Давайте говорить друг другу комплименты

Ян Подорожный
ФОТО из ИНТЕРНЕТА

Гениальный поэт высказал эту мысль в одном из своих стихотворений. Как правило, в момент прочтения или пения подобных стихов мы не сомневаемся в том, что будем следовать призывам авторов нетленных строк. Конечно, не всегда и не со всеми, не на тех напали, но то, что будем, несомненно. Как бы в противовес ещё один поэт (просто сладу нет с поэтами и их пророчествами) на полном серьёзе убеждал, будто благими намерениями устлана дорога в ад.

У среднего человека вызывает недоумение, отчего же так быстро забываются самые лучшие душевные порывы при столкновении с какими-то низменными ощущениями и мыслями. Увидев соседа или сотрудника, возникает немедленное, самое искреннее, желание высказаться прямо в лицо обо всём, что о нём думаешь. Какие, к чёрту, комплименты!? Правду и только голую правду. Но и здесь всё не так просто. Говорить подобное не всегда сподручно: нет желания наживать новых врагов. Со старыми справиться бы.

А тут и друзья под боком, от которых также необходимо время от времени бежать, не оглядываясь, куда глаза глядят. И в основном, «комплименты» говорят в присутствии человека, которого желают выделить в лучшую сторону, а уже реальную правду об этом же человеке, в присутствии других. Находя при этом полнейшую поддержку присутствующих. Потом уже они говорят правду о тебе. При этом слушатели и докладчики время от времени меняются местами.
По большому счёту, сложилось так, что человечество не испытывает желания произносить хорошее о ком-то. Громадное количество народа с удовольствием промывает косточки своим, самым любимым и близким людям. А послушаешь, что произносят вслух о других, менее близких или знакомых людях, так, вообще, волосы на голове торчком поднимаются. Полыхают внутри у многих слова гоголевского Собакевича: «Один только и есть порядочный человек: прокурор; да и тот, если сказать правду, свинья».

У нас на Подоле (старинный район Киева – авт.), где я провёл детство и молодость, обитала соседка по дому, тётя Циля. Пострадавшие от Цилиных информаций говорили: «У неё всегда полный рот разных слов. И те ещё словечки». Ещё один остроумец высказался более жёстко: «Циля режет правду прямо в матку». Но мы, не шибко обременённые добром, насмешливые и глупые послевоенные пацаны, та ещё шпана, слушали её излияния, широко распахнув глаза и рты.


Тётя Циля была явно поцелована Богом, который наградил её талантом рассказчицы с несколько критическим уклоном. Отмечу при этом, что с внешностью тёти Цили Высшие силы, как-то недоработали. Видимо, обычный аврал, нехватка времени и т.д. Короче, старались из последних сил, но не вышло, как задумывалось. Однако, соблюдая законы компенсации, в противовес непритязательному наружному виду лица и прочего, речь лилась из её уст райским пением.

При этом авторитетов для рассказчицы не существовало изначально. О ком бы ни шла речь, все были теми ещё прохиндеями, жуликами, кандидатами в тюрьму и тому подобное. «Вон, гляньте! Идёт и из себя что-то строит, - говорила она, указывая на соседку, - а сама со своим мужем договорились, и его маму в «павловку» (киевская психиатрическая больница им. Павлова – авт.) определили. Сами же шизики на всю голову. С главврачом побеседовали, на лапу дали и всё.

Уже шестой год мама безрезультатно лечится, а может, и умерла уже». «Так её (маму) вчера на Житнем базаре видели», - слабо протестовал кто-то из слушателей. «Выпустили на пару дней, отдохнуть от лечения, - уверенно произносила Циля (она, вообще, никогда и ни в чём не сомневалась), «базар сделать», - а сейчас ей уже можно передачи в больницу нести. Она снова там, а скоро окончательно умрёт».


«Или возьмите этого Лёню с одиннадцатой квартиры, - продолжала она, - интеллигент закаканный, галстук не снимает с шеи, с зубной щёткой во рту по коридору бегает. А что наделал, как вы все думаете? Снял крышку от люка канализации, и их дедушка ночью, когда бежал со своим поносом в уборную, провалился в этот люк. Еле достали оттуда. Обделался по уши. Сейчас доживает последние дни». Читатели моего возраста помнят «удобства» во дворах, в которые, случалось, ныряли невезучие и без постороннего вмешательства. Они и сейчас сохранились в глубинках России и Украины, а также других республиках бывшего СССР.

Запомнился рассказ тёти Цили о посещении кинотеатра. «Хорошее кино, - делилась она с соседями, - с музыкой. Но эта главная? «Азохен вэй!» Та ещё мне красотка. Румпель (нос – авт.), как у Бабы Яги, сама горбатая, плоская со всех сторон и ноги дугой. Грудей, вообще и близко нет. Даже не намечались». «О каком кино Вы говорите?» – вопрошал кто-то. «Ну, это, - продолжала она, - уже не помню. Но интересное. Очень». После расспросов оказалось, что смотрела наша дама какой-то фильм с Софи Лорен в главной роли. Узнала бы Софи, как охарактеризовала её внешность наша соседка, какие комплименты выговаривала о ней. Можете себе представить её, Софи, реакцию на плоские груди?


