Руслану уже пошёл четвёртый десяток. Он выкуривает строго три папиросы в день, каждую неделю у него случаются попойки с казаками. Руслан - дворянин, княжеский титул которого был получен ещё его предком при Петре. Иногда он думает о том, что родители огорчились таким сыном - сбежавшим, оставившим всё в Петербурге. Просто забрал двух лошадей и уехал, пытаясь не оглядываться на родной Петроград. Тогда ему было девятнадцать.
Сперва Руслан думал поехать в Москву, но потом одумался, понял, что красная купеческая Москва ещё больше стиснет его своей обязанностью веселиться и пить с широким размахом на всех праздниках, чем по-строгому утонченный Петроград с еженедельными приёмами. Он поехал туда, где когда-то начинали свой путь и Степан Разин, и Емельян Пугачёв.
Руслан прекрасно владел французским языком, читал по-немецки с помощью словаря. Он ездил в Париж вместе с maman, и она приглядела там ему невесту - русскую княжну Наталью, которая была старше его на два года. И в Петербурге Руслан пересекался с нею, сам думал о том, что влюблён в эту холёную красоту и лукавую улыбку. Но понял, что никогда не был влюблён в неё. Нет, для разрыва не было никаких особых причин: она ему не изменяла, хотя и открыто флиртовала с другими; они каждый день проводили вместе - все считали, что они прекрасная пара, что из их семей получится крепкий союз. Но у Руслана просто пришло осознание того, что это лишь симпатии: между ними не было ничего общего, кроме того, что оба были молоды, по-своему красивы и принадлежали к одному обществу.
Юноша проделывал большие расстояния каждый день. Ведь для этого он и взял двух лошадей: пока одна отдыхает, другая несёт его на себе. Руслан впервые в жизни тогда спал на голой земле и под открытым небом - и он впервые в жизни видел столько звёзд над головой.
Проезжая через свою родную страну, Руслан узнавал много того, чего в Петербурге и вовсе не было. Ему безумно нравилось всё это: и песни, которых он раньше не слышал, и местные наречия, что отдавались странным привкусом горькой полыни. Он сам начал так говорить: в первое время он думал, что если бы его увидели все бывшие его друзья, то они бы не поверили, что наследник княжеского рода может говорить так, как говорили мужики в деревнях...
Руслан открыл свои глаза и вздохнул, вбирая в свои лёгкие знакомый степной воздух. Более десяти лет он прожил около Дона, этот край стал для него родным. В начале к нему относились очень подозрительно и нехорошо: бледная кожа, светлые волосы, точёное, словно из слоновьей кости лицо. Выделялись только серо-голубые глаза, что горели огнём. Теперь для Руслана это было просто сном: он стал своим, несмотря на то, что ярко выделялся среди черноволосых и темноглазых казаков. К нему привыкли, как привыкают ко всему: он стал своим для этих людей, что с рождения сидят на лошадях, поют песни своими необыкновенными голосами.
Руслан даже предположить не мог, что он когда-нибудь будет сидеть вместе с казаками за одним столом, пить с ними из одной бутылки, курить доморощенный табак. Он всегда боялся того, что его голос, который считался в Петербурге замечательным и прекрасным, не впишется в общий хор. Но теперь он первый начинал тянуть эти прекрасные песни, залихватски глядя на остальных.
Много лет прошло с тех пор. Руслан посмотрел на свои некогда холёные белые руки: они все были в мозолях, ничем не отличались от рук остальных казаков.
Бывший дворянин сейчас мог бы собой чуточку гордиться: он жил. Жил той привольной жизнью, о которой всегда мечтал. Его не сковывали какие-то придворные правила, его душа наслаждалась всей той работой, которую он в точности исполнял. Он мог петь и пить во всю глотку, мог танцевать, как просила его душа.
Он любил, как и просило его сердце: с жадностью, до полного исступления. У него был собственный дом, который он отстроил сам. У него была любимая жена, которую звали Наталья: она была настоящей казачкой, с чёрными смеющимися глазами, с наполненным отвагой сердцем, с невероятной выносливостью. Она тоже любила своего мужа, любила всем сердцем.
Руслан любил своего сына, которого он окрестил Мишей: тот был полной копией матери, однако в нём проглядывало кое-что странно аристократичное, как и в его отце.
Руслан любил свою жизнь. Он не жалел ни о чём: не жалел о том, что оставил французский и мог с уверенностью разговаривать так, как говорили казаки. Все неудобства и лишения, что он перенёс, теперь воздались ему сполна...
Он хотел было сейчас заплакать, понимая, что большего счастья в жизни он и желать не мог. Но казаки не плачут.
Ловко вскочив на своего коня, Руслан послал его вперёд, стукнув каблуками сапог по его бокам. Ветер, нёсший в себе запах полыни и диких трав, бил ему прямо в лицо. Прохлада, какую нёс в себе Дон, смешивалась вместе с этим горячим степным воздухом и вскармливала казаков, как материнское молоко. Знойное солнце, что только собиралось садиться за край земли, выжигало землю, а копыта резвого коня выбивали из неё пыль.
Руслан несся домой, чтобы вновь обнять свою жену и повидать сына.
Дон за его спиной спокойно нёс тёмные воды.