Красная собака
И только высоко, у Царских врат,
Причастный Тайнам,- плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.
А. Блок
Георгий не знал, что делать, как жить дальше: то ли том мире, который он сам себе придумал и который был ему всегда так дорог, то ли спуститься на эту землю, где ему всегда было неуютно и попытаться наладить существование. Пусть без цели, без особых установок на будущее. Но зато на ощупь, натыкаясь всякий раз на знакомые и такие бесполезные вещи и предметы.
Ему уже перевалило за 60. Это как раз тот возраст, когда раз и навсегда перестаешь летать во сне. А это явный признак того, что восторг от жизни остался в прошлом. Тот восторг от малой зеленой травинки, от бушующей, норовящей повалить тебя ниц грозы, от бездонного синего неба, от далеких стран и красивых женщин и даже от вина, так прежде желанного, наконец. Все перестало быть неожиданным, свежим, ярким, неповторимым.
- Это я уже видел, а в этом нет ничего нового. А это вообще чёрти что. И чего это люди за ним гоняются, что в нем нашли.
Зато его стали посещать видения. Бывало, идешь с работы на автопилоте. Куда-то заходишь по пути, покупаешь что-то в магазине. Даже беседуешь о чем-то с незнакомыми людьми. А наутро проснешься: где был, с кем говорил, как дошел – все вычеркнуто из памяти, как собака языком слизала. Но зато постоянно отчетливо плутает в переулках памяти какая-то, казалось бы, незначительная деталь: лицо старухи, мелодия, давно забытая, надрывный лай собаки.
Самое яркое из таких видений случилось с ним в тот день.
День, как день, все как обычно, как в тумане без восторга, наугад. И вдруг красная собака. Она возникла внезапно из толпы в переходе с Арбатской на Боровицкую ветку, откуда ему по прямой было до Дмитровской. Перед входом на эскалатор на спуск была большая толпа людей. Но собака, как будто не замечала их, умело лавируя между всегда спешащих, полусонных особей. Она обходила одного за другим, стремясь к какой-то ей одной известной цели.
Это был кобель, по виду хаски, без ошейника.
- Видно, кто-то бросил или выгнал, - подумал Георгий.
Но судя по тому, что шерсть, удивительно белая с подшерстком цвета спелой вишни, бросил совсем недавно. Лапы уже успели испачкаться, но шерсть была на удивление чистая и блестящая. Мордочка маленькая, острая, похожая на лисью. Но больше всего поражали глаза, черные, антрацитные, излучавшие удивительно пронзительный свет. Пассажиры, как всегда, выстроились сверху вниз в правый ряд, а наиболее нетерпеливые спешили вниз слева, постоянно натыкаясь на пса, по-хозяйски перегородившего дорогу.
- Чья собака, уберите с прохода.
- Это ваш пес, мужчина, уберите, не пройти, - спросил кто-то из прохожих.
И вдруг по толпе прокатился гул. И было явственно слышно:
- Посмотрите – красная собака, красная собака.
Красная собака, наконец, устроилась впереди Георгия на эскалаторе. То ли потому, что он поднялся на две ступеньки, то ли у нее проснулся особый нюх, который настойчиво диктовал ей манеру поведения.
- Наверное, покрасили в розовый, а волосы потом отрасли, оставив цветной подшерсток, - подумал он.
Но откуда здесь в пяти шагах от Кремля этот кровавый пес, и что это все могло значить?
Видимо, прохожие тоже начали задаваться этим вопросом, и все чаще тормозили возле пса, уже не возмущаясь, чесали его за ухом, гладили по спине, трогали за острую мордочку. А в конце почти каждый восклицал, недоумевая:
- Надо же. Красная собака! Никогда не видел. И шли прочь.
Он тоже нагнулся и погладил. Пес поднял вверх свою литью мордочку. И как то странно-вопрошающе посмотрел на него. Ему стало не по себе. Он почувствовал нечто, похожее на вину перед этим существом, явившимся казалось из другого нездешнего мира.
- Как тебя зовут, - спросил он пса.
Но тот продолжал вопрошающе смотреть н него:
- Ты такой же, как я, только слабый и нерасторопный. И еще та не знаешь, зачем и куда идешь. Тебе от меня что-то надо? Я могу помочь? – казалось, спрашивал он.
