Изумрудная сказка

Бенев Константин
Посвящается моим Друзьям, девушке по имени Оля и коллективу АПИ Воробьёвы горы.


Мечта моя, меня не обмани...


Воробьёвы горы... Кто не знал их? Кто, хоть раз побывавший тут, не захотел вновь попасть сюда? И не только чтобы полюбоваться Белокаменной, но и чтобы испытать неповторимое чувство полета. Да, да! Именно полета, свободного падения. Хотя всего-то навсего постоял у парапета, с замиранием сердца взирая на то, что расстилалось там, далеко-далеко внизу... Место первых поцелуев, первых свиданий... Туристическая Мекка столицы.
Была.
А сейчас, скрытые туманом от посторонних глаз, зарывшиеся в непролазную чащу Нескучного сада, Воробьёвы горы скрывали в себе Тайну. Тайну, про которую знали все, и которую, тем не менее, не знал никто... Изумрудный город. Мечта, сказка. Дорога, ведущая туда, была совсем не похожа на ту, что вымощена желтым кирпичом. Да и сказочный Людоед по сравнению с чудовищами, которые подстерегают путников, выглядел невинным ребенком. И Гудвина там нет... Зато есть таинственные Хранители. И под их неусыпным взглядом Москва, как могла, выживала на развалинах земной цивилизации...
Поразительно, но университетская высотка пережила бомбардировку. Величественный исполин, пусть и потрепанный катаклизмом, казался живым существом, удивлённо наблюдающим за тем, что происходит вокруг. Сейчас в поле его зрения попали люди, карабкающиеся на гору по раскисшей от бесконечных дождей земле. Видно было, что они смертельно устали, что напуганы и торопятся, хотя и осторожничают, хватаются за торчащие из земли корни, цепляются за каждую веточку, каждый сучок...
—   Эль, давай обвяжем Железку веревками. Вместе с Тато будет легче, — мужчина не договорил, закашлялся. Когда приступ закончился, продолжил: — Я Игорька на спине вытяну, а вы Железку. Времени мало, стая ведь может и вернуться.
При упоминании о стае огромный лохматый пес, крутившийся рядом с людьми, зарычал и гавкнул.
—   Тато! Умница ты наш. Поможешь Эле?
Пес, соглашаясь, радостно завилял хвостом.
—   Лёвушка, дойдем ли? — девушка, совсем молоденькая, поднялась с земли и стала наматывать на руки веревку от самодельных носилок, на которых лежал человек. Или то, что когда-то было человеком: в изуродованном теле едва теплилась жизнь.
—   Дойдем, Принцесса! Тут идти-то совсем ничего. Вон выступ, видишь? — Лёвушка указал на самую высокую точку холма. — Там, за листвой, аккурат и ворота. Считай, почти дома!
Девушка вздохнула. Она, конечно же, ничего не увидела, но признаваться не стала. Все равно назад дороги не было.
—   Ездовой пес Татошка и его верный каюр готовы! Командуй, Лёвушка...
—   Тогда — вперед! Мы в город Изумрудный идем дорогой трудной, — запел было Лев, но вновь закашлялся...

Маленький отряд торопился не зря: ветер гнал в их сторону тяжелые черные тучи, и вот уже несколько капель стукнули в лицо, а вслед за этим еще и загрохотало. Гроза... Но не только она гнала путников вперед, было кое-что пострашнее, чем перспектива вымокнуть до нитки: птицы. Если ЭТО, конечно, можно было назвать птицами. Первую битву с летучими тварями они проиграли, и если бы не те двое, что беспомощными кулями болтались за плечами у Эли и Лёвушки, им всем была бы крышка. И хорошо, что было, где укрыться...
Шелест сотен крыльев не могли заглушить даже ветер и шум реки внизу. Стая возвращалась. Что двигало ей? Чувство ли досады и желание взять реванш за временное поражение? Или это был просто дежурный облет территории? Да какая разница, если это все равно — конец...
—   Метров двести осталось. Поднажмем! — закричал Лев.
Собака и девушка со всех сил рванули вперед. Время от времени они бросали взгляд назад — ещё немного, и из-за изгиба реки появится стая хищников. Пока ее не видно — есть надежда успеть...
—   Воздух! Лёвка, воздух! Вон они! — закричала девушка. — Господи! Мы не успели...
—   Принцесса! Отставить панику! Только вперед! — мужчина схватил веревку, помогая Эльке. — Успеем!
Стая, учуяв запах крови и страха, ринулась вниз...
—   Мама-а-а! — Элька закрыла голову руками, словно это могло спасти.
—   Беги к кустам! — Лев схватил ее и с силой толкнул в сторону. — Беги! И пса с собой!
Внезапно взвыли сирены и тысячи огненных искр метнулись в сторону стаи... Треск ломающихся крыльев, визг и крики умирающих тварей... Тёплый, удушливый запах крови. Все кончилось так же неожиданно, как и началось. Тишина — только истерические всхлипывания да собачий вой...
А потом заработали двигатели: это пришли в движение гермоворота...
—   Элечка, очнись! — Лев бил по щекам девушку, пытаясь вывести из шока. — Очнись! Мы дошли!!! Вот он, твой Изумрудный город!


* * *

Ну вот, еще совсем чуть-чуть, и он дома... Кто бы мог подумать, что путешествие, рассчитанное на несколько дней, затянется на целых полгода. Ну, уж такая она сложная штука, эта жизнь.
Как же дома-то хорошо... Всё —  от копоти на тюбингах до запахов. Особенно если пахнет пирогами. Теми самыми, с грибами, которые Элька обещала ему напечь. Если, конечно, они выживут и дойдут до цели.
Лёвушка едва дождался, пока закончится проверка документов и вся остальная бюрократическая канитель... Тридцать метров до платформы он преодолел одним махом, заскочил наверх, успел сделать пару шагов... И чуть не упал от сильного толчка: огромный пес выскочил из-за ближайшей колонны и с визгом бросился ему на грудь.

