Алёнка

Саша Тумп
          Врач долго и внимательно смотрел на Светлану.
           – А где Аленка? – вдруг спросил он.
           – В коридоре. Она серьезная девочка. Я попросила её подождать, – Светлана напряглась.
           – Серьезная! – согласился он, встав и подошел к окну. – В пять-то лет…
           Развернулся и стал, молча, смотреть на Светлану.
           Его фигура на фоне окна казалось темной. Лица, практически, не было видно.
           – Светлана Николаевна! – вдруг обратился он. – Постарайтесь понять меня.
           Я – врач. Таких, как я, много, но, боюсь, что очень мало тех, кто скажет вам правду. Ребенок угасает. Что с ним? Если бы кто-то смог ответить на этот вопрос, то я бы сам поехал к нему с ней. Я не знаю таких.
           Провести комплексное обследование? Думаю, что это возможно. Думаю, врачи, например, в Израиле это сделают, прекрасно справившись с задачей. Потребуются определенные средства на это. Но их заключение будет очень похожим на моё. Я хоть сейчас, при вас, готов обсудить по телефону сроки и условия вашей поездки. 
           …Боюсь, мы потеряем время.
           Постарайтесь понять! Я ведь ещё и отец. У меня трое. А здесь, – он хлопнул ладонями по подоконнику, – я вижу их сотни. У каждого свои проблемы. И эти проблемы я могу как-то описать. Для себя. Родителям. Другому врачу.
           А что с Аленой – я не знаю.
           То, что я вам скажу – я не имею право говорить.
           Ни, как врач, ни, как, просто, человек… В стенах больницы я не имею права говорить такое, но… Но и не говорить – я тоже не имею права.
           Он отошел от окна, обошел Светлану и сел напротив.
           – Хотите знать, что бы сделал я в такой ситуации? – сказал он.
           – Не знаю! – Светлана подняла голову.
           Они сидели и смотрели друг на друга.
           – Что? – спросила она, вздохнув и подняв голову.
           – Понимаете, что такое человек – никто не знает. Никто! Все готовы в этом признаться, но  делают важный вид, что что-то о нем знают. Никто! Ничего! Тайна это!
           – Так что бы Вы сделали? – Светлана положила руки на стол.
           – Надо изменить всё!
           Место жительства. Одежду. Прическу. Еду,  к которой привыкли. Мысли. Дом, в котором живете… Всё! Разорвать все контакты, ставшие привычными. С друзьями. С родителями.  С родителями погибшего мужа. С интернетом… Сменить всё.
           Весь мир должен свестись в точку – Вы и Алена.  И больше никого из старой жизни. И начать строить жизнь по-новому.
           – Уехать? А куда? Я ничего не знаю. Нигде не была.
           – Надо сначала решиться  – изменить всё. А «как» – само придет.
           – Вы в этом уверены?
           – Я надеюсь на это! А уверен только в том, что сам я не могу, не умею, не знаю… Я не могу другого предложить.
           – Так что же сделали бы вы?
           – Я бы уехал куда-нибудь, где минимум людей. Где лес и речка. Обязательно, где есть корова и молоко. Петухи по утрам. Мёд. И… Если уж что-то суждено, то прожил бы эти дни там и так…
           – …Последние дни? Вы их имеете в виду?
           – Вы от меня ждете этих слов?
           – Нет! Но так получается!
           – Не так получается! Получится так, как сделаете.
           Кто может кроме Вас что-то сделать? Вот!
           Надо понять, что «никто, кроме Вас»!
           –…У Павла… Мы с Павлом – отец Аленки, ездили в деревню… Это под Псковом. Он говорил, что мальчишкой ездил туда, когда дед его был ещё жив. Там речка. И лес. Но там… Мы сразу после окончания им училища ездили туда. Тоже летом. Там ещё церковь разрушенная была. Большая. И развалины какие-то рядом. Из красного кирпича…
           – Поезжайте! Страшно – дадите мне знать – где будете. Позовете – я обязательно приеду. Если что…
           Поезжайте! Вы все равно не расстаётесь с Аленой ни на минуту. Поезжайте. Отключите телефоны и поезжайте.
           Поверьте – это шанс. Пока у неё есть силенки.
           Дадите знать – я сразу приеду… Все-таки я – врач!
          
          
           –…Светушка! Светлана! Глядь. Чудо-юдо пришло! – Мария, со смехом, встала с табуреточки, глядя на Аленку, которая зашла в калитку, согнувшись пополам и держась за коленки. Мухтар, поскуливая, крутился вокруг, то подпрыгивая, то приседая на передние лапы.
