Поленница (Валентина Астапенко) / Проза.ру

            Поленница

   Прокралась я к своей хате и только хотела прилепиться носом к стеклу, как увидела в горнице лицо мамы, белое - что полотно, а над ней руку с пистолетом. Мама стояла на коленях. Платок свалился на плечи. Коса растрепалась и упала на пол.
   Я похолодела: значит, предчувствие не обмануло меня, когда вернулась с полдороги. В поле тата травы косил, и я несла ему в торбочке хлеба краюху да горлач с молоком. Как взглянула на большак – далёко видно… Ба! Пылят по дороге мотоциклы… Охнула я, бросила торбочку и полетела домой.
   Шла война. Наша деревенька оказалась в глубоком немецком тылу. Окрестные города и сёла были заняты фашистами, но у нас они появлялись ненадолго и уезжали, оставив здесь свирепствовать полицаев – из местных.
   …Я словно пристыла к стеклу и, казалось, была не в состоянии пошевелиться. Вдруг кто-то схватил меня за плечо:
   - А! Вот она, партизанка! Явилась! К братьям в отряд бегала!
   Я изо всех сил рванулась из рук полицая и кинулась в ограду. Он – за мной! Увернувшись, забежала на скотный двор и затаилась в коровьем хлеву. Услышала, как за мной захлопнулась дверь и звякнул запор снаружи.
   - Сама в ловушку угодила. Пусть посидит. Поймаем, когда придём за коровой! Пошли доложим офицеру, что птичка в клетке.
   Шаги удалились. Всё стало ясно. Полицаи сами недавно пустили слух: вот приедут немцы – и несдобровать тем, у кого родственники ушли к партизанам. А у меня четыре брата были в отряде.
   Я, наконец, пришла в себя. Надо предупредить тату! Но как? Как выбраться отсюда? Осмотрелась вокруг и встретилась глазами с нашей кормилицей. Она мирно похрустывала жвачкой и, как обычно, ласкала меня тёплым добрым взглядом.
   «Надо же, я всё хорошо вижу! Да здесь светло! Днём всегда светло! Как же забыла об оконце?!»… И вот я уже во дворе. Теперь бегом к отцу! А что же с мамой? Я почти вбежала на крыльцо, как вдруг возникший шум заставил отпрянуть в глубь двора. Только спряталась за угол сеновала – дверь хаты широко распахнулась, и оттуда вывели маму. В воротах они столкнулись с моим отцом: его уже доставили сюда на лошади. Обоих посадили на телегу и в сопровождении полицаев повезли. Послышался пьяный хриплый голос:
   - А ты, птичка, посиди пока, скоро воротимся!
   Меня трясло как в лихорадке. Надо что-то делать, но что – я не знала. Убежать бы сейчас куда-нибудь, спрятаться, зарыться. Но куда побежишь среди бела дня… Я забралась на сеновал, закопалась в свежее сено и, уморённая всем пережитым, пьянящим запахом травы, будто куда-то провалилась.
   Пришла в себя, когда услышала громкие голоса. Уже вечерело. В узкую чердачную щель с трудом удалось разглядеть, как выгоняли из хлева скотину все те же пьяные полицаи.
      - Теперь выводите сюда ту красавицу! – крикнул со двора уже знакомый прокуренный голос.
   - А её где-то нет… - гулко раздалось изнутри. – Э-э-э… да здесь окно открыто! Убёгла!..
   - Эх, язви её! Да куда деться-то ей… Тута где-то прячется. Счас закутки прощупаем!..
   Вскоре заскрипела лестница на сеновал. Как затравленный зверёк, я беспомощно стала озираться по сторонам: деваться и правда было некуда. Но вот взгляд наткнулся на слуховое окно. Со звоном разбила стекло и почти из рук преследователей вывалилась наружу. Оказалась на крыше соседского сарая. Он вплотную прилегал к нашему забору, а за ним тем же рядом стояли другие. Перепрыгивая с крыши на крышу, пробежала несколько усадеб. Услышав за спиной тяжёлый топот, сиганула в чей-то двор… и прямиком на поленницу дров. Это могло бы смягчить моё приземление, да вот поленниц-то было две, и стояли они рядом, но не вплотную. Я грохнулась между ними... Как только шею себе не своротила?! И эти-то, по-хозяйски уложенные дровишки, стали нежданным и надежным моим укрытием. Немного покачнувшись своими верхушками, обе мои спасительницы, на моё счастье, не развалились.
   А совсем не далеко заорали обалдевшие мужики:
   - Она что, сквозь землю провалилась? Убить мало! Ну, найдём - держись…
   Как только голоса стали удаляться, моё сознание помутилось… Очнулась от утренней прохлады. Рассвело. Посмотрела в дровяную щель и догадалась, чей это двор – подружки Аньки и её брата-близнеца Серёги. В этой усадьбе они бедовали вдвоём: с родителями разлучила война. Ещё не решив, как быть дальше, я попыталась пошевелить занемевшим телом. И тут мне показалось, что два полена как-то подозрительно стали выпирать наружу. «Дай-ка я их - на место!..»