—   Тато, ай... Осторожнее, свалишь же! — мужчина смеялся, даже не пытаясь увернуться от собачьих «поцелуев». — Вырос как, умница. Ну, всё, хватит же, хватит, всего обмусолил. Давай, веди меня к своей хозяйке.
—   Нет его хозяйки.
Лёвушка резко обернулся на голос. Чёрное платье, видавшие виды сапоги, бандана, из-под которой выбивались седые пряди, скалка в руке и поразительно молодые глаза...
—   Бастинда? Ты ли это?
Освободившись из объятий пса, мужчина бросился навстречу женщине.
—   Лёвушка, ты?! Вот кого и не чаяла уже увидеть! Где носило-то? — женщина говорила нарочито строго, но сияющие глаза выдавали ее с головой — в отличие от сказочной героини, эта Бастинда была существом добрейшим.
—   А я думал — показалось, что пирогами-то пахнет! Аж с самого Полиса учуял! Накормишь?
—   Ой, лис хитрый. «Тетенька, дай водички, а то так есть хочется, аж переночевать негде», — женщина рассмеялась. — Подождешь с пирогами. Только в печь поставила.
—   Дождусь. А Эля где?
—   Ушла твоя Эля. Давно уже ушла. Как вернулась тогда, все места себе не находила. Куда — не спрашивай. Хотя, ты, наверное, сам лучше меня знаешь...
В этот момент из-за спины женщины выглянула чумазая рожица. Лев удивленно посмотрел на Бастинду.
—   Да не мое это! — развела она руками. — Караванщики принесли. Подобрали в туннелях. Не привыкать... Эльку вырастила, и эту подниму.
Женщина взяла ребенка на руки. Худенькая, рыженькая девочка судорожно вцепилась ручонками в шею своей опекунши.
—   Лёвушка, слушай. Коль ты все равно тут, может, посидишь с девчушкой? А я с пирогами закончу. Из «Трех патронов» уже приходили.
—   О чем речь? Конечно. Мне торопиться-то некуда.
Бастинда оторвала ребенка от себя.
—   Держи ее. Идите в мою палатку.
Девочка тихонько заскулила, но сопротивляться не стала.
—   Ах ты, маленькая моя, не бойся, — глядя на нее, Лев и сам был готов заплакать. — Я тебе сказку сейчас расскажу.
В палатке было тепло и неожиданно уютно. Девочка, оказавшись в привычной обстановке, поняла, что незнакомец ничем ей не угрожает, и затихла.
—   Ну, что, сказку слушать будем?
—   А ты кто?
—   Я? Лев! А ты?
В этот момент в палатку протиснулся Тато.
—   Татошка! — увидев пса, девочка успокоилась окончательно.
—   Ну, вот и хорошо, — улыбнулся Лев. — Так как на счет сказки?
—   А ты много сказок знаешь?
—   Конечно! Очень много! И, вообще, перед тобой самый лучший сказочник в мире!
На самом деле мужчина в этот момент лихорадочно придумывал, что бы такое рассказать. Ну, не силен он был в сказках...
—   Так как зовут-то тебя?
—   Оленька.
—   Оленька... Ну, Оленька, тогда слушай...
—   А ты лев настоящий?
—   Ну, да. А какой же еще?
—   А мне тетя Даша показывала льва... Картинку.
—   И как? Похож?
—   He-а. Совсем не похож, — затараторила Оленька. — Тот большой и на лапах, как Татошка, а еще у тебя волос нет. А у того льва их во-от как много, — и с этими словами девочка развела руки в сторону.
Да уж, аргумент железный, не поспоришь...
—   Ну, а я превращаюсь. Иногда. Я волшебный лев!
—   А рычать ты умеешь?
Лёвушка поперхнулся от неожиданности. Что ж, назвался груздем...
—   Р-р-р... Похоже?
Оленька засмеялась.
—   А сейчас давай превратись! Я очень хочу!
Да, тут, пожалуй, вывернуться посложнее будет.
—   А можно потом? Места мало, вдвоем с Тато не поместимся. Договорились?
Девочка послушно кивнула.
—   Вот и умница.
—   А про что сказка будет? Про то, как ты живешь?
Лёвушка задумался... Про то, как он живет? А что, чем не сказка?
—   Наверное, да. И про меня, и про моих друзей, и вот даже про Татошку. «Изумрудная сказка» называется. Как тебе? Рассказывать?
Оленька поспешно закивала.
—   Слушай тогда. Давным-давно, на одной из станций метро... а вот хотя бы на нашей, Октябрьской, жила девочка Эля...
—   Тетя Даша говорила...
—   Ага, только не перебивай. Так вот... Девочка Эля совсем не помнила, как попала на станцию, каким ветром ее принесло сюда. Мамы и папы у нее не было, потерялись, и она очень хотела их найти. Добрая волшебница рассказала ей, что родители живут в Изумрудном городе...
—   В Изумрудном городе... Тетя Даша рассказывала! Изумрудный город — это сказка! Никто его не видел! А город — это что?
—   Тс-с... Конечно, сказка! Ну, а я тебе что рассказываю? Сказку же... Все узнаешь в свое время. А то и не интересно будет. Слушай лучше дальше. Эля выросла и отправилась в путешествие искать родителей. Но кто же ей поможет? В туннелях сыро, темно и страшно...
Лев хитро посмотрел в сторону пса.
—   Тато. Пес Татошка. Верный пес будет ее помощником в этом трудном путешествии!
Собака радостно завиляла хвостом.
—   Ну, вот, значит, собрались они и отправились в путь... Долго ли, коротко ли, далеко ли, близко ли — начала сказка сказываться. Тюбинги, кабели, выступы, решетки... Татошка, тебе не страшно? Нет? Ты храбрый! Завидую тебе. Правда-правда! Мне бы хоть чуточку твоей храбрости. Я бы, наверное, тогда горы свернул. Воробьёвы... Добрая волшебница сказала Эле, что сначала надо ей добраться до станции Парк культуры. От этой станции потайной туннель ведет прямиком к Изумрудному городу.
—   Ух ты! А мы с тобой сходим туда? Я тоже хочу!
—   Шустрая какая... Сказку дослушай сначала, вдруг не захочется?
—   Захочется, захочется...
—   Хорошо, посмотрим. Дальше будешь слушать?
—   А Татошка тоже с нами пойдет?
—   Мы у него сейчас спросим. Тато, ты как? Слабо еще раз прогуляться до Изумрудного города?
Пес радостно застучал хвостом по полу, зевнул и с готовностью посмотрел на рассказчика: «я-то всегда готов, ты вот чего замолчал? Рассказывай...»
—   Шли Эля с Татошкой, шли, песни пели, стихи читали...
—   Тато тоже пел?
—   Тоже. Но по-своему, по-собачьи. И вот в одном из туннелей они встретили Страшилу.


