Отрывки про Алма-ату

Владимир Минский
Отрывки про Алма-ату из романа «На переломе эпох»

Читать полностью: роман «На переломе эпох».
https://ridero.ru/books/naperelomeehpoh/
https://sites.google.com/site/zemsha/Home/kniznyjmagazin

Март 1983 г. Алма-Ата.
Городская клиническая больница №4.

Столовая отделения отоларингологии. Десятиклассник Майер, на¬ходящийся в больнице в ожидании операции на гланды, подошёл к окошку раздачи.
– Что у нас сегодня на завтрак?
– Вот, читай, – буркнула розовощёкая повариха, указав на лист бума¬ги, приколотый к дверце.
– Каша гречневая с маслом,.. чай с сахаром,.. – вслух прочитал тот.
Взяв свою пайку, он сел на свободное место, поковырял алюмини¬евой вилкой в сухой безвкусной каше без всяких намёков на масло, попробовал отхлебнуть воняющую содой пресную чёрную жидкость, носящую громкое название «чай с сахаром», поморщился.
– Говорите, с маслом да с сахаром? А где всё это, вы мне покажите, будьте любезны! А?
– А чего это ты тут раскомандовался? Не нравится, не ешь! Кому не нравится, вон, своё жуют! – выпучилась повариха.
– Вот как! Тогда так и пишите, что, мол, каша без масла, а чай без сахара!
– Иди отсюда, умник!
– Ладно! Тогда я буду писать жалобу главврачу!.. – искренне возму¬щался пылкий юноша…
Тут в столовую зашла милая белокурая голубоглазая девушка. Это была его сверстница Ленка, которая с первого дня очаровала Алексан¬дра, да и не только его. Было очень трудно отвести от неё, обворожи¬тельной, свой взгляд.
***
Палата.
– Сашка, ты знаешь, что наш «афганец» Ленку этой ночью зава¬лил? – объявил Саше Петька, сосед по палате, едва тот вошёл.
Афганец – это был израненный солдат-афганец, находящийся в больнице на излечении. Мелкий, плюгавенький, прыщавый, но доволь¬но разбитной. Он сильно хромал, вечно весёлое лицо было посечено уродливыми шрамами. Но несмотря на внешнее ничтожество, он вну-шал не просто жалость окружающих, но и глубочайшее уважение. А де¬вичья жалость порой способна переходить и в нечто большее… Так что самая красивая девушка то ли от слепой влюблённости, то ли от глупой жалости, подарила ему, повидавшему ужасы этой безумной войны, своё самое сокровенное, девственное…
– Не может быть?! – негодовал Майер. С этой новостью Лена, эта милая Леночка, для него словно умерла.
При всём своём глубочайшем уважении к этому солдату он не мог по¬нять, как такое могло случиться. Как этот нежный образ школьницы-не¬дотроги, как этот хрупкий предмет его робкого юношеского волнения так грубо разбился об утёс действительности. «Как жаль, что я не «афга¬нец», – проскочила шальная мысль в голове юноши, – тогда бы…»
– А-а-а, это Вы, юноша, тут шум в столовой подняли! – в палату во¬шёл главврач со свитой.
Майер поднялся с койки.
– Да лежите, лежите, молодой человек! – улыбался сквозь казахский «прищур» главврач. – Какие у вас тут проблемы? Вы на что-то жалова¬лись? Вас здесь плохо кормят? Да-а?
– Да! Ни маслом, ни сахаром даже и не пахнет, не говоря уж про мясо! Вовсе нет ничего! Вы разберитесь, пожалста! – подтвердил юноша.
– Что ж, ладно-ладно! Разберёмся! – поулыбались недобрыми улыб¬ками он и свита, вышли...
«Ну вот, теперь разберутся! – наивно решил Майер и снова ушёл мыслями в историю с Леной, с афганцем, с армией как таковой. – В армию, что ли пойти, в Афган,.. а мож в военное училище сперва по¬ступить, а?..»
– Ну что, борец за правду, давай, на выписку! – через некоторое вре¬мя, в палату вошла медсестра.
– Как на выписку? – удивился юноша. – Меня же ещё не проопери¬ровали?
– Не знаю. Это распоряжение главврача! Он решил, что для твоего же блага операция будет пока излишня, так что лечи свой тонзиллит, – заявила медсестра и тихо добавила с усмешкой, – а в другой раз меньше за правду-матку глотку рви! Будет тебе урок!..

Март 1982 г. Алма-Ата
Никольская церковь.
Никольская церковь. Эта старая деревянная церковь, построенная в самом начале двадцатого столетия*.
(*В 1904 году жители юго-западной части города Верного (Алма-Ата, ныне Алматы), местности, которая в то время называлась Кучугур, присту¬пили к изысканию средств для постройки храма на, так называемой, Зубов¬ской площади. 14 декабря 1908 года новый храм Святителя Николая (Никола¬евская церковь), созданный по проекту архитектора С. К. Тропаревского, был освящен архиерейским служением.
В 1911 году мощнейшее землетрясение в 9 баллов разрушило почти весь город. Однако, как чудо, церковь выстояла среди глубоких трещин в земле.
После революции Никольский храм, сохраняя верность Патриаршей Церк¬ви и Православной традиции, явился оплотом Православия. В конце 1920-х и в 1930-е годы, когда в Алма-Ате был пересыльный пункт ГПУ, в Никольской церкви находили приют сотни сосланных в Казахстан «врагов народа», среди которых было множество духовенства и монашествующих.
В феврале 1936 года церковь была закрыта. В ее помещении разместили музей атеизма. С начала Великой Отечественной войны в церкви была устро¬ена конюшня, а в подвале разместилась военная штрафная рота.
5 июля 1945 г. постановлением Священного Синода была образована упраздненная в 1936 г. Алма-Атинская и Казахстанская епархия, управляющим которой назначен освободившийся из ссылки Архиепископ Николай (Могилев¬ский). В 1946 г. Никольская церковь была вновь передана общине верующих.)
Синие стены с белыми колоннами и оконными сводами, золотыми куполами. Тихо вокруг. Сосульки искрятся на крышах, мокрая снеж¬ная квашня под ногами школьников, весело бредущих по городу после внеклассного организованного просмотра нового кинофильма «Вам и не снилось», увлечённо обсуждая сюжет…
– А давайте зайдём в Никольскую церковь, интересно, как там вну¬три, – предложил Майер своим одноклассникам.
– Да ну!
– Мы же комсомольцы!
– Ещё кто-то увидит! – одноклассники явно не проявили нужного энтузиазма к предложению товарища.
– Да ну вы чё, хватит гнать! Давай зайдём, хотя бы погреемся!
– Вот тебе надо, сам и иди! А мы дальше, догонишь, еже ли чё.
– А я пойду!
– Иди-иди!
– А вот и пойду! – Александр Майер назло товарищам поднялся по ступенькам на высокое крыльцо церкви, обернулся к товарищам. – Если не вернусь, считайте меня комсомольцем!
– Давай!
Одноклассница Маринка, тайно влюблённая в него отделилась от остальных.
– Саша! Постой! Я с тобой!
Девушка уж давно засматривалась на этого рослого парня-одно¬классника, однако он не проявлял к ней, как к девушке, должного ин¬тереса, хотя и догадывался про Маринкины чувства. А ей так хотелось обратить на себя его внимание, обворожить его, околдовать, хоть даже наложить заклятье.
***
Как я хочу заклятье наложить,
Чтобы не смог ты без меня прожить.
Другую обнимал бы не любя.
И чувствовал, что предаёшь себя.
Что б я являлась из полночных снов,
Не растворялась в карусели слов,
Слова и поцелуи в душной тьме
Тоскою обрывались бы во мне.
Жестоко это? Что же, может быть.
Прости, дай бог тебя забыть!
Не вспоминать ни имени, ни глаз!
Забудь и ты и будешь прав сто раз.
Ты будешь прав – и всё же я жалею,
О том, что класть заклятья не умею!
Автор Е. Нартова

 ***

Девушка радостно вбежала по ступенькам, посмотрела проникно¬венно в глаза юноше.
– Ну, Маринка, хоть ты – настоящий друг, ну что, была ни была!
Молодые люди зашли внутрь. Тихо, робко, неуверенно они прошли к середине. Вокруг горели свечи, чадя особым медовым запахом нату¬рального воска, отражаясь в золоченых иконах, смотрящих сочувствен¬но на вошедших. Святые словно изучали их, укоризненно разглядывая этих любопытствующих атеистов, вторгшихся в их священный мир, чуждый этим богоотступникам.
– Краси-и-во! – Саша кивнул в сторону алтаря.
– Краси-и-во, – согласилась девушка, – только возьми меня за руку, а то мне страшно чуть-чуть.
Прихожан было крайне мало. Несколько бабушек в платках стояли, поглядывая исподлобья на нарушителей священного спокойствия.
Александр держал девушку за пальчики, они медленно шли, любо¬пытно рассматривая всё, куда только не падали их взгляды.
– Это вам не дом свиданий! – вдруг одна из хмурых бабушек вышла на них откуда-то сбоку.
Молодые люди отпрянули недоуменно, но с другой стороны несколь¬ко других сморщенных бабушек зло набросились на них.
– Не туда смотрите! Смотрите вон туда! – одна из них ткнула сгор¬бленным сухим пальцем в сторону стены над входом.
Майер поднял глаза.
– А что там?
– Там Ад! Гореть всем вам, нехристям, в Аду!
– Гореть вам в Аду!
– Бесстыдники!
– Безбожники!
– Покарает вас всех Всевышний, за ваши грехи!