   О, чудо! – они будто отъезжают от меня. Снова потянула – не поддаются! Сильнее поднажала – и вдруг истошный Анькин крик:
   - Серёга, скорей! Сюда! Поленья ходят!
   Из хаты выскочил перепуганный Сергей:
   - Какие поленья? Куда ходят?
   - Вот эти!
   - Ну, высунулись… Долго что ли поправить… - Он с силой толкнул полено, и оно впилось в меня, разодрав до крови плечо. От неожиданности и боли я тоже завопила:
   - Серый, ну больно же!
   Анька зашлась в крике, а Серёга тыкал пальцем в дрова и, заикаясь, бормотал:
   - К-к-кто т-там?..
   - Да тише вы! Это я, Феня. Прячусь. Моих маму и тату…
   Они разом замолчали: о моей беде уже узнали.
   …А потом мы с Анькой сидели на её кровати, она пыталась перевязать мою ранку и всё тараторила:
   - Пошла за дровами – печку собралась топить, а там… подумала даже, что с головой у меня… того…
   - Девчонки, - проговорил вошедший Сергей (он приводил в порядок поленницу после моего вызволения), - я там лаз сделал. Если вдруг появятся эти живодёры – будет где спрятаться. А сейчас – печку топим, пищу варим!
   - Варим-то одну картошку, – вздохнула Аня, - мука кончилась, крупа тоже. Так, без хлеба…
   - Слушай-ка, Серый, - я снова обратилась к нему по давнишней привычке,- у нас около сарая тайничок есть. Там в заначке – мука, сало копчёное… Ты сгоняй туда по-тихому, пока не все проснулись.
   Часа через полтора поспело варево и кое-какая стряпня. Всё это мы скорёхонько умяли. Вдруг за окнами послышалась какая-то возня. Серьга выскочил на улицу поразведать и, вернувшись, выпалил:
      - Прочёсывают все дома, сейчас у нас будут. Дуй скорей в поленницу!
      Он едва успел подмаскировать меня, как в ворота уже застучали. По голосу я узнала вчерашнего лиходея.
      - Кто ещё в хате есть, кроме вас? – накинулся он на близняшек и наверняка что-то заподозрил. – А почему три кружки на столе? А это что за тряпки в крови?
      - Это Анька, - быстро нашёлся её братуха, - она поцарапалась.
      - Что-то по ней не видать, - полицай всё больше проникался недоверием.
      Серёга криво улыбнулся:
      - А она в таком месте, что ни самой посмотреть, ни другим показать…
      …Когда они мне это рассказали, вызволив из дровяного плена, я обеспокоилась:
      - А как снова придут да заставят рану показать – не посмотрят, что девка?..
      Сергей успокоил:
      - Так она уже на задухе хорошую царапину прокарябила… гвоздём!
      Неожиданно забарабанили в запертую дверь. Я кинулась к окну - там уже стояли полицаи (пробрались во двор втихаря). Серёга пытался оттянуть время, возясь с засовом, а я и Аня метались по хате – «птички в клетке!»
      «Сама в ловушку угодила», - вспомнился противный голос. От страха у меня подкосились ноги, и я, падая, бессильно оперлась руками на стоящую у стены кровать. Но тут подружка ринулась к этой самой кровати, приподняла край постели вместе с матрасом и приказала: «Ложись!»
      Я юркнула в образовавшуюся возле стены нишу. Благо, что тоненькая была, как былиночка, хотя мне исполнилось уже тринадцать. Под матрасом лежала ни жива ни мертва. И вдруг навалилось на меня что-то тяжеленное. Показалось, ещё немного - и не смогу дышать.
      Наконец будто мешок муки сняли с меня, и я стала приходить в себя. Надо мной стояли счастливые двойняшки и через силу улыбались.
      - Ты, что ли, и взаправду спала?! – Анька искренне недоумевает.
      - Да чуть не задохнулась от какой-то тяжести.
      - Так это я на тебе лежала, сказала им, что мне неможется. Они всё перешерстили, но искать под матрасом не додумались.
      Дождавшись ночи, мы собрали остатки еды и осторожно стали пробираться в лес. Дорогу к партизанам я уже знала – несколько раз встречалась с братьями, была у них связной. Уходили в отряд насовсем.
      Когда партизаны отбили нашу деревеньку, мы ворвались в неё первыми. Озверевшие немцы живого места не оставили здесь. От моего подворья - только пепел. Зато хата Ани и Сергея сохранилась полностью. В ней мы и поселились. Сразу же затеяли баньку. Аня топила, Серёга воду носил, а я… дрова. Из той самой поленницы.
      Первый пар достался мужчине. Потом пошли мы с Анькой. Разделись. Обе худющие (в чём только душа держалась?!), но глаза живые, весёлые. Подружка расплела косу – волосы рассыпались по спине, немного не прикрыв крохотный шрамик на «мягком месте». Я невольно рассмеялась.
      - Ты чего? – встрепенулась Анна.
      - Да так. Тут, понимаешь, какое дело: ни самой посмотреть, ни другим показать…
      И мы расхохотались – от души.