Вы можете представить лес без птичьих трелей? Деревья стоят на местах, травка зеленеет, солнышко блестит, и - тишина … Так и Аскат без неё, без нашей Неллечки Ефимочки: вроде дома на месте, те же люди снуют, а чего-то очень важного нет. Те, кто не знал её, скажут: «Всё нормально, деревня, как деревня». Ну, а нам-то, нам - ничем не заполнить эту пустоту. Улетела наша певчая птица. Навсегда…
Ходячая фонотека. Как в её памяти умещалось это огромное количество арий из опер и оперетт, всяких сюит и песен, просто фантастика.
«Вчера ночью не спала, вспоминала забытые песни о войне и вспомнила сорок штук: и слова, и музыку. Днём никогда бы не вспомнила, а ночью всплыли в памяти. Так и не заснула, всё пела до самого рассвета».
Кандидат биологических наук. Тогда, в молодости, это казалось важным: защитить диссертацию, проложить свою стезю в науке. «Изменение физиологии растений под действием пестицидов» - это её тема. И сотни опытов с химикатами, над парами ртути. «Удивительных результатов добивается биохимик Нелли Богданова…» А как награда – астма на всю оставшуюся жизнь. Дышать тяжело, но петь можно и можно писать стихи. Она написала их целую тетрадь, но даже самым близким друзьям не читала, стеснялась. А вот гимн театра «Гамаюн» (Стихи Нелли Ефимовны Кирилловой, музыка Николая Андриановича Пономарева) мы будем петь долго. Всегда, пока жив наш театр.
«Сколько лет мы живём, - столько лет мы играем,
А в обыденной жизни, что ты можешь сказать?
Нас в лихую команду Аскат собирает…»
«Команда» - это её слово. Она не мыслила себя в одиночку, без команды. Когда-то недавно, в послеблокадном Ленинграде, среди разбомбленных и не очень домов, в каждом дворе была натянута верёвка меж двух столбов, и над ней до темноты взлетал самодельный мяч. Ещё не было вдосталь хлеба, но была сумасшедшая жажда выстоять, не подвести друзей, совершить подвиг. И представьте себе капитана непобедимой команды, которая громила всех в округе, не двухметрового парня, а худенькую девочку в залатанных штанах, тогда ещё просто Нельку. Не ростом брала, не силой, но страстью в игре и самоотдачей, а ещё умом и хитростью.
«Я не люблю, когда грубо прёт сила на силу. Это неинтересно. Мне нравится побеждать красиво, неожиданным ударом в тыл, каким-нибудь обходным манёвром».
Ленинград – город её юности. Она не принимала напыщенное – «Санкт-Петербург». Хорошо помнила людей, переживших блокаду, и сокрушалась, что в наше время город уже не тот. Но сама через всю жизнь пронесла и сохранила великосветский столичный шарм – смесь благородства и простоты. В чём это выражалось? Прежде всего в том, что ни про кого никогда не говорила плохо. В каждом пыталась отыскать и подчеркнуть хорошую черту, даже в тех, у кого её отыскать невозможно без микроскопа. А склонность к юмору и любовь к еврейской культуре, это у неё от отчима – чистокровного еврея, который закончил свою жизнь в Бостоне. Она тоже была там, но не прельстилась сытой Америкой. Наоборот, встретив и полюбив своего Саньку, переместилась далеко на восток, сначала в Новосибирск, а потом, уже, выйдя на пенсию, в Анос.
«Увижу, как мальчишки на улице играют в футбол, выскочу к ним и прошусь хотя бы на ворота. А потом не выдержу и несусь забивать гол. Меня там все соседи за дурочку считали».
Чудеса. Они постоянно происходили в её жизни и потому считались нормальным явлением, как восход и заход солнца, как варёная картошка на столе.
«Купили мы с Санькой турпутёвки на Памир, а на вокзале в Ташкенте у нас украли все деньги. Санька сильно расстроился, а я говорю: «Ничего, мир не без добрых людей». Приехали в Душанбе, переночевали у каких-то цыган. Потом зашли в магазин и я стала смотреть ичиги – такие кожаные чулки. Сунула руку в один, а там сто рублей лежат десятками. Так наши деньги нам вернули, очень оригинальным образом».
Самым большим чудом было то, что она прожила так долго, несмотря на приступы астмы, на бешеные скачки давления.
«Я не боюсь смерти. Я уже попрощалась со всеми и у всех попросила прощения. Но, раз уж я сегодня проснулась, то, наверное, доживу до вечера. Давай споём что-нибудь душевное».
Она всегда готова была умереть и всегда готова была жить.
«Я теперь не мечтаю о жизни иной
Я готов возрождаться, столько сколько придётся
Потому что театр, мой любимый театр,
Мой священный театр «Гамаюном» зовётся».
Аскат. «Все восемь лет, что мы прожили в Аносе, мы мечтали переехать в Аскат. Там ещё не было театра, но дух искусства витал и манил нас. Мы из хорошего отдельного дома переехали в худшую квартиру, лишь бы жить в Аскате».
Там они с Михалычем в одночасье стали родными и любимыми. А вскоре родился «Гамаюн». Александр Михайлович сразу записался в примы, а Нелли Ефимовна была на вторых ролях, сценаристом и вдохновителем. Но всё-таки она сыграла одну значительную роль – Валендру, в спектакле «Чтобы помнили». Чего это ей стоило, мало кто знает. Во время генеральной репетиции она сидела в машине бледная, как полотно. Давление 120 на 200. Мы уговаривали её: «Нелли Ефимовна, может не надо? Пропустим ваш выход…» Она: «Нет, надо! Как же я могу подвести всех вас?! Не беспокойтесь. А если умру, так это же здорово – умереть на сцене…».
Снова худенькая девочка, не жалея локтей и коленок, бросалась на землю, вытаскивая «мёртвый» мяч, потому что с молоком матери впитала каверинский девиз: «Бороться и искать, найти и не сдаваться!»
А умерла она дома от сердечного приступа. За час до смерти пела: «Отцвели уж давно хризантемы в саду, а любовь всё живёт в моём сердце больном… »
Счастливому человеку бог даровал лёгкую смерть.
Муж – Александр Михайлович Кириллов, дочь – Ирина, друзья, родственники, коллектив театра «Гамаюн», весь Аскат.