МТС и колхозы
С созданием МТС началось укрупнение колхозов, чтобы более эффективно использовать все более мощную сельхозтехнику, да и с крупных хозяйств, наверное, было успешнее взимать налоги.
Большая часть колхозной продукции поступала государству в форме гос поставок и натуроплаты за работу МТС. Затем колхоз должен засыпать свои фонды: семенной, фуражный и страховой. Какую-то часть продукции продать государству — гос закупки — по более высоким ценам, чем по гос поставкам, которые были чисто символическими. А вот распределять по трудодням колхозникам мало что оставалось.
Зерно на элеватор колхоз возил своим транспортом. До Верещагино, где находился элеватор, издавна считали 20 верст, а позднее стали считать 20 км. Но с появлением автомашин и составлением расчетов за перевозку зерна необходимо было уточнить расстояние до Верещагино. Пригласили землеустроителей, они насчитали 25 км. Позднее жители деревни судачили — зачем было приглашать землеустроителей и платить им деньги. Теперь из-за них нужно ехать до Верещагино лишние 5 км.
Сложностей в колхозной жизни было немало. Коллективизация сломала вековой уклад крестьянской жизни, его психологию, его отношение к нелегкому крестьянскому труду. В своем хозяйстве работали на себя, с полной отдачей, от зари до зари, бережно относились к своему имуществу. Крепко засело в душе каждого слово «мое». А в колхозе все «наше», общее. Значит - ничье. Отсюда и отношение к коллективному добру, разбазаривание и незаконное присвоение. Где-то в начале 30-х вышел указ об уголовной ответственности за расхищение колхозного имущества. У соседей сын работал в соседнем колхозе. При возвращении домой был задержан на колхозном поле за обрезание колосьев. Во время следствия, чтоб выгородить себя, сказал что этому его научила жена. Его осудили на 10 лет, жену на 6 лет. Он отсидел 8 лет, а жена 4 года. Указ жестокий, но наверное такая строгость была необходима. Иначе колхозное хозяйство растащили бы по кусочкам.
Трудно было крестьянину перейти от «мое» к «наше». Колхознику не всегда удавалось работать на своей бывшей лошади. И если бывший хозяин видел, что кто-то бьет его бывшую лошадь в работе, дело доходило до драк.
В общественном хозяйстве не мало дохло скота от плохого ухода, бескормицы, слабости ветеринарной службы. Да и от того, что бывший индивидуальный скот не приспособлен к коллективному стойловому содержанию.
В соседнем дворе раскулаченного содержали четыре десятка жеребят. Что-то случилось — жеребята передохли. Обвинили бригадира, у него в доме обнаружили битое стекло в банке. Посчитали, что он стекло подсыпал в корм жеребятам. Бригадира осудили. А может была другая причина гибели жеребят. Их трупы не обследовали.
В те годы о вредительстве много говорилось, писалось в газетах. Наверное, было вредительство. Было озлобление за раскулачивание, за конфискацию имущества, земли, за поголовную коллективизацию. Были пожары, выход из строя колхозной техники, падеж скота, порча семян. Наверное, все это происходило не только от вредительства, не только, как происки врагов советской власти и колхозов. Возможно, немало бедствий происходило от неорганизованности, безответственности, разгильдяйства. От технической, агрономической и ветеринарной малограмотности.
Для создания колхозов требовалось много разных специалистов. Тех же трактористов, комбайнеров, шоферов, агротехников, зоотехников, ветеринаров, счетоводов готовили на краткосрочных курсах из сельских жителей с начальным образованием. Других кадров не было. Отсюда и неумелая эксплуатация сельхозтехники, нарушение агротехники, неумелое применение удобрений, неумелое содержание скота на больших фермах.
Такое же положение в те годы было в промышленности. Проще было все срывы планов, заданий, аварии, пожары списывать на вредительство.
Ходила байка: мужикам долго объясняли устройство трактора. Они вроде бы разобрались в нем, до последнего винтика, а потом спрашивают: «А куда же лошадь запрягать?».
А как разбазаривался труд колхозников! По требованию свыше непродуманные, непросчитанные эксперименты и работы, вопреки многовековому опыту крестьян.