Молодые люди, зашуганные в конец, с молчаливым недоумением от такой неласковой встречи пятились к выходу, взирая на жуткое изобра¬жение ада над выходом.
На улице искрился снег, там мило сочетаясь с белым раскрасом ко¬лонн и оконных сводов Храма. В сумерках, освещаемые фонарями, мерцали золотом купола.
– Что это было? – Александр смотрел недоуменно на Марину.
– Не сердись на них. Им знаешь, как досталось! Столько гонений пришлось пройти. Какую трудную жизнь прожить, стольких близких потерять! Они уже и сами не в силах отделить добро от зла!
– Да мне после такого в церковь как-то больше совсем не хочется, – усмехнулся Майер, – ну их, дуры!..
– Не злись ты, будь умнее! Моя бабушка говорила, что каждый чело¬век, даже священник, даже святой, в православной вере, лишь грешник!
– Как же это возможно, чтобы священник был грешником?
– А так! Святые – это те, кто свет людям несут. Но нет безгрешных людей на земле. Это у католиков только папа Римский непогрешим.
– Православные, католики, святые! Можно запутаться в этом всём.
– Хм…, ещё говорят, что Бог он многолик, поэтому мы и говорим «Вы», когда обращаемся друг к другу уважительно.
– Откуда ты всё это знаешь?
– Говорю же, от бабушки своей.
– Она у тебя верующая что ли?
– Ага!
– А ты?
– А я не знаю… Я нет. Я же комсомолка…
– Ну, Маринка, слава богу, а то ты меня уже начала пугать…!
– Я вовсе не хочу тебя пугать.

Весна 1982 г. Алма-Ата.
Возле Никольской церкви.
Молодые люди шли, оглядываясь на эту красивую старую церковь, видевшую ещё начало этого века.
– Саша, а пошли в парк Панфиловцев погуляем? – предложила Ма¬рина.
– Да я бы с удовольствием, Марин, но мне к олимпиаде по математи¬ке нужно готовиться, знаешь!
– А-а-а! Ясно. Иди, готовься, – Маринка махнула разочарованно рукой.
– Да ты не обижайся, Маринка! Правда, мне некогда, давай, провожу тебя домой.
– Не волнуйся. Я не маленькая. Сама доберусь. А пока я хочу гулять. Ты не можешь, так я сама пойду.
– Точно? Без обид?
– Точно! Какие уж тут обиды! – Маринка помахала варежкой одно¬класснику, улыбнулась, проглатывая обиду, и пошла по мягкой снеж¬ной квашне. Ей было грустно, но эту грусть она старательно прятала за свою неестественную улыбку. Что ж, «мы выбираем, нас выбирают,.. это так часто не совпадает!..»
***
…Её сегодня мучает догадка.
Все мысли, все вопросы – к одному.
Мальчишка на неё взглянул украдкой.
И сразу отвернулся. Почему?..
…Домой она приходит. И невольно,
Всё о мальчишке думает. А он
Старательно готовится к контрольной.
В одну лишь математику влюблён…
…Потом приходит ночь, рассыпав звёзды.
А ночью, почему-то не до сна.
Родители всё объясняют просто:
Девятый класс!.. Контрольные!.. Весна!..
Автор Е. Нартова

***
1.22 (87.09.24)
Маленький отель – ресторан у подножия неболь¬шого горнолыжного курорта, утопающий среди соснового леса. Среди сказочных сосен, подступивших к нему со всех сторон, он кажется при¬тягательным островком цивилизации.
Александр, при виде всего этого горного великолепия, покрытого со¬сновым лесом, погрузился в давние воспоминания своей алма-атинской юности, курсантской юности. Горы. Крутые спуски. Тот отпуск, после второго курса. Тогда они с одноклассниками ходили в поход на порази¬тельное своим великолепием Большое Алма-Атинское озеро. Они долго шли по огромной чёрной старой трубе, как по дороге, ведущей до само¬го озера. Эту трубу, говорят, привезли ажно из далёкой Италии в годы прошедшей войны для водоснабжения. В том походе была и Маринка… Что ж, безбашенная юность тогда взяла своё!..
***
Подруга милая моя,
Мне слышится твоё дыханье.
Твой взгляд сердитый помню я
И наше первое лобзанье.
А помнишь рокот горных вод,
крутые спуски, камни, травы,
и неба безмятежный свод,
и наши нежные забавы?
Потом два года словно сон:
Рассветы, будни и закаты,
Фужеров новогодних звон,
И радость встречь, и боль утраты.
И вот я снова пред тобой.
твои алеющие щёки:
«тебя простила я, родной,
не высохли любви истоки».
Луна. В квартире стихли звуки.
Лишь ты и я сидим как в сне.
Я с болью жду момент разлуки,
Тебя целуя в тишине.
А в бесконечности бездонной
Надежды, грёзы и мечты.
целую я в ночи бессонной
Твои незримые черты.
Автор В. Земша 1985 г.

