Капитан Брамы книга вторая - В Доме Мертвых

Вадим Булычев
 В Доме Мертвых

– Рита?!
–  Здравствуй, любимый! Ты узнал меня?!
Голос звучал из большого яйцевидного овала, сияющего мягким, матовым светом.
–  Да, узнал, но как непривычно…
–  Подожди, я приму земной облик.
–  Это возможно?
– Конечно, – мягко сказала она, – это часть моей памяти о жизни на земле с тобой, это часть меня.
В матовом сиянии возникла его возлюбленная – она! она! Его Рита!  Отец Борис смотрел и не мог наглядеться на ту, которой уже почти восемь лет не было среди живых. Рита, жена, матушка. Она сейчас такая, какая была незадолго после их свадьбы – длинные русые волосы, румяная, немного полноватая, но свежая, подвижная, добрая – классическая матушка, как он тогда шутил. А как она заразительно смеялась…
– А Наташа где? –  спросил он, очнувшись. – Почему ее нет с тобой, с ней все хорошо?
– С Наташей все хорошо, но она в особом месте. Далеко отсюда. Наташа – очень высокая душа. Она должна была нас вести, а не мы ее. Она не может быть здесь, как я, но она все равно с нами. Здесь это не имеет значения, где ты находишься в материальном смысле. Ты потом поймешь. А пока я тебе передам короткое послание от Наташи.
В уме отца Бориса тут же возникла картинка-воспоминание, мгновение – и он оказался внутри картинки. Он увидел свою дочь и увидел самого себя. Дочери тогда было четыре года, они гуляли в городском парке. Наташа была в своем джинсовом костюмчике, со слониками, на трехколесном велосипеде. Рядом с дочерью шел он; еще молодой, недавно ставший батюшкой. Отец Борис смотрел на самого себя и испытывал странное, малопонятное чувство. Он перевел взгляд на свою дочь. Наташа обернулась в его сторону. Она посмотрела прямо ему в глаза и сказала детским, но очень осмысленным голосом:
– Папа, со мной все хорошо. Я вернулась домой, к тем, кто очень давно меня знает и любит. Папа, ты не плачь, скоро мы увидимся, и ты все поймешь.
Картинка пропала. Перед ним опять была Рита.
– Наша смерть стала внезапной, там, в тоннеле, – сказала она. – Я тогда была сильно потрясена, я ничего не понимала. И дочь мне очень помогла, утешила меня. А потом явились сияющие существа, дочь с ними говорила. Потом ты приехал, серый от горя. Я пыталась тебе сказать: с нами теперь все хорошо. Не переживай за нас. Ты помнишь?
– Да, вспоминаю, я чувствовал тебя, чуть-чуть. Потом все пропало. Позже видел тебя и Наташу, в каком-то бредовом видении: вы молча стояли в сером, тоскливом тумане. Вокруг вас было пусто и уныло – я чуть тогда ума не лишился. Потом видел вас еще раз, во сне. Ты сказала мне тогда – у вас все хорошо. Мне было радостно за вас и тоскливо за себя; так не хотелось покидать вас и возвращаться в обычный серый мир. Вот почему я возобновил свою старую эзотерическую практику, с тайной надеждой видеть вас снова.
– Ты сделал правильно, – улыбнулась Рита. – И ты достиг больших успехов, ты здесь, в Доме Мертвых, но ты еще не умер на Земле… Любимый, я вижу красивый камень в твоем уме. Расскажи мне о нем, – внезапно попросила она.
Отец Борис тут же вспомнил ту тварь, в своей церкви. Охоту за камнем. Вспомнил, как нашел под старой рухлядью дешевую стеклянную брошь, в которую был заключен его тайный кристалл, камень, его Глаз. Охота была завершена, но что надо делать дальше он не знал. И спросить было не у кого.
