Я люблю свою семью. Люблю, не смотря на то, что часто ссоримся, не смотря на то, что я слышу тихие всхлипывания мамы или сестры по ночам. Люблю то, как все мы вчетвером улыбаемся друг другу за завтраком, несмотря на обиды. И кто бы, что не говорил, это не лицемерие, потому что худой мир лучше любой войны. Тем более войны в семье, между родными людьми.
В доме работает сплит-система и я, попивая чай, посмеивался над проходящими под нашими окнами людьми, что изнывали от летней жары. И как бы я не подшучивал над ними в своем воображении, скоро кто нибудь еще будет смеяться надо мной.
Через пару часов я уезжаю на лето в глухую деревню на все лето. В последний раз я был там еще совсем маленьким. И радовался тем моментам, когда смогу отдохнуть от опеки родителей, вдоволь накупаться в местной речке и поесть запеченную на костре картошку. Теперь же меня туда отправляют в виде воспитательного «трудового» момента. Тетке нужно помочь с безразмерным огородом. В общем, будет, чем заняться. И мне кажется, после такого лета в колледж я буквально побегу. На парах сидеть гораздо проще, чем копаться в земле попой к верху на жаре в куче комаров.
Меня аж передернуло, когда я все это представил. Да и отец был не очень то доволен. Ему совершенно не улыбалось вести меня около пяти часов на машине, без кондиционера, в область, а потом еще ехать обратно столько же.
Только матушка, да и ее сестра, выше названная тетушка радовались предстоящему мероприятию. Уезжаю не только я, но и моя сестра уматывает на лето в другой город, на подработку. Устраиваем родителям своего рода отпуск.
И вот ради этого отпуска отец заводил машину, тихо бормоча что-то себе под нос. Я закинул сумку на заднее сидение, а сам устроился на переднем, сразу вставив в ухо один наушник. На что отец снова ругнулся, и напомнил мне, что безопаснее было бы ремень пристегнуть, а не пробки в уши вставлять.
Мне нравится, как ворчит отец. Он делает это беззлобно, но всегда с подковыркой. Я в некоторой мере перенял у него эту привычку.
В машине было жарко и пыльно. Я мечтал о душе, о ванне, да что там, сейчас бы и бочка с водой подошла. Главное оказаться не в этом раскалённом куске железа в пыли и горячем ветре. Отец, в общем-то, разделял мое настроение. Поэтому мы оба просто невероятно обрадовались появившимся на горизонте домикам. Деревня близко. Ближе. Еще ближе. Я уже стал различать запах сена, и еще некоторые запахи присущие только деревне и домашнему скоту, как машина заглохла.
- Да что это такое. – При мне еще ни кто не вкладывал в одну фразу столько обиды и отчаяния. Я даже улыбнулся, но ничего в поддержание не сказал. Просто вышел из машины, по примеру отца.
День переходил в вечер, и стало немного прохладнее. Я с удовольствием вдохнул свежий воздух. Здесь он сильно отличался от городского. Даже голова немного закружилась.
Отец поднял капот и что-то подкручивал во «внутренностях» машины. А я огляделся и увидел поодаль деревни, как мне показалось заброшенный дом. Было видно, что балки его давно прогнили, но стоял он крепко.
Скорее всего, таких домов в этой деревушке немерено. Люди уезжают в город в поисках лучшей жизни. И я их прекрасно понимаю. В деревне не получишь нормального образования, не заработаешь много денег. Конечно, в ней есть и свои плюсы, но как по мне, как минусов явно больше.
И тут в заброшенном доме загорелся свет. Неужели кто-то все-таки там живет. Вот это сюрприз.
- Антон, иди ка ты в деревню, попроси, чтоб трактор прислали, на буксире до Светланы машину дотащим. – Отец прилично перепачкался и определенно устал. Похоже, у него не получится уехать сразу. Останется у тетки на пару дней, пока машину не починит.
Я сделал все, как он сказал и уже ближе к ночи мы с ним после баньки попивали квас во дворе у тети Светы. Моя тетя, мамина сестра, была женщиной в теле. И из-за солнца выглядела старше своих лет. Муж ее давно спился и ушел куда-то. Единственная дочь уехала в столицу, там вроде и замуж вышла. Так что тетя Света живет одна и никому об этом не жалуется.
День выдался суматошным и после баньки я понял, что хочу спать. И опять же сегодня мы с отцом были невероятно солидарны. Тетя уложила нас в разные комнаты, и дом погрузился в тишину.
За то с утра шума стало немерено. Умыться, позавтракать, и за дела. Я на огород, отец снова занялся машиной. Когда он вчера звонил матери, рассказывал о случившемся, она была не шибко то довольна.