* * *

—   Татошка, вот чего ты молчишь? Наверное, думаешь о чем-нибудь? Интересно, о чем? Расскажи?
Элька без умолку болтала вот уже который час — прогоняла страх. Туннельные обитатели уже сполна оценили ее вокальные способности, а также способности к декламации стихов. Теперь, когда запас песен, стихов и фантазии был исчерпан, девушка переключила свое внимание на пса.
—   Ну что ты все время молчишь? Как можно всегда молчать, это же глупо! Нельзя всегда всё держать в себе. Вот я, к примеру. Если мне надо что-то, то прошу, говорю, объясняю. Ну, скажи мне, что ты думаешь?
Пес угрожающе зарычал.
—   Тош... Ты чего?
Девушка направила фонарик на собаку. Тато был явно чем-то встревожен: шерсть на холке встала дыбом, морда оскалена, вся поза выражала готовность броситься на невидимого врага.
—   Тато?!
Собака угрожающе рыкнула. Элька направила фонарик на тюбинг и чуть не выронила его от испуга: там, вжавшись в стенку, стояло нечто. Драный балахон, лицо, вымазанное белой краской, котелок на голове. И табличка на груди с надписью: «Я — Пугало». Вид скорее жалкий, чем страшный.
—   Ты кто?
—   Стойте, где стоите... Проходите мимо... Не трогайте меня... Проходите мимо!
—   Вот заладил: проходите да проходите. Пройдем, раз так хочется. Тато, за мной.
—   Стойте, где стоите! Прохо... Не проходите мимо! Стойте!
—   Ты уже определись: стоять нам или проходить, — недовольно ответила Эля.
—   Стойте — не стойте. Поесть... Есть хочу. Дайте поесть! — существо протянуло было руку, но Тато зарычал, и оно испуганно отшатнулось.
—   Есть, Пугало голодный, умирает, поесть...
Та еще ситуация... Элька вдруг поняла, что будь у нее в сумке самый что ни наесть распоследний сухарь, она бы не раздумывая отдала его бедолаге. К счастью, сухарь был не один.
—   Держи...
Пугало вырвал еду и, почти не жуя, проглотил.
—   Еще!
—   Хватит пока. Потом еще дам, а то получишь заворот кишок.
Татошка удивленно посмотрел на хозяйку.
—   Чего смотришь? Ну, не оставлять же его здесь? Пропадет, крысы слопают.
—   Крысы. Да, крысы. Ганс говорил крыс гонять, сам смеялся. Но я убежал!
—   Какой Ганс? Зачем гонять? И сними ты этот дурацкий колпак!
Остатки воды пошли на то, чтобы привести чучело в порядок. В результате получился вполне даже симпатичный парень, правда, чернокожий.
Пока Элька оттирала Пугало, не забывая подкармливать понемножку, тот рассказал ей свою историю. Игорь Старшинов (как ни старались его мучители, имя свое он не забыл) жил с родителями на Курской-кольцевой. Когда отец и мать один за другим умерли, сирота оказался никому не нужен... Вот и продали его на Красную линию. Правда, там Игорю было хорошо, не обижали. Даже в школу ходил.
Элька удивилась: с его-то мозгами — и в школу. Но потом сообразила, что от рождения парень дурачком не был, все его странности — благоприобретенные. Так это и не мудрено, на его месте любой бы сбрендил.
Что-то потом произошло такое, что Игорька (которого на Красной линии Максимкой звали) выменяли в Рейх... И вот тут началось. Его не убили, нет. Но иногда ему казалось, что лучше смерть, чем такая жизнь. Парня сделали пугалом. Реальным, на потеху Гансу и его дружкам: по ночам он должен был в туннеле распугивать крыс... Но это было еще не всё. Ганс использовал его как приманку на вичух: выставит на открытое место, а когда те появятся — стреляет в свое удовольствие. С Игорем был еще один бедолага, но когда того ночью сожрали крысы, парень решился на побег... Вот такая грустная история.
—   И что мне с тобой, горемычным, делать? Тато, как? Не против попутчика?..


