(из сборника "Ты больше не моя женщина")
Юрий вздрогнул, когда механическая кукушка в очередной раз выпрыгнула из часов, как будто это была не искусственная птаха, возвещавшая время, а нож хулигана, сверкнувший в темном углу.
Время стало одновременно тяжелым, как камни и вязким словно болото.
Даша не подходила к телефону. Она обещала прийти к семи. Минутная стрелка начала отсчитывать уже девятый час. Юрию уже виделось, что лепестки стоявших на столе роз чернеют от наступивших сумерек, будто пожираются темным огнем.
Она пришла в одиннадцать минут двенадцатого. Усталая, озябшая, поникшая, словно насквозь промокла под каким-то неведомым дождем и сейчас стряхивала с себя невидимые капли, прилипшие к ней, как колючки.
- Прости, - сказала она
Юрий ничего не ответил.
- Ты меня не поцелуешь? – Даша попыталась обнять его, но он отстранил ее руки.
- Прости, - повторила она.
- Где ты была? – спросил он, - я спрашиваю, где ты была.
Она медлила с ответом, и его мозг вспыхнул пламенем воображаемых тошнотворных сцен, в которых по ее голому телу елозил какой-то потный человек. Лица его Юрий не мог представить.
- Прости, Юрашка, ну хочешь я на колени перед тобой встану…
- Значит, есть за что вставать передо мной на колени, да? – осклабился он, уже уверенный в том, что она все-таки изменила ему сегодня.
Стрелки часов приближались к двенадцати.
- У нас еще несколько минут, - сказала Даша, - мы еще успеем за стол сесть.
Он опешил от ее наглости, а она уже ждала его за столом.
- Это ради меня…да? Юрашка, ты у меня такой…самый замечательный, самый волшебный на свете. Я тебя обожаю. Ты у меня самый лучший. Самый-самый любимый.
- Самый? – разволновался он, - то есть у тебя есть и другие любимые, да? А я – самый? Спасибо, как мне повезло.
- Юра, ну что ты говоришь такое!
Кукушка вынырнула из часов, возвестив наступление нового дня.
- Ну вот, - расстроилась Даша, - не успели.
- Странно, что ты вообще сегодня пришла домой, - огрызнулся он.
Разливая вино по бокалам, он нечаянно пролил его на стол, но вытирать не стал.
- С днем рождения, - сказала Даша.
- Спасибо, - ехидно улыбнулся в ответ он, - скажи честно только, а вот ты скучаешь уже, да?
- По кому? – Даша не успела еще сделать ни одного глотка вина.
- Ну, потому от кого ты пришла. Любишь его? Постель, наверное, у него теплая? Вылезать не хотелось. Но надо было. Обязана как бы еще. Мало того, что муж дома ждет, да у него еще и день рожденья сегодня как назло. Наверное, все это пришлось объяснять, чтобы он тебя из своей постели отпустил? Но ты умница. Даже за целых полчаса до ночи успела примчаться.
- Зачем ты так…, - совсем потерялась Даша.
- Я – зачем так? – закричал он, - это вообще-то мой день рожденья. Это праздник вообще-то. Мой типо праздник. А это я вон все готовил, розы, идиот, для тебя покупал, вино твое любимое искал. Я – для тебя. В этот день. В свой день рожденья. А не наоборот. Что?! Ты еще и плачешь?! Очень здорово!
- Прости, - повторила она.
- И как его зовут? – очень зло взглянул на нее Юрий.
- Кого – его? – она поставила на стол бокал с вином.
- Того, с кем ты спишь. Даже в мой день рожденья.
- У меня Соня сегодня умерла, - Даша нервно сжимала край скатерти, - так, ищут поддержки в руке любимого человека, когда очень страшно и больно, но сейчас взять его за руку было невозможно, - пять лет ей было. Веселая такая, в веснушках, смешная, радостная всегда такая. Смеялась очень звонко. Я ее там …больше всего любила. И я верила, что химиотерапия поможет. А она умерла. Сегодня. И, прости, мне было очень трудно после этого идти, праздновать. Даже твой день рожденья. Прости. Прости, пожалуйста, что так получилось.
- Черт! Черт! – он несколько раз стукнул кулаком по столу, - эта твоя проклятая работа! Но почему.. почему… Я же столько раз просил тебя уйти оттуда! Я же могу устроить тебя к себе в школу, к нормальным детям, зачем эти…каждый день их видеть…если ты так переживаешь за них, то это самоубийство, мазохизм, - знать, что они умрут, и …
- Я каждый раз верю, что не умрут. И с Сонечкой особенно верила. Просто не могла себе представить. Даже после всего, что видела там, после всех смертей, не верила, что ее может не быть.
- Но почему надо обязательно среди этих больных…
- Ты же знаешь. У меня сестра умерла, когда ей три года было. А мне уже четырнадцать. Я до сих пор себя виню, что это я, я виновата. Родители же со мной ее все время оставляли, пока на работе. И я до сих пор думаю, что чего-то не досмотрела, не так что-то сделала. Невозможно с этим чувством вины жить. А там – его хоть немного меньше становится.