1.31 (87.07.)
Свободный билет
Июль 1987 г. ТуркВО* Алма-Ата.
(*Туркестанский Военный Округ)
Выпуск АВОКУ*.
(* Алма-Атинское высшее общевойсковое командное училище имени Мар¬шала Советского Союза И.С. Конева, в шутку именуемое в «народе» «школой красных батыров».)
– Почём дыни? – лейтенант-выпускник Алма-Атинского Высшего Военного Общевойскового Училища Александр Майер с наслаждени¬ем втянул в себя божественный аромат, наполнявший проспект Абая*.
(*Абай Кунанбаев (1845 – 1904 гг.) казахский поэт, философ, композитор, просветитель, мыслитель, общественный деятель, основоположник казах¬ской письменной литературы и её первый классик, реформатор культуры в духе сближения с русской и европейской культурой. Автор широко известных «Слов Назидания». Вот некоторые выдержки: «Слово Второе: В детстве я не раз слышал о том, как казахи, увидев узбеков, смеялись над ними: «Ах вы, широкополые, с непонятной трескотнёй, вместо человеческой речи. Вы не оставите на дороге даже охапки перегнившего камыша!.. Потому и имя вам «сарт», что означает громкий треск». Смеялись казахи и над ногаями– татарами. «Эй татары, боитесь вы верблюда, верхом на скакуне устаёте, отдыхаете, когда идёте пешком…». Смеялись и над русскими. «Рыжие де¬лают всё, что им взбредёт на ум. Увидев в бескрайней степи юрты, спешат к ним, сломя голову, и верят всему, что им скажут. Просили даже показать «узун-кулак», а попробуй увидеть глазами, как о тебе узнали на другом конце степи…».
Я радостно и гордо смеялся. «О, аллах, – думал я в восторге, – никто, ока¬зывается, не сравнится с моим великим народом».
Теперь я вижу, что нет растения, которое не выращивал бы сарт.
…Когда же пришли русские, сарты опять опередили нас, переняв у рус¬ских их мастерство...Смотрю на татар… Умеют татары трудиться в поте лица, знают, как нажить богатство и как жить в роскоши. Даже самых из¬бранных наших богачей они выгоняют из дома: « Наш пол сверкает здесь не для того, чтобы ты, казах, наследил на нем грязными сапогами!»
О русских же и говорить нечего. Мы не можем сравниться даже с их при¬слугой.
Куда же исчезло наше хвастовство, гордость за свой род, чувство превос¬ходства над нашими соседями? Где мой радостный смех?
Слово Третье. … Великие мудрецы давно заметили: каждый лентяй трус¬лив и безволен; безвольный же человек всегда хвастлив; хвастливый кроме трусливости ещё и глуп; а глупый всегда невежествен и бесчестен. А бес¬честный побирается у лентяя, ненасытен, необуздан, бездарен, не желает добра окружающим...
Слово двадцать четвёртое. … Неужто нам суждено вечно быть на но¬жах друг с другом?.. Или, может быть, настанет день, когда казахи научат¬ся приумножать свои стада честным путём и усвоят искусство и ремесла других народов, когда они овладеют знаниями? Не верится в это, когда ви¬дишь, как двести человек зарятся на сто голов скота, и знаешь, что они не успокоятся, пока не уничтожат друг друга.
Слово двадцать пятое. … Нужно овладеть русским языком. У русского народа разум и богатство, развитая наука и высокая культура. Изучение рус¬ского языка, учёба в русских школах, овладение русской наукой помогут нам перенять все лучшие качества этого народа, ибо он раньше других разгадал тайны природы... Знать русский язык – значит открыть глаза на мир. Зна¬ние чужого языка и культуры делает человека равноправным с этим нардом... Русская наука и культура – ключ к осмыслению мира, и, приобретя его, можно намного облегчить жизнь нашего народа... (1894 г.)»)
Продавец высунулся из-за «дынной» горы.
– Выбирай, командир! Договоримся! – немолодой казах, со знанием дела, стал вытаскивать жёлтые с трещинами овалы узбекских* дынь, проверяя их спелость на ощупь.
(*Как уже не первый век повелось, большая часть фруктов и овощей в Ка¬захстан, как и прочих товаров, поступало из более тёплого и благоприятного для сельского хозяйства Узбекистана, славившемся своими древними земле¬дельческими и ремесленными традициями, в отличие от скотоводческих тра¬диций в Казахстане.)
Первая офицерская покупка! Александр сунул в карман парадного галифе сдачу, бросил в сетку две жёлтые красавицы. Неплохой подарок из солнечной Алма-Аты!..
Александр, голубоглазый крепкого телосложения алмаатинец, здесь не сильно выделялся своей славянской внешностью. Такого вида как он «коренных алмаатинцев» сейчас, в восьмидесятые, здесь большин¬ство. Что скажешь, старый русский казачий город-крепость «Верный», переименованные позднее в «Отца Яблок» – «Алма-Ату»*, притягивал к себе многие годы Советской Власти людей со всей «необъятной»!..
(*В позднее Средневековье в этом районе существовала стоянка тюркских и монгольских кочевников. 4 февраля 1854 года русским правительством было принято решение построить на левом берегу реки, именуемой ныне Малая Ал-матинка, военное укрепление Заилийское, позднее Верное. 11 апреля 1867 года город Верный стал центром Семиреченской области в составе Туркестанского генерал-губернаторства. 13 июля 1867 г. было учреждено Семиреченское ка¬зачье войско. А в 1918 году в Верном была установлена советская власть. Город с областью вошли в состав Туркестанской автономии в составе РСФСР. 5 фев¬раля 1921 года было решено переименовать Верный в Алма-Ату по старинному названию местности: Алматы – «Яблоневое». 3 апреля 1927 года из Кызылорды в Алма-Ату перенесена столица Казахской АССР в составе РСФСР.)
В годы прошедшей войны именно сюда были вывезены многие и многие предприятия из Западных регионов СССР, именно здесь нашли приют многие и многие советские граждане. Они бежали сюда сами, скрываясь от ужасов войны. Кто-то, впоследствии, вернулся в свои родные пенаты, после их освобождения. А кто-то встретил здесь свою судьбу, нашёл здесь свой новый дом навсегда... В период Второй Ми¬ровой, в Казахстан было так же выселено множество неблагонадёжных граждан, в том числе немецких семей из западных регионов СССР... По правде, смею предположить, что очень многие советские граждане, убегающие от наступающих фашистских полчищ под бомбёжками и обстрелами, сами бы мечтали быть «депортированными» сюда! Так что некоторым «депортированным», при всём этом негативе, всё же где-то и повезло, если среди двух зол и представляется разглядеть всё же некое благо!.. Ведь что с ними могло бы быть, если бы не... Правда, вряд ли они это примут, ведь история не терпит «сослагательных»! А несчастье таковым и остаётся, невзирая ни на какие «могло бы быть и хуже!..»
Но предки Майера появились в этом гостеприимном городе задолго до этого! *
(* Первые появления немцев на Руси отмечаются ещё в IX веке. К концу XII века в русских городах уже оседали немецкие купцы, ремесленники, воины, ле¬кари и учёные. Значительное число немцев переселилось в Московское государ¬ство в период правления великих князей Ивана III и Василия III — в XV-XVI вв. В период правления Ивана IV Грозного доля немцев в населении городов стала настолько существенной, что во многих из них появились кварталы компакт¬ного проживания немецкой диаспоры. Около 90% немцев России в XVIII-XIX вв. составляют так называемые колонисты. В XVIII же веке по приглашению Ека¬терины II (манифест от 4 декабря 1762 года) началось переселение немецких крестьян на свободные земли Поволжья и позже Северного Причерноморья –
многие из этих крестьянских семей оставались в местах своего первоначально¬го компактного проживания на протяжении более чем полутора столетий, со¬храняя немецкий язык. Первая волна миграции, направленная в район Поволжья, прибыла в основном из земель Райнлад, Гессен и Пфальц. Следующий поток эмиграции был вызван манифестом императора Александра I 1804 года. Этот поток колонистов был направлен в район Причерноморья и Кавказа и состоял большей частью из жителей Швабии, в меньшей степени жителей Восточной и Западной Пруссии, Баварии, Мекленбурга, Саксонии, Эльзаса и Бадена, Швей¬царии, а также немецких жителей Польши. Наконец, в 1920-е гг. немецкая ди-аспора в СССР пополнилась некоторым количеством немецких коммунистов, перебравшихся в единственное в мире социалистическое государство.
Первые немцы появились на территории современной Республики Казах¬стан ещё в конце XIX века, когда они начали принимать активное участие во внутрироссийском миграционном движении на многоземельные восточ¬ные и южные окраины империи. По данным переписи 1926 года, в Сибири и на Дальнем Востоке проживало 81 тыс. (главным образом в Омском окру¬ге – 34,6 тыс., и в Славгородском округе – 31,7 тыс.), в Казахстане – 51 тыс. немцев. С началом Великой Отечественной войны, летом – осенью 1941 года, в Казахстан были депортированы немцы с Украины, из России и Закавказья. Клеймо депортированного, нелигитимного народа, несмотря на то, что около трети немцев, проживающих в Казахстане, были потомками добровольных переселенцев конца XIX века, сохранялось над ними ещё долгое время. Отча¬сти поэтому в 1979 году провалилась попытка создания Немецкой автономии в Казахстане. )
Дедушка Александра Майера по отцовской линии – немецкий ком¬мунист, переехал в Советскую Россию в революционные годы. Он ак¬тивно боролся с российской «контрреволюцией» и басмачами Средней Азии... Его же бабушка, к тому моменту, можно сказать, была уже давно в Казахстане «местной аборигенкой» не в одном поколении...Его же де¬душка по линии матери был из числа немецких военнопленных, после освобождения из лагерей оставшийся в стране не столько по идеологи¬ческим соображениям, сколько по воле и зову сердца – любви к русской медсестре из Сибири, решившейся на такой непростой в то время шаг, последовав из Сибири в степи Казахстана, за поверженным бывшим «фашистским оккупантом», после его освобождения, результатом чего и явилась на свет мама Александра... Что ж, тут можно было бы напи¬сать не один траги-роман, впрочем, от большего, со счастливым «хэп¬пи-эндом»! Ведь вот он, Александр Майер – достойный потомок своих достойных предков. Стоит тут, блестя золотом офицерских пагон, и ос¬лепляя своей лучезарной улыбкой тёплые, утопающие в листве тополей и цветении роз алма-атинские улицы, обрамленные журчащими арыка¬ми, несущими прохладу гор, украшенные восторженными всплесками переливающихся на солнце струй алма-атинских фонтанов.
Вход в здание касс «Аэрофлота» был практически блокирован воз¬буждённой толпой людей, желающих куда-то улететь, хотя бы в конце этого летнего месяца. Александр, в крепкие руки которого впились руч¬ки от сетки, оттягиваемые двумя увесистыми дынями, быстро оценил обстановку. Сегодня продавали билеты только на месяц вперёд! И ни¬каких вариантов! И тут же принял единственно возможное решение: обогнув здание касс, Александр вытер со лба пот, стекавший из-под фу¬ражки, нашёл маленькую дверцу «заднего хода», потянул липкую ручку на себя. Ему открылся тёмный длинный коридор.
– Где здесь начальник? – Александр решительно посмотрел на слу¬чайно проходившую девушку с бронзовой бархатистой кожей, с ярки¬ми, слегка раскосыми глазами в обрамлении ресниц-опахал. Красавица! Чудный плод смешения славянской и восточной кровей! Яркое солнце, пробивавшееся из окна кабинета, указанного девицей, сверкнуло на его сапогах сияющим глянцем. Средних лет мужчина оторвал глаза от ка¬ких–то бумажек, грудой наваленных на его стол.
– Я слушаю!? – вопросительно взглянул он на Александра…
«Миша-меченный» внимательно изучал собеседников со стены: «Больше творчества, товарищи! Больше инициативы!..»
***
45-го размера сапоги Александра уверенно цокали по горячему ас¬фальту алма-атинской центральной площади, время от времени встре¬чая таких же, как и он молодых красавцев офицеров-выпускников. Было всё ещё упоительно приятно и непривычно ощущать на себе долгожданную офицерскую форму. Было странно видеть во вчерашних мальчишках зрелых мужчин. Как только 4-й курс переоделся в офицер¬скую форму, так все они то ли постарели, то ли повзрослели. Так что сразу и не поверишь, что эти серьёзные мужчины – вчерашние кур¬санты – разгильдяи, бурые, весёлые, важные четверокурсники, теперь лихо, по «древней традиции», раздавали рубли первым отдавшим им, новоиспечённым лейтенантам, свою курсантскую честь! Впереди, на фоне гор, возвышалась узористая крыша центральной телестудии, при строительстве которой, когда-то, теперь уже в очень да¬лёком детстве, в школьные годы Александр работал на школьной прак¬тике УПК,* таская (*Учебно-производственный комбинат. Разновидность уроков труда в старших классах, дающий одну из рабочих квалификаций) вен¬тиляционные трубы на крышу и стыкуя их при помощи ключа и бол¬тов... За спиной возвышались «башни» двух элитных многоквартирных домов с причудливыми конструкциями на крышах. Александр подошёл к шикарному фонтану в центре столицы, в котором плескалась детвора.
«Как я люблю этот чудесный город!» – подумал Александр.
А в кармане его кителя лежал добытый в «честном бою» «свобод¬ный» авиабилет. То есть билет без даты вылета. Так, ерунда...Только факт оплаты за возможный будущий перелёт. Конечно, это только пол¬дела. Теперь нужно ещё вклиниться в какое-то из резервных мест при регистрации в аэропорту, всегда имеющихся «на всякий случай», на¬пример, для сотрудников спецслужб, а может и для полезных для ко¬го-то, например, для командира корабля, людей. Молодой, уверенный в себе «защитник отечества», без колебаний причислял себя именно к таким, «очень полезным» людям. Ему уже встречались «неприступные бастионы», но пока ещё ни один не устоял перед его самоуверенным натиском! Час для его «Ватерлоо» пока ещё не пробил!.. Ну, всему своё время... Всему. Своё. Время.
Но разве возможно так идти, никогда не оборачиваясь назад, в своё прошлое, не вспоминая свои плохие поступки, людей, которых оби¬дел... Он задумался, вспомнив Маринку, эту влюблённую в него дев¬чонку-одноклассницу, с которой-таки стал встречаться три года назад. Хорошая это была девушка! До чего хорошая! Как друг, так хорошо его понимавший. Но как ни старался он её полюбить, ничего из этого не вышло. Вернувшись со стажа в Барано-Оренбургском, он, с чувством глубокой душевной боли, всё же поставил на их отношениях крест. Как ни было это горько и больно. Более того, возможно даже подло с его стороны! Это мучило его. Едва он вспоминал полные горечи её глаза…

***
Кто виноват, что так случилось,
Растаял мир надежд и грёз.
И над любовью воцарилась
Печаль твоих горючих слёз.
Кто виноват, что мы не будем
Встречать рассветы в тишине.
И что навеки позабудем
Тот поцелуй, что был как в сне.
Кто виноват, что ты горюешь,
Кто виноват, что я молчу?
Меня ты больше не ревнуешь,
А я к тебе уж не лечу.
Прости, родная! Друг мой милый!
Хотя простить нельзя меня,
Ты словно голубь, но бескрылый.
Оставлен мной средь бела дня.
За что судьба нас разлучила,
За что тебя я погубил?
Меня ты искренне любила,
А я, увы, не полюбил.
Я говорил: «люблю»,
Но всё же, не сознавая того, лгал.
И верил этой лжи. О, боже!
Ведь я, дитя, в любовь играл!
Автор В. Земша 1986 г.
Эти воспоминания тянули его грузом, не давая возможности «лететь». Он отряхнулся, взял себя в руки, что ж! Нас выбирают, мы выбираем, это так часто не совпадает!.. Сейчас же его путь лежал только вперёд!

