Дом с забитыми ставнями

Надежда Хисметова
ДОМ С ЗАБИТЫМИ СТАВНЯМИ

«Только тебе, Надежда, решусь рассказать, что было со мной в юности, - растерянно начал свой рассказ мой сосед по столу в профилактории. - Сейчас мне шестьдесят шесть годков, но до сих пор силушки хватает работать в кузнице. Видишь, какой я мощный и кряжистый, а в пятнадцать лет, когда умерла моя мать, был я как цыплёнок. В классе был самый маленький из одноклассников. Мать умерла и оставила отцу четверых детей. Я был самым старшим.
Отец только вернулся с войны. Женщин было много в деревне. Правильно сказать, в деревне жили одни женщины. Выбор был у отца большой. Но отец почему-то женился на очень красивой молодой вдове из соседнего села.
Это село было от нас недалеко. Всего восемь километров пути по большаку. В селе была больница, средняя школа, библиотека, магазин. Я туда бегал каждый день в школу. Иногда приносил мачехе по пути продукты из магазина. Мне нравилась папина жена, но она почему-то невзлюбила меня. Только я сяду подле неё на кухне, как она сразу найдёт мне какую-нибудь работу во дворе.
Так мы прожили год. Я собирался идти учиться в последний десятый класс средней школы. Учился я на одни тройки. Отец вообще считал, что я зря в школе время перевожу.
И вдруг моя красивая мачеха предложила: «Давай его поселим в той деревне, где есть школа. За нашей родней числится большой пятистенный дом на косогоре у сосен. В нём никто не живет. Давай поселим его в кухне этого дома. Забьём дверь в большую половину. Заготовим дров на зиму. Много ли надо, чтобы натопить в одной кухне! Лес вокруг деревни большой, много валежника, а кормить его будет моя сестра. Он ей заодно и по дому поможет, она ведь одна троих малых детей в такой тесноте поднимает. А мы сестре продуктами поможем немного». 
Возможно, мачеха таким образом хотела помочь своей сестре с малолетними детьми, возможно, я ей надоел. Я, ничуть не печалясь, согласился. Во-первых, не нужно рано вставать, чтобы в такую даль пешком идти в школу, а во-вторых, столько свободы!
Первого сентября отец привёл меня в дом, раскрыл ставни на окнах кухни, оставил короб яблок, а жениной сестре отнёс мешок продуктов, похлопал на прощание меня по плечу и побежал работать. Он трудился трактористом в этом селе.
Я с удовольствием обошёл свои новые хоромы. Кухня была чистая, со стенами из тёсанных брёвен и большой белой русской печью. В этом доме жил до тридцатых годов кулак с семьёй. Потом его самого, а затем и семью отправили по этапу.
После школы я зашёл к родственнице – поесть и помочь в работе по дому, а поужинав, пошёл в своё новое жилище. Отец заранее принёс мне керосиновую лампу без керосина, поставил на подоконник, сказал, что до ноября и так света хватит.
Уроки я учить не любил, поэтому сразу приступил к обследованию своего нового жилища. Первым делом слазил в подпол. Там были какие-то лари и пеньки, обросшие большими белыми грибами. Я открыл лари. Они все были пустые. Потом стал рассматривать грибы. Они своими кучками напоминали переросшие опята, только совершенно белого цвета. Я понюхал их – пахнут хорошо.
Потом я слазил на чердак. Чердак оказался очень высоким, с большим окном. Пол чердака, покрытый истлевшими сосновыми иголками, - мягкий и душистый. На чердаке было пусто. Я нашёл только пучок полуистлевших лучин.
В кухне стоял стол, около него – широкая лавка, на которой я собирался спать. В комнате стало быстро смеркаться. Я положил под голову холщовую сумку с тетрадками и учебниками, снял старые мамины сапоги, лёг на лавку и сразу уснул.
Вдруг сквозь сон я услышал какой-то гомон, топот и жутковатый смех.
Я открыл глаза. Дверь открылась от резкого толчка, и в кухню вскочили три мужика, по облику напоминавшие чертей. Они были совершенно голые. Всё их тело покрывала шерсть, похожая на шкуру чёрных коров. Вместо ступней у них были копыта, а из задницы торчал длинный гибкий хвост с кисточкой на конце. На чёрном лице блестели белые красивые зубы и голубые белки глаз. Черти были курносые, с очень задорными и смышлёными лицами, а из чёрных кудрей на голове у них торчали маленькие рожки. Я с перепуга сполз под лавку.
