Узорщики слова и пробы пера. Глава 1. Документальн

Владимир Голдин
"Узорщики слова и пробы пера". Документальная повесть. Глава 1. Зарождение.

ББК 63-84Р-7
Г - 70

 Голдин В. Н. «УЗОРЩИКИ СЛОВА И ПРОБА ПЕРА». – Екатеринбург, «Стпрт», 2002. – 160 с.
             Документальная повесть

Книга Владимира Голдина – это документальная повесть о литературном движении на Урале в 20-30-е годы прошлого столетия. Автор на основе архивных, ранее не использованных материалов и литературных источников, показывает, как развивалась и становилась уральская литература, её трудности и проблемы, порождённые классовой политикой РКП(б)-ВКП(б). В книге читатель найдет много интересных примеров из жизни писателей, незаслуженно вычеркнутых советской пропагандой из литературной жизни Урала.
Книга рассчитана на специалистов гуманитарных профессий и всех тех, кто интересуется развитием художественного процесса на Урале.

ISBN – 7385 – 0177 – 2
                (С) Голдин В. Н. 2002
                (С) Издательство «Старт»

Повесть была опубликована в журнале «Урал», 2002, № 4,5.



Я держу в руках книги уральских писателей 30-х годов, ушедшего в историю ХХ века. Книги, изданные до второй мировой войны, почернели, покрылись серой, не выбиваемой пылью, книги довоенных авторов, но изданные после гигантского события, чуть светлей, но тоже в пыли. Эти книги сейчас мало кто читает, но, как мне представляется, без этих книг, без этих авторов их написавших, не состоялась бы наша уральская литература сегодняшняя, которая находится на подъеме, и представители которой часто публикуются в центральных толстых журналах.

Однако авторы 30-50-х годов, пробившиеся в печать через невидимые стены крепости обллита как-то свысока с пренебрежением, как и подобало писателям эпохи классовой борьбы, отзывались о своих предшественниках и коллегах, творивших в 20-30-е годы. Они для них только насмешка. Они с гордостью считали себя писателями только с момента первого Всесоюзного съезда писателей, то есть с 1934 года.

Такие метаморфозы в нашей литературе начала ХХ века случались неоднократно. Но давайте рассмотрим все по порядку.

Глава первая. Зарождение.

Многие скажут, что литература на Урале зародилась вместе с произведений Мамина-Сибиряка.
 Но если… если, поинтересоваться и посмотреть глубже, то можно обнаружить среди авторов ХУ111 – начала Х1Х веков выходца с земли уральской (г. Соликамск) Ивана Ивановича Варакина, написавшего книгу с длинным названием: «Пустынная лира забытого сына природы».

Это значит, что литературная жизнь на Урале возникла до творчества Мамина, не прерывалась и после смерти великого земляка.

Но у многих возникает законный вопрос – почему в период между 1912 годом, годом смерти Мамина-Сибиряка, и 1939 годом, когда появилась «Малахитовая шкатулка» Павла Бажова, на Урале не было опубликовано, ни одной книги национального масштаба? Вопрос не простой, он требует всестороннего рассмотрения, в том числе и политической ситуации того времени.

По Уралу, как по всей необъятной России, в конце второго десятилетия прокатились две революции и гражданская война. Народ был вздыблен до крайности, всем казалось, вершилось большое чудо, революция, о которой много говорили представители интеллигенции. Она же, революция, отменила сословия, существовавшие в России, и разделила общество на классы. Ничего более злобного придумать было нельзя, но это свершилось.

 В период разрухи и голода, в период гражданской войны на Урале издавалось газет и журналов, пожалуй, не меньше, чем в настоящее время. Всем хотелось говорить, всем хотелось, чтобы его голос был услышан. Все говорили. Всем было разрешено. Цензуры еще не было. Хотя была объявлена в стране диктатура пролетариата, но и пролетариата не было, была только партия, которая говорила от имени рабочего класса. Эта партия и контролировала всю типографскую продукцию на Урале. По крайне мере до нас дошли в полном объеме только такие издания, а другие в основном, если они существовали, исчезли в толще времени и топках печей так же контролируемых бдительными революционерами победившего «класса».
В то время все творческие люди стремились осознать случившееся: потрясенные революцией, ходом гражданской войны, лозунгами, сулившими манну небесную.  Но истории народившегося нового государства еще не было, события только свершались и откладывались в памяти людей. Обобщать было нечего. Эпоха выдвинула на первый план поэтов - поэзию, рисунок – классовую карикатуру, песню – маршевую, трескучую – на злобу дня.
Появились классовые авторы.

На страницах журналов, выходивших в те годы: «Юный пролетарий Урала», «Рабочий журнал», «Студент-рабочий», газетах: «Уральский рабочий», «На смену», «Крестьянская газета», «Красноармейская звезда» с приложениями, продолжавшими традиции до революционной прессы, когда каждое издание было не только общественным, но и литературным (до 1928 года). Появились первые авторы.  Повторимся, и неоднократно, в те годы еще не было истории нового государства. Не было и пролетариата на Урале в 1926 году было 23 тысячи деревень, из 6 миллионов 208 тысяч населения, в деревне жило 5 миллионов 209 тысяч человек и только один миллион в городе. 
Это было время, когда еще были живы и не уничтожены представители, будем говорить старой интеллигенции, но уже в это время началась яростная классовая борьба. Лучше сказать столкновение двух культур.

С одной стороны, представителей образованной, воспитанной, терпеливой части населения, носителей сложившейся веками русской культуры, когда-то последовательно выступавшей против царизма.

С другой стороны, грубый напор не воспитанной, малограмотной, не понимающей и не терпящей никаких здравых аргументов и доказательств, которые еще до конца не понимали, что делают, что вершат и куда идут. Но с твердым, непоколебимым, напористым, нахальным характером, уверенно идущим к цели: «до основания, а затем…».

На Урале, и в Екатеринбурге остались после гражданской войны многие представители дореволюционной интеллигенции: Иван Флавианович Колотовкин, Александр Иванович Шубин, Виктор Иванович Шумский, Сергей Спиридонович Качиони, Павел Яковлевич Блиновский, Владимир Владимирович Буйницкий и многие другие. О тех, кто ушел с Урала вместе с отступающей белой армией в 1919 году вспоминать не будем (осуждать тоже), то время и та ситуация подсказали им выбор своего решения.

Итак, с начала 20-х годов, ХХ столетия началось столкновение двух культур, так называемой русской буржуазной, и так называемой, пролетарской – эта борьба двух культур продолжалась до истечения власти КПСС в России.

В литературную жизнь на Урале врывались новые люди со своим темпераментом, со своим уровнем знаний и классовой ориентацией. Не будем подвергать их творчество критике (что трудно избежать), а будем исследовать и показывать то, что было, так как другое уже преследовалось.

Естественно  первыми публикациями на страницах уральской прессы, были стихи, в которых отражались события текущего дня, или что-то из лозунгов, выдвинутых партией.

Появились первые авторы. Один из них Илья Рыдаев, сотрудничавший в журнале «Юный пролетарий Урала», в 1920 г. в стихотворении «Песнь рабочей молодежи» он писал:

«Вперед, товарищи вперед!
Наш дух силен и крепки руки,
В борьбе тот право обретет,
Кто ненавидит рабства руки».

Или, он же, в стихотворении «Пролетарская»:

«Мы работать не устали,
Наши силы крепче стали,-               
Эй, живые! Стук, стук, стук!
Искры сыплются каскадом
И веселым дружным ладом
Ударяем,
        Выбиваем
Стук! Стук! Стук!»