1.37 (87.07)
Вызов
Лето 1987 г.
Алма-Ата – Владивосток – Уссурийск* – Барано-Оренбурское.
(*Уссурийск был основан в 1866 году как село Никольское (в честь св. Ни¬колая Чудотворца) 13 семьями прибывшими на поселение из Астраханской губернии. В 1898 году село Никольское получило статус города и имя Ни¬кольск. Позже, число жителей вновь образованного населенного пункта было пополнено выходцами с Украины, массово эмигрировавшими на юг дальнево¬сточного региона Российской Империи. В 1926-м город был переименован в Никольск-Уссурийский. С 1935 по 1957 город назывался Ворошилов по фами¬лии советского военачальника Климента Ворошилова. После смерти Иосифа Сталина и прихода к власти Никиты Хрущёва, в 1957 город был переименован в «Уссурийск». До 1980-х годов Уссурийск занимал второе место по численно¬сти населения в Приморском крае.)
Ночь опустилась на Алма-Ату. Разогретый городской асфальт пах летом. Смешанный запах горячего гудрона, фруктов, сладкого перца, лагмана, шашлыка, кваса и лимонада. Аэропорт был полон людей. Из буфета ароматно пахло варёной курицей и коржиками. У билетных касс царил ажиотаж. Майер, с ранее добытым «свободным билетом» в кар¬мане, теперь штурмовал кассу аэропорта, дабы получить место в бли¬жайшем рейсе на Владивосток.
– С;лем, ;ал ;алай? Менi; билетiмдi ;алдырасы; ба? – произнёс кассирше-казашке высокий мужчина – казах в кепке и протиснулся вне очереди, отодвинув Александра.
– Извините, но сейчас моя очередь,– Александр взял незнакомца за руку, – пройдите в конец!
– Уверен? – Шайтан сенi ал! – выругался мужчина. – Жарайды! Б;л а;ыма;, ;арындас о;ы! – снова произнёс он что-то кассирше и презри¬тельно улыбаясь, встал в конец…
– Мест во Владивосток нет, – услышал Александр вердикт, который, судя по голосу кассирши, обжалованию не подлежал...
«Чёрт! У меня только три дня на эту поездку, день позже – и уже нет шансов увидеть Любу вновь!» В кармане лежал заранее оформлен¬ный «вызов» с гербовой печатью Барано-Оренбурской части («Весёлые ключи»), где было сказано, что он, Александр – её, Любы, брат. Что поделать, это «закрытый» приграничный район! Просто так туда было не попасть! Александр почувствовал на себе ликующий взгляд злобных узких глаз из-под кепки с хвоста очереди и понял, что тут ему уже ничто не светит...
Но ведь не построен ещё тот бастион, который он, советский офи¬цер, не мог одолеть! Александр рванул прямо на посадку со своим «сво¬бодным билетом» без места.
– Ваш билет!? – произнёс строгого вида мужчина перед аркой до¬смотра.
– Вот, – протянул Александр, – только прошу, помогите с местом, мне очень нужно улететь сегодня. В долгу не останусь…
Александр безнадёжно стоял в зале аэропорта и смотрел, как про¬ходят люди на посадку. Неужто нет никаких шансов? Неужто ни один человек не войдёт в его положение!? Мозг усиленно работал, искал воз¬можные решения, оценивал все ЗА и ПРОТИВ.
«Главное – попасть в самолёт, – думал Александр, – с командиром корабля всегда можно договориться…»
Он посмотрел в конец зала. В зоне прилёта было почти пусто. Боль¬шие стеклянные двери выходили прямо на аэродром. Ни каких тебе контролей и досмотров, как в зоне вылета…
«Раз одна дверь не поддаётся, всегда ищи другую рядом»! – подумал про себя Майер.
Он, казалось, нащупал «слабое звено» в системе аэропорта и устре¬мился туда…
Через пару минут он уже быстро шёл к автобусу, собирающего пас¬сажиров, сонно выходящих из здания аэропорта для доставки к самолё¬ту. Но, едва он коснулся ногой подножки, откуда-то сзади на него нале¬тела охрана аэропорта. Схватили за руки. Начали было крутить, но не тут-то было! Скрутить советского офицера! Ишь, чего себе выдумали!..
Александр покорно и грустно возвращался в здание аэропорта. Охран¬ники шли рядом.
– Братцы, помогите улететь, поймите. Очень нужно. И билет у меня есть! И я уверен, что и место найдётся. В долгу не останусь! – почти взмолился Александр.
– Сказал. Не можем! Скажи спасибо, что в милицию не сдали.
– А милиция нашему брату не указ! Они нас, военных, не могут задерживать!
– Ну, в военную комендатуру, что ли хочешь, так сейчас тебя устроим!
– Я улететь хочу!
– Ладно, иди! Ничем помочь не можем! – работник службы безопас¬ности аэропорта развернулся, демонстрируя полную потерю интереса к задержанному.
Александр на этом успокоиться не мог. Сквозь стеклянные двери он видел, как автобус с пассажирами покатил по аэродрому... Он вышел на улицу. Висело звёздное небо над головой. Аэропорт успокаивался, отправляя последние на сегодня рейсы. Слева от здания был высокий железный забор из длинных прутьев с острыми наконечниками, чёр¬ными пиками впивающимися в ночной воздух, наполненный запаха¬ми жареного мяса и подпорченных фруктов, несущимися из соседней чайханы, тускло отражая чёрным лаком свет фонарей. За решёткой был аэродром. Самолёты. Самолёты. Самолёты…
Александр перекинул свой чемодан, сетку с двумя жёлтыми овала¬ми дынь. Подтянулся, схватившись за острые пики и уже через миг его ноги коснулись тёплого асфальта желанного аэродрома! Он бежал что есть сил. Главное – решительность и натиск! Главное – быстрота в при¬нятии решений! Главное – не дать противнику опомниться! Он переби¬рал в голове все военные постулаты и мчался по направлению к таким желанным самолётам! Он был словно безумно влюблён в эти крылатые существа!
– Куда летим? – закричал Александр в салон самолёта, взбежав по одному из трапов.
– В Новосибирск! – удивлённо подняла глаза стюардесса.
Александр выскочил.
Чёрт! Как разобрать в этой самолётной стихии, где именно твой! Ведь на борту-то этого не написано! Он взлетел по другому трапу. Сно¬ва – мимо. Остановил трап третьего.., – мимо опять! Он метался от са¬молёта к самолёту, пока, наконец, не увидел несущуюся к нему на всех парах аэродромную машину охраны с открытым верхом, набитую всё теми же сотрудниками службы безопасности!
– Ну что, лейтенант! Всё никак не угомонишься! Садись. Поехали!
– Братцы! Скажите мне одно. Где мой самолёт?
– Улетел твой самолёт. А тебя сейчас всё же поместим куда-нибудь, чтобы не нарушал общественный порядок! Понятно тебе?! – сухо про¬говорил охранник, пронзая Александра узким взглядом.
«Вот оно, моё «Ватерлоо»! – подумал Александр, спокойно устро¬ившись в подобии «джипа». За спиной удалялись самолёты, которые Александр уже ненавидел…
– Да утром улетишь, лейтенант, не переживай, – наконец, спокойно сказал пожилой мужчина – начальник смены аэропорта, – а пока весь аэропорт в твоём, сынок, распоряжении. И смотри, не шали больше!  Ни¬когда ещё ничего подобного видеть не доводилось!.. – он нахмурился.

983 г. Алма-Ата, АВВОКУ.
Александр вспомнил, как в АВВОКУ, на первом курсе, его сосед по кровати, Курбан из Самарканда взахлёб рассказывал ему про настоя¬щий узбекский плов, в промежутках между эмоциональными переска¬зами остросюжетных индийских к;но... В темноте казармы, его чёрные глаза, в обрамлении густых чёрных бровей, отражали свет дежурного освещения, бьющего с торца казармы со стороны ружейной комнаты.
– Ложишь барана жир. В казан. Жарыш баранина. Нэ долго.
Когда мясо нэмного покрываетса ароматным корочкам. Потом кла¬дошь туда лук. Жарыш нэ долго. Толко лук должен пропитатся жиром и нэмного стать золотыстым. Потом – кладош марковка. Много марков¬ка. Как можно болше. Марковка для плова – это важнэе всего! Потом нужно лыть вада. Пакрыть марковка чуть-чуть. Варыть нэ долго. Будэт аромат. Жёлтая кыпяшая вада. Пахнэт!.. Каладош рыс патом,.. – тогда, Курбан долго ещё ворочался, в темноте блестели его чёрные голодные глаза...