В колхозе много лет пытались выращивать кок-сагыз (сырье для производства резинно-технических изделий). В колхозе его называли Костя Гызов. Для наших мест новая культура, требующая много ручного труда. Или климат не подходил, или нарушали технологию выращивания, кок-сагыз не хотел созревать — то вымокал, то вымерзал.
Несколько лет пытались выращивать просо и гречиху на зерно. Но крестьяне на своем опыте знали, что эти крупяные культуры в нашей зоне не вызревают. Но тем не менее сеяли — план. Не вызревшие просо и гречиху скармливали скоту. Такой корм обходился дорого.
По плану несколько лет сеяли топинамбур. Тоже труд уходил впустую. Обязали сеять подсолнух на силос. Наверное, нарушали технологию силосования. Его силосовали в земляных ямах, и он чаще всего сгнивал. Из тех же ям, в которых он сохранялся, коровы весной с удовольствием силос ели.
Начали применять удобрения, часто безграмотно и они не давали того результата, на который были рассчитаны. Да и много удобрений оставляли на обочинах полей.
Конечно все новое, необычное никогда сразу не дается. Издержки неизбежны, но в разумных пределах, не подрывая основ колхозного производства. Колхозы и так были слабы.
Уже после войны, в середине 50-х начали повсеместно внедрять кукурузу. Под ее посевы требовали выделять лучшие земли. В наших краях она не вызревает на зерно, сеяли на силос. Под посев кукурузы в первый год распахали участок заливного луга. Выросла удивительная 2-х метровая кукуруза, обилие силоса для скота. Но на следующий год распаханный слой луга смыло разливом реки. Пропал плодородный слой, накопленный за столетия. Десятки гектаров луга остались бесплодными на многие годы.
В начале 30-х у колхоза отобрали самое большое, ровное поле в 80 гектаров под военный аэродром. Но нужно было увеличить его еще на 20 га, а для этого предстояло выкорчевать несколько сколков леса. Целую зиму съезжались колхозники соседних колхозов и вручную в промерзшей земле корчевали лес. Затратили массу труда. Пять лет на этом поле росла только трава, чтоб укрепить поверхностный слой поля. На этом поле не садился ни один самолет.
В 37 году, после вручения колхозу Акта на вечное пользование закрепленной землей, поле аэродрома разрешили запахать. После многолетнего отдыха на поле уродился хороший урожай.
В 15 км от нас проходил тракт между двумя районами и выходом к железнодорожной станции. Движение по тракту было интенсивное, и гравийное покрытие нуждалось в постоянном ремонте. Участки тракта были закреплены за колхозами. Наш колхоз зимой и летом выделял людей с подводами для ремонта тракта, хотя сам этим трактом не пользовался.
Срывался годовой план лесозаготовок — опять разнарядка по колхозам о выделении людей с лошадьми на лесозаготовки.
Механизированная уборка хлебов приводила к большим потерям зерна на полях. А урожайность хлебов определялась на корню, так называемая, видовая. В зависимости от нее, рассчитывалась натуроплата за работу МТС. Но до амбаров доходило, в лучшем случае, 2/3 зерна от видовой урожайности.
Раньше, когда жали вручную или жатками, вязали снопы, ставили в суслоны, через некоторое время свозили их на тока и складывали в скирды. А уже осенью начинался обмолот. Вся эта длительная технология позволяла начинать жатву на полях, когда зерно еще крепко сидит в колосьях, и хлеб дозревал в снопах, в суслонах, в скирдах. Высыпание зерна из колоса происходило на токах, где идет обмолот. Это позволяло до минимума сократить потери звена в поле. Машинной же уборкой можно начинать только спелые хлеба. Поскольку уборка всегда затягивалась, убирались перезревшие хлеба, в колосьях которых зерно уже слабо держится, то оно много осыпалось в поле. Да и отношение колхозников к потерям зерна было как потеря общего, а не личного.
Так что, разница подсчета зерна по видовой урожайности и фактически засыпанного в амбары была значительная. А это отражалось на величине фонда распределения по трудодням.
Но без механизированной уборки колхоз уже не мог обойтись. Посевные площади сохранялись в прежнем объеме, трудоспособных работников в колхозе оставалось все меньше и меньше. Так что механизация имела и плюсы и минусы.