Эту же тему, на страницах упомянутого журнала, продолжает Г. Амурский в стихотворении «Набат»:

«Вольный звон – перезвон
Звон – тревожный сигнал
Гнал испуганный сон.
Он же площадь сзывал
Вал – восставший народ
Род рабочих, крестьян,
Пьян от горя – забот».

В этих стихах чувствуется события того момента и подражательность (очень напоминает ритм стихов дореволюционных русских поэтов или поэмы Эдгара По «Колокола»). В те годы стихи на определенную тему, и на определенную дату-событие никто не заказывал, они врывались в печать у талантливого человека спонтанно. Авторам не нужна была литературная слава, им нужен был звук, произведенный в общей массе шума. Поэтому часто на страницах газеты «Уральский рабочий»  публиковались стихи под псевдонимами: «Пулемет», «Трехдюймовка», «Дядя Ваня» и других.
Одно из таких называется «Небывалая картина», 1920 год:

«Буржуи, шумною толпой (чувствуется влияние классика)
Ища укромный уголок,
С котомкой толстой за спиной
Кочуют с Юга на Восток.
Их 21-й год без боя
Не пустит даже на порог,
Сметет рабочею метлою
Очистит Запад и Восток».

Здесь уже отражена радость победы над классовым врагом.
Работают и публикуются в Екатеринбургских газетах и журналах поэты-одиночки: Влад. Кириллов, Н. Новиков, Н. Тихомиров, Ив. Логинов, Як. Уховский, П. Устинов, Павел Арский, Николай Кузнецов, перепечатываются, стихи из столичных газет Ал. Жарова, А. Гастева, Демьяна Бедного, Сергея Огурцова, Сергея Городецкого и других. Но уже в июне 1920 года у кого-то возникла мысль объединиться в студию всем пишущим.

 В «Уральском рабочем» 23 июня появилось объявление-призыв.       
«Товарищи рабочие и работницы!
При Екатеринбургском Пролеткульте открывается первая пролетарская литературная студия. Если вы пишите, в какой бы то ни было форме (стихи, рассказы, пьесы) идите в эту студию поделитесь своими достижениями с другими товарищами, работающими в этой области. Если вы только начинаете работать, и ваши произведения нигде еще не печатаются, или вы только интересуетесь вопросами литературы, идите в студию, где вы получите возможность свободно работать по созданию новой пролетарской литературы. Бюро Пролеткульта. Ежедневно, с 5 до 7 вечера. Улица Февральской революции, д. 27». 

Объявление осталось не замеченным, поскольку на него не было в печати никакой реакции, архивы тех дней вовсе не сохранились. Может быть, летнее время было выбрано неудачно, хотя тогда в отпуск никто не ездил. На поезд сесть без разрешения властей было не возможно. В городе свирепствовал голод и тиф. Но люди даже в такой сложной ситуации не забывали о радости творчества. Объявление-призыв повторяется в газете «Уральский рабочий» в сентябре месяце.

«Союз поэтов» (уже союз – В. Г.) в воскресение 12 сентября в 4 часа дня в помещении профессионального союза работников искусств (улица Красноармейская, 8) состоится организационное собрание Екатеринбургского отделения всероссийского союза поэтов». В этом объявлении привлекают внимание два момента: при «Союзе поэтов» будет библиотека читальня на всех европейских языках и открытие соответствующей эстрады». И второе «Членами союза являются поэты всех направлений, групп, национальностей объединенные лабораторными исследованиями стихосложения». 

Такое по содержанию объявление могла дать только группа интеллигентных людей, - поэтов, оставшихся в городе после гражданской войны, но, ни как, ни пролетариев. Книги на иностранных языках были не доступны малограмотным выходцам из народа, приглашать поэтов всех направлений объединенных только «исследованиями стихосложения» могли уверенные в своих силах поэты,  которых еще было достаточно в городе, не отравленных классовой заразой.

Через неделю на это событие в газете был отклик. Собрание состоялось при слабой явке. Выходцы из народа данное событие игнорировали. Но «Союз поэтов» избрал организационное бюро из 3-х человек в составе поэтов т.т. Г. Амурского, Суковой, Маркулиса «которым и поручено было выявить наличие поэтов в г. Екатеринбурге и привлечь их в союз путем личной агитации». 
Откуда же появились эти новые литературные имена на Уральской земле? Раньше, в дореволюционной прессе таких имен не было. Вывод здесь прост, всем известно, что Екатеринбург всегда был перевалочным пунктом из Европы в Азию, городом ссыльных,  прошедшая гражданская война также оставила свое наследие в городе. Об этом подробней можно почитать в журнале «Урал». 

Г. Амурский, имя которого было известно читателям того времени, выступил с первым юбилейным стихотворением, чем положил начало поэзии этого направления в областной прессе. В стихотворении «Великий октябрь» (к 3-ей годовщине Октябрьской революции) поэт писал:

«Мы напрасно чуда ждали
Из туманно-мутной дали!
Час возмездия ударил,
Пошатнули буйным гневом
И дворцы и чердаки.
С диким воем
С гулким треском
Пали древние устои:
От удара,
От пожара,
От мозолистой руки».

Стихотворение, прямо скажем, далеко отстоит от правильной классовой пролетарской линии. Скорее оно выражает разочарование. Разочарование в первой строке. И дальше смена политической власти в России произошла совсем не так, как представлялось интеллигенции, а «с диким воем с гулким треском». Почему же такое стихотворение было опубликовано в газете, прежде всего партийной? Ответ. Тогда печатали все, что было под рукой. Еще была терпимость к различным партийным взглядам. Партии большевиков было не до поэзии. Задача стояла посложней: «Как удержать власть?»

Если большевистскому ЦК и обкому было не до литературы, то пролетарские литературные круги не дремали. Правда, они  со своей инициативой отстали от интеллигенции на три с лишним месяца. В журнале «Студент-рабочий» – орган рабочего факультета Уральского государственного университета, была опубликована заметка без подписи. В ней сообщалось: «Литературно-художественный кружок сорганизован в начале декабря прошлого года (значит, 1920г. – В. Г.) и насчитывает в настоящее время около 90 человек. За истекшее время сделано 4 общих собрания, на которых разбирались современные поэты (символисты крестьянские и пролетарские...). Посещаемость собрания значительна. Прения бывают довольно оживленные». 

В кружке при УРГУ (Уральский госуниверситет) не было проблем с явкой и обсуждением прослушанных докладов. Но данная информация должна быть отмечена особо, для того чтобы понять, что первые литературные объединения на Урале стали складываться в среде интеллигенции, а не пролетарской среде, как это утверждает в своих воспоминаниях К. Боголюбов. 

 А. Ладейщиков в журнале «Уральский современник» вообще утверждает, что «зачинателем советской литературного дела на Урале являлся тагильский слесарь Алексей Петрович Бондин пьесой «Враги».   Может быть, советской литературы Бондин и был зачинателем, но мы говорим о литературном процессе вообще, без классовых предрассудков и не стремимся отгородиться или потерять для исследования целых 15 лет.

«Союз поэтов» главенствовал в уральском регионе  в 1921 году. Почему? В 1921 году внутренняя политика большевиков, политика военного коммунизма, потерпела полный крах. Восстание моряков в Кронштадте, крестьянские восстания прокатились по всей России, тамбовское только айсберг. «21 февраля 1921 года, - сообщала газета «Уральский рабочий», - выездной сессией революционного военного трибунала Приуральского военного округа и первой армии труда в селе Смолинском слушалось дело по обвинению граждан: Самочкина, Овчинникова, Панкратова и других, всего 65 человек, в вооруженном восстании с целью свержения советской власти». 