***

1.94 (86.02.)
«Мужская дружба»
Февраль 1986 г. Алма-атинское ВОКУ.
«Случка», так называли курсанты редкие мероприятия, организуе¬мые командованием с целью познакомить их и студенток какого-нибудь учебного заведения. Это делалось с дальним прицелом. Прицелом на то, что эти девчонки – потенциальные жёны. А будущая офицерская жена, сидя в гарнизоне, должна найти и себе применение, и задачу кадрови¬ков облегчить. То есть, это должны быть «подходящие» для отдалённых гарнизонов профессии: врач, учитель, товаровед и тому подобное...
Александр Майер стоял у фортепиано. Милая девушка со вздёрну¬тым носиком и с золотистой, начёсанной по моде того времени, копной волос, играла что-то очень знакомое и чарующее. То и дело, поглядывая на Александра и таинственно улыбаясь. Затем у «фоно» устроился и сам Александр. Он не очень-то уверенно, но с присущим ему упоением от игры, исполнил что-то из своего скудного, полузабытого реперту¬ара. Память его больших длинных пальцев ещё что-то сохранила, но сами пальцы, казалось, уже более привычно давили на курок автомата, нежели на клавиши этого божественного инструмента. Его крупные руки несколько нелепо, неуклюже двигались над клавишами, удиви¬тельно рождая вполне сносную мелодию, сбиваясь, время от времени. Его щеки горели. То ли от февральского холода на улице, то ли от тепла в этой милой комнате, то ли от волнения, то ли от этого дурманящего аромата божественных волос девушки. Её близость заставляла зами-рать от волнения его сердце и дыхание. Внутри его всё трепетало. И руки непроизвольно вздрагивали. Александр забежал мыслями немно¬го вперёд, представляя её, сидящую обнажённой у него на коленях. Он мысленно провёл своей широкой ладонью по её голой спине снизу, практически ощущая её изящный изгиб, далее – вверх к шее, коснулся её золотистых волос, издающих такой божественный аромат! Но! Он ведь даже ещё не знал её имени!..
Ух уж эти курсанты! Кому понять их греховные мысли и души? Что сидит в этих суровых, на первый взгляд, сердцах? Кто они? Вероломные завоеватели или робкие и застенчивые романтики? Пошляки и бабники или преданные и порядочные джентльмены? Кто они? Вы не знаете?!.
Когда он поднял глаза, то увидел, что его друг Ромка Кадышкин вы¬тянулся рядом, протянул руку девушке. Одной из тех нескольких, что окружили его сейчас, но именно той, о которой уже тайно так грешно бредил Майер. Откуда он только мог это знать!? Просто вкусы друзей совпали! И кивком головы вперёд, Рома пригласил девушку на танец. Какое-то мгновение назад заиграл «медляк» и Саша опустил крышку «фоно» прямо на своё разбитое сердце. После они ещё пересеклись не¬сколько раз взглядами... В её глазах читалось: «Ну что же ты медлишь, я же жду именно тебя!» Возможно, это было и так, а возможно это ему только так казалось. Но, так или иначе, он не мог ничего поделать. Ведь его друг сделал шаг первым и не получил отказа. И вот, они стоят. Мило беседуют. Слышен её смех. А может ему и впрямь, её симпатия лишь почудилась? Или? Внутри Александра всё переворачивалось с ног на голову. Но что можно было сделать против священного правила муж¬ской дружбы! Возможно, она считала это лишь необязывающим об¬щением с его другом, с Ромкой, совершенно не понимая, что этим она делает их отношения с Александром невозможными. Или маловероят¬ными. А может, ей в действительности нравился Кадышкин, кто может это сейчас узнать?! Возможно, она сама сейчас не вспомнит ни одного, ни другого, проскочивших транзитом мимо её юной жизни курсантов!..
(Ведь женская душа – потёмки, а мужская – дремучий лес! Девушкам стоило бы придерживаться примерно следующего при знакомстве: первым – нужно выбрать свою судьбу, свою «цель». Поддерживая легкий романтиче¬ский визуальный контакт, не стоит ни пристально буравить, ни откровенно улыбаться и ни уж конечно подмаргивать. При фронтальной откровенной визуальной атаке, лучше отвести взгляд. Недопустимо смеяться громко, как лошадь. Особенно над чьими бы то ни было шутками и пошлостями. И ника¬ких сексуальных танцев и прочих «шоу». И осторожно с алкоголем! Одежда же должна подчёркивать женские достоинства, но не обнажать их!
И не стоит атаковать выбранную «цель» самостоятельно. Это мужская роль! Ведь мужчина – «охотник»! Женщина же – «зайчик»! Ей нужно хра¬нить загадку и, слегка, – недоступность, граничащую с лёгким лукавством. Если же женщиной заинтересовался не тот, кто взволновал её сердце, – ей стоит его «отшить»! И ни в коем случае не реагировать бурно на внезапно «нарисовавшихся» «старых друзей» или типа того! А ещё лучше, если они её не заметят вовсе! Иначе эти нарисовавшиеся друзья либо спугнут совсем, либо изменят серьёзные планы «охотника», превратив их лишь в «секс-охо¬ту». Ибо как можно понять, с кем сейчас девушка мило так беседует или у кого бесстыдно болтается на шее... Девушке всегда лучше быть здесь если не впервые, то не более чем во «второй» раз, быть же «завсегдатаем» «злач¬ного» заведения недопустимо. И вот что ещё, девушке необходимо помнить, для неё есть только один человек не то, что в зале, но и во всём мире! Именно с ним она должна искренне хотеть провести всю свою жизнь, а не только ночь! И это должно исходить от самого его сердца. Если это не возмож¬но для неё в этот день – ситуация тупиковая. Лучше пойти и проспаться в этот раз. Ведь вовсе не обязательно, чтобы этот день закончился пустым знакомством! Нужно копить в себе свою любовь, страсть, свой пыл. И тогда придёт час! Вот тогда-то и случится именно то, о чём многие так мечта¬ют! Копите капли любви в своём сердце и теле. Дорожите ими. И не рас¬плёскивайте налево-направо! (Это касается и мужскую половину!) Девушке не пристало танцевать просто так со всеми подряд, а если и это и случилось, то необходимо выдерживать дистанцию, не виснуть на шее, не позволять себя ни прижимать, ни лапать и уж тем более, не целоваться!!! Некоторые женщины думают, что «лёгкий флирт на стороне», через ревность, разжи¬гает страсть реального или потенциального мужчины и мотивирует его к действию! Но эта сцена разжигает лишь ревность и смертельную, своей фа¬тальностью, злость, способную на дикие разрушения, у уже влюблённого. Но пока ещё не влюблённый, просто вычеркнет такую женщину из своего списка «потенциальных невест»! Мужчину больно ранит и смех, и улыбка понравив¬шейся ему женщины в адрес другого мужчины. Не говоря уже про танец... Он мгновенно перенесёт свой взгляд на другую. Возможно, он, в эту мину¬ту, наблюдает из тени. И девушка, если совершит «политическую» роковую ошибку, ничего о нём никогда может даже и не узнать! Так что не стоит спешить танцевать и общаться с каждым встречным-поперечным! Более того, в некоторых здоровых мужских коллективах существует правило муж¬ской солидарности, где товарищ воздержится от того, чтобы переходить дорогу другу, «вставшему первым», и, соответственно, претендующему на обладание «тапочек первым». Ибо принципы мужской дружбы, бывает, сто¬ят выше увлечения.
«..Ну, а случись, что друг
мой влюблён, а я на его пути.
Уйду с дороги, таков закон.
Третий должен уйти…»
«Третий должен уйти»
Автор текста: Поженян Г.

Не так страшно, если девушка ошибочно «отшила» свою потенциальную «половинку». Ничего. Он ещё бросит свой взгляд, если его удалось заинтриго¬вать! Просто нужно оставить ему шанс это сделать!
Нельзя не понимать, что есть только один шанс! И, как сапёр, женщина ошибается лишь раз! Это мужчина, кто может некоторое время тыкать своим «минным щупом» почву вокруг. (Правда и он способен потерять вкус к жизни, затянув слишком этот процесс). Ибо мужчина всегда тот, кто ищет, а женщина-то наоборот! Но женщины, помогите сами вас найти и разгля¬деть в этом суетном мире лжи, предательства и лицемерия! Не ведите себя, ни как ледяная королева, но и ни как дешёвка.)