Он носился словно сумасшедший со своей дешевой стеклянной поделкой. Все время хранил брошь в кармане, тайно потирал ее пальцами; даже во время службы и исполнения треб. Во время сна зажимал брошь в кулаке, клал под подушку, под левое и правое ухо, привязывал ко лбу – тщетно. Ничего не менялось!
 Он выл от отчаянья, обвинял себя в безумии: как это так, степенный, уважающий себя батюшка носится со стеклянной брошью в кулаке! На шестой день, когда он окончательно себя извел и был готов выбросить стекляшку вон, собрать сумку и свалить из этой дыры куда подальше – внезапно пришло решение. Надо положить брошь под язык. Вначале решение показалось ему сомнительным – еще одно безумие. Но глубоко внутри он чувствовал, что именно так и стоит поступить.
Результат был ошеломляющим! Он с поразительной легкостью вышел из тела. Он парил над своим домом, селом: на этот раз видел все вокруг предельно четко и реалистично. Он ощущал безграничную свободу и силу. И яркий звездный ковер над головой манил его к себе.
А не посетить ли мне околоземное космическое пространство – подумал отец Борис и, медленно подняв руки над головой, дал себе мысленную команду. И тут же взмыл ввысь, умчался ракетой в черную бездну.
Он почти уже достиг околоземного пространства (так ему казалось), как внезапно очутился в тоннеле. Это был мрачный, пустой коридор с дымчатыми темно-серыми стенами и высоким сводчатым потолком. От коридора веяло безутешной тоской. Он метнулся обратно и к своему ужасу обнаружил, что не может найти вход, через который попал в тоннель. Он долго летел в одну сторону, потом в другую – выхода не было, всюду был однообразный пустой коридор.
Отцу Борису стало так страшно, как не было страшно еще никогда. Вся его жизнь промелькнула перед мысленным оком в какие-то секунды. А дальше представилось, как находят его мертвое тело с дешевой стеклянной брошью во рту (явный признак безумия перед смертью), и никто из живых не будет знать, что его подлинное «Я» обречено остаться в этом проклятом тоннеле навечно!
Ход его трагических мыслей прервало обнаруженное им бесформенное тряпье на полу. Отец Борис даже обрадовался своей находке – хоть какое-то разнообразие и напоминание об остатках жизни. Интересно, откуда здесь это, кто принес эти вещи сюда? Устало опустившись на дырявый матрас, он дал себе команду успокоиться. Сидел ли он на матрасе, или лежал; спал ли, бодрствовал? Казалось, будто воды вечности сомкнулись над головой, прошли дни, недели. Внезапно он уловил отдаленное пятнышко света в конце коридора. Не раздумывая, кинулся к нему.  Это был выход.
Отец Борис вылетел из тоннеля, словно пуля из ружейного ствола. И оказался в беспредметном светло-сером тумане. Он быстро двигался сквозь туман. Вскоре туман пропал. Открылся захватывающий душу простор, но кроме величественных облаков в этом просторе не было ничего. Облака парили друг над другом (ему почудилось, будто он попал внутрь гигантского слоистого пирога), он двинулся сквозь слои облаков. Каждый новый слой был все светлее и светлее. Где-то в отдалении звучала прекрасная музыка. Сложно было сказать, что это за музыка: хор, струнные инструменты, духовые, ветер, или все вместе. 
Отцу Борису вспомнились райские облака, с ангелочками, святыми и Богом в виде старца. Такая роспись есть на одной из стен в кафедральном Соборе. Какую иронию у него эта картинка вызывала, особенно в начале служения. Детские, смешные представления о Боге и Рае. Но сейчас ему было не до иронии: а вдруг эти самые облака и есть Рай – еще немного и откроется величественный трон с Божеством. И Всеведающее грозное Божество вынесет ему окончательный приговор, за все его еретические мысли и деяния, за всю его эзотерику. 