В апреле того же года в Екатеринбурге состоялись похороны 10 курсантов окружных командно-инструкторских курсов «Всеобуч». «Убиенные пали жертвами последних контрреволюционных выступлений в Курганском уезде». Восстания прокатились  по Красноуфимскому, Ирбитскому, Невьянскому и другим уездам, готовились в Алапаевском, Туринском уездах Тюменской области. 
Время было шаткое. Газета «Уральский рабочий» в 1921 году распространялась бесплатно по организациям. На полосах газеты всегда была представлена информация о том, с кем боролась чрезвычайная комиссия, как ведется борьба с преступностью, и кто и за что осужден пролетарским судом. Одновременно газета жирным шрифтом публиковала лозунги, типа: «Годовой запас овощей, плюс паек – прожить можно», или политические советы: «Беспартийные хотят идти на ответственные должности в советах и профсоюзах. Партия должна пойти этому навстречу». В г. Екатеринбурге в начале 20-х годов жилось трудно,  население города быстро росло за счет приезжих: в феврале 1920 г. в Екатеринбурге проживало – 55306 человек, а в феврале 1921 г. уже – 90 тысяч человек. 

В стране была введена новая экономическая политика.

«Союз поэтов», не смотря ни на какие трудности осуществлял свою работу. Она в основном заключалась в проведении вечеров, где поэты читали свои стихи, устраивали дискуссии, общались. Пролетарская литература не могла им противопоставить ничего, кроме критики. В эти годы начала складываться очень плохая традиция, которая получила развитие в последующие годы.

В 1921 году зародилась жесткая, неумная, поверхностная, желчная критика. Об этом чуть поздней на протяжении всей повести, а пока обратимся к типографским свидетельствам, сохранившим нам дух одного из таких «Вечеров поэтов». Некто «Студент» сообщал: «В воскресение 6 марта в здании уральского государственного университета состоялся очередной вечер поэтов.

На вечере выступал ряд наших футуро-знаменитостей с обычной наглостью и ни на чем, ни основанным апломбом представивших публике свою футуро-дебедень.

Вступительное слово о футуризме полное целого ряда контрреволюционных нелепостей, наглых утверждений и звонких фраз произнес некоторым образом вождь наших футуристов – Маркулис.

Затем начались дикие выкрики, рычал Маркулис, читая стихи «Умное мясо», один заголовок которых заставляет сомневаться в благополучном состоянии мозгов автора. Ревел Амурский, словно его несколько дней не кормили, читая стихи «Звериное», и, наконец, предстал нежный Козин со своими «голыми женщинами», разгулявшимися по улицам города.

Рычание зверей сменилось бредом сумасшедшего Гончарова и стихами мужественной поэтессы Гоштейн, басом читавшей стихи «Напудренный Пьеро», говорящей за то, что и в нашей поэтессе совершенно не отразилась та великая борьба, которая идет вне ее дома.

Единственным светлым местом на вечере явились стихи пролетарского поэта тов. Черныша. Прочтенные им ряд произведений из цикла «Мы», говорили о той борьбе, о том героическом напряжении воли и энергии, которая проявляется сейчас пролетариатом, и в каждой строке их звучала уверенность в том, что мы действительно идем к коммунизму». 

Интересна заметка тем, что она констатирует факт существования в Екатеринбурге других поэтических течений. Показывает эталон пролетарского языка. Для рецензента, все, что не наше, то все с душком: «ревел голодный Амурский», «нежный Козин с голыми женщинами», и где? - Оказывается, разгуливали по пыльным улицам нашего города. Ну, чем не Париж?

Но самое главное в том далеком событии просматривается дикая мысль, за которую большевики боролись всю свою жизнь, но так и не достигли ее, - это 100% охват мозгов, всего населения России большевистскими лозунгами.

Давайте послушаем стихи участников «Союза поэтов» опубликованные на страницах «Уральского рабочего» и журнала «Студент-рабочий». Первое слово М. Чернышу, отрывок из стихотворения «Мощь весны»:

«Буйный, сильный радостный вбегаю в сени я.
Ждет уныло зимушка погребальных дрог.
Звонко брызжут, плещутся ручейки весенние
И змеятся черные колеи дорог.

На крыльце, оттаявшем, я сижу и думаю:
Улыбнулось солнышко исполин-корал…
Крепко, крепко верится, что нужду мою
Я с народным горюшком вовсе потерял.

Во многих стихотворениях М. Черныша пропагандируется его личное здоровье и удовлетворение личных потребностей, то есть то, что обещала партия.

А теперь слово «нежному Козину», стихотворение «Зори»:

Слова краснеют зорями,          
Ласкают смелый путь               
Явились мы с мозолями
Весь мир перевернуть
Доим соски мозгов,
Мир молоком зальем
Седую пыль веков
Ударом в миг сметем…
От солнца клок сорвем
Расправленного тела
И звонко все споем
Про этот подвиг смелый
Уймем зубную боль
Луны плаксиво нудной.
Железом сильных воль,
Зажжем день ново гудный.

Здесь автор стремится к большим обобщениям, к результатам труда общества, а не индивида, «мир молоком зальем», «звонко все споем». Дальше читатель сам может разобраться в особенностях поэзии двух авторов.

Итак, подведем небольшой итог. В 1920 году в Екатеринбурге было сделано три попытки для объединения творчески настроенных людей. Первая попытка была сделана Пролеткультом, то есть официальной организацией представляющей власти города, они не скрывали своих целей «создание новой пролетарской литературы». Но реально с созданием этой пролетарской студии, ни чего не получилось, то ли кадров, достаточно подготовленных, для этой работы не было, то ли сам руководитель Пролеткульта был далек от проблем литературы и поэтому не проявил в дальнейшем инициативы.

Вторую попытку сорганизоваться делает «Союз поэтов». То, что это разные инициативные центры можно судить по двум пунктам. Первое, назначаются разные адреса встречи: улица Февральской революции, дом 27, и Красноармейская, 8. Второе, Основополагающий пункт объединения и состав людей предполагаемый к объединению. У одних «пролетарская студия», у других «членами союза являются поэты всех направлений».

«Союз поэтов» создался, избрал свое организационное бюро и осуществлял работу под руководством Георгия Амурского.
Третья попытка была предпринята в студенческой среде в Уральском государственном университете. Но это была не студия, а кружок, для студентов, интересующихся художественной литературой. Не для этого ли состава литературного кружка в здании УРГУ состоялся вечер поэтов 6 марта 1921 года?

Наступил 1921 год. Как-то незаметно сошел со сцены литературной жизни города «Союз поэтов». Он, по-видимому, существовал, но как-то не ярко.

Но литературная жизнь в Екатеринбурге продолжалась. По крайне мере об этом дает право судить объявление, помещенное в «Уральском рабочем»: «15 января в Доме Октябрьской Революции состоялся литературно-музыкальный вечер, в ознаменование годовщины существования Уралроста». На вечере с докладом выступил заведующий Уралроста Быков и с рефератом «Революционность русской литературы» - Герасимов. Доклад и реферат были покрыты аплодисментами».

В 1921 году в Екатеринбурге, как и по всей России, господствовал голод. Литературные силы города организовали платный, литературно-художественный вечер при участии сотрудников Пролеткульта и других организаций в пользу голодающих. Естественно руководить этим собранием назначили Г. Амурского – заведующего художественным отделом Губполитпросвета.

Однако, появившиеся в «Уральском рабочем» два объявления заставляют задуматься над тем: «А что же произошло с «Союзом поэтов»? Скорей всего существующие литературные силы дореволюционного Екатеринбурга постарались отделиться от руководящей роли Губполитпросвета (это как авторская гипотеза).