Из истории, рассказанной весьма приятной дамой. «В татарском селе снимал угол один мужик. Своими «комплиментами» хозяйка доводила бедолагу буквально до белого каления. Будучи, несмотря на скандальный характер, чрезвычайно верующей и чистоплотной, она регулярно использовала специальный сосуд для подмывания после посещения туалета. Название упомянутой ёмкости: кумган. Туалет, естественно, располагался в самом отдалённом углу двора.

Однажды, говоря стихами поэта, в студёную зимнюю пору постоялец, измученный очередными словоизлияниями хозяйки дома о своей настоящей сущности, незаметно подсыпал в кумган жгучего красного перца. «Сколько там, честно говоря, было того перца? – объяснял он позднее участковому, - набрал в кулак немного и сыпанул». У постояльца, работавшего не то кузнецом, не то грузчиком, руки были, что две совковые лопаты. Так что, перца было, скорее всего, достаточное количество.


Хозяйка, посетив расположенный, как уже известно, на внушительном расстоянии от дома туалет и совершив обряд омовения, неожиданно громко заверещала. Выскочив затем оттуда с задранными вверх юбками, она уселась нижним продолжением, как отметили наблюдательные и ветреные гасконцы, спины в сугроб и начала страстно ёрзать упомянутой частью тела по снегу. Мороз в тот день не слишком докучал, но градусов двадцать ниже нуля в наличии имелось.

За ней внимательно смотрел из окна квартиросъёмщик. Она, вроде бы, так на заду и до дома допрыгала. Кончилась для шутника эта операция 15-тью сутками отсидки. Но и в тюрьме он тихо радовался происшедшему. «Есть, всё-таки справедливость в мире, - мечтательно сообщал он ошарашенным его поступком сокамерникам, когда они вместе очищали от снега деревенские улицы, - вот и Динарка (хозяйка) получила то, что честно заслужила».

Самое забавное в этой непростой истории то, что Динара, после исполнения обидчиком своего долга перед законом, в итоге, попросила его вернуться к ней на постой. И, вроде, даже уменьшила ему плату за угол. Может, и жёсткие комплименты со скрытым смыслом были? И любовь, какая никакая, прорезывалась? И суровые слова подспудно скрывали самые нежные чувства. Дальнейшее тонет в безвозвратно мелькнувших временах.


В нашем славном городе проживает некая многоуважаемая дама. Из необъятных просторов «Совковии». Слова плохого от неё не услышишь. Боже избавь! Одни комплименты. Недавно повстречались в русском магазине. Зайти в это заведение инкогнито не удавалось никому и никогда. Своих повстречаешь обязательно. И получишь самую разнообразную информацию о знакомых. О себе. Упомянутая дама про посторонних говорила весьма скупо. В основном о присутствующих. И, как правило, хорошее.

Вот и ко мне она обратилась с похвалой: «Давно Вас не встречала. Вы так поправились, любо-дорого посмотреть. Особенно с лица». Зацепив истерзанные этой темой нервы, она немедленно вспомнила о моей супруге: «Видела вчера Любочку. В автобус садилась. Боже мой, – еле-еле по ступенькам взобралась. Захотелось сразу подбежать и помочь. Как вы её одну отпускаете ходить?» По двум упомянутым эпизодам пришлось тактично промолчать.

«А чего ж Вы сами на концерт художественной самодеятельности не пришли»? – ни с того, ни с чего спросил я даму, - хороший концерт был»? «Эти таланты, - поджала она губы, - прекрасно поют. Но лучше бы они танцевали вместо пения. И Веня ваш хвалёный всё время ревёт белугой со сцены. А по телевизору Басков пел. Разве можно пропустить. Он хоть и малорослый, но зато гений!»


А сколько комплиментов наговорил двум водителям-напарникам 1-го киевского таксопарка, Володе Кряченко и Яше Любарскому, тогдашний министр автотранспорта УССР. Дело происходило в конце семидесятых. Фамилия шефа транспортников напрочь вылетела из памяти. Напарники на свою голову проездили на вверенном им «ГАЗ-21 Волга» аж полтора миллиона километров. Без капремонта. В такси километры, по примеру самосвальщиков, на спидометре в сторону увеличения пробега не накручивали. Самые шустрые даже уменьшали, не без корысти, пробег.

Министр на совещании авто актива рвал рубаху на груди, хвалил водителей за усердие, даже о вечной дружбе между национальностями вскользь упомянул. «Чтобы не быть голословным, обещаю: когда машину спишут, подарим её Любарскому и Кряченко! – страстно произнёс он с трибуны. – Заслужили, и пример другим»! Народ разразился бурными аплодисментами.

Когда дело дошло до списания, напарники рванули в министерство. Министра, к тому времени на должности уже не было. Новый вылил на их головы ушат холодной воды: «Кто вам обещал, к тому и идите за машиной»! В конце концов, им подарили по авто радиоприемнику «Урал». А у всех таксистов отбили желание совершать такие «подвиги». У этих напарников также. Лучше бы не комплименты сыпал, а слово держал министр.


И всё-таки жизнь не так уж и плоха, друзья! И давайте поймём, что доброе слово, как однажды сказал наш председатель месткома Коля Кондратюк, даже партийному приятно выслушать. Нас столько поучали на просторах бывшей отчизны, столько мы обязаны были сделать для светлого будущего, что некогда и голову было поднять. «Давайте будем жить, друг другу потакая. Тем более, что жизнь короткая такая».

 21-22.05.06.