Пес нехотя встал и двинулся вниз по эскалатору. Но было такое впечатление, что он идет не вниз, а вверх. Он шел по жесткому, колючему железу, как по осколкам, а проемы обходил, как воронки от снаряда, осторожно и гордо с видом победителя. Казалось, он совсем не смотрит под ноги, как это делают все собаки. В этом было что-то надменное и авантюрное одновременно, но очень стабильное и важное. Он шел, совсем не обращая внимания на пассажиров, которые расступались перед ним, жались к поручням, образуя гуманитарный коридор для этого исхода. Дети прижимались к родителям, жалобно скулили:
- Мама, папа, мне страшно.
А взрослые дяди и тети только и делали, что ахали и охали:
- Не может быть, ведь она красная. Надо же совсем красная, кровавая.
И все это не мог заглушить скрежет железа в утробе эскалатора, похожий на лязг танковых гусениц, и песня, доносившаяся из динамиков, которую московские власти по договоренности с администрацией метро регулярно крутили по утрам и вечерам для бодрости духа пассажиров:
- И стояли девушки у окошек. Им солдаты нравились очень -очень...
Но все это: лязг железных фантомов эскалатора, звуки бравурного военного марша перебивал то ли стон, то ли восторг:
- Коаааасная, коааасная собааакааа.
Совсем недавно его оставила собака, с которой он прожил долгие пятнадцать лет. Она ушла туда, куда рано или поздно уходят все: собаки, люди, звери.
Он не мог забыть ту могилу, темную и влажную, которую вырыли ночью два гастарбайтера узбека в лесу рядом с дачей. Тайно, озираясь в страхе, что свет фар привлечет местную полицию, и тут уж пришлось бы отдать всю выручку от погребения, а может и добавить сверху. Он помнил оскал, совсем нехищный, а такой домашний оскал своей Марты, Мартуси по-домашнему, которую он собственноручно под проливным апрельским дождем погрузил в яму, даже забыв закрыть глаза. С ней ушла дружба, преданность, любовь, которую не может заменить никто и ничто.
Она была такой самостоятельной, такой независимый. У них в семье никогда не стоял вопрос, кто за старшего. Все были главными и помогали друг другу как могли. Мартуся была крупной гордой немецкой овчаркой. И когда они выходили на прогулку, все вокруг предусмотрительно расступались, уступали дорогу, кто с опаской, кто с восхищением. Но все же она стала признавать в нем хозяина, хотя и не хотела демонстрировать это, особенно после того, как он несколько раз спасал ее от неминуемой гибели. Он помнил, когда с ней случился первый инсульт, и у нее отнялись ноги, сколько мольбы было в ее взгляде.
- Ты ведь спасешь меня, спасешь, да?
И он спасал, возил к лучшим ветеринарам, платил большие деньги. Она была уверена, что и на этот раз он обязательно вытащит ее. Она не сомневалась в этом, когда ее хватил второй удар:
- Ну, делай же что-нибудь! Я знаю, ты умеешь, сможешь. Но врачи были бессильны. Не помогли ни уколы, ни таблетки, ни деньги. Природа взяла свое
И вот теперь все это настолько явственно всплыло в памяти, что он словно сомнамбула безропотно побрел навстречу судьбе.
Красная собака между тем ловко спрыгнула с эскалатора и направилась в сторону перрона, остановилась и стала ждать прихода поезда в сторону Дмитровской. Поезд подошел, и пес вместе с ним зашел в третий вагон от головы поезда. После последнего теракта в метро, когда взорвали именно третий вагон, Георгий принципиально ездил только в нем, считая, что снаряд два раза в одну воронку не падает.
Ему вдруг показалось, что этот пес странного кровавого окраса привнесет нечто новое в его идущую на убыль жизнь, придаст ей новый, досель неведомый смысл, вдохнет новые силы и почти забытый восторг. Ему вдруг захотелось взять пса к себе, приласкать, накормить, ходить с ним на прогулку, вызывая завистливые и одновременно нежные взгляды прохожих собачников.