В корреспонденции «Новое общество искусств» сообщалось: «В Екатеринбурге образовалось «общество изыскания искусств», поставившее себе целью искание новых революционных путей в искусстве, которые бы соответствовали великой эре социальной революции, наступающей во всем мире». На вечер приглашались все литераторы, артисты, музыканты, а также все интересующиеся проблемами искусства.
Через неделю вновь собрание членов и кандидатов «общества изыскания новых путей в искусстве».   Новое общество работало, если у них были члены и кандидаты, но к сожалению они не оставили нам своих списков. Общество не имело своего постоянного адреса и, их собрания проходили в разных местах, то в кафе «Потребкоммун», возле Лоранжа, то в помещении библиотеки имени Белинского. Но, к сожалению, это новое общество, кроме указанных заметок о себе больше никакой информации не оставило.

В октябре 1921 года в Екатеринбурге открывается «Дом печати», который стал на некоторое время центром литературной жизни города. Приехавший из Москвы новый начальник Губполитпросвета Борис Федорович Малкин взялся за работу очень энергично. О нем подробней смотри статью Анатолия Пудваля. При «Доме печати» был избран президиум правления в составе: Б. Малкин, Б. Воробьев, П. Быков, И. Казанцев, Г. Каменев и В. Быков. Ответственным секретарем правления избрали П. Быкова. Для разработки плана работы избрали комиссию. Уже 17 октября Б. Малкин выступил в «Доме печати» с двухчасовой лекцией «Культура  Советской России».

С момента организации «Дома печати» вся информация в «Уральском рабочем» за 1921 год шла только как работа литературной секции, но это не значит, что она была однообразно пролетарской. Нет. Напротив, интеллигенция еще не была разгромлена, и она еще умела организовать вечера по своим установившимся традициям, что естественно осуждалось партийной властью.

Вот пример информации с вечера студентов: « От программы вечера так и веяло буржуазной гнилью и шаржем дореволюционной эпохи, в ней не было места здоровому сильному духу, мятежному, зовущему». Заканчивалась заметка упреком: «…где же ваш молодой здоровый дух, проблески нового творчества в искусстве и литературе». 
В 1922 году литературная жизнь в Екатеринбурге бурно расцветала. В феврале месяце объявления в газете «Уральский рабочий» о предстоящих вечерах поэзии или уже отчетах о состоявшихся публиковались через каждые 2-5 дней. Активно и на разнообразные литературные и музыкальные темы выступает в городе председатель областного Пролеткульта, мобилизованный из Москвы (в Новосибирске подобную работу выполнял, Ем. Ярославский) - Б. Малкин. Он, то в «Доме печати» выступает с докладом «Русская интеллигенция на переломе», где «вызвал оживление и содержательные прения». То читает доклад «Пушкин и современность», то участвует в диспуте с докладом «Анархизм и коммунизм», то в городе гремит его выступление о творчестве композитора Шумана. Но 2 февраля газета сообщает, что местными поэтами в Екатеринбурге организован новый кружок – «Ассоциация Екатеринбургских поэтов и литераторов».

 «В Доме Октябрьской Революции» состоялось первое организационное собрание членов  ассоциации, на котором разрешен ряд вопросов организационного характера. Избран президиум в составе: т.т. Амурского, Казарова, Малкина, Леонтьева и Рубанского». Здесь же неутомимый Малкин сделал интересный доклад о новейшей русской литературе, как советской, так и зарубежной. Кружки создаются, исчезают, вновь возрождаются при участии все того же Амурского.

В литературной жизни города, казалось, спешили участвовать все. 5 февраля. Сообщение «Общеобразовательными курсами им. А. Герцена выпущен 1-й январский номер литературно-художественного и научного журнала «К свету».
Номер исполнен на пишущей машинке, обложка стеклографическим способом украшена виньеткой.
В розничной продаже номер стоит 25 тысяч рублей». 

Сразу вопрос, - дорого ли это? Судите сами: если сеянка стоила – 2800000 – 3000000 рублей, пшеничная мука – 1900000 –2100000, хлеб – 40-50 тысяч, мясо 45-55 тысяч фунт, подписка на 1 месяц на газету «Уральский рабочий» – 30000 рублей. Подержать бы тот журнал в руках, но кто его видел, кроме узкого круга современников.
 
«12 февраля, - сообщает газеты «Уральский рабочий», -  состоялось собрание членов литературного кружка 2 советской школы 2-й ступени им. Короленко, посвященное памяти писателей Короленко и Пушкина, совпавшее с этим днем. Закончилось собрание чтением нового ученического журнала «Озимь». Собрание прошло весело и оживленно». 

Это просто какой-то бал во время чумы, в прямом смысле слова, поскольку в городе все еще господствовал голод, тиф, бандитизм, безработица. В феврале в Екатеринбурге родилось всего 166 человек, а умерло 663. Скорей всего это была вспышка творчества всех литературных направлений и взглядов перед всеобщим запрещением. И оно грянуло. В декабре 1922 года была введена цензура.

А пока. 12 февраля, «Уральский рабочий» информирует «На днях состоится открытие литературного клуба «Улита» – Уральской литературной ассоциации. Правление ассоциации стремится сделать клуб центром литературной жизни города. При клубе читальня, снабженная последними столичными изданиями». 

23 февраля. «В «Улите», клубе литераторов 20 февраля состоялся импровизированный вечер, посвященный чтению поэтических новинок.
Читали свои стихи Амурский, Мамин, Леонтьев.
В пятницу 24 февраля в клубе «Улита» устраивается вечер памяти Блока».
28 февраля. Диспут об анархизме.
4 марта. В «Улите» состоится доклад Б. Малкина на тему «Литература и революция». После доклада дискуссия. Вход по рекомендации». 

Интересно отметить, если все литературные группы и объединения Урала оставили о себе память только в виде газетных объявлений, то «Улита» оставила о себе небольшие воспоминания на 15 машинописных страницах. Ее добровольный секретарь Сергей Спиридонович Качиони, в шутливой форме, в основном в стихах, передал в 30-е годы Н. Харитонову (о нем в третьей главе) тогдашнему руководителю литературного движения на Урале свои воспоминания.

Уже с первых строк воспоминания Качиони вызывают у исследователей этого вопроса несогласие с высказанной им позицией. Читаем: «Приехала эта Улита к нам осенью 1921 г. из Москвы, вместе с основателем и организатором ее Б. Ф. Малкиным, тогдашним по назначению из центра заведующим Екатеринбургским   Губполитпросветом». 

Осенью 1921 года приехал в Екатеринбург Малкин, но не «Улита», - это первое. Второе. Обратите внимание, с кем Малкин начинает работать? - кого избирают в руководящие органы литературного движения? Г. Амурского, но ведь он еще в 1920 году в Екатеринбурге руководил «Союзом поэтов», в начале февраля 1922 года в Екатеринбурге образован кружок «Ассоциация Екатеринбургских поэтов и литераторов», где был избран президиум этого кружка, и в него вошли поэты, ранее жившие в городе. Малкин в деятельность этого кружка только включился, как новая свежая сила, и естественно, он своей энергией подчинил под себя всех остальных.

Малкин, по-видимому, в целях объединения всех литературных кружков, всех литературных направлений предложил новое, нейтральное для всех название «Уральская литературная ассоциация» - сокращенно «Улита». Если признать версию Качиони, то получается, что литературное движение на Урале вообще не было до возникновения «Улиты» (февраль 1922 г.), что в принципе не верно.

