усовершенствование проекта первых ракетных подводных крейсеров стратегического назначения 667А (Навага).
Главным недостатком Наваг был относительно малая дальность действия их стратегических ракет, для чего они были вынуждены нести боевую службу вблизи территории вероятного противника, где им были развернута мощная противолодочная оборона.
Максимальная дальность шестнадцати ракет Р-27, стоящих на вооружении 667А проекта была 2500 километров. На подводной лодке 667Б проекта стояли ракеты Р-29 с максимальной дальностью в 7800 километров. Новая ракета была на 40 % длиннее предшественницы Р-27, имела на 20 % больший диаметр и вдвое большую стартовую массу.
За счет увеличения габаритов ракеты пришлось уменьшить их боезапас до 12 единиц, и увеличить подводное водоизмещение с 11500 до 13700 тонн. Изменился силуэт лодки, у неё появился характерный горб
Так как атомная энергетическая установка осталась прежней, то на один узел, до 26 узлов уменьшилась подводная скорость.
Увеличение дальности действия оружия позволяло перенести районы боевого патрулирования ракетоносцев в моря, примыкающие к территории СССР и находящиеся в зоне контроля советского ВМФ.
Отпала необходимость преодолевать мощную, глубокоэшелонированную противолодочную оборону в северной Атлантике между Гренландией, Исландией и Великобританией (Фареро - Исландский рубеж).
При необходимости пуск ракет можно было осуществить от причала из надводного положения лодки, находящейся в пункте базирования.
Старт ракеты мог осуществляться как в подводном, так и надводном положении.
Мне удалось рассмотреть ракету в лаборатории учебного центра 11 флотилии. Цилиндр тринадцати метровой длины, диаметром 1,8 метра. Моноблочная головная часть имела форму конуса со сферическим затуплением спереди. Поражал десяти сантиметровый стеклянный глаз, размещенный на головной части ракеты. С его помощью проводилась автоматическая коррекция траектории по звёздам т.н. азимутальная астрокоррекция.
Ракета имела жидкостный двухступенчатый реактивный двигатель разработки КБ Исаева, каждая ступень которого состоял из однокамерного маршевого двигателя и двух однокамерных рулевых двигателей. Мощность доставляемого ядерного заряда составляла одну мегатонну.
Поинтересовался у офицера учебного центра, который по распоряжению флагманского специалиста флотилии показывал мне возможности учебного центра, как часто бывают аварии с ракетами Р-29.
Он сказал, что при лётных испытаниях ракеты в 1973 году, в которых принимали участие головная АПЛ 667Б проекта К-279 и специальная ПЛ К-118, из 19 пусков на одном случилась авария. Разрушился бак первой ступени, произошел взрыв, и ракету выбросило из шахты ПЛ.
Но тогда на К-279, где он тогда служил, все шесть пусков прошли нормально. А в июле 1977 года, при выполнении ракетной стрельбы, на К-279 произошел взрыв ракеты. Вины экипажа не было, это был заводской дефект.
АПЛ К-279 была знаменита на всём ВМФ, как единственный корабль в СССР, первый командир которого, Фролов В.П., на этой должности получил звание контр-адмирала.
В годы, когда я был с курсантами в Гремихе, АПЛ К-279 была на ремонте в Северодвинске, и на ней мне побывать не удалось.
Мы разговорились, и он рассказал мне ещё об одной аварии, случившейся двумя месяцами позже на Тихоокеанском флоте на таком же РПКСН К-477 .
В сентябре, после успешных ракетных стрельб и возвращения АПЛ в базу, началась погрузка ракеты с ядерной боеголовкой в освободившуюся шахту. На борту К-477 находился командир 25-й дивизии контр-адмирал Привалов В.
В процессе регламентных работ с материальной частью в БЧ-2 были допущены ошибки, которые привели к разгерметизации баков ракеты с топливом и окислителем. Из-за пролива двух компонентов ракетного топлива, создалась угроза взрыва ракеты с ядерной боеголовкой в шахте или ее несанкционированного пуска.