2.17 (88.12.09)
Тимофеев затянулся сигаретой, поморщился: какая гадость, – и про¬должил.
– В новостях показывали. Такой кошмар в Армении. Такое горе! Столько народа погибло!
Майер поднялся на локтях.
– Землетрясение – страшная вещь! В Алма-Ате тоже время от вре¬мени трясёт. Было как-то дело… В тот день я был дома. Вдруг какой-то шум. Шорох. Как будто кто-то большой, громоздкий носится по квар¬тире. Не сразу-то и сообразили, что это землетрясение. Встали с мамой под ригель. Молились. Хоть и не верили в бога никогда до этого! Дом сотрясался. Стоял гул. Когда толчки прекратились, мы быстро оделись, я схватил сумку с документами и деньгами и мы выбежали на улицу. Там было полно людей. Кто в тапочках. Кто чуть ли не в трусах… Спу¬стя время, через пару часов, мы стали возвращаться по домам. Когда зашли, радио с кухни вещает: «Говорит, мол, штаб Гражданской Обо¬роны. В городе Алма-Ата прошло землетрясение мощностью 4 балла… Эпицентр был 350 км от Алма-Аты… Повторных толчков не ожидает¬ся…» Но не успело радио это произнести, и тут опять – бац, толчок! Народ опять кинулся на улицу. На это раз уже совершенно никому не веря… Домой снова вернулись уже только к ночи!
– Да ни черта они не знают! Шайтан! – выругался Бабаев, всё время молчавший до этого. – Сволочи! Вообще, говорят, что у Алма-Аты нет будущего. Я читал, что Ванга, предсказательница такая, говорила, что не видит такой город. Её спрашивают, прикинь, а она отвечает, нет, мол, такого города больше!
– Я тоже такое слышал, – подтвердил Майер, – говорят, что его поло¬вина будет стерта селями.
– Я что это? – удивился Тимофеев.
– Это такой поток из смеси воды, камней и грязи. Если он сойдёт с гор, городу крышка. Его поэтому защитили такими мощными стальны¬ми решётками из толстенных труб. В горах, возле Медео. Но если поток окажется сильнее, то сам понимаешь!.. А другая часть города утонет под горячим озером. Говорят, что оно находится под городом и в случае мощ¬ного землетрясения городу крышка! Потому-то и метро не строят у нас!
– Вот-от! Поэтому-то столицу Казахстана нужно к нам, в Целино¬град переносить!
– Холодно у вас в Целинограде!
– Холодно? Зато безопаснее! А кроме, это настоящий казахский го¬род, не то, что Алма-Ата!
– Почему «настоящий», что ты имеешь в виду?
– А то, что Алма-Ата – это что? Это казачий форт «Верный». Там не было города, так, рядом было только малюсенькое казахское «Яблоне¬вое» поселение, по-казахски – Алматы.
– Так и Целиноград был основан лет на двадцать раньше Алма-Аты, как казачий форпост «Акмолинский», по просьбе местных жителей и султанов, для их защиты от набегов кокандцев.
– Кокандцев? А кто это такие? – спросил Тимофеев.
– Это, можно сказать, потомки Тамерлана, в честь которого наш Ти¬мур назван, кстати! Они угрожали казахам с Ферганской долины Уз¬бекистана. Если бы не поддержка России, Казахстана бы попросту не было бы!
– Ну, я бы так не утверждал, – Бабаев нахмурился, – Казахское хан¬ство образовалось в середине пятнадцатого века, после распада Золо¬той Орды. Там было много междоусобиц, гражданские войны, войны с соседними ханствами, Бухарой, кокандцами. Казахстан был огромным. Кстати, Ташкент был в составе Казахского ханства двести лет! А столи¬цей в семнадцатом веке стал город Туркестан! Потом джунгары захва¬тили много казахских земель!
– А я что говорю! Верно! И только присоединение к России и спасло казахов и от порабощения джунгарами! – вставился Майер.
– Ну, это временно может и имело смысл, но только после джунгары исчезли, их разбили китайцы! К России первым присоединился в на¬чале восемнадцатого века только «младший жуз», потом – «средний», «старший жуз» вошёл только в середине девятнадцатого века,– Бабаев поднял вверх палец.
– Потому что находился под влиянием кокандцев! Под оккупацией, по сути! – Майер поднял также палец.
– А-а-а, слушай! Казахи – гордый народ! Нас все вокруг хотели порвать на куски. Но мы оказались сильнее и смогли выстоять!
– Да я и не против этого! Конечно, казахи – гордый народ!
– Мало быть гордым, хорошо оставаться благодарным! – подытожил Тимофеев.
– А я чё? Разве что-то такое сказал? Ну, шайтан! – развёл руки Тимур.
– Ладно! Кстати, в Отечественной войне двенадцатого года с Напо¬леоном казахи очень большой вклад внесли! – Майер похлопал Бабаева по плечу.
– А то! – Бабаев улыбнулся... – А впрочем, всё это лишь лишний раз доказывает то, что казахи и русские братья, если не по крови, то по духу и, несмотря на всё различие культур, Золотая Орда, как никак, хоть и топтала Русь, но и защищала после от тех же крестоносцев и литовцев, она навсегда изменила её культуру и её настоящее. А мы, казахи, пря¬мые потомки Чингисхана! Так что, что бы там ни было, у нас сегодня много общих ценностей!
– Красиво говоришь, Тимур! – Тимофеев дружески несильно стукнул его кулаком в плечо.
– Да чё вы все меня бьёте! – возмутился тот.
– Да ладно, это мы так… любя! Историю нужно знать. Но не просто знать, а понимать в ней то, что позволит нам сегодня жить в дружбе и не повторять ошибок! Всё! Хорош базар-вокзал, я иду спать! Устал сегодня, как зверь.
И вскоре в комнате наступила тишина.