Воспоминания Сергея Спиридоновича (он назвал себя Кривым Зеркалом Улиты) интересны, во-первых, тем, что он дал ряд метких характеристик отдельных завсегдатаев заседаний клуба «Улита». Например:
Быть не может сомнения,
Что беспутство и гений
Одновременно соединял Кин…
Но тот Кин был великий.
Оттого и двуликий, -
Из чего состоит этот Малкин?

Гордость Улиты:
Облик бандита,
На многое падок,
Где надо, там сладок,
Но нрав самодурский:
Георгий Амурский.

Только благодаря Качиони мы сегодня можем знать, что на Урале жил такой член «Улиты», как Николай Нипоркин:

Счастлив право Коля Нипоркин,
Бедность это преимущество:
Нет забот, когда одни портки
Составляют все имущество!

Второе. Интересны свидетельства Качиони еще и тем, что хотя «шутливые зарисовки и пародийные отчеты о заседаниях Улиты писались большей частью в ней же, на клочках бумаги, оглашались и… бросались». Но все, же содержание одного заседания на интересующую нас проблему «О будущей судьбе советской поэзии» он зафиксировал.

Малкин в одном из своих докладов на заседании ассоциации высказал два предположения о развитии поэзии в советское время. «Первое, - говорил Малкин, - с точки зрения формы, будущая поэзия, подчиняясь растущим темпам жизни, откажется от старых. Нередко медлительных, тягучих размеров и возьмет короткую чеканную строку, отражая ее ритмом ускорения общего ритма жизни.

Второе: по содержанию своему стихи резко изменятся. Должна отпасть, и отпадет лирика, отомрут ее персонажи, отвалятся как не нужная шелуха, обычные «поэтические аксессуары», поэт будет петь машину, ее мощь и связанные с нею трудовые процессы и душевные эмоции». 

Вот, оказывается, откуда двойственность Малкина по шутливой оценке Качиони. Он, как человек, воспитанный на примерах русской классической литературы во всех своих докладах говорил о ней и отражал свое внутреннее состояние, а с другой стороны, он, как партийный функционер, проводил в жизнь установки центра, партийного руководства. Прав ли был Малкин в начале 20-х годов, высказывая свою позицию на заседании «Улиты», мы узнаем в следующей главе, но на том заседании ему резко возражали.

Поэт Гончаров высказал мысль, что «машина не даст достаточно эмоций для вдохновения, что будущая наша поэзия будет питаться явлениями деревенской, сельскохозяйственной жизни, что эмблемой ее будет колос, символ плодородия, подлинные поэты придут из деревни». 

Поэт Успенский одинаково сердито ругал и Малкина и Гончарова. Он утверждал, что весь спор вообще бесполезен и беспочвенен, т. к. мы не знаем «народ», этот «народ» «сфинкс», что сейчас он пока молчит, но придет время, и он заговорит и скажет свое новое слово и создаст такую поэзию, предугадать форму и тематику которой невозможно». 

Такое свидетельство, сохраненное для нас С. Качиони, показывает, самую малую толику борьбы мнений того времени на дальнейшие пути развития литературного процесса.
Но 17 марта 1922 г. газета сообщила, что «В Москве организован государственный транспортный трест, председателем которого назначен Б. Ф. Малкин. Трест включает в себя 250 контор по всей России и занимается перевозкой грузов, как внутри страны, так и за рубежом. Для начала операций тресту отпущено государством 8 миллионов золотых рублей. На днях Малкин уезжает в Москву». 

Вот такой был человек в составе «Улиты», мог делать разнообразные доклады и мог управлять громадным трестом, с гигантским уставным капиталом. Отъезд Малкина был ударом по литературной ассоциации, она еще действовала, выпустила ряд книг, об этом чуть позже, но это было началом конца. С отъездом Б. Малкина с Урала в Екатеринбурге не нашлось другой равной ему личности, способной заменить его на этом посту, но полугодовое его пребывание в городе на реке Исети оставило  в истории литературного движения яркий след.

 Вскоре после отъезда Малкина пролетарская литературная критика обрушилась на «Улиту», посягнувшую стать центром литературной жизни города.

1 мая 1922 года Илья Невский в статье «Литература на Урале» (Вместо критического обзора) скрипя зубами, признавал, что попытка создания единого организационного центра, задачей которого является объединение, и учет литературных сил Екатеринбурга увенчалось частичным, далеко не полным успехом. После двух или трех месячного существования… период организационный… непомерно затянулся».

Для организации полноценного творческого союза требуются годы терпеливого внимательного труда и отношения к людям, а тут всего три месяца и уже упреки. И далее «значительная часть (писателей) настолько молода, так мало жили сознательной жизнью, что не успела оформить и отчетливо определить свои общественные убеждения и мировоззрение… Не установился характер. Вследствие этого у молодой части екатеринбургских поэтов отсутствует смысл творчества, та целостность в великом и малом, которая отличает серьезность и крупного художника от случайного создателя от случайных вещей».

Рецензент сознательно завысил требования. От таких подходов недалеко и до абсурдного вывода, особенно если обратить внимание на ударение, которое делает автор «в клубе «Улита» – исключительно интеллигенты», то это значит, что «Приуральскому художнику не дано отразить своеобразия, выявить «глубинную сущность» приуральской природы и быта. Это значит, что «зрачок нашего художника закрыт, ухо не изощрено и не улавливает стихии и не слышит голосов, по-особому звучащих в каждой данной обстановке».   Вот так, не больше и не меньше.

Еще раз деятельность «Улиты» нашла свою оценку в тезисах доклада Уральского областного комитета ВКП (б) в ноябре 1929 года «О пролетарском литературном движении на Урале», где отмечалось: «В период до Октябрьской революции не было отмечено на Урале ни одной литературной группировки. Только в 1922 году, в тогдашнем еще Екатеринбурге, была организована Уральская литературная ассоциация «Улита». Эта ассоциация не имела своей платформы и объединяла всех уральских нытиков». 

Вот эти рецензии-установки и легли в основу оценки деятельности «Улиты», насмешек над ней и отрицания ее как явления в уральской писательской организации. 
После этой статьи деятельность «Улиты» на страницах «Уральского рабочего» больше не прослеживалась. Только рецензии на книги. Только из них можно почерпнуть крупицы творчества поэтов двадцатых годов. Так в «Уральском рабочем» 29 июня 1922 года помещена рецензия на первый альманах «Улиты», исключительно наполненный стихами. Безымянный автор пишет: «С одной стороны поэты, выступающие в нем бесспорно талантливы, конечно, не все в одинаковой мере, с другой, поражаешься бедностью, трафаретностью их переживаний, не искупаемой футуристическими вывертами и эквилибристикой стиха (у тт. Козина и Мамина).
Поэтичны такие вещи, как, например т. Казарова «Еще, казалось, осень не пришла», т. Гончарова «Ты глубин испугался несметных», т. Буйницкого.
Отдельно хочется поставить И. Рубановского и Л. Леонтьева, прежде всего потому, что они дальше ушли от трафарета и вывертов. Оба они пробуют стать певцами современности, наших огнедышащих дней.
Рубановский «Новые дни»:

«Пойми: невозможно иначе
Разогнать растлевающий сон –
С искупительным детским плачем
Придти к истокам новых времен».

Л. Леонтьев поместил в альманахе целую поэму «Четыре года» – пережитые за годы революции. В ней много новых достижений и в области ритма стиха». Альманах «Улиты» нашел читателей и в далекой Сибири, о чем свидетельствует помещенная рецензия на книгу стихов в журнале «Сибирские огни»

«Улита» была ярким самобытным явлением в литературной жизни города Екатеринбурга.