Работать и жить в колхозе, особенно в первые годы было трудно. На трудодни хлеба распределялось мало Многие жили впроголодь. Хлеба в нашей семье иногда просто не было. Особенно голодно было в 32-33 годах. Выручала картошка, овощи. Но и они со временем кончались. Собирали липой цвет, льняные головки на току и мешали с отрубями. Из этого месива пекли лепешки. Ранней весной молодую крапиву варили с молоком, суп из лопухов, щавеля, гондышей, молодых головок хвоща. Очень скудно было с одеждой, обувью. Донашивали, перекрашивали, перешивали дореволюционные остатки. Выручали лапти — липового лыка хватало в лесах. После середины 30-х годов стало немного лучше. Но до благополучия было далеко. Лозунг «Жить стало лучше, жить стало веселей» воспринимали скептически, но вслух это не высказывали.
В 37-м году ожидался хороший урожай, но он еще вызревал в поле, а колхозные закрома были пустые. Чтобы как-то поддержать хлебом работающих в поле, зампред колхоза посадил нас, пятерых мальчишек, на автомашину и мы поехали в Пермь за хлебом. Неделю ходили по магазинам, стояли в очередях и покупали по буханке хлеба, нагружали в мешки. Раз нашу компанию забрали в милицию, но проверили документы, убедились что мы не спекулянты и отпустили. Вот в таком положении оказался колхоз, основной производитель хлеба.
Мы — молодые все это воспринимали спокойно, легко, верили в лучшие времена, строили в мечтах планы на будущее, ходили вечерами на игрища, пели песни, горячо обсуждали дела в колхозе, в стране, в мире. Нам до всего было дело.
Нашу семью спасали хлебные карточки. Когда старший брат стал учиться на рабфаке и в институте, оформил на мать и на нас троих младших иждивенческие карточки. Хотя они и были скудными, но вместе с огородной продукцией, все же, помогали как-то сводить концы с концами.
В 37-м году уродился хороший урожай в дополнение распаханному аэродрому. На трудодни дали много хлеба. И опять проблема: что с ним делать, где хранить? Амбары у колхозников несколько лет пустовали, их постепенно разбирали на дрова. Скота держали все меньше и меньше. Можно продавать хлеб на строну, а кто купит? Карточную систему отменили, в магазине хлеб в свободной продаже.
Государство организовало закупки хлеба по повышенным ценам в обмен на промышленные товары. Хлеб государству продавали и колхозы, и колхозники. Вот только тогда в деревне свободно вздохнули, могли обеспечить себя хлебом и приобрести промтовары, но были большие очереди.
По гос закупкам колхоз приобрел в 36-м году одну машину, а в 38-м - вторую. Это был первый колхоз в округе с автомашинами.
Продажа зерна государству по гос закупкам — дело добровольное, но если где-то горел план по гос поставкам, то колхоз обязывал продавать хлеб дополнительно государству. Так и получилось в 36-м году. Колхоз обязали «добровольно» продать хлеб сверх всяких планов. Это привело к тому, что к лету 37-го года в колхозе оказались пустыми амбары, и пришлось ехать в Пермь за печеным хлебом.
Колхоз поставлял государству все виды продукции: зерно, молоко, мясо, шерсть, яйца, картофель, овощи. Поэтому колхоз вынужден вести многоотраслевое хозяйство, хотя некоторые отрасли были убыточными для колхоза.
Труд и детство
С ранних лет нас мать приучила к труду. К нашему неумению относилась терпеливо. Девочек с семи лет заставляли подметать пол, носить воду. Потом работать на огороде, доить корову. У нас, мальчиков, работа посложнее: что-то подправить в хозяйстве, отремонтировать огорожу, приготовить дрова для топки печи, окучивать картошку, косить траву, сгребать сено, пахать огород.
С первого класса школьников привлекали на полевые работы летом и сначала учебного года осенью. По мере нашего взросления, усложнялись и наши работы: прополка посевов от сорняков, сбор опавших колосков на поле. До сих пор помню, как трудно было вытаскивать из земли колючий осот с его длинным корнем. Во время сенокоса сгребали сено, возили копны. Совместная работа у всех на виду, и нужно было показать свое усердие и сноровку. К девушкам присматривались будущие свекры и свекрови. Ученикам доставалось осенью: в дождь, в снежную слякоть копать картошку и рвать лен. С уборкой этих культур всегда запаздывали.