Ядвига Карловна

Ярослав Полуэктов
хххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх
фрагмент из: хождения в стиле шванк "ЧоЧоЧо"
хххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх



   Ядвиге Карловне под семьдесят. Она, несмотря на возраст,  – бойкая и подвижная, типажная женщина с весьма уместным в этом пограничном краю еврейско-польским выговором. У неё шустро бегают глазки. Глазки не лишены былого сексуального блеска.  По взглядам Ядвиги угадывается тщательно конспирируемая профессия «мамки».
Как вы понимаете: она – предводила сотенной рати красивейших брестских девочек.
Бабло, естественно, у неё водится.
Девочки,  согласно белорусской традиции, в удовлетворение ревности российских подорожниц будет сказано, малооплачиваемы.
При этом они  востребованы не только мужским и бедным народонаселением, а ещё больше шоферами-транзитниками разных мастей.
Девочки берут не ценой, а красотой того-сего и количеством любвных подходов. Прекрасная игра. Разнообразие поз. Неутомляемость полная. При договоренности могут без резины, причём, с гарантией и справкой. В рестораны не напрашиваются. Но если позовёшь, то не откажутся, но, о, скромность, арманьяка не попросят. Всё делается с живой улыбкой, сверком глаз, с какой-то интеллигентской умностью и искренностью настоящей славянки.
Вот откуда надо брать жён и западным олигархам, а также нетомимым в некоторых делах и ленивых в делах противоположных восточным шейхам!
Полна Белоруссия талантливыми буквально во всём девочками! Не оттуда ли пошли славяне? Не белоруссы ли пришли с Бореи?
Стоит ли рассуждать – в карманы чьёго пёстрого сарафана заплывали льющиеся с мужчинских гор щедро зелёные, красные, синие денежные потоки! Такими потоками, извините девочки и мальчики, можно двигать лопасти беларуських гидростанций.
Девочки! Девоньки! Пора наводить порядок в этом бизнесе! Долой мамок! Долой сутенёров! Свободу, свободу! Всю власть трудящимся у станков!
По внешнему виду, поведению и записям в ежедневнике Карловны  можно безошибочно писать сексуальную родословную и вентилировать мимозамужние связи лопнувшего (не от того ли?) СССР. Сдача квартир в краткосручную аренду – её второй бизнес.
Минское ЧК любит Ядвигу Карловну.
Минское ЧК бесплатно продырявило квартиру Ядвиги в каждом углу, и в случае недоразумений готово представить любой степени подробности видеодоказательства.