Облака и впрямь кончились, он вылетел в беспредельное пространство, освещенное ровным светом. Прямо перед ним парил в воздухе огромный прозрачный замок, похожий на кристалл, на его Глаз. Он пролетел под большой хрустальной аркой и оказался внутри Замка. Но ни стен, ни потолка, ни комнат он не увидел. Над головой было пронзительно-синее, дневное небо с белыми барашками облаков. Яркие, сияющие шары, отдаленно напоминающие новогодние гирлянды, стремительно двигались среди облаков.
 Один из шаров медленно спускался с «небес», по направлению к нему. Вблизи шар оказался яйцевидным овалом, излучающим матовый, как неоновая лампа, свет. В нескольких метрах от него овал-яйцо остановилось. Матовое сияние слегка потускнело. Отец Борис увидел глаза, они были в верхней, яйцевидной части овала. Глаза внимательно смотрели на него. Отца Бориса пронзило будто молнией. Он узнал эти единственные во Вселенной глаза, этот единственный взгляд…
Все это пронеслось в его уме за какие-то секунды. Пока он вспоминал, Рита читала его как раскрытую книгу. Какое-то время она молчала.
– Этот кристалл зовут Живоглаз, – сказала Она, – такая информация, больше ничего не знаю.
– Живоглаз, – медленно повторил отец Борис, – живой глаз, Живоглаз, очень интересное название… действительно, Глаз, только живой, мне нравится.      
– Я боюсь за тебя – сказала Рита. – Будь осторожен с Живоглазом. Странными путями пришел к тебе этот камень. Ты знаешь, что кристалл тварь украла у вашего Николая, а где взял его Николай? Информация закрыта. Я боюсь, очень боюсь, как бы за всем этим не стояли недобрые силы.
– Черти с рогами, бесы, дьявола, – пытался пошутить отец Борис.
Но Рита не была расположена шутить. На ее лице появилось беспокойство:
– Не призывай темную силу, любимый. Увы, ты всегда легкомысленно к этому относился, но хотя бы теперь не призывай.
– Прости, мне сложно привыкнуть к реальности сил зла. Ты же знаешь, я старый неисправимый прагматик. Мне все время кажется, будто все эти темные силы не больше чем наши ночные страхи… но да ты теперь лучше меня знаешь ответ на вопрос о существовании сил зла…
Она приложила палец к его губам.
– Не будем об этом, прости, дорогой. Все не так просто. Но ты со временем поймешь. Да, я знаю. Но и ты мог бы догадаться, ты же был в тоннеле.
 На лице возлюбленной беспокойство сменилось тревогой. Нечто темное быстро прошло над ними, словно тень, словно стремительно летящее грозовое облако. Образ Риты подернулся зыбью.
– Будь острожен, – сказала она – береги себя, любимый, приходи еще, но постарайся найти другой путь, в обход тоннеля. А если попросят Живоглаз, отдай. Не держи его ради того, чтобы видеть меня и Наташу. Сделаешь хуже и себе и нам. Придет время, увидимся все. А пока, прощай.
 – Рита! - крикнул он в отчаянье.
Все пропало. Он очнулся в том самом тоннеле, на грязном, дырявом матрасе, словно бомж. Он с трудом поднялся и вместо того, чтобы лететь – побрел, еле-еле переставляя ноги, как тяжелобольной старик. Он брел наугад, в его голове беспорядочным роем носились хаотические мысли: образ его возлюбленной поддернутый зыбью, странная тень, еще более странные намеки Риты по поводу сил зла… О, это все он спокойно обдумает, когда-нибудь. Главное, он встретил свою возлюбленную, да, и с Наташей все хорошо.
Отец Борис остановился. Сбоку, в стене, он заметил полоску света. Это была слегка приоткрытая дверь. Он толкнул ее. И очутился в своей комнате, где увидел самого себя, лежащего на кровати, на боку. На столе горел ночник. Мгновение – он вошел в тело. И тут же выплюнул изо рта Живоглаз.