На огороде я ощутил все «прелести» сельской жизни. Грязь, пыль, беспощадное солнце и толпы, просто невероятные толпы комаров. Казалось, из них состоял сам воздух. Отец посмеивался надо мной, когда я извивался, пытаясь смахнуть со спины какого нибудь очень надоедливого жучка или присосавшегося комара.
- Антон, знаешь, почему все начинают курить в армии?
- Нет, - оперся я на лопату, что воткнул в землю.
- Чтобы филонить парни устраивают перекуры. А для перекуров надо обязательно курить. Вроде ничего не делаешь, а в тоже время и куришь.
- А ты тоже курил?
- Да, курил. Но бросил когда с твоей мамой познакомился.
- Она была против?
- Я был против. Хорош прохлаждаться, работай студент.
И я снова принялся за работу. Тетя тоже работала на огороде. И у нее, к моему стыду, получалось гораздо лучше, чем у меня.
И если за завтраком я не смог впихнуть в себя ничего кроме чая, то за обедом я смел свою порцию, так что только за ушами трещало. И тетя дала мне вольную на сегодня. Дав полотенце и рассказав где речка, отправила меня туда. Мне не очень-то хотелось идти туда, знакомиться с местной шпаной. Но если я останусь в доме, то меня в любом случае приобщат еще к какому нибудь делу. Так что я решил, что река меньшее из зол. И как оказалось, не прогадал. Местные только поначалу посмотрели на меня косо. Через час мы уже во всю болтали о разном. В большинстве своем они все были выпускниками местной школы, и подумывали о том, чтобы перебраться в город, для получения нормального образования и работы. Так что иногда наш диалог превращался в допрос с пристрастием. Я отвечал на все вопросы. И вот начало темнеть. Я, было, почувствовал себя неуютно, приехал помогать, а сам гуляю, но потом рассудил логически. Если б был нужен, тетя прекрасно знала, где меня искать, и уж точно бы пришла забрать, ну или послала бы отца. Интересно, смог ли он починить машину?
На пляж пришли двое. Молодая женщина и такой же молодой мужчина. Они явно выделялись. Их кожу нельзя было назвать загорелой. Их фигуры были тонки и аккуратны на вид. Волосы, глаза, пальцы, все, абсолютно все отличало их от местных. Наверное, городские приехали отдохнуть.
- Опять эти, - сказал один из моих новых знакомых с негодованием.
- В смысле?
- На въезде видел дом полуразвалившийся?
- Да.
- Так вот эти оттуда. Странные они. Не работают, не разговаривают ни с кем. Только возле своего дома крутятся, да и летом на речку выходят.
- Разве такое вообще возможно?
- Как видишь. – Наконец-то вклинилась в разговор Катя. Как я понял среди всей компании она самая молчаливая. Кое-что еще не укрылось от моего взгляда. Все смотрели на пару с пренебрежением, отвращением и даже страхом, а она, наоборот, с любопытством. Похоже, что ей очень хотелось поговорить хотя бы с одним из них, просто услышать голос. Но задним умом она понимала, что если так сделает, то остальные отвернутся от нее. Ну, или как минимум посчитают странной. Менять положение, даже в таком обществе, из-за любопытства не лучшая идея.
Я подумал, что с Катей я смогу найти общий язык лучше, чем с остальными.
- Они вообще ни с кем не разговаривают?
- Между собой, наверное, все же разговаривают, но вот с остальными ни разу. – Продолжила Катя.
И тут я увидел тетю. Она довольно оглядела всю честную компанию и позвала меня ужинать. Ребята же взяли с меня слово, что я приду на танцы сегодня в местный клуб. Похоже еще не на все свои вопросы они получили от меня ответ.
Ну что ж, мой поход на реку можно назвать успешным. Я предполагал, что меня и побить могут. И буду красоваться с фонарями под глазами. А теперь можно даже подумать о летнем романе, да и так, веселее дружить, чем драться.
Отец так и не починил машину, но уже отнесся к этому более философски, нежели ранее. Как я понял, после ужина он выпивает с местными мужиками, а утром они идут на рыбалку. Кажется ему тут тоже начинает нравится. Я же перед ужином натаскал воды, поужинал и, осведомившись о расположении клуба, пошел на танцы, как и обещал ребятам. Хотя больше всего мне хотелось снова увидеть Катю. В ее задумчивости было какое-то обаяние.
Не смотря на достаточное количество фонарей вдоль дорог, освещали улицы единицы. Наверное, лампочки постоянно кто-то выкручивает, и все смирились с темнотой по ночам. Все и так веселились.