Личный состав вывели из отсека. Шахту заполнили забортной водой, но пожар все-таки начался и продолжался с нарастающей силой. Чтобы снизить температуру шахты, постоянно проводилась прокачка воды.
Из Владивостока на Камчатку срочно вылетел первый заместитель командующего Тихоокеанским флотом вице-адмирал Спиридонов Э.Н., с прибытием которого на борт, аварийная подводная лодка вышла из бухты Крашенинникова и маневрировала в Авачинской губе на глубинах 50-60 метров, пытаясь погасить пожар.
Пожар продолжался. Опасаясь самого страшного, атомного взрыва боеголовки ракеты, доложили о случившемся в Главный штаб ВМФ.
Оттуда пошел доклад в Генштаб МО СССР и ЦК КПСС. На самом высоком уровне, во избежание возможного конфликта, было принято решение проинформировать руководство США.
Около суток личный состав боролся за живучесть РПК К-477. 8 сентября 1977 года горящая ракета взорвалась. Её головная часть была взрывом выброшена в море и затонула на глубине 50 м. Ступени предохранения сработали. Место падения ядерной боеголовки было отмечено буйком.
Надо сказать, что РПК К-477 без особых повреждений вернулся в базу, а затонувшую головную часть с ядерным зарядом удалось, через несколько дней, поднять. Великое счастье, что ни только удалось избежать случайной ядерной войны, но и всё обошлось без человеческих жертв. Сколько седых волос добавило это происшествие адмиралам Привалову и Спиридонову, об этом история умалчивает.
Начиная с 1977 года и до времени моих командировок в 11 флотилию, ни каких трагических происшествий на подводных лодках 667Б проекта не фиксировалось. Наоборот, боевая служба на этих кораблях, за время пока я был в Гремихе, протекала вполне благополучно:
РПКСН К-465, под командованием Ерастова В.Ф. в 1979 году с успехом выполнил задачи восьмидесяти суточной боевой службы.
РПКСН К-472, под командованием Козинского А.В. в 1979 году
с оценкой "отлично" выполнил ракетные стрельбы; А зимой 1980 года с успехом завершил автономную боевую службу.
РПКСН К-447, под командованием Куверского Л.Р., в 1979 год в ракетных стрельбах на приз Главкома ВМФ показал рекорд кругового отклонения - 50 м, заработав приз главнокомандующего ВМФ. В первые дни февраля 1980 года, корабль возвратился в базу после успешного участия в учении "Прорыв".
РПКСН К-457 под командованием Ефимова В.Н. в 1980 году, на боевой службе, совершил первое успешное проламывание льда, для использования ракетного оружия.
Чтобы обеспечить своим курсантом необходимый уровень «наплаванности» приходилось постоянно контактировать с флагманскими специалистами флотилии и дивизии для своевременного перевода курсантов с экипажа на экипаж.
Помню, что, собирая материал о службе выпускников Дзержинки, я услышал рассказ от помощника флагманского НЭМС флотилии об особых успехах выпускника 1976 года капитан-лейтенанта Тенгиза Борисова.
Борисов, окончив школу с золотой медалью и получив диплом с отличием в «Дзержинке», ни только быстро продвигался по службе, и в это время был командиром дивизиона, но и талантливым изобретателем, чьими проектами заинтересовались в Москве.
Выпуск 1976 года был последний из тех, чьих курсантов я не мог знать по училищу.
Выпуск 1976 года производился летом, а пришёл я в адъюнктуру к первому сентября. Но выпуск был качественный. Многие из этого выпуска позже служили со мной в Училище.
Это окончившие училище с красным дипломом Калаев В.А. и Бурлак С.А., золотые медалисты Бобрович В.Ю. и Титов В.В.. Два последних были адъюнктами на кафедре ЭМ, когда я служил там Начальником кафедры.
