"Ленининиана"
В соавторстве с Григорием РОДСТВЕННИКОВЫМ
http://www.proza.ru/avtor/bobr632009
Чего они не поделили, я не знаю, свидетелей не было, тёмная ночка не в счёт. А только, когда общак на кону стоит, по другому не бывает. Сам-то он не фраер был, в таком авторитете ходил – кровь стынет. Бывало-ча кепочку на улыбочку надвинет, глаз сощурит, ребром ладони по козырьку проведёт, чтоб на «вы», значит, и руку в карман. А в кармане у него маузер или бомба. Пиф-паф! Готовы две дырочки. Одна у него на кармане, вторая у клиента во лбу. Шмотья никогда не жалел. Широко жил. Пока уголовка кипеж подымает, он уже в парижском кафе-шантане с барышнями крем-брюле кушает, ситро пьёт.
Второй тоже ему под стать, даром что инородец – лютостью никогда не брезговал. Его в Батуми, обратно через кровь, красным абреком звали. Бывало-ча по молодости поезда в одиночку грабил. Как пассажиры на его рожу глянут, так те, кто от страха не отключатся, наперегонки к нему бегут рыжьё и валюту сдавать. Он даже наган не всегда доставал. Его морда не хуже пули валила. Морда его и в авторитет вывела. Потому как с такой образиной не может быть человек мелким жуликом. Это и у них на Кавказе и в православной Расее сразу все признали. Собрал он своих джигитов и в Питер двинул, думал видно, в столицах-то золотишка поболе будет.
Но, не всегда к ним фарт шёл, через какое-то время обоих закрыли. Абрек в Туруханском крае чалился, пока сам себя не амнистировал. Другого на Енисей упекли. Однако, он-то детский срок получил, видно хорошие доктора были, а может мало охотников нашлось против него показывать. Как на химию вышел давай безобразничать с девками. Одна при нём жила с ней и в Париж укатил. Он в ту пору погоняла менял, следы путал, был и Старик, и Студент, и Башка, и Татарин, но потом чтоб все концы оборватьЛениным назвался, бабу-то его Надюха Полведра звали, а он вишь Ленин.
В ту пору у нас беспредельничать начали, моду такую завели в генералов бомбами кидать. А в Париже скукота да и только: ни ножичком кого пощекотать, ни из маузера шмальнуть. Потому как французские полицаи дюже строгие и въедливые, вмиг на хвост сядут и на каторгу упекут. Помыкался Ленин на чужбине, затосковал. «Хочу, – говорит, – на тройке разъезжать, банки грабить, революцию делать и с цыганами гулять.» В то же самое время Абрек в Питере объявился. Шороху навел, народу пострелял и подушил без счёта.
Царь хотел было против криминала армию двинуть, да армия в походе была – с немцами воевали. Немцы те сразу фишку просекли, объявили нейтралитет и пропустили через свои позиции Ленина, а чтоб он им по пути сильно повредить не смог вагон запломбировали. Ну, он там с тоски коксу нанюхался, на вокзале на броневике сплясал и на реку укатил. Плохо встретили. Мало народу пришло. «В шалаше, – говорит, – буду жить, а под меньшиньством ходить не стану, моя ориентация самая правильная, я из большинства.» В шалаше не скучал, часто навещали его и проститутки, и Зиновьев с Каменевым, а потом какая-то очипятка вышла, в газете пропечатали «проститутки Зиновьев с Каменевым».
Так вот, пока вождь мирового пролетариата в шалаше сидел народишка в Расее совсем от рук отбился, даже царь им не указ стал, а многие стали крамольные мысли высказывать, мол без царя лучше будет и вообще, царь кровопийца и душитель демократии. Самое время для темных личностей наступило. Все стали Родину делить. Питер прибрал к рукам малый один из фраеров по кличке Питерский. Злой был, зубастый. На слова скорый, самого царя залошил и из Зимнего попёр. Только нашу братву удержать позубастее его урки нужны. Я обратно про наших двоих речь веду. Но обо всём по порядку Саша Керенский, то есть Питерский, скоро смекнул, что братвой рулить это не на площадях базарить и скис. Вот он во дворце с бабами и министрами завис раз в осеннюю сырость, а его тем временем и развели по всем понятиям на всероссийской сходке. «Шниферам – говорят – сейфы!», «Щипачам – кошельки!», «Гопоте – курсисток!», «Воля без амнистий и конфискаций!», «Грабь награбленное!»
Утром проснулись при новой власти.
Ленин сел смотрящим и общак держал, а Абрек под ним ходил, но не долго. Старые воры считали их отморозками и заказали Ленина. Только я вам скажу, сами они не рискнули в Старика шмалять, слишком крупный туз. Про него бродяга один так сказал: «Матерый человечище! Этакая глыба!» Куда им против такого зубра! Другое дело Абрек! Не привык он на вторых ролях при гоп-стопе на атасе стоять! Взял на понт местную гапоту, бакланов, эсеров да разных приблатненых фраеров, наобещал им с три короба, вместе мол будем от пирога кусать. Те обрадовались, слюну пустили, провинтили в Глыбе пару дырок, да не до смерти, только умом он сильно тронулся. А Абреку того и надо, подельников в мелкий винегрет покрошил, к Башке своих людей поставил и весь пирог один захапал.
А по-другому не бывает когда общак на кону стоит.
конец