***

Ядвига Карловна, несмотря на «крышу», по инерции советского времени побаивается поэтажных дверных глазков.
Она по-прежнему страшится вездесущих соседствующих старушек – лавочных надзирательниц.
Их наблюдательность может привести только к одному: к  очередному заявлению в милицию и вытекающим отсюда разборкам по поводу недекларируемых заработков. Причём, больше в первой, абсолютно неприветствуемой бабульками сфере.
БелЧК отказывается защищать Ядвигу, предпочитая ненавязчиво оставаться в тени, и с пустяшными случаями не связываться.
Случаются перебранки с бабульками всвязи с эпизодическим игнорированием Ядвигой Карловной неписаных правил дворовой нравственности даже во втором, совсем, казалось бы, невинном, бизнесе: «Сдать квартиру неизвестным людям? Ты что, Ядвига, совсем с пупа сдвинулась!»
Выпячивание богатства в этой почти-что свеженькой стране не приветствуется: батько того не велит. А у Ядвиги деньжата в загашнике есть. Не зря она плачется и посыпает пеплом пущи седин. Ссылайся, не ссылайся на трудности бизнеса теперешной Беларуси, а девки без огня – не дамы, а дырявые горшки, откуда размазня течёт! А старухи без огня – всё равно что потухшая печка с колёсиками, на которую разве-что горшки эти складировать, причитать при этом и продавать по остаточной стоимости.
Наших же опытных руссиян, переживших не только радости президентства,  но зацепивших оттепель и ежегодные похороны генсекретарей, на мякине не провести.
Согласно правил Ядвиги, всем арендаторам и кратковременным съёмщикам в подъезде полагается передвигаться исключительно поодиночке.
Хлопанье дверьми строго-настрого наказывается процентами от арендной платы за каждый соседский доклад.
С некоторой натяжкой можно сказать, что соседи пребывают в некотором сговоре с Ядвигой, так как за их молчание как бы само-собой предполагается некий платёж.
А за особо яростное поведение, сопровождаемое превышением шумового лимита, с перекрывших планку арендаторов взимается и впредь будет взыматься грозный штраф.
– Согласны с таким непререкаемым бытовым условием?
– Согласны. Конечно. Вы бесконечно правы.
Распивание спиртных напитков Карловной в виде исключения допускается. Она и сама – будучи пожилой предпринимательницой, следовательно с опытом – понимает важность таких алкомероприятий,  но, опять же, в ограниченном цивиле.
Степень распития в контексте с беларусь-культурой определяется лично ей самой, и об этом докладывается каждому новичку – арендатору перед началом каждой сделки.
– Да-да, конечно. Мы не против. Понимаем.
– Вы мне явно симпатичны. Судя по лицам, вы не совсем конченые русские. И не шпионы. (Такие простачки не бывают шпионами). Но у меня есть ещё одно правило. Оно может вам не понравиться, но…
– Что за правило? – клонит голову вбок Ксан Иваныч. Ему доверено возглавлять переговоры.
И Ядвига, приняв в сердце острое понимание, с воодушевлением принялась рассказывать:
– как воспитывали её,
– как родители наливали ей на донышко столовой ложки кагору,
– как она, в свою очередь, передала эту традицию дочке…
– И…
– Короче, пить что ли совсем нельзя? – осторожничает Ксан Иваныч.
– Отчего же нельзя... Водку нельзя. Коньяк осторожно, рюмочкой, рюмашечкой по вашему. Виски – напиток для меня дорогой. Вы же сами его не пьёте. (Как сказать!) Вот я, к примеру, выпиваю бокал вина, и мне этого хватает. Я не буяню, не пою песен...
– Мы не знаем песен, – отчеканил Ксан Иваныч, и спешно поправился: «Только гимн».
– Гимн – это похвально. Вот у нас, так, никто не знает гимн Беларуси.
– А он разве есть?
– А куда ему нафиг деться? – удивляется Ядвига. – Есть, разумеется есть.
– И музыка к нему?
– И музыка.
– Вау! – диву даётся Малёха, он же ведь сочинитель музык; и даже присвистнул от изумления.
– Я бы с удовольствием поглядел ваш гимн, – томно, по-продюссерски сказал Кирьян Егорович, валерьянисто  изогнувшись.
Он по пьянке умеет играть на фортепиано. А Бим, кстати, – на всех инструментах мира! Но Бим временно спрятан во дворе и эпохальной беседы о гимнах стран СНГ и их новых воспитательных свойствах не слышит.
– И я, – сказал Малёха. Он любит драмм-бэйс и все инструменты мира, вставленные в компьютер.