Распалась «Улита», но дольше всех на литературном горизонте оставалось имя В. В. Буйницкого, - поэта, представителя дореволюционного Екатеринбурга. Этот автор  был опубликован лишь в одном журнале, но, ни в одной из газет, выходивших в те годы в Екатеринбурге-Свердловске. В. Буйницкий издал четыре книги, на которые всегда были отрицательные отзывы. Благодаря рецензиям, да двум сборникам стихов, сохранившихся в областной библиотеке имени Белинского, мы узнаем о существовании на Урале поэта Буйницкого, поэта своеобразного со своим видением мира.

В 1922г. В. Буйницкий выпустил книгу стихотворений «Осеннее». Н. Шушканов откликнулся на страницах «Уральского рабочего» рецензией «Зыбкие рыдания»
«Сколько я знаю, - пишет рецензент, - Вл. Буйницкий за всю свою многолетнюю поэтическую деятельность ни о чем другом не писал, – кроме того, что он томится безбрежной – бескрайней тоской.
В рыдающей душе автора весь мир преломляется рыдающий:

В ветре, рыдающем, плач мне все слышится:
В буре бушующей – тягостный сон. –
Моря ли грозного волны колышутся,
Сосен ли нежных ловлю перезвон
Грустью томящей душа зачарована
В грезах ей видится сон.

В книге 46 стихотворений и в любом читатель непременно услышит рыдания, – у автора все рыдают и чайки, и море, и лес, и метель, и земля, и ветер, но больше всего – душа, и только очень немногое плачет. У него даже испокон веков тихо плачущая ива – рыдает навзрыд».

Н. Шушканов заключает: «Может быть, связи с НЭП – найдутся охотники до таких стишков, да и то сомнительно!». 
Шушканов выразился еще мягко, другой рецензент Вас. Томский, на сборник стихов Буйницкого «В предвечерний час», увидевший свет в 1927 году отреагировал так: «Интеллигент, оторвавшийся от жизни, по-мещански не признавший новой действительности, не затронутый никакими свежими эмоциями, мелко индивидуализирующийся обыватель, замкнувшийся в маленькой скорлупке сожаления об утраченном, грустит о своей бескрылости, - он напрасно говорит о себе «я тоской есенинской болен». Вас. Томский заключает: «Тем же, в чьих жилах горячо пульсирует не фальсифицированная, настоящая, красная, густая кровь, - тем рекомендация в два слова:
- Попадется, – разорви!». 

Буйницкому, когда свершилась февральская революция 1917 года, исполнилось 36 лет. Он был уже сложившимся поэтом. Он воспринял февральскую революцию, как почти вся российская интеллигенция, восторженно. Поэт искренне считал, что только буржуазно-демократическая революция принесла России долгожданную политическую свободу.

Он был ее адептом. Но Буйницкий не был революционером и борцом, он был поэтом-лириком, со своим видением мира, с амбициями и претензиями. Свершившийся через несколько месяцев октябрьский переворот, - Буйницкий не принял. Он остался поэтом февральской революции. Насмешливо встретил ворвавшуюся в жизнь города пролетарскую поэзию, которая сразу стала на классовые позиции, отвергла лирическую поэзию и принялась славить партию, пролетарский фабрично-заводской гул, вождя, ожидаемые производственные победы, которые ни как не перерастали из увеличивающихся объемов валового производства, в качество жизни человека.

Таких настроений среди народа Советская власть не прощала и в 1938 году, в период массовых репрессий Буйницкий был арестован и казнен. Следователям он прямо заявил: «Писать, в духе советской действительности было не в моем духе, я мог писать, и писал только о событиях февральской революции. На современных писателей и литературу я смотрел, как на плод политики принуждения». 
Вот такой был поэт Владимир Владимирович Буйницкий, не принявший советскую власть и не понятый современниками, но глубоко искренний и лиричный поэт, вот одно из стихотворений не замеченное критиками:

Луна горит…
     И мысль с земли уводит
     В безбрежный мир неведомых планет.
     С небес струится нежный полусвет.
     И лунная печаль на землю тихо сходит.
Земля грустит…

Почему распалась «Улита»?
Современники на этот вопрос отвечают так: И. Келлер в журнале «Товарищ Терентий» за 1923г. №4\5 «Улита» распалась из-за отсутствия идеологической связи между ее членами». (40). Это может быть и так, прав И. Келлер, но скорей всего «Улита» распалась из-за преследования со стороны классовых противников, которым были неугодны «упаднические» настроения, как они считали, присущие поэтам «Улиты». Из-за жестких рамок цензуры, которая докатилась до того, что осенью 1923 года запретила русскому народу петь русские песни, выражавшие, как им казалось, «политико-монархические настроения и религиозный фанатизм». И какие песни: «Варяг», «Ухарь купец», «По старой Калужской дороге», «Шумел, горел пожар Московский», «Вечерний звон» и другие. 

А как же обстоят дела с организацией пролетарских литературных кружков? Последняя информация была о том, что работал кружок на рабфаке УРГУ. Продолжил ли он работу дальше – неизвестно. Попытки создать пролетарскую литературную студию по инициативе Пролеткульта делались неоднократно, что подтверждают опубликованные объявления-призывы в газете «Уральский рабочий» от 23 июня  1920 года и 27 ноября 1921 года.

Однако результаты были нулевые. Наконец, 13 мая 1922 года появляется корреспонденция «Рабочая литературная студия». Эта заметка отличается от других тем, что в ней ярко отражено коммунистическое прожектерство, непосильное к выполнению, но зато красиво звучит и для пропаганды годится. Слово пропагандисту, скрывшемуся под инициалами «С. Г.». «Дело с созданием в нашем городе рабочей литературной студии затянулось». Здесь он прав, времени прошло больше трех месяцев. «Причин к этому было много, главное отсутствие материальных ресурсов, а также отсутствие вполне законченных руководителей». Ссылки на объективные причины любимое занятие большевиков.

«В данное время губернским пролеткультом эти причины более или менее устранены и, благодаря этому имеется возможность приступить к одной из интереснейших и нужных работ по пропаганде и укреплению пролетарской культуры.

В студию будут приниматься рабочие и дети рабочих. Наиболее способным товарищам будет выдаваться стипендия. Общее количество студентов пока ограничено 15 человек. Стипендий пока имеется не более десяти.

Занятия в студии предполагается вести по такой программе: 2 раза в неделю лекции по вопросам литературы и искусства, разбор произведений классиков, разбор произведений студентов; 2 дня общеобразовательные предметы и политическое воспитание; 2 дня – экскурсии по фабрикам, заводам, культурным учреждениям, в лес, в поле и т. д. Сюда же войдут летучие беседы, ведение дневников и прочее и 1 день – чтение устного журнала студийцев. Общий срок курса будет определен в зависимости от состава студии.
Товарищи рабочие, записывайтесь, создавайте свою культуру». 

Что это? Четвертый сон Софьи Павловны по Чернышевскому, или конкретика из программы Хрущева о построении коммунизма к 1980 году.
Прочитав это, я не поверил своим глазам, посмотрел еще раз на газету, все верно, 13 мая 1922 года, №106. Удивился, и тут же успокоился. Очередной пропагандистский трюк, благое пожелание, о котором сразу же забыли. Такие благородные порывы случались с большевиками часто и не только в области культуры.

«Осенью и в течение зимы, - читаем в журнале «Колос», -  Миасский РИК несколько раз вызывал из села Травников льготных больных на комиссию по отправке на курорт. Некоторые больные продали имущество, собрали деньги на дорогу, некоторые уже умерли. А отправки все нет». Импульсивная работа ЦК по декадам, месячникам, шараханье от одной проблемы к другой, приводило к  забывчивости. К накоплению нерешенных, но когда-то поднятых из глубины жизни проблем, порождали недовольство, неверие во власть.
Никто спешно не шел в Пролеткульт. Никакой студии, а тем более литературного института не получилось. Не так просто создать творческую организацию, не имея для этого ничего, кроме большого желания.