           – Мухтар! Отойди! – Алена распрямилась, показав в руках два зеленых листа подорожника, испачканное травой короткое платьице, потопталась босыми ногами и скривилась в виноватой улыбке. Обе коленки были сбиты в кровь.
           – Я ей говорил, что на ссадину сразу плевать надо больше, – заявил соседский  Вовка, невесть откуда появившийся, – а только потом клеить листья.
           – Оторву уши, Вовка! Что на этот раз? – Мария привлекла к себе девчонку.
           – Мы через бревно прыгали. Я перепрыгнул, а она нет! – заявил пацан, гордо выставив ногу.
           – Перепрыгнул он! Дурья голова. Разве можно городскую девчонку в ваши пацанские дела втягивать? – Мария строго посмотрела на соседа.
           – И чё? Я тоже городской! – парировал тот. – Не прыгала бы.
           Мария махнула рукой, плотнее прижав к себе Аленку: – Балбес балбесом…  И ты туда же!
           Светлана спустилась с крыльца с пузырьком зеленки и подошла к дочке.
           – Давай! – она протянула руку к ноге.
           – Мама… Уже не течет. Засохло уже. Не надо зеленки, – та отпрянула, нахмурившись.
           – Не надо, так не надо!  Иди! – слегка оттолкнула её от себя Мария и посмотрела на Светлану.
           Аленка отошла и встала рядом с Вовкой.
           – Конечно, некрасиво видной девице – с зелеными коленками. Так ли? – спросила Мария у неё, с улыбкой. Та пожала плечами, улыбаясь.
           Светлана, молча, отставила пузырек и присела рядом, глядя на дочку.
           – Идите в дом, там не так жарко. На столе  молоко с хлебом. Перекусите, – скомандовала Мария Володьке.
           Тот, схватив Аленку за руку, потащил её к крыльцу.
           – Костей-то уже не видно. А то ведь, как плотвичка сушеная, была. Заживет! – Мария посмотрела на небо. – Дождь будет. Парит! 
           А мои в Турцию поехали, наверное. Прошлый год туда ездили. Море! Тепло! Сашкины выросли. Пашкины тоже. Им здесь уже не интересно. Сухостоем ходят.  Машкины уже скоро сами народят. …Скорее бы! А и то…
           …Отец! Отец! – она позвала мужа – деда Николая, но никто не откликнулся.
           –…Меня вот бабушка учила травам. Что-то не легло мне на душу. Так помню, что все знают. А она была знатная травница. Многое знала. Рассказывала мне, да не запомнила я. Как-то все не о том думала. А папка всегда говорил: «Корова и пчелы лучше нас знают, что есть, что пить!»
           Вот писали, что организм стариков молоко не приемлет. Может быть! Все может быть! Только в такую жару и не хочется ничего больше.
           Ты поглядывай! А то Аленка постоянно квас холодный пьет. Не дай Бог в такую жару простыть.
           …А ты-то подсохла! Что-то сегодня посмотрела на тебя… У Аленки хоть попка появилась, а ты подсохла. А оно так и лучше! Так-то легче!
           …Господи! Как плотвичка же была. Такая же вся – прозрачная.
           …Жаль, что доктор твой женатый! Не часто хороший доктор попадется. Ведь, разглядел как-то… А! Жизнь она не всегда по прямой.
           Мой-то на десять лет старше меня. В девках была – все уши прогудели: «Старик!» Какой, к бесу, «старик»? Он и сейчас ещё…
           Слава Богу, что все так! Вот с зубами бы ещё решить.
           …Отец! Отец!
           …Что за человек?! Пока третий раз не окликнешь, ни в жись не подойдет!
           …А Митрофановна-то как сказала: «Пустота в душе!»
           Сама бы не увидела – ни в жись не поверила бы. Голубенькая ведь была…
           Надо бы дойти до неё! Стара! Не приведи, Господи…
           А ты-то  себя не бросай! Оно, конечно, постройнее-то – оно получше. Но ведь всему свое время.
           Жаль, что доктор женат. А и хорошо, что у ребятишек такой отец. «Трое», – говоришь?
           …Отец! Отец!
           – Что за шум, а драки нету? – дед Николай вышел с какой-то палкой. – Вот! Смотрю совсем у нас островин не осталось, – он оперся на неё, как на копье.
           – О, Господи! Вспомнил! Так уже состоговали! Хватился!
           – Так на следующий год! Последний день живем что ли?
           – Будет день и будет пища! До следующего года ещё дожить надо!
           – Год-то, по-всякому, будет! А уж доживем ли, нет ли  – это дело второе! А островины сухие в доме должны быть! Что хотела-то?