* * *

—   Так и пошли они втроем: Эля — искать родителей, Татошка — ее провожать, а Страшила — спросить для себя ума. И еще ему очень хотелось жить на станции, где все добрые и друг друга любят.
—   А Страшила — это потому, что страшный?
—   Да нет. Он не мог быть страшным, он был очень добрый.
—   А я Страшилу люблю.
—   Конечно, маленькая. Его нельзя не любить. Он очень хороший.
Такой же, как и Старшинов? Или наоборот? Старшинов — как Страшила? Эх, только бы не запутаться, а то получится вместо доброй сказки грустная история...
—   А Страшила нашел себе станцию?
—   Подожди, куда торопишься! Давай по порядку, там знаешь еще сколько приключений, ого-го! Продолжаю?
—   Продолжай!
—   И вот наша троица направилась прямиком к Парку культуры, где тот самый туннель до Изумрудного города, помнишь?
—   Ой! — девочка испуганно зажала рот ладошками.
—   Что такое?
—   Так это совсем рядом...
—   Тс-с-с... Тихо, — Лев приложил к губам палец, — никому! Пусть это будет нашим секретом! Хор?
—   Хор,— едва слышно произнесла Оленька. — Давай дальше.
—   И вот шли они, шли, а потом встретили Железного Дровосека.
Заметив удивленный взгляд Оленьки, Лев вдруг сообразил, что девочка понятия не имеет, кто такой дровосек.
—   Дровосек — это кто рубит деревья на дрова. Ты картинки с деревьями видела? Вот раньше их срубали и сжигали для тепла.
Девочка открыла было рот для своего извечного «почему», но Лёвушка опередил:
—   Потом расскажу, а сейчас — сказка.
Оленька покорно кивнула. Мужчина продолжил.
—   А железным он был потому, что его из железа сделали.


* * *

Парк культуры жил обычной жизнью: караваны, челноки, торговые ряды, толпы народа продающего и покупающего... Если бы не Игорек, в подобной суматохе троица вполне могла бы затеряться, но негра в Московском метро образца 2033 года встретишь не часто. Сначала Эля хотела замаскировать экзотическую внешность, надев на парня респиратор. Но, подумав, отказалась от затеи — так Старшинов выделялся еще больше и вообще мог вызвать вполне обоснованные подозрения.
С родной Октябрьской Элька сбежала, успев захватить с собой лишь самое необходимое, и только потом поняла, что совсем не готова к путешествию. Выход был один — прикупить все это, пока есть возможность.
От обилия товара разбегались глаза, но вот того, что могло бы им пригодиться, девушка всё не находила. Она уже отчаялась, когда наткнулась на палатку, перед входом в которую было разложено как раз то, что и было нужно.
Внешний вид продавца отнюдь не располагал к доверительной беседе. Жизнь, видимо, основательно потрепала его: многодневная щетина едва скрывала шрамы — свидетельства бурной молодости, а мешки под глазами выдавали любителя снять стресс в местной забегаловке. И в довершение картины — застиранная тельняшка и выцветший, когда-то голубой берет. Картина достаточно неприглядная.
Правда, и мужчина отнесся к ним с подозрением: хоть и была станция похожа на Вавилон в пору расцвета, такая компания встречается не каждый день. Да и озолотить его они вряд ли смогли бы.
—   Что желаете, молодые люди? — мужчина поднялся, и сразу стало ясно, что вместо одной ноги у него протез, да и левая рука, как оказалось, тоже искусственная.
Увидев, что девушка смотрит на него с удивлением, недовольно буркнул:
—   Что, не нравлюсь?
Элька покраснела и испуганно отвела глаза. Мужчина немного смягчился.
—   Да ладно, не бойся. Не обижу, — он хрипло засмеялся. — Так чего надо-то?
—   Веревку, вот... Ну, и чтоб через реку переправиться...
—   Так вы из этих, тоже в Изумрудный город намылились.
—   Почему вот обязательно туда? — девушка испуганно огляделась по сторонам — не слышит ли кто.
—   Потому что тут таких как вы по сто человек в день проходит.
Увидев, как от удивления распахнулись глаза девушки, рассмеялся.
—   Ну, не сто, и не каждый день, но частенько. Так что вы там забыли-то, рассказывайте.
Элька сама не заметила, как всё выложила незнакомцу.
—   Значит, к родителям собралась... Авантюристка ты, вот что скажу. Но — молодчина. Мне вот тоже иногда хочется бросить все, и тоже туда... Говорят, врачи там хорошие, может, и мне помогут. Если не сказки все это. А то ржавею уже, плесенью покрываюсь, как стены в туннелях, — он грустно усмехнулся и неожиданно добавил: — Да хоть и сказки... Ну, что, возьмете с собой? Пригожусь ведь, ой, пригожусь...
Девушка не успела ничего возразить, да и вряд ли ее отказ повлиял бы на решение этого странного человека.
—   Тогда приятно познакомиться, — он протянул руку. — Виктор. Виктор Железняк, почти как знаменитый матрос. ВДВ, Чечня, Дагестан, Ингушетия.
В отличие от Железняка, для Эли все эти слова ничего не значили, он понял это, смутился.
—   Ты извини меня, это я так, ностальгия...
Сборы не заняли много времени. Перекусив, группа отправилась в путь.
Несмотря на увечье, Железняк передвигался достаточно быстро, знал все ходы-выходы, потайные туннели, так что с таким проводником компания быстро, минуя посты, пробралась в туннель, ведущий к заветной цели.


* * *

—   И Железный Дровосек тоже отправился в Изумрудный город. Путь обещал быть опасным, и он взял с собой топор, инструменты и масло, чтобы вовремя смазывать свои железные суставы и не заржаветь по дороге. Дружная компания через потайной лаз пробралась в туннель, который вел прямо к Изумрудному городу. Им осталось пройти совсем немного, но вдруг, в самом неожиданном месте, на путешественников напал лев!
—   Ой, такой же, как ты?
—   Нет, настоящий. То есть он не превращался в человека, не умел.
—   Он их съел?!
—   Нет, Оленька, конечно же, нет. Лев никого не съел. Он не мог, он был трусом. Трусливый Лев, вот кто это был.
—   Разве львы бывают трусами?
Мужчина ответил не сразу, казалось, он вспомнил что-то свое, и не очень приятное.
—   Не все. Но этот лев был...