Черти сели за стол. Двое на лавку, третий подтащил к столу от печи пенёк, на котором рубили дрова для растопки печки.
Комната сразу осветилась ярким светом. Весёлые и непринуждённые черти начали раскидывать карты, отпуская каждое мгновение шутку или прибаутку.
И началась игра. Черти с каждым часом становились всё серьёзней и деловитей. Обменивались какими-то замысловатыми фразами. Реплики их становили всё сдержаннее и сдержаннее, позы тел – всё напряжённее.
Вдруг один из чертей уличил другого в обмане. Что тут началось! Черти вцепились друг другу в волосы. Потасовка продолжалась бы, наверное, до утра, но один из чертей задел при драке мою холщовую сумку со школьными принадлежностями. Она с грохотом упала на пол. Третий чёрт нагнулся, чтобы разобраться, что же упало, и обнаружил под лавкой меня. Он вытащил меня за шкирку из-под лавки и поставил на стол. «Ты кто такой?» - спросили черти меня в один голос. Я рассказал, кто я таков, как попал сюда. Черти испытующе посмотрели мне в глаза и сказали: «Будешь в игре четвёртым? Ну а если проговоришься про игру, то изведём тебя! Понял?!»
Я, конечно, со страху всё понял и только пролепетал в ответ, что играть в эти карточные игры не умею.
«Научим!» - коротко сказали черти.
И так из ночи в ночь три чёрта стали меня обучать мастерству игры в карты.
Карточных игр, оказывается, на свете великое множество. Многие из них для меня оказались сложны. Но черти были очень настырные. А если я соображал туго, то они отвешивали мне такие щелбаны, что к утру у меня на лбу вырастала рогом шишка. Мачехина родственница иногда журила меня за эти шишки: «И где это тебя черти носят?! Смотри, без глаз останешься!..»
Я очень уставал от своих ночных бдений. Очень похудел, часто спал на уроках.
Помогая кое-как сестре мачехи, я прибегал домой и спал до тех пор, пока меня не будила в полночь чёртова компания…
Наступила поздняя дождливая осень, а потом суровая снежная зима. Я сам закрыл ставни и забил их досками, чтобы меньше дуло. А печь по ночам топили сами черти. Они и не вставали из-за стола, но в кухне всегда был свет, а в печи горели дрова…
Так прошла длинная изнурительная зима. С весной стало полегче.
Рассветало рано, и чёртова компания разбегалась с первыми петухами. За эти длинные изнурительные ночи черти обучили меня сотни всевозможных карточных игр.
Кое-как я закончил школу и после вручения мне аттестата с радостью вернулся в отцовский дом.
По совету мачехи отец пристроил меня учиться в профессиональном училище в городе.
Потом, после окончания училища, меня призвали в армию. Я попал в погранвойска. Служил на границе с Афганистаном. Это был высокогорный район.
Границы Таджикистана, Туркмении и Афганистана проходили по очень пустынному, безлюдному району.
Воинская часть наша находилась в горном ущелье. Застава была очень дружной. Вечерами, потихоньку от начальства, мы играли в карты. Равных мне в карточной игре на заставе не было.
Обычно солдаты были закреплены за одними и теми же участками границы, которые они знали с закрытыми глазами. Они могли в полнейшей темноте пройти по склону горы, не задев ни одного камушка.
Но вскоре произошла реорганизация заставы, у нас увеличилась численность, и для охраны нам добавили высокогорный хребет.
В первую же ночь я ощутил на этом голом пустынном месте невероятное волнение. Мой же напарник имел всю ночь весьма бравый вид.
На третью ночь дежурства меня охватило страшное беспокойство. Не прошло и двадцати минут после этого странного ощущения дискомфорта, как из-за скалы появилась очень крупная фигура человека-нарушителя. Я толкнул своего напарника в бок и показал рукой в сторону скалы. Напарник напряжённо вглядывался и пожимал плечами. Он не видел ничего.
Вдруг фигура направилась в нашу сторону огромными и быстрыми шагами. Не прошло и минуты, как она приблизилась к нам. Человек ростом с многоэтажный дом прошёл мимо нас с напарником как мимо пустого места.
Единственное, что я смог отметить про себя то, что доставал головой только до колена этого великана.
Несмотря на ужас, охвативший меня, я всё-таки собрался весь в комок и стал стрелять в ноги громиле.
