Чужая квартира, в которой раньше не бывал, но всё странно узнаваемо. Как собака, ищущая след, обшариваю глазами полки. Извлекаю карманного формата книгу, бумажный фрагмент жизни в доме женщины обожающей Париж.
Первый раз прочитал «Праздник, который всегда с тобой» в студенчестве, первые курсы. Не упуская случай вернуться в прежние времена, открываю книгу в вагоне метро, уходящем с воем в темноту подземной норы. Вой нарастает, кажется, скоро состав перейдёт сверхзвуковой барьер. Вперёд, в прошлое!
«А потом погода испортилась…». Замечательное начало у которого есть прошлое.
«Я уже не раз встречал позднюю осень – ребёнком, подростком, мужающим юношей, и пишется о ней в разных местах по-разному: в одном месте лучше, в другом хуже. Это как пересадка на новую почву, думал я, и людям она так же необходима, как и растениям». [11]
Разновозрастная осень. Пора жизни как время года. Смена почвы необходима, оттого и оказался в той квартире.
«Закончив рассказ, я всегда чувствовал себя опустошённым, мне бывало грустно и радостно, как после близости с женщиной, и я был уверен, что рассказ получился очень хороший, но насколько хороший – это я мог узнать, только перечитав его на следующий день». [13]
Как после сближения – что это значит, узнаешь потом, когда пройдёт время.
«После трудных подъёмов в горах мне доставляло удовольствие ходить по крутым улицам и взбираться на верхний этаж гостиницы, где я снимал номер, чтобы там работать, откуда были видны крыши и трубы домов на склоне холмов». [15]
Когда читал эту книгу первый раз, поразился возможности выбирать место для работы, например, в гостиничном номере. Такая роскошь! У меня ещё долго не было свободы выбора, только общежития.
«Радостно было спускаться по длинным маршам лестницы, сознавая, что ты хорошо поработал. Я всегда работал до тех пор, пока мне не удавалось чего-то добиться, и всегда останавливал работу, уже зная, что должно произойти дальше. Это давало мне разгон на завтра.
В конце концов я писал настоящую фразу, а за ней уже шло всё остальное. Тогда это было легко, потому что всегда из виденного, слышанного, пережитого всплывала одна настоящая фраза. Если же я старался писать изыскано и витиевато, как некоторые авторы, то убеждался, что могу безболезненно вычеркнуть все эти украшения, выбросить их и начать повествование с настоящей, простой фразы, которую я уже написал. Работая в своём номере наверху, я решил, что напишу по рассказу обо всём, что знаю. Я старался придерживаться этого правила всегда, когда писал, и это очень дисциплинировало». [16]
По рассказу обо всём, что знаешь – это мысль.
«Работа – лучшее лекарство от всех бед, я верил в это тогда и сейчас». [27]
Есть талант, или нет, работа – лекарство от бед.
«После работы мне необходимо было читать. Потому что если всё время думать о работе, можно утратить к ней интерес ещё до того, как сядешь на другой день за стол. Необходимо получить физическую нагрузку, устать телом, и особенно хорошо предаваться любви с любимой женщиной. Это лучше всего. Но потом, когда приходит опустошённость, нужно читать, чтобы не думать и не тревожиться о работе до тех пор, пока не преступишь к ней снова. Я уже научился никогда не опустошать до дна кладезь творческой мысли и всегда прекращал писать, когда на донышке ещё что-то оставалось, чтобы за ночь питающие его источники успели вновь его наполнить». [29]
Близость… опустошённость… читать, не думая и не тревожась… источники творческой мысли неизбежно наполняются вновь…
Моя станция. Закрываю книгу. Достаточно, чтобы сравнить восприятие в двух эпохах существования, в двух точках жизни. Кажется, это называют параллакс: из диаметрально противоположных точек орбиты смотрят на звезду, сравнивают углы, зная диаметр орбиты получают расстояние до звезды. Геометрия. Не земля на орбите измеряется, космос. Я измеряю личное время.
Эпоха жизни сменилась, можно выбирать образ жизни, женщину напротив, тему для письма, стол для работы, время дня, город…
Хемингуэй любил пробовать самые необычные блюда. Ему нравилось принимать участие во всём, что обостряло ощущение течения жизни: охота и рыбалка, война и любовь. Жил и писал, потому что жил. Жил, потому что писал. Полвека назад я не мог понять, почему он застрелился; не вязался этот финал с характером человека, много повидавшего на своём веку. Недавно промелькнула версия, что папашу Хэма залечили, электрошок и химия выбили из головы способность сочинять. Кому-то показалось, что он слишком много знал, да и на Кубе прожил подозрительно долго. Праздник ушёл. За ним на последнюю охоту отправился писатель…
Нет уже того дома, тех книг, тех фотографий за стёклами полок, той женщины.
Прав Хемингуэй: лучшее лекарство от всех бед – работа.
P.S. Десять лет спустя, весна сменила лето, книга та же –
«Праздник времени прошедшего»
http://proza.ru/2024/04/20/609