Я уже заканчивал эту статью, да вот подумал вдруг, а ко времени ли я её пишу. И будет ли она кому-нибудь интересна. Сегодня всё наше общественное сознание занято совсем другим. И мысли и чувства наши волнует совсем другая тема. Эта тема отодвинула на периферию всё, из чего была соткана жизнь нашего большого общего дома, со всеми нашими неурядицами и несогласиями по поводу того, как нам жить, куда идти и что делать. Всё смела одна тема. Украина. А теперь ещё этот Боинг 777.
И тем не менее, я не могу не думать о самом главном. О том, кто мы сегодня и куда мы идем. И в какой цвет окрасится наше будущее. И ближнее и дальне. Всё проходит. Пройдет и вся эта кровавая буза на Украине. А вопросы о самом главном останутся. И никуда нам от них не уйти.
Нет, конечно. Никакого отношения название статьи не имеет к великому роману Анри Бёйля, ни к нацисткому прапору бандерасни в Незалежной Тут у нас цвету красному противопоставляется цвет серый. И я узнал про то от Кохановского. Вы не знаете, кто это такой? Виноват, но и я тоже подзабыл, кто такой Кохановский. А это был когда-то ещё в советские времена известный поэт песенник. Можете и сами посмотреть, что за тексты он написал. Пели их советские звезды эстрады и разные ВИА. Некоторые из них и сегодня ещё на слуху.
А ещё он был, что несравненно более важно, другом Высоцкого. Другом не самозваным, а настоящим. А уже одно это характеризует его еще и больше, чем все вместе взятые его собственные тексты. Например, одну из песен любимый бард посвятил своему бывшему сокурснику Кохановскому. «Мой друг уехал в Магадан» Причем уехал он не потому, о чем возможно вы подумали. Уехал добровольно. По зову романтического сердца. И работал там в редакции «Магаданского комсомольца». Можете себе легко представить, какие по тамошним временам он писал статьи. А ещё поработал он старателем на Чукотке. Словом, повидал в жизни много всякого и разного.
Ну так вот, при чем же тут красное и серое. А дело было так. Еду я как-то под Новый год на дачу. Есть и у нас такая традиция, не смейтесь, в баньку нашу дачную в новогоднюю ночь сходить. Ехал я по Ярославскому шоссе и включил радио. Стал слушать. Шел разговор - диалог двух мужчин. Ведущего и известного в прошлом упомянутого поэта-песенника Кохановского. Поэт в уже довольно продвинутом возрасте вспоминал своё прошлое. Я ткнул в кнопку радиоволны как раз в тот момент, когда он читал свои свеженаписанные стихи. Стихи мне понравились Главная мысль его поэтического разбора было сравнение времени прошлого и настоящего. Прошлое время, то есть советское время, поэт назвал красным. А время нынешнее он назвал серым.
Это и понятно. Вспомним хотя бы «Купание красного коня». Поэт и художник – это ведь почти одно и тоже. Оба должны обладать большим воображением, позволяющим видеть мир в красках. Преимущественно насыщенными каким-либо одним цветом, и передавать его либо словом, либо красками. Это нормально.
Да, вот нынешнее время, то есть отрезок со времен перестройки и по сей день, поэт назвал в сердцах временем серым. Не нравится оно ему. Серость – это ведь от слова серый. То есть, нет в этом цвете животворной струи, нет в нем взлёта. Нет желания к прорывному рывку вперед. Нет желания принести себя в жертву ради цели высокой и одухотворённой. В серости нет ни жизни, ни смерти. Нет в нем страдания и радости тоже. Он скучен и лишен яркого, воспламеняющего душу огня.
А что такое красный цвет. Ни один цвет на таит в себе столько энергетики. Столько сильных чувств связано с этим словом и столько воспоминаний. Вот я часто вожу экскурсии в отдел иконописи Третьяковской галереи и объясняю нашим гостям, что в иконографии красный цвет - это цвет животворной энергии, это цвет любви и тепла. Но это ещё и цвет-символ Воскресения Христова. Это цвет победы жизни над смертью. Именно поэтому это также и цвет крови и мучений, цвет жертвы Христа. Мученики тоже, как правило, на иконе облачены в красные одеяния. Красный цвет - это также ещё и знак торжества вечной жизни. Он весь устремлен к красоте, которая, как известно, спасет мир.
А ещё это цвет, разумеется, и революции. Цвет красного знамени. И красного галстука тоже. Это цвет того времени, когда у нас ещё существовала объединяющая нас всех мечта. Мечта прекрасная. Правда, не совсем ещё ясная, как мы это знаем из гениального «Марша Энтузиастов» Ну и что? Мечта и не может математически, рационально правильно прописать путь в лучезарную даль бедующего. На то она и мечта. Иначе, этот душевный порыв в будущее должен был бы и называться по-другому.
И если вы думаете, что это только у нас Революция окрасилась впервые в красный цвет, то это будет глубокое заблуждение. И если вы думаете, что и красное знамя, как символ борьбы угнетенных и проклятьем заклейменных, появилось у нас, то и это будет неправдой, Все оттуда, из Франции. Вспомним Фамусова : «А всё Кузнецкий мост и вечные французы. Оттуда моды к нам, и авторы, и музы» Что поделаешь – вот оттуда к нам и явилась одна из муз - вся в красном одеянии.