Что же про казахов, вот что, я тебе, Влад, расска¬жу. Жил я в Казахстане и считал с детства, что мы с казахами друзья. Таких, как ты вот тут случай свой рассказал, я могу тысячу тебе расска¬зать. Они такие же, как и любые другие люди – нормальные. Но всё это может враз измениться, – он сделал паузу. Грустно задумался погрузив¬шись мыслями внутрь себя. Отхлебнул пива, помолчал, – всё зависит, откуда подует ветер…
– Ветер?
– Ветер! А вот скажи, ты слышал что–нибудь о событиях в декабре 86-го?
– А что я должен был слышать? Мы в Новосибе бегали тогда «двадцат¬ку» на лыжах. Вот такие у нас были события! Да я…ца обмороженные…
– Вот видишь, какой ты дремучий. Ни черта не знаешь! – Майер, отчасти торжествуя, отчасти сокрушаясь, хлопнул Тимофеева по пле¬чу. – Вообще, я Алма-Ату имею в виду. Ведь о чём мы сейчас говорим!? Причём тут твой Новосиб?
– Ну да ладно, я что-то припоминать начинаю. Ходили у нас там по Академу разговоры про какие-то беспорядки в Алма-Ате.
– Беспорядки!? Да ты знаешь, что там творилось?! – глаза у Майера, казалось, сейчас вылезут из орбит. – Ты вот там вспоминал как-то про «социалистическую законность» и борьбу партии с хищениями госсоб¬ственности. Так вот, Казахстан там был в списке беспредельщиков не на последнем месте. Внешне, вроде, там и Советская власть, а на деле вся власть у Кунаева и его клана! Полный беспредел! И никакой Совет¬ской власти! Феодальная власть местных баев – вот что там было-то на самом деле!
Тимофеев молчал, слушая возбуждённого товарища, и лишь дымил как паровоз, а тот продолжал:
– Горбачёв сместил Кунаева, а вместо него прислал из Москвы Кол¬бина, для наведения там полного порядка. Вот это и была, вероятно, роковая ошибка!
– Ошибка, что Кунаева сместил?
– Нет, что русского прислал, а не казаха. Ведь они, казахи, семейны¬ми кланами живут, жузы называется это. Это национальные традиции. Управлять здесь народом можно исключительно по их национальным правилам. Жузы с древности имеют разные места в кочевой иерархии. Каждый из них занимал свою территорию: старший жуз – южный и юго-восточный Казахстан, средний жуз – центральную, северную и восточную части страны, младший жуз – Запад. Первыми в Российскую империю ещё в восемнадцатом веке вошли младший и средний жузы, а старший – только век спустя, потому что был под властью джунгар…
Официальным вожаком у них может стать только некто из их родо¬вых вожаков. Так было всегда. А кроме того, сами они никогда не рабо¬тают. Они из древности веков – пастухи, а, значит, начальники.
– Хотя бы над отарой овец, но уже всё равно начальники!
– Точно! Русские у них всегда в замах ходят. Русские реально работа¬ют. А казахи руководят! А точнее – делают вид. А тут на престол – рус¬ского мужика. За спиной у Кунаева – его родовой клан – старший жуз. Где народу пара миллионов – одна треть всех казахов. А кто за спиной у Колбина? Горбачевы – Михаил с Раисой? Вот и поднял Кунаев свой клан на борьбу с Колбиным, Горбачёвым и всей Москвой. А Горбачёв это сделал, может быть, для того, чтобы избежать борьбы между жу¬зами за «трон». Типа Колбин – как независимая от их клановых войн сторона. Но пусть бы они лучше между собой отношения выясняли! А так превратили это всё в «национальное восстание»! Хотя, уверен, что вероятнее всего это всё было предсказуемо и кто-то как раз этого и до¬бивался. И думаю даже, что тут и без «Западной» помощи не обошлось. Причём, мне кажется, они действовали с двух сторон, влияя как на Ку¬наева, так и давая советы Горбачёву, который действовал так, словно и не понимал, какие сам козыри сдаёт Кунаеву. Ну не такой же он дурак конченый! Те же «соколики», что и моджахедов в Афгане подкармли¬вают, они же, или им подобные, и всех «обиженных» и «непонятых» в Союзе кормят с ложечки, лишь бы они тут что-нибудь замутили. Да это – настоящие диверсанты! Только обрядили это всё очень красиво, дескать, казахский народ восстал против русских угнетателей.
– Ну и что, сильные волнения были? Теперь припомнил, в Академго¬родке какая-то казашка вела пропаганду. Распускала слухи о «зверствах властей». Кто-то верил. Кто-то нет.
– Я бы твоей казашке ноги повыдёргивал и сказал бы, что так и было! А в тот день толпа казахов Кунаевского клана вывалила на улицу. Несли горящее «синим пламенем» чучело Колбина. Всё громили во¬круг. Жгли машины. Били витрины. Избивали прохожих,.. всех, у кого рожа русская.
– Только русских?
– Да всех, кто щуриться достаточно не умеет, на казаха не смахивает или просто им не нравится. Наше училище подняли по тревоге. Ещё по¬гранучилище, да алма-атинский полк, он с нами через забор, и кинули на защиту наиболее важных объектов. Аэропорт, правительственные и госучреждения, учебные заведения и т.п. Но мы были с голыми руками, а те – вооружены металлическими палками, пиками какими-то, разо¬брали бордюры на камни. Короче, надавали нам. А генералу нашему даже машину сожгли!
– Ни хрена себе! Генералу машину сожгли? – Тимофеев выпустил клубы дыма. Майер замахал руками, морщась и разгоняя облако.
– Да кончай ты, Владик, курить! Всё равно ведь никакого кайфа ты от этого не получаешь, так зачем же добро попусту переводишь да воз¬дух портишь!? – он сделал паузу, потом продолжал, – ну так вот, стоим в оцеплении. Напротив – толпа. А тут рядом какая-то казашка крутится себе так, как невинная овечка. Подходит ближе и вдруг – раз, ножом в лицо Ромке Кадышкину, другу моему! Прямо в глаз попала! Глаз себе и вытек. Тот орёт во всё горло, катается. Глаз свой пытается на снегу найти. Пацану девятнадцать, а уже инвалид! Взводный вскипел. Схва¬тил эту тётку за волосы, тут же повалил на снег и давай пинать в живот. И орёт во всё горло: «Что б у тебя, суки, детей никогда не было!». Тут подскочил ротный, оттянул его. Но эту сцену уже кто-то из журнали¬стов успел запечатлеть!
– Да, представляю себе, что люди скажут, такое увидев! Советский офицер избивает женщину! Звери! Враги трудящихся! Опричники!
– Так бы и было оно. Но это было только начало, дальше было боль¬ше. Этот эпизод затёрся, видимо, другими событиями, которых было великое множество. Хотя, как знать!? Генерал к нам обратился вече¬ром: сынки, мол, «социализм нужно защищать!». Всю ночь мы точили в казарме сапёрные лопатки, зло точили после всего увиденного и по¬лученных потерь. А на утро погрузили нас в ЗИЛы и – в город. На этот раз уже с лопатками. А навстречу нам бегут люди. Некоторые в крови. Просятся взять с собой. Но мы «не-а», говорим, мол, без вас, сами спра¬вимся. Добровольцы нам не нужны. В окнах люди руками нам машут. Бабки крестят.
– Я такую сцену помню из фильмов про защитников Москвы и Ле¬нинграда.
– Вот-вот. Именно так мы себя и ощущали. Кстати сказать, курсан¬там-казахам, разрешили не принимать в этом побоище участия. Но ты знаешь, что удивительно, ни один не отказался. Серик Букетов наш так сказал: «Я присягу принимал, потому пойду как все!».
– Это, наверное, оттого, что бунт хоть и носил национальный харак¬тер, но всё же был, скорее, бунтом Кунаевского клана против Советской власти. Власть бая Кунаева им была нужнее Советской. Не все же каза¬хи идиоты, многие поняли сразу, что к чему.
– Точно. Другие кланы или жузы Кунаева особо не поддержали. Ско¬рее – наоборот. Ко мне после в городе часто подходили разные казахи. Сами начинали разговор. Прости, говорят, за этот позор. Это, мол, не казахи, а Кунаев всё устроил. А мы к русским хорошо относимся, как к старшим братьям.
– А к немцам они как относятся? – Тимофеев улыбнулся.
– В таких ситуациях все мы – русские. Ты вот говоришь, что даже казахи, когда здесь в меньшинстве, то скорее к русской группировке примкнут, чем к узбекской. А это уже хороший знак. Значит, те события не стёрли окончательно «русское самосознание» в некоторых казахах.
– Это «обрусевшие казахи». Хотя здесь, перед лицом словаков, все мы, и даже ещё совсем «не обрусевшие» узбеки – все русские!
– Точно так! Парадоксы и метаморфозы! Единство и борьба проти¬воположностей, прямо!.. Так вот, месиловка тогда получилась знатная! Жуть. А я сам, знаешь, какой злой был, за Ромку хотелось всех порвать! Ведь он инвалидом остался! Нам на помощь ещё рабочих подкинули, вооруженных арматурой. В результате – все больницы переполнены. А трупы, говорят, увозили куда-то, никто не знает! Я сам камнем по че¬репу получил. Шапка спасла. Так я так лопаткой рубанул ему в ответ промеж глаз… До сих пор его окровавленное лицо перед собой вижу,.. – Майер жадно припал к бокалу с пивом, словно мучаясь от жажды, – не горжусь этим, нет, тут мало чем гордиться, мучаюсь от памяти и осоз¬нания того, что, может, кого-то сгоряча напрасно лопаткой завалил, кто знает! Может и выжил он, надеюсь. Но не жалею ни минуты того, что защищал страну и наш народ от кровавой вылазки этих сволочей!
– Трудно себе поверить в такой ужас, это зверство прямо! – Тимофе¬ев поёжился.
– Зверство? Трудно нам пришлось. Все озверевшие были! Сам уже не верю. Как сон всё. А ты как думаешь, когда они шли громить русский детсадик!? А нам старшина орёт: «За мной!». Наш взвод кинулся на тол¬пу, а два других взвода оцепили сад. А там детишки перепуганные… В эту минуту мы людей в этой толпе не видели. Только страшных зверей. И сами стали как звери, – Майер вытянул вперёд свои крепкие руки, – вот этими руками я там сам не помню, скольких завалил. Не знаю, выжили ли они или нет,.. надеюсь, что выжили всё же! Знаешь, когда борешься со злом, сам злом становишься, вот ведь штука какая! Говорят, что «добро должно быть с кулаками», но как только кулаки пускаешь в ход, пере¬стаёшь добром быть! Такая вот она, жизни диалектика! – Майер тяжело вздохнул, потёр лоб, помолчал, потом выдохнул и продолжил.
– Хорошо, вскоре с Москвы спецназ подоспел. В касках с пласти¬ковыми забралами. С щитами и дубинками. Как на Западе. Мы ведь таких только по телеку раньше видели. В передачах про «загнивающих капиталистов». А теперь и у нас такое. Они быстро, не то что мы, рас¬секли толпу по мелким группам и давай вязать. Мы-то такой тактике не обучены были! Да и это не наша ведь работа! Это дело МВД, а не нас! А знаешь, когда человек чувствует себя окружённым, моральный дух его резко падает. Он поддаётся панике. Короче, порядок восстановили они довольно быстро. Но ещё пару недель везде эти парни дежурили. На ав¬тобусных остановках, у административных зданий, у ВУЗов. Преподы ВУЗов и студенты собирались в группы и в сопровождении спецназа следовали в свои учебные корпуса.
– Странно, что об этом никто ничего не знает.
– Ещё бы! Представляешь, как это всё можно вывернуть! И подстег¬нуть подобные беспорядки в других регионах. А из военных сделать зверей и подонков, избивающих казахский народ!
– Но в Алма-Ате вышел не казахский народ. А враги его. Своих со¬граждан толкнули на преступление и братоубийство на почве сегодняш¬него всеобщего нигилизма и расшатывания ценностей, любая крамола, я думаю, ложится сейчас на «благодатную» антисоветскую почву. Люди будут склонны видеть только то, что хотят видеть. И не увидят совсем того, что хотим мы. Но то ли ещё будет!..
– Кстати, Назарбаев, нынешний первый секретарь ЦК Компартии Казахстана, также из старшего жуза Кунаева! Так что надо полагать, «дело Кунаева» и его «восстание» будут увековечены рано или поздно! Вот увидишь!..
Тут в реставрацию ввалилась новая группа словацкого пьяного «под¬крепления». Сидящие встретили вошедших бурными возгласами. Было очевидно, что все эти люди – приятели, завсегдатаи сего заведеньица, проводящие львиную долю своего времени именно здесь, за кружкой пенного ароматного пива. Уже не было радостных возгласов в адрес «русских камарадов». Местные словаки, оставаясь больше нейтральными, старались их про¬сто не замечать. Некоторые косились и что-то зло бурчали себе под нос. Однако никто не лез на рожон, не задирался.
– Камарады отрываются! – Тимофеев посмотрел на них, как на лю¬дей, не вполне здоровых головой, ограниченных. Но, да и бог с ними, недоделанными! И он продолжал.
– Буреют словаки, всё более и более! И вообще, почему-то все «на¬циональные кадры» так опухли от наглости в последнее время. Навер¬ное, оттого, что ленинский завет о предоставлении прав маленьким на¬родам выполняется слишком правильно. А вот завет Ленина в адрес этих самих народов – самим отказываться от излишних привилегий и бороться за интернациональное объединение – забыт этими самыми нацкадрами, – Тимофеев вздохнул.
– Но он ведь сам писал о «национальной гордости Великороссов». Почему бы и другим не иметь эту самую гордость? – пожал плечами товарищ.
– Он писал как раз о том, что проявления этой самой «гордости» – это плохо! Гордыня – это грех вообще!
–Ты что, в бога веруешь? Во дела, а ещё замполит!
– В бога я не верую, хотя его существование и не исключаю. Иногда мне кажется, по правде говоря, что отсутствие бога, совершенно нело¬гично. Должен быть какой-то разум. Ты Солярис смотрел?
– А кто его не смотрел!
– Так вот! А грехи я грехами всё же признаю! – Тимофеев поднял вверх палец, и продолжил.
– Так вот, ленинский принцип по национальному вопросу сводился к тому, что русские вежливо как бы предлагают малым народам больше национальных привилегий и автономий, а те вежливо отказываются в пользу культурной интеграции всех народов. Взаимная вежливость, уступки и компромиссы, направленные вектором навстречу друг другу! Типа как в дверном проёме, все друг другу пытаются уступить! Только вот первая часть этого завета русскими выполнялась, а про вторую, про выполнение его нацменьшинствами, видимо, позабыли.
– А что, правдоподобная версия, – Майер крутил в руках пустую пив¬ную кружку, – «лица коренной национальности» в Казахстане пользуют¬ся сегодня особыми привилегиями. Например, при поступлении в ВУЗ…
***
Сон.
Влад давился в очереди среди курсантов в чипке. Буфетчица взвешива¬ла куски варёной колбасы, вымоченной донельзя для б;льшего веса. Тако¬го ему ещё не доводилось видеть. Да, были дефициты. Но что бы так!.. До чего довела страну эта пресловутая горбачёвская «перестройка»!
– В руки только один кусок! – объявила она с важным видом.
Сзади Тимофеева подошла молодая беременная женщина лет двад¬цати, да какая там женщина! Как в двадцать-то лет девушку можно на¬звать так, даже если она беременна, – девушка! Она встала сзади. Одна среди курсантов.
– Проходите вперёд, – курсанты расступились.
Девушка благодарно подошла к «раздатке».
– Колбасу только курсантам, – буфетчица презрительно окинула её взглядом.
На глазах у девушки проступили слёзы обиды, и она отошла от при¬лавка.
– Дайте мне, – сказал подошедший к прилавку Тимофеев.
– А вам, товарищ лейтенант, тоже не положено, – буфетчица лишь фыркнула с презрением. – Говорю ж, это только для наших курсантов!
– Вот, возьмите, – один из курсантов отдал беременной свой кусок колбасы, завёрнутый в серую бумагу.
– Спасибо, не надо, – девушка грустно улыбнулась.
– Что значит не надо! – курсанты сунули ей безоговорочно свою кол¬басу. Она благодарила их, совала деньги, которые они неохотно, но всё же взяли.
– Это жена одного лейтенанта новенького! – кто-то сказал из очере¬ди. – Они тут без прописки и без пайки, а она уже на восьмом месяце! Жрать-то охота! А в чипке запрещено офицеров и их жён отоваривать!
Тут исчезли курсанты. В очереди стояли только гражданские лица.
– Молоко заканчивается! – заявила продавщица, гремя огромными пустыми алюминиевыми бидонами. – Не занимать!
Тут какой-то молодой парень с коляской вышел из очереди, протис¬нулся к прилавку.
– Продайте мне хоть литр! У меня ребёнок грудной. Его кормить нечем!77
– У нас у всех дети! – заревела очередь. – Никому ничего не давать!
– Не пускайте никого!
– В очередь давай!
Очередь свирепела.
– Молодой человек! Отойдите от прилавка и встаньте в очередь! – рявкнула продавщица.
Парень отошёл в сторону, наблюдая, как та сцеживала из бидона по¬следние капли молока в бидон какого-то счастливчика...
– Вы чё, молока ребёнку пожалели? – возмутился Тимофеев.
– А кто тут мне ещё умничать будет? – рявкнула мужеподобная про¬давщица в некогда белом чепчике, теперь отдающем несвежей желтизной.
– Вот сам в очереди с ночи отстой, потом посмотрим на тебя. Умник выискался! – огрызнулась очередь.
Он вышел из магазина.
Владислав шёл по городу, который, при всей своей незнакомости, казался ему совершенно знакомым. Так бывает в снах… Всё окружаю¬щее его было таким естественным, словно он здесь прожил всю свою жизнь. Большая площадь с клумбами и фонтанами и большое фунда¬ментальное правительственное здание на возвышенности. Яркое солн¬це. И безумно красивая корона из гор со снежными вершинами, одетая на этот, утопающий в зелени, город.
– Демокрытияландыру! *(Демократизация.)
– Жариялылык! *(Гласность.)
– Бетб;рыс! *(Перестройка.)
– Бiз жаяу орталык алан ! *(Идём на центральную площадь.)
Раздались возгласы возбуждённой толпы молодых людей казахской внешности. Некоторые тащили флаги, на одном из которых Тимофеев вычитал странную надпись «Алаш»*.