- Это твое идиотское обостренное чувство вины! Проклятое чувство вины! На пустом месте. И из-за этого ты рушишь нашу жизнь! Мы уже три года вместе. Когда на работе узнают, что у меня, в моем возрасте, еще детей нет, на меня смотрят, как на…как на неполноценного какого-то. Думают, что у меня что-то не в порядке. Я своих детей хочу. Своего собственного ребенка. А не чужих мертвых детей. Я тебя тысячу раз просил уйти оттуда. Тебе просто наплевать на меня. Ладно, день рожденья уже прошел. Можно уже и за упокой выпить твоей.. как там ее…Сонечки?
- Только ее не трогай. Пожалуйста, - голос Дашин первый раз в этот вечер прозвучал твердо, - меня хоть дрянью последней крести, ударь – хочешь. Но ее не трогай. Я прошу тебя.
- Да нужно мне твоя…, - брезгливо отмахнулся Юрий.
Он взял в руки бутылку с вином.
- По телевизору , в фильмах про пиратов показывают… послания в бутылках. Море выносит на берег чужие слова. Послания, которые кто-то, когда-то давно запечатал в бутылку и бросил на волю волн. И вот эта бутылка на столе нашем… Как будто море ее прибило к нашим ногам. И я могу прочесть эти письмена, - он посмотрел сквозь бокал, как будто и правда что-то читал в нем, - вот…тут написано, что нам не надо больше быть вместе. Три года целых понадобились для того только, чтобы понять нужны ли мы друг другу. Не нужны. Ты мне не нужна. Ты больше не моя женщина.
Она закрылась руками, как будто защищаясь от ударов. Слезы ее заглушили звук его шагов. Когда она отняла руки от лица, его уже не было. Она бросилась за ним, крича, выбежав в одном платье на холодную улицу. Фонари зло светили в лицо. На улице никого не было.
Он пришел к ней через неделю. Забрать свои вещи. Даша очень сильно похудела за это время. Кожа ее теперь была похожа на поношенную одежду, болтавшуюся на ребрах, словно на вешалке. Ее было не узнать почти. Слезы вытравили ее лицо кислотой скорби и тревоги.
- Я…я тебя искала всю неделю. По моргам, больницам, всем твоим знакомым, родным твоим звонила, никто не знал, где ты. Это ты их попросил не говорить мне, где ты? Я знаю, с работы ты ушел. Я туда ездила. Прости. Это я во всем виновата. Я тебя ни о чем не спрошу никогда, где бы ни был эти дни. Но я буду самой счастливой на свете, если ты никуда не уйдешь.
- Я живу с другой женщиной, - оборвал ее Юрий, - мне хорошо с ней.
- Правда – хорошо? – спросила она без злости, с тревогой за него.
- Да, очень, - с вызовом посмотрел он на нее, - мне с ней волшебно. Никаких мертвых детей. У нас будет свой ребенок. Свой.
- Ребенок? – вздрогнула Даша.
- Да, - пожал плечами Юрий, - она не бесплодная, как ты.
- Я… я…в тот день.., - она вся вжалась в стул, стала частью его, чувствуя, что исчезает с каждым приносимым словом, - в тот день… Я же знала, как ты хочешь…мечтаешь как… И я…в тот день…В твой день рожденья. Хотела именно в твой день рожденья сказать, что у нас будет ребенок. Был ровно месяц в твой день рожденья. Я не говорила тебе. Хотела, чтобы именно в твой день рожденья. Но ты не беспокойся, - ответила она на его настороженный взгляд, - я когда тебя по моргам искала…когда боялась так, что с тобой что-то случилось…Я так боялась за тебя, что…Что у меня был выкидыш. Но у тебя теперь будет свой ребенок. Собственный.
Ей так хотелось, чтобы он обнял ее, прижал к себе, пусть в последний раз в жизни.
- Почему? Почему ты тогда ничего мне не сказала?! – очень зло спросил он ее, - все было бы не так. По-другому.
- Прости. Прости меня. Я всю жизнь все делаю не так. Мне страшно.
- Я могу для тебя что-нибудь сделать? – спросил он.
- Но что же ты можешь теперь для меня сделать, - поежилась Даша от холода, - ты же сказал, что я больше не твоя женщина. Да? Не твоя? Ты же разведешься со мной?
- Да, - согласился Юрий, - слушай, ты извини, там внизу, друг на машине. Я с ним договорился, что он мне вещи поможет перевезти. У него дела еще потом сегодня.
- Да, да, - съежилась она, - прости, что задерживаю всякими глупостями.
Она пошла в ванную и закрылась там. Ей было страшно видеть, как лишается души ее квартира. Почему-то казалось, что душа ее дома – именно в его рубашках, все еще висевших в шкафу, галстуках, гантелях, электробритве….И она думала сейчас что дома тоже могут умирать, также, как маленькие дети. Как Сонечка, чей звонкий смех был ей так дорог.
Он постучал к ней в ванную. У нее сильно забилось сердце в надежде, что он ищет ее, что он, хоть на прощание обнимет ее, поцелует, скажет, скажет, скажет, обязательно обязательно обязательно скажет, чтобы она не винила себя ни в чем не винила, просто так получилось.
- Ты не виновата, - скажет он.
- Прости, - извинился он, - мне надо бритву взять. Она в ванной, похоже.
- Да, конечно, – она вышла из ванной с его бритвой в руках. На улице пошел снег. Небо, словно осеннее дерево, осыпалось, белыми листьями снежинок. И хоть снег шел за стеклом, ей казалось, что холодные снежинки залетают ей в горло, словно в открытое окно.