Впоследствии и Бобрович и Калаев стали докторами технических наук, профессорами и начальниками кафедр. А Володя Бобрович после демобилизации стал заместителем директора ЦНИИ «Аврора».
Служба же Тенгиза Николаевича Борисова, вообще, пошла «как в сказке». Занимался вопросами судоподъёма. В 90-х годах, он Герой социалистического труда, лауреат премии Ленинского комсомола, из вооруженных сил, был откомандирован на государственную службу. В 1992-1994 - председатель КОПРОН (Комитета подводных работ особого назначения при Правительстве РФ) в звании контр-адмирала.
КОПРОН, созданный после аварии АПЛ «Комсомолец», изучал возможности подъема корабля. Со слов Борисова, с которым я одно время состоял в переписке, работа довольно далеко продвинулась. Но, при очередной реорганизации, когда он был в командировке в Англии, интригами Шойгу, комитет был передан в подчинение министра по чрезвычайным ситуациям. Работу по судоподъёму плавно свернули.
В 1994 - заместитель начальника управления Федеральной государственной службы; 1994-1997 он вице-адмирал, начальник Инспекции министерств, ведомств и органов местного самоуправления в военной области Главной военной инспекции РФ; В 1998-2001 годах - заместитель руководителя департамента имущества ВПК и военного имущества Мингосимущества РФ.
В 2001-ом году Т. Борисов уволен с государственной службы. Сейчас он профессор кафедры прикладной информатики, член ученого совета Институт менеджмента, экономики и инноваций, Заместитель Председателя Общероссийской общественной организации ветеранов войны и военной службы.
Конечно же, всех этих подробностей о прохождении службы бывшего капитан-лейтенанта, командира третьего дивизиона РПКСН, тогда, в марте 1980 года я не мог знать, а познакомился с ними, встретившись с Тенгизом Николаевичем на просторах Интернета, где он размещает свои, довольно интересные, рассказы и воспоминания.
В начале апреля 1981 года завершилась стажировка курсантов на кораблях 11 флотилии. Все мои подопечные выполнили установленные нормы и закрыли зачётные листы, и мы благополучно убыли из Гремихи на том же самом теплоходе Вацлав Воровский.
По прибытию в училище мой начальник, Николай Александрович Турусов, не стал загружать меня лекционными курсами, а определил в консультанты по дипломным проектам в 251 класс. Насколько я помню, дипломное проектирование сократили в 1981 году до 11 недель, и в середине июня я ушел в очередной отпуск.
К этому времени мы, всем семейством, переехали на дачу в Ялкала. Мой сын Вася, к этому времени уже подрос настолько, что этот летний отдых остался в его памяти. Как я возил его на спине, плавая на Долгом озере. Как вместе ныряли, после обязательной команды: «Сделай вдох, закрой рот и не дыши!»
Как мы ездили с ним на велосипеде. Он впереди, в детском сиденье, закрепленном на раме, держится за руль, обмотанный синей изолентой. И обязательный диалог перед началом поездки:
«Держись крепко за синенькое»
«Как крепко?»
«Как в сказке, репка!».
Когда я в июле вышел на службу, ушла в отпуск Лида, а я каждый день ездил из Ялкала в Ленинград и обратно. Не помню, чтобы дорога меня очень тяготила. Зато как было здорово, вечером после прибытия, захватив с собой приготовленную Лидой еду, идти на наше любимое место на Долгом озере, на мыс, так далеко выступающий в воды озера, что противоположный берег был совсем близко.
Купались, а потом, переодевшись в сухую одежду, ужинали на свежем воздухе. Затем долго сидели на берегу, наслаждаясь красотами озера, ароматом воды и соснового леса, подчеркивающими томное очарование белой ночи.
На заставке: РПКСН 667Б у плавпирса.