Он остановился, улыбнулся, взял меня на руки и стал подкидывать вверх и ловить, как отец в детстве. Потом засмеялся, высоко поднял над головой и, бережно поставив на землю, пошёл назад к скале.
Я посмотрел на своего напарника. Он, стоя, спал. Я стал его тормошить. Он встрепенулся и удивленно спросил меня: «Ты чего меня трясёшь? С ума, что ли, сошёл?!»
Я стал рассказывать ему о великане. Он, с сожалением, посмотрел мне в глаза, покрутил пальцем у виска и, махнув на меня рукой, стал пристально смотреть на скалу.
На каждое дежурство, когда я был на этой точке, великан приходил ко мне из-за скалы, подкидывал меня вверх, целовал, ставил на землю, гладил по голове и уходил опять за скалу.
Я потерял покой. И хотя великан не причинял мне никакого вреда, каждый новый его приход наводил на меня ужас.
Я никому не говорил о его визитах, боясь быть осмеянным товарищами по службе. И, хотя так весело и хорошо, как на заставе, мне нигде не жилось, я стал считать месяцы до демобилизации.
Однажды в хмурую осеннюю ночь из-за скалы вышла группа нарушителей, которых увидели сразу и я, и мой товарищ. Мы залегли за камень и стали ждать. Группа быстро приближалась к перевалу. Их было четверо. Они были смуглые, черноволосые, бородатые, одетые во всё серое. Как только расстояние между нами стало меньше пятидесяти метров, мы с товарищем открыли предупредительный огонь по ногам нарушителей. Они сразу упали на землю и открыли ответный огонь.
Осколок камня отлетел от глыбы, за которой мы прятались, и ударил моего напарника по голове. Он охнул и упал. Я подполз к товарищу, чтобы осмотреть раненного, прижался к его груди, чтобы послушать, бьётся ли сердце. И в этот момент рядом с нами разорвалась граната. Я почувствовал острую боль в плече и шее. Последнее, что я помнил – лицо склонившегося надо мной великана.
Товарищи быстро подбежали к нам на выручку. То, как они потом описали увиденное, меня привело в замешательство: я и мой товарищ лежали на тропинке без сознания, а четыре нарушителя валялись внизу у подножия горы с нашей стороны границы. Как мы, двое тяжелораненых солдат, смогли справиться с четырьмя бандитами, было для меня большой загадкой.
Прямо с места происшествия, оказав первую помощь, нас отправили в госпиталь в Фергану. Поправлялись мы очень долго, особенно мой товарищ. Когда мы пошли на поправку, нам разрешили гулять в окрестностях госпиталя. Я часто садился поболтать со стариком, который жил при сторожке около морга.
Мы с ним беседовали всеми вечерами. Оказывается, раньше он был священником, но потом, в связи с атеистической пропагандой, церковь его была уничтожена. Он смог устроиться только сторожем, и теперь около морга коротал свою одинокую старость. Он был удивительным слушателем. За эти вечера я ему рассказал всю свою нехитрую жизнь. Особо внимательно он слушал рассказы про мои карточные игры с чертями в далёкой юности.
Рассказ о великане и его помощи в борьбе с нарушителями заинтересовал старика больше всех.
Как только я закончил свой удивительный рассказ о моём чудесном спасении, он спросил меня, крещённый ли я. Я сказал, что, видимо, крещённый, раз у меня есть крестная и крестный. Он осенил меня крестом и сказал, что будет молиться за меня, и чтобы впредь я никогда и ничего не боялся. «Всё это - нечисть. Плюнь на неё через левое плечо да перекрестись, сынок…», - закончил он тихо.
Выздоровев, я вернулся на заставу. С большим волнением я шёл на охрану границы: мне очень хотелось встретить великана и поблагодарить его за спасение в той стычке с нарушителями. Но сколько я не стоял на этом хребте на дежурстве, ни разу великан больше не вышел из-за скалы.
Надежда, как ты можешь мне объяснить всё это?»
«Вы знаете, это, наверное, галлюцинации. Я в детстве читала военный детектив. Там были тоже описаны грибы, которые вызывали страшные галлюцинации. Вы ведь сказали, что в подполе на пнях росли грибы, похожие на опята. Их запах и вызывал у вас галлюцинации. Только вот кто вас научил так играть в карты?
Кстати, вы единственный в профилактории, кто так искусно играет в преферанс и покер. Это меня удивляет во всей этой истории больше всего…», - озадаченно ответила я.

15.03.1998 г. Профилакторий УАЗа, г. Ульяновск.