"Завтра осень, первый осенний день. Что ждет меня там, в Сан-Луи? Я не хочу
думать о месте, в котором мне снова будет больно, страшно, даже мерзко! Сан-
Луи моя гибель, наказание за промедление. Я давно должна была прыгнуть и
покончить с тяготящей скукой жизни. Мое последние лето превратилось в
маленький рай. Я слишком легкомысленна, потеряла время. Теперь поздно...
Я боюсь,мне не вырваться уже."
Алексия стояла у зеркала в ванной комнате. Вода шумела, брызги попадали на
лицо и руки. Она рассматривала свое бледное лицо, чуть раскосый разрез
упрямых глаз. Они были карие, но становились темнее иногда, словно
открывали вход в ее душу, такую же скрытую темнотой для остальных. Нос
длинноват, губы тоже слишком тонкие и безцветные. Алексия не любила себя,
часто смотрела в зеркало, тихо ненавидя каждую клеточку на теле и лице.
Она была чужой даже для себя. Опустила взгляд на груди, уже принявшие
женские формы. Они часто болели, принося дискомфорт. Алекс дотронулась
прохладным пальцами до сосков. Они торчали бурыми камешками, больно
отзываясь на любые прикосновение. Зачем все неприятные ощущения ее
ненавистного тела? Плоский живот заканчивался темным треугольником, тоже
раздрожавшим. Он напоминал о себе чаще, чем хотелось бы. Алексия провела
рукой по его жесткому покрову, ощутив непонятное тепло под пальцами. Скорее
убрала руку,посмотрела на худые длинные ноги, кривоватые, с большими
выпуклыми чашечками коленок. Ступни заканчивались не ровными пальцами.
Мизинец на правой ноге торчал отдельно от остальных. Она всегда разглядывала
его последним, более пристальнее, чем другие. Алексия залезла под душ,
подставляя тело под упругие струи воды. Она так и не могла понять, зачем
мать устроила эту ловушку для Алексии. Завтра она отправится туда, начнутся
мучения и тягостные часы занятий. Среди подростков Алексия будет белой
вороной, девочкой для битья. Она не сомневалась в своих догадках. Тем легче
станет тот прыжок в вечность, в выдуманный мир Алексии. И глупое тело уже не
помеха. Оно лишь оболочка, капсула для мыслей.
Мать постучалась к ней проверить. Она всегда следила за действиями дочери,
особенно в этих помещениях. Алексия выключила воду, приняла полотенце из рук
матери и вдруг сказала громко, чем не мало удивила мать.
- Я не поеду в Сан-Луи, Дорис.- Она называла мать по имени. Почему - то язык
не поворачивался сказать мама. С самого детства.
- Ты должна попробовать, Алексия. Ради меня и отца. Постарайся сделать нас
хоть чуточку счастливее, если не можешь сама быть счастлива.
На следующее утро Алексия снова стояла у зеркала, только одетая в форму
ученика школы. Короткая клетчатая юбка открывала ноги-палки. Нескладная фигура
в зеркальном отражении так и кричала, чтобы ей вернули бесформенные свитера и
затертые на коленях джинсы с пятнами красок. Мать одобрительно улыбнулась.
Форма примиряла Алекс с массой детей, давала шанс на избавление от кошмара
последних лет. Алексия не сдавалась в своем безумном протесте. Мать видела, как
билась в кровь сама с собой, пока они ехали по сонным утренним улицам города.
Вот она, немая врождебность, исходящая от стен школы, от огромных дверей, как
глотка Сатаны, поглощавших разношерстную толпу учеников. Мать уже подъехала к
обочине, распугав стайку подростков. Да, они все смотрят на нелепую Алексию, в
этом дурацком костюме, делающем ее еще ужаснее. Алексия медленно вышла из
машины, словно ее уже успели обозвать чокнутой дурой. Мать крепко схватила ее
за руку, подталкивая вперед, как застеснявшегося ребенка. Сейчас она
ненавидела мать больше, чем весь адский Сан-Луи, учеников, темное небо над
головой, шум деревьев и голоса рядом. Ей казалось, все смотрят вслед, каждый
рот кривится в липкой ухмылке. Уловила смех и иронию глаз. Алексия вздрогнула,
оглянулась. Мать стояла возле машины, пристально смотрела ей в след. Все
тянулись ко входу, утопая в общем гомоне голосов и движении тел. Они говорили
о шмотках, сексе, о Джастине Тимберлейке, но только не об Алекс. И никто даже
не взглянул в ее сторону. Алексия шла к воротам личного ада, потеряв себя в
толпе подобных, но других. А в голове шумел океан, плескались волны о пирс,
и влага летела в лицо...