А серый цвет? Какие чувства и ощущения он вызывает в наших душах? Что в нашем сознании и подсознании связано с ним? Да ничто или полное разочарование. Нет в нем ни радости, ни любви. Нет в нем энергии борьбы. Это цвет бессилия и дряблости. Даже черный цвет наполнен гораздо более сильными чувствами и энергетикой, пусть даже отрицательной и злобной. Серый цвет – это цвет уныния и безысходности. Это цвет посредственности и бесталанности.
И вот в поэтическом воображении со всем этим у Кохановского и связано всё наше серое настоящее. Серость в литературе, в искусстве, в кинематографе. И во всём остальном тоже самое. Серость. И нет у нас ныне никакой, окрашенной в какой-либо животворный цвет, идеи. Как равно с этим нет и никаких духовных устремлений. Вся жизнь нынешняя заполнена только устремлениями к удовлетворению плоти. То есть устремлением хорошо наполнить наши желудки и удовлетворить и все прочие наши телесные инстинкты. И попробуйте мне доказать, что это не так. Нет, именно так. Только плоть и определяет всё наше движение по жизни. Все наши желания плотские. И все наши экономические законы продиктованы только нашими плотскими желаниями. Желаниями вкусно пожрать и комфортно пожить в мире под сенью фарисейского знамени, со словами о равенстве и братстве. Да ещё и свободы, которую каждый из нас связывает ныне с чем? С воровством и безответственной болтовней.
Но если вы подумаете при этом, что поэт – песенник коммунист, ностальгирующий по временам, окрашенным в красные цвета, то и здесь вы снова ошибетесь Те, доперестроичные времена ему не нравятся в не меньшей мере, чем и нынешние, серые, как он говорит. И при этом он утверждает так парадоксально, что времена нынешние серые – это прямое следствие времён красных. Вы понимаете. Времена серые, потому как времена предыдущие были слишком уж красные. Что за диво. Я многое, конечно, слышал, но вот такого никогда. Мне стало интересно. Мне захотелось услышать продолжение разговора, подтверждающее и, главное, объясняющее это необычное и неслыханное открытие. Я повернул ручку и усилил громкость.
Из всего сказанного , я стал понимать мысль поэта следующим образом. Из его речи следовало, что красное пламя, вся его революционная энергия за несколько десятилетий выжгла в наших душах устремление к истинной свободе. Догоревший революционный огонь оставил лишь одно пепелище серого цвета. Отсюда и объяснение тому, что куда ни кинь взгляд – одна серость. Лишь слабое искрение - вот всё, что осталось от былого жаркого, иной раз и губительного огня. Это мои слова, но, как мне кажется, по сути верно передающие мысль престарелого поэта-песенника. И тем не менее я все же не понял, ностальгирует ли он по времени красному или с брезгливой печалью в голосе осуждает его. Все у него вперемешку.
Запутался престарелый поэт. Даже жалко его стало. Но во многом он прав. Я хорошо помню время перестроечное. Да и как не помнить. Что не выходной – то и митинг на Манежной площади. И рев огромной толпы, от которого сотрясались стены древнего Кремля. И этот рёв не мог не слышать человек с вишнёвым пятном на лысине. Кто-то сегодня говорит с чертовой отметиной. Я не мистик и не суеверен, но иной раз подумаешь, а не была ли эта отметина знаком для всей нашей общей судьбы. Но, как бы то ни было Горбачев с ужасом и с содроганием в душе не мог не думать о том, что ревущая на Манеже младая демократия вот-вот вынесет его едва ли не ногами вперед из Кремля.
И действительно. Состоялось. Порожденная им революция сожрала своё дитя, как предсказал однажды Дантон. И не поперхнулась. И он ушел, оплёванный и не очень любимый всею страной. Пришел во славе и всей мощи, унаследованной от прежних красных времён. Пришёл и вселил в наши души надежду на быстрое развитие страны, прибытка нашей мощи и изобилия на прилавках продуктов собственного производства. И через 6 лет ушел в полном раздрае нашего общего сознания, ожесточении сердец от утраченных иллюзий на возрождение страны, бывшей ещё совсем недавно супердержавой. В ощущении почти тотальной катастрофы. Ушел не в сиянии славы успешного реформатора, а в позоре сгубившего всего, что только было можно.
Но это было потом. В начале в души наши вселилась радость. Счастье. Нет более шестой статьи. И свобода, понимаешь. И конец красному цвету. Кто ж знал, что ему на смену придет цвет, несущий уныние, томление духа, и торжество посредственности. Как же так, вопрошает поэт песенник Кохановский. Вот же они все условия для того, чтобы расцвело сто цветов. И наш сад наполнится сладостным благоуханием. Но нет, увяли цветы, не успев расцвести. Одни сорняки в полном буйстве свободы полезли в нашем саду.
Алло, мы ищем таланты. Да где же они. Ау-у-у. Почему же свобода не пролилась на нас благостным ароматным елеем. Почему в тоске по талантам, мы всё чаще вспоминаем наше прошлое? Сколько блистательных талантов вдруг не выдержали испытание свободой и моментально увяли, утратив так неожиданно и непредсказуемо всю жизненную энергию.
Всё проходит. Успокоится Украина. Или то, что от неё останется. Всему приходит конец. И войнам тоже. Жизнь продолжается. Но вот вопрос, в каком цвете нам жить, всё равно останется. И от него нам никак не уйти.