(*Партия «Алаш» – первоначально возникла в 1917-1920 годах – казахская националистическая партия, выступавшая за образование национальной ав¬тономии. Однако тогда лидер «Алаш-Орды» Алихан Букейханов в обращени¬ях к предполагаемым союзникам заявлял, что среди алашистов «нет стрем¬лений к сепаратизму. Мы едины с великой демократической Федеративной Россией», «мы – западники. В своем стремлении приобщить народ к культуре мы не смотрим на Восток… Получить культуру мы сможем… через Россию, при посредстве русских». После октябрьского переворота партия Алаш была упразднена. В восьмидесятые – девяностые вновь затрепетали на ветру ре¬анимированные националистические партии, и призывы их стали куда более радикальными в отношении России и русских.)

А на одном из транспарантов, которым воодушевлённо размахивали молодые казахи, было написано по-русски: «Русские, вон из Казахста¬на! Это наша земля!», а на другом: «Не покупайте у русских квартиры, они скоро нам их так отдадут!», «Долой русский язык!»...
То, что последнее было так же написано на русском, лишний раз свидетельствовало о том, что это обращение было сделано, скорее, с це¬лью запугивания русских, нежели призыв к казахам, или и то и другое сразу. Ибо казахи в своём большинстве отлично понимали по-русски, более того, далеко не все городские казахи владели в достаточной мере казахским.
(*Вот как тут хотелось вспомнить забытые сегодня «Слова назидания» Абая Кунанбаева: «Нужно овладеть русским языком. У русского народа разум и богатство, развитая наука и высокая культура. Изучение русского языка, учёба в русских школах, овладение русской наукой помогут нам перенять все лучшие качества этого народа, ибо он раньше других разгадал тайны при¬роды… Знать русский язык – значит открыть глаза на мир. Знание чужого языка и культуры делает человека равноправным с этим народом… Русская наука и культура – ключ к осмыслению мира, и, приобретя его, можно намного облегчить жизнь нашего народа…»)
Увидев Тимофеева, трое чернявых парней отделились от толпы и явно с агрессивными намерениями устремились к нему.
– Дай закурить! – обратился один из них.
– Не курю,.. – не успел Влад и вымолвить, как тут же получил, ото¬звавшийся звоном по черепу, хлёсткий удар в челюсть...
Но молодой человек не вырубился, лишь зашатавшись, стоял, при¬нимая новые удары, сыпавшиеся на него со всех сторон. В затылок, в висок, в челюсть… Однако, видимо, природная крепость его костей и воля, а на самом деле то, что это был лишь сон, позволили ему отразить нападение, и вскоре главный из нападавших, поверженный, лежал спи¬ной на асфальте, а Тимофеев держал его под коленками за ноги. Двое других, ретировавшись, не решались поспешить на помощь товарищу, озираясь в сторонке…
– Ах вы, сучёныши! – Владислав кинул поверженного противника и поспешил восвояси, пока к врагам не подоспело подкрепление.
Люди на остановке, опасливо косясь в сторону демонстрантов на площади, негромко рассуждали:
– Уже полчаса нет автобуса.
– Один тут даже мимо прошёл. Был слишком переполнен!
– Валить надо отсюда в Россию!
– Куда валить-то? Я здесь родился. Здесь мой дом.
– Хоть куда. Это был наш дом. Теперь это будет их вот дом!– он мах¬нул рукой в сторону площади.
– Все уезжают. Квартиры можно продать только казахам и обменять только с казахами.
– Где взять столько казахов?! Да и вот они что пишут на плакатах! Надеются за так наши квартиры взять!
– Сейчас все сваливают, кто как может! Ни коробок не достать, ни контейнеров в «Трансагенстве».
– Я там вчера пять часов простоял! Вообще, «Трансагентсво» – сплошная фикция. Там всем заправляет местная казахская мафия. Хо¬чешь «трёхтонник» – плати три тысячи, «пятитонник» – пять тысяч сверху…
Тут выше остановки в метрах ста подошёл долгожданный автобус. Остановился, открыл двери. Люди буквально вываливались из него, пробивая себе путь из переполненного транспорта. Другие, на останов¬ке, увидев долгожданный автобус, кинулись вверх, к месту остановки, брать его на абордаж. Кинулись и эти случайные собеседники.
Вскоре Тимофеев был в квартире, которая, при всей своей незнакомо¬сти, казалась ему совершенно знакомой. В окна он видел эту площадь, группы возбуждённой национализмом молодёжи. По улице от автобус¬ной остановки спешили домой светловолосые женщины. Тут по доро¬ге пролетел на скорости «жигуль» и, сидящие внутри казахские парни, кинули в открытое окно горсти гравия,.. который на полном ходу рассек женские лица до крови. Те кричали, испуганно хватая свои окровавлен¬ные иссечённые части тела. Тимофеев сжался от негодования, страстно желая лупануть вслед удаляющемуся авто из пулемёта или бахнуть гра¬натомётом… Но схватил стул, перевернул его и, как это бывает в снах, попытался исполнить желаемое, но ножка стула никак не превращалась в грозное оружие, способное обратить противника в бегство. Тут раздался стук в дверь.
– Сiз казакша? *(*Вы говорите по-казахски) – раздалось за дверью.
– По-казахски говоришь, ты, там?! Чё молчишь? Ты русский, что ли? Если казах, то ответь по-казахски! А если не ответишь, мы твою квар¬тиру пометим, и жди, будет ещё скоро ночь «длинных ножей»! Всех вас вырэжэм! Как баранов!
Тимофееву стало не по себе. Он посмотрел на деревянную дверь, отделявшую его от этого мира безумного националистического возбуж¬дения. Разве может такая дверь оградить кого-то от этого беспредела? Дверь затрещала и стала разваливаться…
Тимофеев подскочил, хватая трещащий на тумбочке будильник. Сердце от внезапного подъёма выскакивало из сонной груди...


Отрывки из романа «На переломе эпох»
http://www.proza.ru/2014/04/02/43
Электронная книга скачать: http://ridero.ru/books/naperelomeehpoh.html