Ксан Иваныч вздёрнул удивлённые глаза к потолку (ну дают  миньетчики лукашенские, предатели Руси!).
– Мы не буяним никогда, – сказал Кирьян Егорович. – Мы – интеллигенты.
– Мы вообще-то ещё архитекторы, – поддержал Ксан Иваныч, передёрнувшись от удовольствия.
И он почему-то не стал рассказывать Ядвиге про проектирование казино в Алтае. И про то, как весело, с топором гонялся за Бимом по Монголии.
И не стал вспоминать, как метал в него, будто играя в городки и иной раз, к сожалению не попадая, жерди от овечьей загороди в Хакассии.
– Волосатые это каста, жрецы от искусства, – так искренне считает он. Городки сродни бильярду. Гонки по степи со ржавыми лезвиями – невинный пейнтбол.
Ядвига в шоке. «Волосатых» она не поняла. Потому как не полная дура и говорит на своём языке.
– Мы только Rose et Route  и пьём, – мгновенно соврал Кирьян Егорович (скорей бы ушла, а там посмотрим!). – Максимум бокал. Как и Вы.
Ядвига зарделась.
– Скажите ей, что я вообще не пью, – подсказал Малёха на ухо К.Е. (Кирьяну Егоровичу)
– А сам возьми, да скажи, – посоветовал К.Е. так же тихо.
– А у нас вот этот молодой человек вообще не пьёт, – обрадовался К.И. (Ксан Иваныч) за своевременно подслушанную мысль. Это им плюс.  Молодцом у него вообще-то сынок наличием убедительного аргументария!
– Короче, тогда  так: много не пить, всем в магазин не ходить. Пусть кто-то один из вас сходит. Магазин почти рядом. Вино хорошее. Но пить рекомендую только наше. Остальное – бодяга и, извините, настоящее говно и моча.
– И российский алкоголь – тоже гуано? – слегка обиделся Ксан Иваныч.
– Тем более российское. Могу дать задание кой кому и прислать ваш заказ. Если хотите. Но не даром. Ноги курьера (обычно курьерши) стоят что-то, но – не бойтесь –  не дорого, в пределах разумного. Рекомендую приобрести белое. Я вот…
Зря она не договорила про длину и цену гонцовых ног.
– Мы не хотим вас зря напрягать.
Тогда Ядвига Карловна в подробностях рассказала поначалу  какие лёгкие вина, кроме насквозь лечебного кагора, она терпит.
А далее поведала известный  всем местным алкоголикам маршрут.
Далее рассказала, что если бы путешественники приехали в августе, то десерт можно было бы вообще не покупать: у них в городе есть такая улица, где вишни ого-го... а самая плохая водка... а самая хорошая колбаса... лучше брать копчёности... батька за этим следит... а не то им... сертификец им всем...  и т.д., и копец.
– У нас не диктатура, как кое-кто, может быть, считает, а просто порядок, и железная рука нам вовсе...
– Мы поняли. Спасибо, Ядвига Карловна. Обязательно приедем осенью. Мы планируем Португалию и Барселону. Хотим заглянуть в Гибралтар и покидать с берега камушки и…
Ядвига обрадовалась: «Заночуете перед Португалией у меня если что. Я буду рада. Португалия – она же рядом?»
– Рядом. Ок.
А далее бытовой инструксьон:
– Так! В постель вина не носить. Стол вот он. Стул возьмёте в спальне. Диван раскладывается, бельё в шкапчике. Курить исключительно в окно. С сигаретой на балкон... особенно в трусах не выходить... Надевайте штаны... и... а... лучше вообще не выходите. Особенно ночью.
– А что так?
– Соседи увидят. Кондиционер не включать: он много электричества ест.
– Что ж так много ограничений? – удивляется пацанва. (Они деньги платят в рублях, могут в еврах, не в зайчиках!  Жарко тут! Возьмёте денег за кондишен?
– Договорились. Но эти денюжки особые и пожалте их вперёд.
– Сколько? – И Кирьян Егорович принялся засучивать курточку с майкой, обнажая чёрный, рублёвый, искусственной кожи общак.
– Ой, зачем вы изволите совершать демонстрацию живота?
– Я бухгалтер. У меня тут деньги.
– Другое дело. – И Ядвига оживилась.
– Дайте-ка мне один паспорт.
– Зачем?
– На память. Шучу. Страховка. Вдруг вы... Словом, утром при встрече и отдам. Вы же утром съезжаете?
– Ну да. Мы можем всё отдать. Мы вам верим. Вы же не станете...
(Почему бы и не стать?)
– Не надо мне все отдавать. Кто у вас главный?
– Наверное... я, – сказал Ксан Иваныч, с воодушевлением, смешанным со стеснительностью, глянув в Кирьяна Егоровича.
И не стал неправым. У него три паспорта, автомобиль его собственность, и гонор командира.