Прошло еще более года.
Об организации какого-либо литературного кружка в Екатеринбурге не было и речи. «Как это не странно, - восклицает И. Келлер, - в Екатеринбурге – центре и партийном и хозяйственном пролетарского Урала не было никаких попыток (не считая «Улиты») организации творческих сил в пролетарскую ассоциацию». 

Но в октябре «Уральский рабочий», в корреспонденции «Уральская литературная ассоциация «Мартен», торжественно заявил: «В прошлый понедельник (это означает 1 октября) состоялось организационное собрание литературных сил г. Екатеринбурга. После обмена мнений решено: создать литературный кружок, цель которого  - противопоставить искусству с мелкобуржуазной идеологией, идеологию пролетариата». Значит борьба с «Улитой» все еще продолжается, это косвенное признание.

«На собрании, - продолжает безымянный автор, -  избрано временное правление в составе Андрей Хмара, А. Поликашин, Владимирский, Никитин, Ершова. Правление по поручению собрания выработало платформу ассоциации. Членами ассоциации будут считаться лишь те, кто примет платформу целиком».

Приведем выборочно отдельные положения из платформы ассоциации пролетарских писателей Урала «Мартен»:
«1\ История человечества есть история борьбы классов и эту борьбу классы ведут неизменно по трем путям: политическому, экономическому и идеологическому.
6\ Основой бытия пролетариата является труд и борьба отсюда и его творчество может быть лишь художественным отражением борьбы и труда.
7\ Единая ассоциация пролетписателей Урала «Мартен» кладет в основу своей творческой работы создание мощного художественно-идеологического фронта против мелкобуржуазных литературных попутчиков революции, сплочение пролетарских писателей Урала на платформе коммунистической партии и создание сознательных и сильных кадров, творцов пролетарского искусства.
8\ Основой объединения является коммунистическое мировоззрение, допускает свободу художественных направлений внутри, однако лишь в рамках вышесказанных основных тезисов». 

 Как видим, к концу 1923 года в Екатеринбурге теоретически сложилась узкоклассовая литературная группа. Она не скрывала своих целей, борьба с узко-буржуазными взглядами литгруппы «Улита».

Правильно ли это? Скорей всего нет. Молодая пролетарская неокрепшая литературная молодежь Урала отсекала себя от более грамотных и опытных коллег по перу. Обрекала себя на отставание, как в области учебы, так и в области результата работы. Они теряли время на само учебу, поиск путей решения вставших проблем. Даже больше, уральская писательская организация, наслушавшись бредней Д. Бедного на полное уничтожение попутчиков, обрекла себя и на отставание в развитии литературного процесса не только от центральных районов страны, но и от ряда периферийных.

Могла ли литературная группа «Мартен» стать центром развития литературы на Урале? Нет! И еще раз – нет!

Потому что не было творческой основы для ее развития. Не было руководителей движения,  был, слаб рабочий класс, общество, только-только приобретало свою историю в виде очередной годовщины революции, очередной годовщины освобождения Урала от Колчака, очередной годовщины со дня смерти Я. Свердлова, чуть позже появятся годовщины со дня смерти В. Ленина, Фрунзе и т.д. Пройдет время, появятся стройки и заводы, появится социальная база, но для этого нужно время, события, происходящие во времени. Время еще не наступило. Это все еще впереди.

Но как хочется бежать впереди времени.
Результат деятельности столь пышно представленной обществу литгруппы «Мартен» подвела та же газета «Уральский рабочий», с не меньшим апломбом, как и в прошлый раз, с убеждением, что, то, что, говориться сейчас, есть истина в последней инстанции. В статье «В добрый путь», за подписью некого «П», от 20 января 1925 года констатировалось: «В 1923 г. в Свердловске создана литературная ассоциация «Мартен», но создалась беспочвенно. Рабкоры тогда верно сказали, что «мартеновцы мартен лишь на картинке видели, и то вряд ли от домашней печи отличить сумеют», это отсутствие связи мартеновской организации с пишущим рабочим активом и послужило причиной ее смерти. На протяжении года «Мартен» хирел, хирел и под конец, скорей не умер, а просто развалился». 

Какое поверхностное и не марксистское объяснение. Оказывается, литературная группа развалилась потому, что не могла отличить «мартен от домашней печки». Оставим это на совести «П».

Так закончились годы зарождения литературы на Урале в период становления советской власти. То для чего объективно сложились условия после февральской революции, (существование литературной группы «Улита») было разогнано. То, что хотели создать, в силу социальных условий не склеилось. Но литературный процесс на Урале проходил самостоятельно, сама историческая обстановка пробуждала в людях жажду творчества.

В период между 1920 и 1925 годами на страницах журналов и газет, выходивших в Екатеринбурге, промелькнуло свыше 100 имен. Некоторые из них появлялись по одному разу и в одном издании, другие публиковались по несколько раз в одном издании. Более удачливые и напористые, такие как Г. Амурский, В. Макаров, Н. Шушканов, В. Тарбеев-Комсомольский и другие печатались почти во всех изданиях города.

Как же сложилась их судьба?
Рассказать обо всех невозможно, но Г. Амурский в 1925 году покинул Екатеринбург-Сверловск, уехал, куда-то в Сибирь и там погиб, хотя его стихи еще появлялись на страницах газеты «На смену!» в 1926 и 1927 годах. В. Макаров погиб в 1937 году в застенках Челябинского НКВД.

В. Тарбеева осудили жестко за богемную жизнь сами коллеги по литературной жизни, его исключили из своих рядов, после чего имя Тарбеева исчезло со страниц газет и журналов.

 Другие не нашли в себе больше сил и сюжетов чтобы продолжить борьбу за литературное существование. Третьи рано умерли. Ушел из жизни рано Яков Кряж (Кобелев), который публиковался в журналах «Колос» и «Юный пролетарий Урала». Его творчеству посвятил очерк П. Бажов  – «Чернявый солдат». (48). О нем писал один из организаторов литературного процесса на Урале А. Шубин.
О А. Шубине нужно сказать особо. Александр Иванович выходец из крестьян Тюменской области, прошел все рабочие специальности, был ломовым в Екатеринбурге на своей лошади, рыл колодцы, бродил по деревням. Но упорно писал стихи, статьи, тем самым стремился проникнуть в печать, всю свою трудовую деятельность посвятил журналистике. В 28 лет он стал редактором ежедневной екатеринбургской газеты «Зауральский край», во время гражданской войны редактировал журнал «Уральское хозяйство».

Октябрьскую революцию А. Шубин воспринял отрицательно, большевиков называл уголовниками. В 1917 году в журнале «Уральское хозяйство» Шубин писал: «А война внутри страны, как известно, началась благодаря желанию одной партии быть у власти». «К чему же ведут все исходящие от большевизма насилия?» – задавал вопрос автор. И предрекал предстоящее: «Еще миг, только миг… и ужасное свершится».

Конечно, такие высказывания в прессе не остались не замеченными в ОГПУ. В 20-30-е годы А. Шубин подвергался неоднократным арестам и обыскам, но, даже будучи в советской изоляции он не переставал быть журналистом-редактором.

 В 1922 году, будучи под арестом Шубин выступил с инициативой издания литературного сборника Екатеринбургского дома заключенных «Порыв», конечно, сборник выходил под редакцией  заведующего учебно-воспитательной частью. Вышло три номера, где были опубликованы стихи, обзорные статьи, посвященные творчеству имажинистов и ничевоков и другие. Перу Шубина принадлежит несколько статей, но название одной нужно выделить обязательно: «На новые пути. Хозрасчет для домов заключенных».   То есть творческий человек, находясь в изоляции, и здесь продолжает думать о пользе своего пребывания на земле, говорит о хозрасчете, о котором правящая партия еще и понятия не имела.