А вот клуб был освещен очень хорошо, а жаль. Здание было обшарпанное и, похоже, раньше принадлежало советскому колхозу. В нем точно заседали громогласные коммунисты со своими лозунгами навязанными партией. Но сейчас от туда доносились звуки какой-то новомодной песни, от которой уши сворачивались в трубочку. Пожалуй, зайти туда я смогу только в случае крайней необходимости.
Рядом с клубом работал киоск со всякой снедью и пивом разных марок, возле которого собралась молодежь, и компания с которой я уже был знаком. Я сразу почувствовал себя увереннее и пошел к ним. Большинство из них стояло с пивом. Они познакомили меня еще с некоторыми ребятами. И завязавшийся разговор часто прерывался громким смехом. Смеха становилось все больше, так же как и пустых бутылок из-под пива. Был даже сформирован отряд, что отправился на добычу «ядреного» самогона бабы Ани.
Людей становилось все больше и ребята стали разбиваться на более маленькие компании. И я, воспользовавшись моментом, завел разговор с Катей.
- Не грусти. – Я постарался обаятельно улыбнуться, но она так изогнула бровь, что я тут же отбросил эту затею. – Привет, в общем.
- Скучно тут. – Он переключила свое внимание на разросшуюся компанию.
- А где бы тебе было весело? – Вот он мой шанс.
- Пошли к дому тех отщепенцев? – В глазах мольба, руки сложены на груди. Какая милая. Разве я смогу такой отказать. Да и не буду отрицать, возможность подобного приключения радовала меня гораздо больше, чем вероятность напиться до зеленых соплей и заночевать где нибудь под кустом.
- Конечно, пошли. – Мне показалось, что она сейчас начнет подпрыгивать, хлопая в ладоши от радости. Столь любопытной девушке, с пытливым умом не место в этой деревне. Она прекрасна. А я кажется, влюбился. Или просто напился и не заметил этого.
Катя взяла меня за руку и почти поволокла в неизвестном направлении.
- Может они уже спят?
- Испугался? – Она посмотрела на меня с усмешкой, все еще не отпуская моей руки.
- Ничего подобного. Просто сама подумай, они же просто люди. А люди обычно спят ночью. Сколько сейчас, час ночи? Два?
- Если испугался, то так и скажи, нечего мне тут отговорки придумывать. – Теперь ее голос звучал более раздраженно.
- Да ты и сама боишься, иначе бы уже давно сходила одна. – Признаться мне тоже было не по себе. Чувствовал себя каким-то малолетним рецидивистом.
- Да боюсь!
И тут я огляделся вокруг. Лес, темнота и ни души рядом. Даже кузнечики не стрекочут. Тихо, настолько тихо, что уши закладывает. И, правда, страшно.
- Прости, - я приобнял девушку за плечи. – Пойдем, посмотрим на ваших местных чудиков и домой.
Она рассмеялась. А мне все равно было не по себе. Даже ее смех показался в этой тишине зловещим, потусторонним. Такой только в фильмах про приведения можно услышать.
Но мы пошли дальше. И через какое то время все-таки вышли к старому дому, в котором горел свет. Значит, не спят. Вблизи этот дом мне показался еще более загаженным. Казалось, что даже земля перед ним грязная. И мне настолько не хотелось в этом убеждаться, что я отчаянно старался не смотреть себе под ноги, при этом стараясь ступать очень осторожно, немного прощупывая почву перед очередным шагом.
А Катя не унималась. Она залезла на старые бревна, что лежали впритык к дому, осторожно заглянула в окно. Бревна старые и прогнившие, если она упадет, то точно, что нибудь себе сломает.
Я огляделся по сторонам и увидел, что чуть поодаль стоит трансформаторная будка. Это, в каком же количестве они потребляют свет, раз им понадобился такой агрегат?
Шум. Из-под земли идет шум. Даже не так, шорохи и звяканье железа. Я захотел сказать своей спутнице, что пора уходить, но она была поглощена разглядыванием «незнакомцев» и их быта, судя по всему. А один уйти я не могу, не правильно это. А шорохи не затихали. Это погреб. Точно, в частных домах же есть погреба. А в таком наверняка еще и крысы.
От подобных выводов стало немного легче. А шум только нарастал. Казалось, что это уже целый оркестр играет у меня под ухом, а не шорох под землей. И тут мне показалось, что мое сердце остановилось.
Взгляд, кто-то смотрит на меня из-под земли. Много глаз. Они видят меня.
В горле пересохло. И я бы сейчас простил себе все что угодно, хоть крик о помощи, хоть слезы, лишь бы уйти отсюда. Но ноги стали ватными.