***

Друзья Бима, словно заранее почуяв жёсткость условий, и как вы уже догадались по обронённой фразе, припрятали нетрезвого пассажира Бима.
Но, как оказалось, недостаточно надёжно.
– Сколько вас человек? Как вы разместитесь? Вдвоём на одной кровати можете спать? Она широкая. Подоткнётесь одеялами, если что...
Грозно пытала Ядвига путешественников, заканчивая инструктаж и неумолимо приближаясь к цене вопроса.
– Нас трое. Спать вдвоём любим.
(Уж не пидоров ли собирается приютить Ядвига Карловна?)
– Трое? – пересчитала хищнющими глазами: «раз, два, три. Трое. А это не ваша ли случайно  машина во дворе?»
– Чёрная, Рено?
– Чёрная, с чемоданом сверху.
– Случайно наша.
– А почему в ней дверь открыта? Может с вами ещё кто-нибудь есть? Может, девочек везёте? Так с девочками не пущу. Девочки у меня...
Хотела сказать, что девочки у неё свои, но скромно вымолвила только: «Девочки у меня сметой не предусмотрены».
– Нет никого. У нас чисто мужское путешествие.
(Жаль. Не клюнули. Это приличная добавка к оплате).
– Я семейный человек, – добавил Ксан Иваныч, – у меня вот этот молд-юноша, к примеру, сынок.
– Я догадалась. Вы похожи.
(Хренов, похожи!)
– А я старый уже для девочек, – соврал Кирьян Егорович и подумал про бедных местных студенток. У него дома своих две. Скучают, поди, без него. И денег им не оставил. И не смог удержаться от алогичного вопроса.  – А у вас тут поблизости высшие заведения есть?
Ядвига сверкнула зрачками. И, насколько возможно было сделать незаметно, поддёрнула бюстгальтер.
– А вам зачем? Там сессия и экзамены на носу.
– Так. На всякий... Словом, не важно.
– Раз не важно, молодой человек, то лучше сбегайте и закройте в вашей машине дверь. Там какой-то бухой бомж в тапочках суетится.
– Что-о-о?
– Морда – страшней не бывает. Бородища – во! Лопатой. Попиз... Ой. Украдёт ещё чего... Или уже украл.
Ядвига Карловна показала ширину растительности у бомжа.
Подозрительно осмотрела бороду Кирьяна Егоровича, уже завернувшуюся в сторону высшего белорусского образования.
Благородная бородка Кирьяна Егоровича не шла ни в какое сравнение с бородищей бомжа, и нахлынувшее-было подозрение Ядвига отсекла как напрасное.
– Милая Ядвига Карловна, что же Вы сразу-то не сказали!
Молодой человек слетал во двор и пожурил Порфирия Сергеевича: «Дедушка Бим, Вам же сказали удалиться подальше. Нах…й. Спрячьтесь, пожалуйста, снова… Вон, – покрутил головой, – хотя бы за гаражи, блин».
– А чё?
– Через плечо, блЪ! – И вежливо: «И кончик… Сами знаете куда».

Словом, из-за Бима, вышедшего из машины промять ноги, посидеть на дворовой оградке с сигаретой в зубах, арендная сделка могла рассыпаться впрах.
Дверь машины он открыл для вентиляции, ибо перед тем опрокинул в салоне бутылку пятиградусной российской мочи.

***

Малёха на правах молодого и чистого спал в персональной спальне. Он избранный. Один на двухместной кровати. Взрослые спали втроём на одной в общей комнате. Кирьяну Егоровичу выпало почивать в середине, так как Ксан Иваныч принципиально не хотел касаться тела сволоча Бима.
Они в очередной ссоре, а Бим соответственно результату в обете молчания.
Детский сад!

Честно курили на балконе.

К миловидной хозяйке соседского балкона не приставали, хотя она явно желала сразу всех, а потом ещё всех, но уже по очереди.

Бычки бросали: кто в цветочный горшок, а кто безуспешно пытался дострелить до бордюрины.

***

Ночью за закрытой дверью спальни папа бранился с сыном.
Сын воспитывал отца.
Отец неумело огрызался.
Слышны были только «трава, девки, крэк, сахар, водка, руль, измена, сам кто, любовница, ****и, я взрослый, мать, волнение, забота, евры, сто евро, тысяча евро, кончилось, интернет, hер им, балбесы, пердуны, асер-***сер, крякнуло уже давно, неhер яблом щёлкать, а ты сам, а ты тоже хорош, а ты, а ты, а ты».
Детали и главные причины часового ругательства свидетель намеренно умалчивает, хотя и догадывается о расстановке акцентов.

***