Василий уже не обращался ни с какими вопросами к Матфевне, которая сидела неподвижно уже почти чёрт знает сколько времени, не реагируя ни на вопли Василия, ни на тумаки окружающей действительности. Было видно, что в душе что-то происходило, то бурлило, то мяукало, то затихало, замирало и , казалось, она вообще покидала оболочку и моталась в пространстве времени…
Антон тихонечко вышел из инета из письма Киселёвой (детская писательница). Его волновало, что Матфевна давно не забегала в его переписку. Без её дурацких вопросов ему заскучалось… Эта чуднАя бабка плюхалась в его душу, как в чашку застоявшегося чая, размешивая и поднимая неотфильтрованные чаинки …
Наткнувшись на критику её эссе в инете, вспомнил о Марии Владимировне. Та тоже от желания сбалансировать ничегонеделание пописывала. Конечно достойнее Матфевны, которую стало жалко.
- Ты , конечно можешь продолжать медитировать, но вот послушай, как надо реагировать на критику. Таков литературный этикет:
Каждую критическую статью, даже ругательно-несправедливую, обыкновенно встречают молчаливым поклоном . Отвечать не принято, и всех отвечающих справедливо упрекают в чрезмерном самолюбии.
- Так я и написала, что мне наплевать на её мнение. Я же не мню себя писателем. Не поняла, так не поняла… Это её проблемы…
Василий встрепенулся , обрадовался, что Матфевна вернулась в себя.
- Матфевнушка, слава богу, собралась, явилась… Послушай Антона …
- Так вот - продолжал Антон, прохаживаясь вокруг Матфевны.
Но так как критика носит характер беседы вечером , то я не согрешу против этикета, если позволю себе продолжить нашу беседу.
У меня, и у Вас, и у критиков всего мира нет никаких прочных данных, чтобы иметь право отрицать подобную литературу. Я не знаю, кто прав: Гомер, Шекспир, Лопе де Вега, вообще древние, не боявшиеся рыться в «навозной куче», но бывшие гораздо устойчивее нас в нравственном отношении, или же современные писатели… Я не знаю, у кого плохой вкус…
- А моё мнение? И мне нельзя сказать, что у меня плохой вкус?
- Дорогая, я тоже не знаю, у кого плохой вкус… Этот вопрос может быть решен только в будущем. Мы же можем только упоминать о нем, решать же его – значит выходить из пределов нашей компетенции…
- Матфевна, не волнуйся, Антон же говорит, что ты и тебе могут упомянуть, что мол плохой вкус… А на самом деле только время поставит на полочку . - Вставил свои пять копеек в разговор Василий, обрадованный проявке Матфевны.
- Да. - Продолжал Антон - Да и один период, как бы он ни был цветущ, не дает нам права делать вывод в пользу того или другого направления.
- Ой, а сейчас такое пишут, стыдоба. Ерофеев на моём родном без прикрас и синонимов (правильно сказал, Матфевна?) пишет, да и не он один… Хвалят… Говорят талант. Мне понятен, определённо талант.
- Ссылка на развращающее влияние названного направления тоже не решает вопроса. Все на этом свете относительно и приблизительно. Есть люди, которых развратит даже детская литература, которые с особенным удовольствием прочитывают в псалтыри и в притчах Соломона пикантные местечки, есть же и такие, которые, чем больше знакомятся с житейскою грязью, тем становятся чище.
- Вот с этим согласная я. Уж с каким дерьмом работают юристы, не все же становятся дерьмом. - Прокряхтела, наконец-то вышедшая из окаменения Матфевна, вспомнила о табаке и стала искать обрывки газет на закрутку.
- Ты бы завязывала с курением. Сейчас не модно, да и вредно… Так вот я и говорю: Публицисты, юристы и врачи, посвященные во все тайны человеческого греха, неизвестны за безнравственных; писатели-реалисты чаще всего бывают нравственнее архимандритов.
- Это истинная правда - захохотал Василий. - Вот , смотри чё написано на этом кусочке про святош церковных. - Василий развернул закрутку Матфевны и с наслаждением прочитал об арестах в Англии любителей детской порнографии.
- Да и в конце концов никакая литература не может своим цинизмом перещеголять действительную жизнь; одною рюмкою Вы не напоите пьяным того, кто уже выпил целую бочку.
Что мир «кишит негодяями и негодяйками», это правда. Человеческая природа несовершенна, а потому странно было бы видеть на земле одних только праведников. Думать же, что на обязанности литературы лежит выкапывать из кучи негодяев «зерно», значит отрицать самое литературу. Художественная литература потому и называется художественной, что рисует жизнь такою, какова она есть на самом деле. Ее назначение – правда безусловная и честная.
- Я не согласная с тобой. Ты сравнивал художественную литературу с работами Левитана. Он совсем не выписывал в коре вредоносных червей и букашек , разрушающих дерево. Нам было бы неприятно смотреть на оголённую мерзость. Хотя сейчас сплошняком показывают мерзость и в театре, и в живописи ... От этого никому не тало стыдно или не появились возвышенные чувства. Только посмотри что молодёжь делает со своей кожей.
- Я согласен, «зерно» – хорошая штука, но ведь литератор не кондитер, не косметолог, не увеселитель; он человек обязанный, законтрактованный сознанием своего долга и совестью; взявшись за гуж, он не должен говорить, что не дюж, и, как ему ни жутко, он обязан бороть свою брезгливость, марать свое воображение грязью жизни… Он то же, что и всякий простой корреспондент. Что бы Вы сказали, если бы корреспондент из чувства брезгливости или из желания доставить удовольствие читателям описывал бы одних только честных городских голов, возвышенных барынь и добродетельных железнодорожников?
- Однако твои "мерзости" читать не стыдно. А мне смотреть в современной обработке твои пьесы противно до омерзения.
- Литераторы – сыны века своего, а потому, как и вся прочая публика, должны подчиняться внешним условиям общежития. Так, они должны быть безусловно приличны. Только это мы и имеем право требовать от реалистов
- Вот и я о том же… - Матфевна бросила самокрутку в камин (откуда он взялся никому не ведомо, виртуалы же)
- Уф! Утомил я Вас своей тянучкой… Если б знал, что критика выйдет такой длинной, не стал бы писать… Простите, пожалуйста! - и исчез…
- Да письмецо длинное… Но, как и всегда, интересное. Правда, Василий? Наливай…
- Тебе погорячее или покрепче?
Сентябрь 1886г. Москва