Надо успокоиться, у меня просто разыгралось воображение. Но если сейчас я не смогу себя убедить в безобидности всего происходящего, то не смогу спокойно спать по ночам. А что бы убедиться в этом, лучше всего заглянуть, в этот чертов подвал.
Ноги сами понесли меня к дому, а точнее к аккуратно построенному входу в «подземелье», что даже не было заперто. Дверь с облупившейся белой краской чуть скрипнула и отворилась. Я снова услышал звяканье и шорох. Фонарика у меня не было, поэтому я просто включил на телефоне подсветку и пошел по бетонной лестнице вниз. Шум становился все более отчетливым, и я уже было подумал, пойти обратно, как лестница кончилась. Ну и вонь.
Я поднял взгляд и замер. Огромный темный подвал был заполнен детьми. Все они сидели около стен с обеих сторон. Нагие дети,прикованные к железной рейке, что тянулась по стене. На каждом из них был ошейник. От ошейника тянулись цепи, которые как раз таки и были приварены к этой рейке. Все они смотрели на меня с любопытством. Их что, держат здесь насильно?
Боясь произнести хоть слово, я будто завороженный подошел к ближайшему из пленников и присел на корточки рядом с ним.
- Как ты? – Не так. – Как вы все тут оказались? Почему не зовете на помощь? – Я старался говорить тихо, как будто кто-то мог нас услышать.
Но ни кто мне не ответил. А тот из детей с кем я пытался поговорить, медленно протянул ко мне руку и положил свою ладонь мне на лицо, поглаживая. Я не стал отстраняться. Не чувствовал агрессии в этих детях. Но не было в них и страха или паники. Они были спокойны и дружелюбны.
Такая теплая ладонь у этого ребенка. Приятное, мягкое прикосновение.
Я не сдержался и, положив телефон экраном вверх на землю, обнял этого ребенка, мальчика лет восьми или десяти. Это был непонятный мне порыв, который я обязан был исполнить, и исполнил. Приятно. Так приятно обнимать этого ребенка.
Я услышал, как дети закопошились, и открыл глаза пытаясь понять причину такого оживленного поведения. Все они тянулись ко мне, раскрыв руки для объятий. От шока я сначала растерялся, а после чуть не расплакался от того что не могу их обнять всех разом. Цепи не позволяли им далеко отползать от своего места. Поэтому ситуация показалась мне еще более трагичной.
И снова шум. На этот раз я понял, что это открывается дверь подвала и быстро подхватив телефон, стараясь не шуметь ушел в глубь этих «катакомб». Я уже выключил подсветку, но все равно спокойно мог рассмотреть детей. Один из них схватил меня за руку и притянул к себе, да так, что я чуть не упал. Двое рядом сидящих, что были по старше остальных, заставили меня лечь на землю, и накрыли старой пропахшей неизвестно чем тряпкой. По шороху и навалившейся тяжести я понял, что они закрыли меня своими спинами. А я задержал дыхание, прислушиваясь к происходящему.
Шорохи. Звяканье. Объятия. Тот, кто зашел в подвал, обнимает этих детей. Дает им тепло, делится с ними своей любовью. Мне, почему то, стало обидно, так что ком в горле образовался. Как мне захотелось быть одиним из этих детей. Быть всегда только в этом подвале и ощущать только их любовь. Засыпать рядом с ними и просыпаться.
Те, кто зашли в подвал, по шорохам я смог определить, что их двое, уже подошли к моим «защитникам» и обняли их. Я испугался, что меня найдут. И чуть не подскочил, когда женская ладонь стала гладить меня по голове сквозь тряпку. Тепло. Снова это тепло. Больше, я хочу его больше. И, похоже, я сам подставил голову под эти ласки, которые как внезапно начались, так внезапно и закончились, оставив меня на, почему-то, теплом полу.
*
Как я добрался, домой не помню. Но проснулся я в своей постели. Это что? Все это был сон? От подобных размышлений я расплакался. Понятное дело, такого тепла не бывает. Такой семьи не может быть.
Прижав ладони к лицу, я позволил слезам лица без остановки. Пусть выйдут, а с ними выйдет и моя печаль. Хочу, чтобы завтра мне снова приснился тот подвал. Господи, умоляю, пусть хоть в собственных грезах я буду бывать в этом замечательном месте.
В связи с таким необычным для меня утром днем я чувствовал себя очень уставшим, и постоянно зацикливался на какой то мысли. Да так, что тете, либо отцу приходилось меня окрикивать. Я не чувствовал ни жары, ни укусов насекомых, ни голода.