* * *

—   Долго еще? Я боюсь... Крысы. Боюсь!
—   Эй, блаженный, бурчать кончай, — Железняк устал больше остальных — давал знать возраст, да и протез нещадно натирал, поэтому постоянное ворчание Игорька раздражало его.
—   Не бурчу, боюсь, крысы!
—   Господи, Игорь, какие крысы? У нас Татошка, он тебя в обиду не даст. Мы все не дадим!
Все остальное случилось одновременно и неожиданно. Сначала рядом что-то зашуршало, Игорёк, услышав шум, страшно закричал и бросился бежать, но споткнулся, толкнул Железняка, и тот выронил фонарь.
—   Всем стоять и продолжать бояться! — голос был неприятный, резкий и шел непонятно откуда.
Татошка зарычал.
—   Пса держи! Иначе всех перестреляю! — звук передергиваемого затвора не оставил сомнений в серьёзности намерений неизвестного.
—   Проходите мимо! Не трогайте нас! Проходите мимо! — запричитал Старшинов.
—   Молчать! Пожитки на пол и бегом отсюда! Раз... Два... Ой! Бо-ольно!
—   Ну, кто у нас тут такой грозный? Блаженный, держи фонарик, а то мне неудобно. Да не бойся, не кусается он больше! Мастерство не пропьешь!
Увечье не помешало Железняку подобраться к разбойнику, и теперь тот, тихо поскуливая, с заломленной за спину рукой, сидел у ног бывшего десантника. Рядом валялся кусок металлической трубы, который тать, видимо, использовал вместо рупора.
Татошка вдруг сорвался с места и бросился на Железняка. Тот от неожиданности отшатнулся, выпустив руку задержанного.
—   Тато, стоять! Стоять, кому сказала!
Но псина словно не слышала хозяйку. Не обращая на десантника никакого внимания, Тато вдруг стал ласкаться к разбойнику: повалил на пол и с упоением стал облизывать лицо.
—   Татошечка, псинка, хороший ты мой!
—   Лёвка... Барышников!! — теперь и Элька узнала грабителя. — Так вот на какие заработки ты ходишь! Подонок!
—   Ты знаешь его? — Виктор был удивлен.
—   А то! Лёвушка Барышников собственной персоной. Бабский угодник, — Элька не удержалась, и плюнула в его сторону. — Понятно теперь, откуда все те цацки, что ты нашим курицам таскал!
—   О, типа местный Робин Гуд, — засмеялся Железняк.
Лёвушка наконец освободился от собачьих объятий.
—   Элька? А ты-то каким ветром сюда?
—   Бесстыжий ты, Лёвушка. Трус и подонок. Жаль, побрякушки твои дома остались. Ну, ничего, вернусь — всё повыкидываю!
—   Ладно, хватит антимонию разводить, — нахмурился Железняк. — Предлагаю доставить этого на ближайшую станцию, думаю, там будут рады узнать, кто у них пошаливает.
—   Нет! — Лёвушка затрясся от испуга. — Не надо, пожалуйста! Они же убьют меня!
—   Так не воруй...
—   Элька, Элечка! Поверьте мне! Я не буду больше, только не надо на станцию!
Элька засомневалась: Барышников, хоть и оказался вором и подонком, но все равно был свой, с детства знакомый.
—   Нет, Вить. Он прав, убьют там. А я не могу так. Пусть катится на все четыре стороны.
—   Как скажешь, зубы-то мы у него вырвали, — с этими словами Железняк продемонстрировал старенький ТТ. — Проваливай. И Бога благодари.
—   Возьмите меня с собой... Пожалуйста. Я пригожусь, вот увидите.
—   Лёвка, ты хоть знаешь, куда мы идем?
—   Да хоть куда. Возьмите?
Собственно, а почему бы и нет? Взяли же они блаженного Игорька или Железняка? Этот-то чем хуже. А оставишь тут — пропадет.
—   Хорошо. Только будешь воровать — сама убью.
Сказала — и испугалась. Но точно знала — убьет, если что.


* * *

—   Трусливый Лев сказал Эле: «Возьми меня с собой. Я попрошу у Великого Гудвина храбрость, и он обязательно мне ее даст!» «Хорошо, — ответила Эля, — ты пойдешь вместе с нами по Дороге, вымощенной желтым кирпичом».
—   Какой смешной этот Трусливый Лев. Прямо как ты. А Эля не заблудится? Метро такое огромное...
—   Нет, конечно же, нет. В Изумрудный город есть волшебная дорога.
—   С желтым кирпичом?
—   Ну да. Только вот открывается она не всем, а только тому, кто верит в хорошее и желает только добра.
—   А Эля верила?
—   Конечно, Оленька. И Эля, и Дровосек, и Страшила...
—   И Лев?
—   И Лев, и Татошка. Они все верили в хорошее и никому не хотели зла...
—   А долго им еще идти?
—   Нет, не долго. Но по пути их ожидало много-много разных приключений, интересных встреч... и жутких опасностей.