           – Ты бы сходил до дороги. Позвонил там нашим – спросил бы как дела. А то вон, Аленка упала, коленки сбила. Что-то тревожно мне!
           …А, может, и съездим до них, а?
           – А Зорьку куда? С собой?
           – Так Светлана присмотрит! А если втруд, или что не так, то и Нюра подсобит. По- всякому, и сметану и творог с маслом забирать будет заходить. Да и люди кругом!
           Посмотришь? – она повернулась к Светлане.
           – Смогу ли? – засмущалась та.
           – Сможешь! А что там не смочь? Не отел же принимать! – если что или беда какая – до Нюры добежишь.
           Дед Николай, постоял и пошел к сараю.
           – Так сходишь ли? – крикнула ему вслед Мария.
           – Завтра! – откликнулся тот.
           – Может и тебе надо с кем поговорить? Сходила бы за компанию. Все вдвоем веселее. Здесь телефон не заработает – жди не жди. К дороге надо… Сейчас-то что? А вот зимой…
           – Не надо. Боюсь! Да и, оказывается, не с кем,  – Светлана прижалась к коленке Марии.
           – Да уж! Себя сглазить – самое простое дело! – та положила руку ей на голову. – Выцвела ты у нас совсем. А волосы в силу вошли. Вон крепкие какие.
           У меня тоже крепкие были.
           …А я в двадцать семь разводиться хотела. Думала: «Брошу кобеля этого и уеду куда-нибудь на стройку». Уехала бы!  Дети на руках висли. Родители сдавать начали. Потом Машка родилась. Он настоял, чтоб так назвать.
           …Сходила бы, посмотрела – чтой-то притихли там бесенята.
           Светлана встала, взяла пузырек и пошла к дому.
           – Спят! – сказала вернувшись.
           – Поели ли что?
           – Поели! У Аленки пот на лбу.
           – Это переволновалась. Или после меда. Набегались. Не бери в голову!
           …Тебя-то дачники за местную принимают. Да и то – «Николаевна». Да я ещё сказала, что – дочка мне. Зря сказала. Вот и никто не подходит. Боятся! Отец-то суров! В деревне-то все об этом знают. Нас-то стариков и осталось-то… Хорошо, что не всех город измордовал. Приезжают.  Нам жить дают. То им молоко, то им яйца.
           Яблок в этом году будет много. Не буду варенья варить.
           Не едят варенья-то! Дрянь всякую едят, а варенья сторонятся. Спасибо Аленке, что труд мой ценит.
           …Зря так по деревне сказала! Девка без внимания, как морковка без полива. День два и падает.
           А и то – сказала, так сказала! Своя, чай, нам – не чужая. Жаль, что не знаешь ничего про деда-то Аленкиного отца. Так бы вспомнил кто. Глядишь, и родственники бы нашлись.  Узнала бы. Позвонила бы его родителям. Они, авось, помнят.
           Светлана замотала головой.
           – Оно, может, и правильно! Спугнуть можно!
           Да, уж! Как все нехорошо-то было!.. Ой! Не приведи, Господи!
           А может сама съездила бы до дома. А мы здесь за Аленкой присмотрели бы? А?
           Может там дела какие? Все-таки люди там! С нами-то… Скучно с нами, наверное!
           Светлана промолчала.
           – Жить-то придется! Мои вон как – разлетелись… Все дела у них. А Нюре, вон, повезло –  то Васька – это брат Вовкин, то вот – Вовка. Забросят их сюда, а сами хвост трубой и куда их нелегкая носит. А Вовка-то здесь за своего. Вишь, как Аленка-то ко двору пришлась.  А, девчонка. Казалось бы… Коза-дереза!
           …Аленке бы брата… А то привыкнет сейчас к пацанячьему неслуху… Скучать будет. Потом-то!
           А то и втроем бы до дороги сходили. Николаю-то очень Аленка приглянулась. Да, неласков уж он. Да и то – не принято у нас баловать. А может и зря?
           Помнишь, когда Аленка-то руку порезала? Сердце у меня остановилось! Думала: «Всё! Инфаркт будет!» А кровь-то как увидела, отлегло, так даже удивилась. Что у неё есть она-то…
           …Вот что такое с ней было?  «Пустота…» Раз такое есть – то и душа, значит, есть!
           А, казалось бы… Там и душе-то негде поместиться…
           А раз душа есть… Надо чем-то её заполнить!
           Чем? Одного нет, а другое – она не принимает!
           …Нет! Надо до Митрофановны дойти! Тебя ей показать, что ли? Я уж прошлый раз говорила ей. Улыбается. Все-то она понимает!
           Подошел Николай.