А я ведь не помню, когда последний раз обнимал отца. Может этот сон подсознательно намекнул мне о том, как я люблю собственную семью? Интересно, если я его обниму и почувствую то же самое, что и во сне наваждение уйдет? Хотелось бы верить. И проверить.
Я воткнул лопату в землю и пошел к отцу. Он сидел на крыльце и что-то мастерил. Похоже, тетя все-таки и его приобщила к работе. Без лишних разговоров я обнял отца. И скривился от отвращения, тут же от него отпрянув.
- Антон ты чего? Болит что-то? Ты бледный, какой-то. – Сколько фальши в этих словах. Вот почему те дети не разговаривали. Они знали, что слова это фальшивка, настоящие чувства нельзя выразить словами. Их можно только передать прикосновениями, взглядом.
Меня начало трясти. Озноб и тошнота подкатывает к горлу. Похоже я сейчас упаду в обморок.
- Антон. – Я резко обернулся к калитке, за которой стояла Катя и звала меня. Я ничего не смог ей ответить. – Я так рада, что ты в порядке. Я не смогла тебя вчера найти и ушла одна.
Так значит не сон!
И с этой мыслью я вырубился.
*
Глаза мои открылись только ночью. А в голове крутилась только одна мысль, это не сон. Я вскочил с кровати и снова почувствовал тошноту. Ноги немного подкашивались, но все-таки смогли удерживать меня в вертикальном положении.
Я должен проверить. Я должен снова туда пойти. Сейчас же. Не медля. Поэтому натянув футболку и бриджи, я постарался бесшумно выскользнуть из дома тетки, а затем и из двора. Теперь уже о тишине смысла волноваться не было, и я со всех ног понесся по дороге. Надеюсь, что не заблужусь.
От быстрого и долгого бега у меня пересохло во рту и закололо в боку, но я не останавливался пока не добежал до этого треклятого дома. Не успел я отдышаться, как чья-то рука легла на мое плечо. Я резко обернулся и увидел одного из жителей этого странного дома, в подвал которого я жаждал вернуться. Этот мужчина, он улыбался мне.
- Пойдем со мной. – Такой приятный низкий голос.
Его рука чуть сильнее сжала мое плечо, и мы пошли с ним в дом. Где нас встретила вторая его обитательница. И тут я чуть не расплакался от счастья. Эти двое обняли меня как сына, родного, самого любимого сына. Я так же обнял их обоих, таких теплых, таких родных.
И только когда объятия закончились, я осмотрелся. Внутри дом оказался светлым, но неаккуратным. Повсюду лежали, висели провода и кабели различных цветов. А на стенах висели разнообразные иконы и распятия. На полу была вода. Много воды. Мои кебы промокли насквозь, но это мелочи. Главное, что я стою перед самыми замечательными людьми на свете, а они стоят и любуются мной словно первоклассником, который вот-вот пойдет в школу.
- Мы ждали тебя. – Хозяйка дома чуть ли не плакала от нахлынувших чувств.
- Вы примите меня в семью? – Я затаил дыхание. Вот он момент истины.
- Ты и так часть нашей семьи родной, - она снова меня обняла. – И мы рады, что ты смог нас найти. Конечно, ты можешь остаться.
- Но изначально я должен тебя спросить. – Мужчина улыбался, но голос его был серьезен. – Согласен ли ты молчать во век ради этой семьи?
- Что угодно, только не прогоняйте. – Взмолился я. А женщина только крепче обняла меня и погладила по голове. Она была с меня ростом и имела длинные каштановые волосы с рыжим оттенком. Мужчина был крепко сложенным брюнетом с добрыми глазами.
- Все в порядке милый, - она привстала на носочки и поцеловала в лоб. – Закрой глаза, и больше мы никогда не расстанемся.
Я послушался и закрыл глаза. Прошло всего несколько секунд, но когда я открыл глаза, то почувствовал железо на своей шее, это ошейник. Глаза привыкли к темноте, и я понял, что нахожусь в том самом подвале. Глаза снова стали влажными. Все закончилось, я дома. Вот она связь. Связь с моей семьей. Я дотронулся до ошейника пальцами и только хотел что-то сказать, как понял, что у меня больше нет языка. И про себя улыбнулся. Он мне больше не нужен. Мне больше ничего не нужно.
В подвале загорелись свечи, я прищурился и увидел, что на стенах висели старые гравюры из библейской истории. В них я различил моих новых маму и папу. Так вот оно что. Они и, правда, мои родители, они родители всех людей на земле. Адам и Ева. Самые лучшие и добрые люди. Спасибо вам мама и папа.