* * *

Элька никогда раньше не была на радиальных станциях, тем более на такой дальней, как Спортивная, или, как принято было ее называть на Красной ветке — Коммунистическая. Жизнь тут словно замерла, остановилась, как старые ходики, которые забыли завести. Местные торговцы едва сводили концы с концами: свои были беднее церковной крысы, а гостям тут делать нечего. Правда, иногда появлялись смельчаки, которым сказка про Изумрудный город покоя не давала, за счет них и жили.
Станция производила удручающее впечатление, но перед дорогой надо было немного передохнуть. Железняк, в котором все признали старшего, назначил выход через два часа и отправился в местную тошниловку перекусить перед дорогой. Лев и пес составили ему компанию, но первый быстро оттуда слинял. Татошка же вмиг очаровал местного повара и теперь грыз косточки, любезно им предоставленные. Эля, как и Старшинов, от обеда отказалась: какая тут еда, когда, может, уже через несколько часов она встретит родителей. Девушка устроилась на краю платформы, рядом с Игорьком, который мирно дремал, прислонившись к колонне. Уснуть она бы не смогла, но хоть посидеть немного... И не заметила, как задремала тоже. Разбудил ее Лев.
—   Слышь, Чудо, как там у фашиков-то?
—   Чт-то? — испуганно переспросил Старшинов. — Чт-то у фашиков?
—   Лёвушка, отстань от парня, чего привязался?
—   Да ладно, Эль... Я ж не со зла, просто любопытно, как у них житуха. Никогда там не был, а много чего слышал.
—   А ты сходи туда, — съязвила девушка. — Или как у вас там... Гастроль организуй.
—   А что? — смутился Лев. — Надо будет и организую.
—   Страшно там, — почти шепотом сказал Старшинов.
Бетонная стена, покрытая трещинами и заплесневелыми разводами, напомнила ему те страшные дни, когда Ганс со своими дружками вытаскивали его наверх. На станцию по большим праздникам заезжало с визитом все руководство Рейха. Причина такого внимания к заштатной, в общем-то, станции, была проста: Ганс, ее начальник, знал, как угодить своим командирам, и не только хорошим обедом. Главной его фишкой была охота...
Про охоту в Рейхе ходило много слухов. Говорили даже, что «приманке», которая переживет три охоты, Ганс дарует свободу. Верилось с трудом, но один из сокамерников Старшинова, юркий китаец Ли, умудрился уже дважды перехитрить судьбу и с нетерпением ждал, когда настанет день освобождения...
До этого Игорь ни разу не покидал пределы метро. Ему было страшно, но и одновременно любопытно — как там, наверху? Настоящий ужас охватил Старшинова потом, когда его вытолкнули из павильона. Мир оказался огромным. Таким огромным, что перехватило дыхание, и сердце приготовилось выпрыгнуть из груди. Подталкивая прикладами, его подогнали к памятнику, стоящему прямо посередине площади, и приковали цепью. Охота началась...
Спустя какое-то время Игорь пришел в себя. Он понятия не имел, что ему предстоит, но понимал: паника сейчас не самый лучший его союзник. Парень осмотрелся, прикидывая, что может помочь ему, а что, наоборот, представляет опасность. Когда-то это было очень красивое место, но сейчас вокруг виднелись лишь кучи строительного мусора, словно плесенью облепленные каким-то мелким кустарником. Пунцовые, зеленые и даже белые кусты были везде, они заполнили все пространство, подбираясь к подножию памятника. Сказочная и одновременно жуткая красота...
Неожиданно взгляд Игоря наткнулся на людей, и парень вздрогнул. Странного вида, вооруженные мечами и луками, они пробивались сквозь непролазные заросли. И лишь спустя мгновение Старшинов понял: и люди, и заросли были нарисованы на огромном полотне, прикрепленном на фасаде полуразвалившегося здания. Он прочитал обрывки: «Хоббит и Пу... Смау...» Игорь так и не узнал, что это такое было. А вот про памятник выяснил. И после этого уже не так боялся охоты, свято веря, что Пушкин не даст в обиду своего пусть дальнего, но родича. Памятник ли этому виной или его личная заслуга, но он побывал в роли дичи трижды, и трижды оставался жив.
Но никакой вольной Игорь не получил... Вместо этого отправился в туннели, отгонять крыс...
—   Так что, памятник-то стоит еще? — словно сквозь пелену услышал он голос Льва.
—   П-пушкин? Ст-тоит...
Старшинов неожиданно для себя улыбнулся. Впервые за последнее время.


* * *

До сбора оставалось еще с полчаса, которые надо было как-то убить. Некоторое время Элька бесцельно бродила по станции, пока не прибилась к небольшой группе местных, что коротали время у костра. Один из них, как только девушка присела, начал рассказывать. Явно для нее.
—   Слышали о маяке, что с МГУ светит? Нет?
—   Что за маяк?
—   Обычный. Сталкерам из Изумрудного города дорогу показывает, где реку перейти лучше.
—   Димк, брешешь! Там через реку один путь — мост!
—   Это для тебя один, а у них, может, свои дороги. Изумрудный город же.
—   Да кто его видел, этот город? Считай, в двух шагах от нас, а ничего не знаем. Придумал ты все.
—   А вот и нет. Сам этот свет видел! Я однажды выводил парочку любителей приключений. Так вот, засекли, в последний момент уже — моргнул ярко желтым, и все, погас.
—   А давно было-то?
—   Да с месяц назад...
Маяк... Вот бы им увидеть этот свет!..

Эля нашла Железняка в тошниловке. К нему уже присоединился Лев, а в стороне девушка заметила и Игорька. Компания в сборе... Вначале ей показалось, что мужчины напились: на столе, помимо остатков еды, стояла бутыль местного пойла, а свободные стулья рядом заняли два аборигена весьма маргинального вида. К столу Эля подлетела фурией, готовая учинить расправу, но вовремя спохватилась: пили только маргиналы, а Лев и Железка были трезвы. Она тихонько встала за спиной Льва и прислушалась к разговору.
—   Эх, Кошечку бы вам в подмогу. Она тут все потаенные тропы знает. Не глаз, а рентген!
—   Нашел кого советовать. Она же бешеная. Неизвестно чего ждать!
—   Кошка? А где ее найти? — Лев, кажется, не обратил внимания на предостережение второго собеседника.
—   Да вы немного с ней разминулись. Пару дней назад повела очередных джентльменов удачи, — хихикнул первый.
—   Вернуться когда обещали?
—   Ха! Вернуться! — маргинал удивленно вскинул брови. — Вы как с Луны свалились. Кто ж такое в наше время обещает? Да и потом, — он продолжил шепотом, — они тоже в Изумрудный собрались. Отсюда все туда идут... Только вот не все возвращаются... Будь он неладен, город этот!