Все его предыдущие собаки были найденышами. Он помнил как Мартуся, тощая, голодная, только что из леса подошла к нему, копошащемуся в моторе видавшей виды Волжанки. Встала, положила передние лапы на плечи и так преданно посмотрела в глаза, что он не смог отказать. Ведь всего за два месяца до этого он потерял друга Мартина, пуделя по-домашнему Мартыза, который не стал его расстраивать и ушел в лес умирать.
Они с женой обошли тогда все окрестные дачные поселки, писали объявления, предлагали деньги тому, кто вернет. Все бесполезно. Пропал с концами. Безнадежно, раз и навсегда
Он появился в их доме мокрый, беспомощный, избитый, молящий о снисхождении, живой комочек плоти. А через год они вдвоем уже стояли под звездным августовским небом возле Белого дома и ждали когда придут танки. Но танки так и не пришли. Зато на утро, когда стало ясно, что они и мы победили, он взял Мартыза в охапку, и они вышли на самую замечательную в своей жизни прогулку.
В спальном районе Орехово они решили закрыть все киоски, торговавшие газетой « Правда». И каково же было их удивление, когда на требование прекратить торговлю контрреволюционным изданием, продавцы газет безропотно закрывали свои киоски и расходились по домам.
Они вдруг почувствовали тогда себя хозяевами жизни . Потому, что это была их победа и их свобода. А потом Мартыз ушел умирать и умер. Собаки, они ведь не как люди. Они стесняются своей смерти, не хотят, чтобы кто-то был свидетелем их ухода. Мартуся тоже, когда умирала, тупо забилась в угол, как бы говоря:
- Оставьте меня в покое, какие врачи. Дайте умереть.
Красная собака между тем зашла в вагон, плотно набитый биомассой и разлеглась в самом его центре, вытянув ноги и смешно, по-детски положив лапу под голову. Временами пес зевал, обнажив изрядно изъеденные передние зубы.
- Да она старая. Лет десять, а то и одиннадцать, судя по зубам, - обнаружил он.
Он не отрывал глаз от пса. Несмотря ни на что, ему страшно хотелось взять его к себе, помыть, накормить, приласкать.
Но с другой стороны…
Он явственно представил себе, что впереди отпуск и все решено с отдыхом. И теперь придется просить сына, чтобы тот приходил и гулял с собакой. А невестка будет ежедневно устраивать ему сцены. И все из-за собаки. Так было всегда и повторится на этот раз.
В нем боролись две несправедливости. И каждая из них вела к катастрофе. Он совершенно отчетливо чувствовал на примере этого пса, что катастрофа неизбежна, но не мог понять какая из них хуже. Вот умрет пес, потому, что его не приютили. Или умрет сам по себе без его участия.
И такая вселенская тоска обуяла Георгия.
Мы ответственны за тех, кого приручаем, даже если они начинают кусаться.
Он не знал, что делать с этим чувством, когда закапывали Мартусю. Тогда казалось, что оно уходит навсегда. И вдруг красная собака. Как так. Кто разрешил. Он не знал. К тому же, он вдруг понял, что это не его чувство. Оно ему приснилось. А может быть, снилось всегда, всю жизнь. Чувство сохранения и одновременно избавления от красной собаки.
Поезд остановился на Дмитровской. Вдруг пес встрепенулся, встал и быстро потрусил к выходу, опережая Георгия, а затем и вовсе растворился в толпе. И вот тут-то все колебания и сомнения сошли на нет. Георгий твердо решил: - беру. И ему вдруг стало так легко на душе от этого вновь обретенного смысла
Он подошел к эскалатору. И тут послышался лай, какая-то возня. И по толпе пошел гул. Красная собака. Красная собака кусается. Она укусила человека
Эскалатор остановили, потом запустили заново. Георгий побежал по ступенькам в надежде отыскать пса. Добежал до выхода. Стал спрашивать пассажиров, не видел ли кто собаку с красным подшерстком. Но никто ничего не видел и не слышал. Люди шли сплошным потоком вверх и вниз, вниз и вверх. И это были уже совсем другие люди.
И еще долго в его ушах отдавался этот лай, как отзвуки далекой грозы, как гул канонады.
И нигде, даже на других станциях метро никто никогда больше не видел собаки такого странного ни на что не похожего окраса.