           – А, может, девчонки, все вместе сходим, а? Возьмем с собой молока, хлеба. Ухажера Аленкиного пригласим мне в компанию и пойдем потихоньку. Пристанете – приставших на пенек. На обратном пути подберем. Не смогут идти – я с тележкой вернусь, – Он засмеялся. – Мухтара, вон с собой возьмем. Пусть охраняет. Сама поговоришь с детишками. Пусть постыдятся матери.
           Мать их, с этим городом!
           Ты бы, Светлана, зарядила бы свой телефон, если есть,  пока ребятня спит. А, вдруг, пригодится? Так по холодку бы и пошли все вместе? К вечеру бы уже дома бы были? А?
           – А и, правда, отец! А не придется ли меня тащить на закорках? – засмеялась Мария.
           – Так если и придется? Теперь-то уж что? Теперь поздно уже рассуждать!
           Своя ноша не тянет! Там ведь: хоть на закорках, хоть рядом с тобой падай.
           …Аленке не дело на отшибе от дедов своих быть!
           Те там уже, наверное, пятый угол устали искать за два месяца-то. Пусть хоть голос услышат! Да и ей не повредит. Не одна в этом мире – знать должна!
           А что не так – так мы рядом.
           Тяжело, конечно, с людьми-то. А без них как? Вон, даже Мухтар понимает, что в лесу свобода, а здесь… а здесь… что ты там про закорки говорила? Во-о-о!
           Свое нести, по-всякому, придется! Как хошь, а неси!
           Себя оглядите перед дорогой-то, а то, как-никак, в люди идем! Да мне что-нибудь легкое в дорогу там подберите. А то тут с вами, как на лесозаготовках, из фуфайки не вылезешь. Да кипяток поставьте – побреюсь я.
          
           Как планировали – вернулись к вечеру. Светлана осталась с ребятишками и Мухтаром у реки.
           – Думала: «Не дойду!» – сказала Мария, улыбаясь, садясь на крыльцо. – Ноженьки, мои ноженьки…
           – Дошли. И вроде ещё силенки остались. Аленка-то вон вообще…
           – Так днем поспали. Отдохнули.
           Так ли мы все сделали, отец? Что-то тревожно!
           – А кто его знает?..
           С нами век не проживут, а если что не так – так мы пока рядом. Все вместе поправим.
           …А всполошила ты стервецов-то этих звонком!
           На сено они приедут! Как за порог – так и из памяти клок! Ага! Трава-то их ждала, пока они задницу оторвут от телевизора?
           Хорошо в лесу-то. Осенью за опятами пойдем.
           – А вдруг и, правда, все приедут?
           – Своих на улицу выгоним, да по соседям распихаем, а дедов Аленкиных в дом.
           Ещё и окажется, что сродственники мы.
           Какие деды? Так – пацаны ещё!
           На кладбище сходим. Вот ведь: забыли сказать, чтоб краску привезли!
           Нам хоть и рано, а на косогор-то поглядывать иногда надо бы…
           Ещё правнуков привезут! Потом Светлана… А там глядишь и Аленка.
           Не дадут скучать!
           – Эк, ты размечтался-то, – грустно сказала Мария. – Так не бывает!
           – Всё бывает! Вон, наша Зорька по ночам летает! Веришь ли? – засмеялся Николай.
           – Тебе верю!
           …Коля! А радиола наша цела? Как думаешь? А то, как провода к селу украли, на чердак её подняли, а так и не спустили, как свет дали.
           И пластинки там же.
           Помнишь, как с зарплаты покупали пластинки?..
           Тогда в сельпо… И клуб свой работал, а на танцы за пять километров бегали…
           – Так к нам тоже бегали.
           Николай присел рядом.
           – «Едут новоселы по земле целинной,
           Песня молодая далеко летит…»
           «…Родины просторы, горы и долины,
           В серебро одетый зимний лес грустит…»
           …Чуть, ведь, не уехала я тогда…
           Так вот и прожила всю жизнь здесь…
           Как бы было?
           – Ну, уж, «прожила». Вон сегодня как по дорожке бежала.
           – Надо радиолу спустить с чердака.
           – Завтра!
           Пойду, отнесу полотенца к реке.
           – Сходи! Гони всех домой! На реку уже пар лег, наверняка.
           «…Вьётся дорога длинная...
           Здравствуй, земля целинная,
           Здравствуй, простор широкий,
           Весну и молодость встречай свою!» – напела Мария. – Иди, иди! Пойду, чай поставлю. Да, Мухтара скупни там.
           …Думала: дождь будет. Ан  нет! Раздуло тучки-то.
           А раздуло тучки – бери ведра в ручки...
           Поливать-то... хошь-не хошь, а надо.