* * *

—   Шли наши путешественники, шли, и вдруг дорога закончилась.
—   Ой, а как же...
—   Ну, она не совсем закончилась, просто впереди была огромная быстрая река! Ты знаешь, что такое река?
—   Знаю! — девочка подскочила на кровати.
—   Ты куда? Лежи!
—   Картинку покажу! С рекой.
—   Да лежи ты! Я верю, что есть картинка! Лежи!
Оленька послушно улеглась обратно.
—   Ну, вот, дошли они до реки и стали думать, как им переправляться на ту сторону. Главное — не намокнуть, а то беда: у Страшилы от сырости смоются с лица краски, а Дровосек просто заржавеет. А еще надо было бояться чудовищ — летучих обезьян. Обезьяны эти охраняли Изумрудный город и расправлялись с каждым, кто пытался нарушить покой его жителей...
—   Мне страшно...
—   Не бойся, наши друзья со всем справятся. Если ты, наконец, будешь спать!


* * *

Поверхность встретила пронизывающим ветром. Тут, у реки, на открытом месте, его порывы сшибали с ног. Элька сразу же пожалела, что, как и все остальные, вместо противогаза решила воспользоваться респиратором — все бы теплее было.
—   Холодно как...
—   Держись, Принцесса! Доберемся — нагреемся.
Самому Железняку, казалось, холод был нипочём.
Преодолевая бешеное сопротивление встречного ветра, путешественники подошли к мосту.
—   Евпатий твою Коловрат...
—   Лёвушка, ты чего? Корнями своими похвастаться решил?
—   Да нет... Мост. Раньше он мне не казался таким страшным.
—   Раньше все казалось другим. Как там... у англичан: «мартини было суше». А у нас водочка да с грибочками такую вкусовую палитру выдавали... Ну да ладно. Двигать пора, нечего лясы точить! — Виктор посмотрел на мост. — За часик управимся. Если не помешает никто.
Страшным был не только мост. Даже если отбросить, не брать в расчет всеобщую разруху и запустение, картинка была еще та... Привычных глазу деревьев и кустов не осталось вовсе, вместо них земля произвела на свет уродцев. Или уродищ, это — в зависимости от размера. Если Элька никогда не видела нормальных растений, Железняка, как и Старшинова, вообще трудно было чем-то удивить, то Лев при виде этой адской смеси форм и расцветок пришел в уныние.
—   Господи, что тут наворотила мать-природа! Никогда бы не подумал, что такое возможно!
Ему было с чем сравнивать...
Вот он, студент престижного университета, гуляет с Машкой по Нескучному саду. В Москве вовсю бушует весна. Тонкий аромат цветущих яблонь, запах свежей земли и первоцветов, сами деревья, похожие на невест в день бракосочетания, и цветные салюты, озаряющие московское небо...
—   А вот тут, Маш, снимают «Что? Где? Когда?», — чуть забегая вперед, Лёвушка показывает на небольшой особнячок с беседкой, скрытый в тени деревьев.
—   Правда? — смеется девушка. — Откуда ты все знаешь?
—   Правда, правда! — Льву нравится удивлять ее, и пусть многие истории выдуманы им «на ходу»: Маша приехала из провинции, о многом знала лишь понаслышке, поэтому легко верила «коренному» москвичу.
—   А сейчас мы с тобой поедем в Парк Горького! Любишь аттракционы?
—   Ура! Ура! — захлопала она в ладоши...


* * *

—   Э-эй, Лев Тигрович, не заснул часом? Пора двигать, говорю!
Легко сказать — пора двигать. На первый взгляд мост почти не пострадал — по крайней мере, все пролеты были на месте. Но доверия сооружение все равно не внушало: мостовое полотно сильно пострадало, черная, бурлящая у боков вода, казалось, была совсем рядом. Проход затрудняли и горы строительного мусора, в который превратились колонны метрогалереи. Время от времени попадались достаточно свежие экскременты — знак того, что мостом пользовались не только люди. Или вообще все, кроме людей.
—   Ну, нагрелись? — Виктор засмеялся.
И в самом деле, десять минут «бега с препятствиями» — и ветер из ледяного превратился в просто прохладный.
—   Тогда не стоять! А то прохватит еще!
—   Или промокнем, — Лёвушка указал на тучу. — Дождь будет.
—   Да уж, погода шепчет, февраль, а дождик. Хотя... Раньше вот поговорка была: «Февраль: я воду подпущу! Март: а я корове рог набок сверну», — заметив недоуменные взгляды попутчиков, Железняк пояснил: — То есть мороз ударит.
Рев услышали, когда до конца оставалось всего ничего.
—   Клыканы... Черт их принес! Невовремя как! Так. Ноги в руки — и чтоб через минуту я даже сопения вашего не слышал.
—   А ты??
—   Сдуло!
Выражение лица у Железняка было таким, что спорить никто не решился.
—   Надеюсь, он знает, что делает, — Лёвушка, хоть и подчинился приказу, немного замешкался, надеясь в случае чего прийти на помощь.
Железняк догнал их минут через пять, а сразу после этого послышались один за другим два взрыва.
—   Ну, вот... Сработало. Поднажмем, ребята! Пока стая обедает, у нас есть фора.
—   Они что, своих едят? — Элька сморщилась от отвращения.
Железняк удивленно вскинул брови:
—   Девочка моя, а чем их дохлый сородич хуже тебя? Мясо — оно и в Африке мясо! И не стоять! Бегом! — И добавил про себя, чтобы не услышали остальные: — А то жратвы на всю братию не хватит, и до нас очередь дойдет...
Препятствие обнаружилось совсем неожиданно: часть последнего пролета моста обрушилась и одним концом ушла под воду метрах в пяти от берега.
—   Приплыли...
—   Не боись, народ. С вашим бараньим весом по льду переберемся. Думаю, выдержит.
Молчавший почти всю дорогу Игорёк вдруг заговорил:
—   Не пойду. Боюсь. Не пойду.
Он выглядел настолько испуганным, что даже Железняку стало понятно — силой тут не возьмешь, не получится. Но где, черт его дери, взять время на уговоры? И в этот момент с противоположного берега ударил ярко-желтый луч прожектора. Он светил лишь несколько мгновений, но этого было достаточно — все, даже насмерть перепуганный Старшинов, воспряли духом.
—   Благодарю тебя, Великий Гудвин! Вперед!
Надежда окрыляет, надежда хранит... Отряд спустился к реке без задержек, и теперь предстоял последний рывок. Убедившись, что лед достаточно крепкий, Лёвушка осторожно ступил на него.
—   А-а! — закричал вдруг Старшинов, указывая на небо.
Птицы. Сколько их? Сто? Тысяча?
—   А вот теперь мы будем драпать все. И очень быстро!