Февральская революция крутой океанской волной подняла на поверхность поэтические способности жителей Екатеринбурга. В 1917-18-19 годах на страницах газеты «Зауральский край» и журнала «Уральское хозяйство» выступило свыше 80-ти поэтов. Большая заслуга в поддержке их творчества принадлежала Александру Ивановичу Шубину, как редактору. В первые годы советской власти он пишет мягкие искренние критические статьи в журнале «Колос» в поддержку начинающих советских литераторов. Его статьи о творчестве уральских поэтов «Узорщики слова» и прозаиков «Проба пера» были известны всем, кто интересовался художественной литературой, не случайно автор вынес слова Шубина в заголовок своей повести.

Шубин прекрасно знал наш край. С удочкой он обошел практически все реки и речки Урала, поэтому, когда возникла идея организовать выставку работ самодеятельных художников и скульпторов Уральской области в 1927 году, то у Шубина не возникло больших проблем с ее подготовкой и проведением. Выставка самодеятельных художников имела большой успех.

Но на этом Шубин не остановился, наоборот, с момента выставки у него открываются новые проблемы. Он хлопочет о будущем открытых им талантов. Устраивает Вандышева Игната Лукича в Московский художественный рабфак Изобразительных Искусств. Вандышев был многие годы в переписке с Шубиным.

В письмах он сообщал Шубину об успехах знакомых ему людей: Сабуров работал в 30-е годы главным художником на Челябинском тракторном заводе, а Алемасов и Михайлов жили в Москве. До конца дней своих поддерживал Шубин товарищеские отношения с поэтами Шумским В. М., Антоновым (Изгнанником), Буйницким, которые печатались на страницах редактируемых им изданиях. Писателя Шохина он считал своим учеником, а журналист Шушкашов Николай Георгиевич признавал  Шубина своим учителем. Многому в 20-е годы научился у Шубина, работавший в редакции «Крестьянской газеты» будущий известный писатель П. П. Бажов.
Александр Иванович считается одним из организаторов создания на Урале Всесоюзной организации пролетарских писателей.

А. Шубин страстно любил природу Урала, глубокий знаток ловли рыбы на удочку, он впервые на Урале широко поднял в прессе проблему охраны рек и озер края. Шубин писал до революции и после нее, в советское время, интереснейшие статьи для любителей рыбной ловли, как для начинающих, так и для опытных рыбаков: «С чего начать», «За хариусом», «По худому льду». Александр Иванович автор, сейчас уже практической исчезнувшей книги «Тайны рыбацкого счастья». Еще А. Шубин успел опубликовать в Челябинске повесть «Зеленый товар» о добыче, продаже, перепродаже, обработке уральских изумрудов.
А. И. Шубин был выходцем из крестьянской семьи, добившийся в жизни всего своим трудом, но он был буржуазным специалистом, что новая власть считала смертным грехом. С момента октябрьского переворота Шубин находился под надзором. Уже в 1917 годе его арестовывают за политические ошибки, допущенные в журнале «Уральское хозяйство». В 1920 году постановлением Екатеринбургского ЧК Шубин осужден в концентрационный лагерь, но по амнистии был освобожден от наказания. В 1922 г. вновь арестовывается. В 1924 и 1927 годах арестовывается и обвиняется в добровольческом участии в Колчаковской дружине, в Каслинском заводе, но дело следствием прекращено.

Хотя в 1929 году А. И. Шубин признает Советскую власть и в печати осуждает все социальные течения вставшие в оппозицию к Советам, его не оставляют в покое, он находится под постоянным надзором ГПУ-НКВД. В 1935 году его квартира подвергается обыску. 23 августа 1937 года Александра Ивановича арестовывают окончательно. На следствии он не признает за собой никакой контрреволюционной деятельности против Советской власти. Однако в числе других шести бывших эсеров, также не признавших предъявленных обвинений, Шубин был казнен 21 сентября 1937 года.

А. Шубин был лирик. Я приведу только ряд подзаголовков из его репортажа и вступление. Слушайте: «12 ярких глаз на снежной поляне», «Законы счастливых коров»: или «Тихое оно – озеро Травяное. Только весной каждый его забережек, каждая травяная «лебедка» оглашается криками пролетающих с юга пернатых скитальцев». - Каково, а? Это журнал «Колос» за 1926 год, №5.

От такой прозы один шаг до поэзии и Шубин был поэтом:

«Небо темно-синее… Ярких звезд мерцание…
Снегом убеленные горы и поля…
В ельнике, пихтовнике звука нет – молчание, -
Спит моя родимая Мать Сыра Земля…»

Но вернемся к вопросу о судьбе поэтов. Предоставим слово для ознакомления их современнику А. Шубину. «Черныш. Где этот металлист, ловко орудовавший рашпилем на Мотовилихе, дравшийся на фронте и урывками нервно передергиваясь, писавший в своем походном блокноте стихи.
Можно сказать, – Черныш первый запевало уральских рабочих поэтов в тяжком 1920 году. Его лирические песни не сходили года два со страниц газет и журналов. Его песня оборвалась на страницах миниатюрного сборника, изданного «Улитой».
Амурский. Его стихи были весьма удачны. Взвинченный аплодисментами, сопровождавшие каждое выступление его на учрежденских вечеринках, он пустился в словесное фиглярство. Поэта, не созревшего идеологически и литературно, подхватила волна НЭП, и он исчез навсегда с горизонта печати.
В скромном уральском журнале «Работник народной связи» и других уральских изданиях 23-24 года развернулся маленький свиток красивейших стихов-кружев куда-то исчезнувшего поэта Силина». 
А. Шубину принадлежит, пожалуй, первый литературнвй отклик на творчество П. Бажова. «П. Бажов – краткослов, скупой на описательство, но зато он наблюдателен, впивается глазом в такие мелочи, на которых в свое время создана Терпигоровым (Сергей-Атава) замечательная книга «Узорчатая Пестрядь». Бажовская книга «Уральские были» и «За советску правду» прекрасные образцы работ нашего уральского бытописателя. В том и другом произведении автор набросал сочные штрихи, содержательные образы. Бывшие владельцы Сысертских заводов мастерски зарисованы «ехидным», наблюдательным бытовиком.
Его «Марья Антоновна», «Баринок», «Пучеглазик», «хороши» своей неприкрытой гадливостью. А мастеровщина с добротным матюком и вековечными заботами намалёвана от души писателем, до дна знающим жизнь этого класса».

Добавим к информации А. Шубина новые данные. Поэт Михаил Черныш уехал в Пермь, и там вскоре умер. И. Келлер, В. Гиршгорн уехали в Ленинград. Иные увлеклись наукой (О. Мамин) или другими видами работ, отошли от литературы. Трагически сложилась жизнь Сергея Спиридоновича Качиони, Виктора Михайловича Шумского, Николая Георгиевича Шушканова – они были казнены в 1937-38 годах.
Политика РКП (б) была на всех направлениях ее деятельности одинаковой: «До основания…». А зачем? Такой вопрос перед правящей партией никогда не стоял.

Кажется все, что было свершено литераторами Урала, в первой половине 20-х годов кануло в лету. Но это не так. Своим творчеством уральские литераторы коснулись жизни многих людей: кому-то дали минуту радости, кого-то приблизили к самостоятельному творческому труду, кого-то чему-то и научили.

Ни что не проходит бесследно…