Известный исследователь Африки К.К. Петров-Эфиопский вернулся в Тобольск из очередной экспедиции. Обыватели с опаской смотрели на разгрузку его багажа – вдруг опять мухи-кальцееды или другая какая напасть? Напрасно. В этот раз Константин Константинович привёз этнографические экспонаты: чашки-плошки, статуэтки пучеглазые и потрёпанные папирусы.
Спустя неделю городское общество было приглашено на доклад по итогам экспедиции.
В первом ряду восседали архиепископ и губернатор, рядом купцы и чиновный люд, а уж в конце залы – молодёжь в гимназических куртках.
К.К. рассказывал удивительные вещи: про абиссинское нагорье, про пахнущие сладкими травами ночи, про звёзды, висящие низко, как яблоки, и задевающие за крыши домов. Про древний, как мир, народ и про христианские храмы, выдолбленные в скале. Голос его звенел, возносился и дробился хрустальными осколками. Казалось, ещё миг, и слушатели бросятся собирать с полу эти щедро рассыпаемые сокровища.
К.К. остался доволен произведённым эффектом и перешёл к главной части доклада. Он поведал изумлённой публике историю Ибрагима Ганибала, отпрыска абиссинского негуса, отправленного почётным заложником в Константинополь. Рассказал о страшном заговоре против Московии, орудием которого стал ничего не подозревавший Ибрагим, про то, как абиссинское духовенство склоняло Петра Алексеевича к войне с Османской империей.
- И ведь получилось! – воскликнул Петров-Эфиопский, отчего задремавшие слушатели встрепенулись.
Далее К.К. поведал совсем ужасные вещи – о насаждении на Руси чужих священных книг, таких, как книга Мафусаила. В оной говорится о пути к пределам мира, где твердь покрыта как бы белым пухом, а воды подобны яспису кристалловидному. И даже – здесь К.К. поднял вверх указующий перст – о попытках замены русского православия «абиссинской ересью».
Архиепископ, и так довольно настороженно слушавший докладчика, встал, шумно высморкался в платок и вышел из залы. Вслед за ним вышел губернатор, далее засеменило чиновничество, духовенство и прочие осмотрительные граждане. Осталась одна молодёжь.
- Но Господь не допустил! – погрозил кому-то пальцем докладчик.
Эту его фразу и этот жест долго потом повторяли в городе - и в присутственных местах, и в домах обывателей. Но особенно весело и звонко её кричали в кабаках, после третьей чарки. Кабатчики в таких случаях хмурили брови, но не препятствовали.