* * *

—   Эля, Тато, Страшила и Железный Дровосек благополучно перебрались через реку. Но в этот момент в небе появились Летучие Обезьяны. У них были огромные крылья, острые когти и зубы. И еще их было очень-очень много...
—   Страшно, страшно! Плохой Лев! Зачем позвал Обезьян?
—   Оленька, Обезьян послала злая волшебница, а я просто сказку рассказываю. Но не бойся, все же хорошо закончится!
—   Они победят?
—   Эля и остальные? Конечно! Так что, рассказывать дальше... или завтра?
—   Нет, нет, рассказывай!


* * *

Наверное, судьба их все-таки хранила: отряду удалось перебежать к берегу до первой атаки летучих тварей. А потом началось... Что это было? Вороны ли, чей облик изменился до неузнаваемости? Или помесь сразу всех пернатых, что когда-то существовали? Природа — большая шутница. Железняк поймал себя на мысли, что твари вполне бы сошли и за летающих кур.
Они не удались размерами, однако брали массой. Стрелять в птичек было практически бесполезно, но оказалось удобно отбиваться обычными палками. Первым догадался «поиграть в теннис» Лев.
—   В круг, все встали в круг! А-а-а!
Крики, хряканье ломающихся костей, кровь — птичья и людская... Несколько минут атаки всем показались вечностью. Птички, изрядно потрепав отряд, принялись заходить на второй круг. Хорошо еще, что твари, видимо, могли атаковать только с лету.
—   Вот гады! Протез уперли! Чтоб им подавиться!
—   Угости еще ногой, вдруг подумают, что несъедобные, отстанут, — Лев нервно рассмеялся. — Прятаться надо. Срочно. Второй атаки не выдержим.
—   Тогда руки в ноги... Бегом, марш!
—   Вам, товарищ Железняк, еще до шуток...
Развалины вестибюля были хоть и плохим, но все равно — укрытием. Балки и перекрытия не давали птицам нападать привычным способом, гасили им скорость, однако, увы, не останавливали. Твари пытались пробиться под своды метромоста и достать, выклевать оттуда неуступчивых жертв. Свист, крики, выстрелы... Вот одна гадина зацепила Железняка. Она оказалась настолько сильной, что потащила его прочь из укрытия.
—   Ах ты, зараза! — Виктор с размаху треснул ее по голове. — Ничего не боятся, вот сволочи!
В этот момент под развалины влетели сразу несколько крылатых бестий. А потом прогремел взрыв...
Когда люди пришли в себя, мерзких птичек уже и след простыл.
—   Черт, что это было? — Лев закашлялся. — Какому идиоту пришло в голову гранату рвануть? Элька, ты как?
—   Живая.
—   Железяка?
Вместо ответа раздался стон. Элька бросилась на голос.
—   Витя? Витенька, как ты?
—   Не дождетесь... Выбраться помоги. И блаженного найдите. Не иначе он рванул. Вот идиот...
Игорь лежал прямо у выхода. Эльке показалось было, что парень погиб.
—   Да живой он, Принцесса, не реви. Давай лучше думать, как мы их дальше потащим.
—   Потащим! Мы же почти пришли, правда ведь? Лёвушка?
—   Правда, Принцесса. Сейчас придумаем чего-нибудь, и вперед! На Изумрудный город! А там помогут! Там обязательно помогут! И добрый Гудвин всем нам выдаст по заслугам! Тебе — мамку с папкой, Железяке нашему — руки-ноги новые, Игорьку — ума-разума... Хотя нет. Этого у него и так в достатке. Не рвани он гранату — не отбились бы мы, Принцесса...
—   А тебе? Тебе чего там надо?
—   Мне-то? Друзей повидать... Диньку Горина, дурачка бородатого... Ну, и еще чего-нибудь! — Лев рассмеялся.
Девушка недоуменно смотрела на него, а потом захохотала и сама. И только пес завыл, подняв морду к небу...


* * *

Лев замолчал. Все-таки хорошо, что в палатке темно, и девочка не видит слез.
—   Дядя Лев? Ты спишь? — Оленька говорила шепотом, боялась его разбудить.
Он ответил девочке, так же тихо:
—   Не-ет. Просто сказка закончилась. И вот теперь пора засыпать. Даша придет, ругаться будет.
—   Не будет. Она добрая. А Великий Гудвин исполнил все желания?
—   Конечно! На то он и великий. Эля нашла родителей. Железному Дровосеку сделали красивое шелковое сердце, и оно забилось у него в груди. Страшиле дали самый острый ум. Теперь, когда он думал, то у него в голове шевелились иголки и булавки, из которых этот ум состоял.
—   А Лев? Он стал храбрым?
—   Конечно! Гудвин сварил ему напиток мужества, Лев выпил и стал самым смелым львом... Спишь?
Девочка не ответила. Наконец-то уснула.
Лев усмехнулся. Изумрудный город... Сказка... Хорошая. Сказка исполнения желаний... Кажется, и его желание исполнилось. Вот оно, тихонько посапывает в темноте. А с Бастиндой он договорится... Не подерутся, глядишь. А уж он будет хорошим отцом. Настоящим!