Баня
Баню топили каждую субботу. Летом иногда выручала река. Но баню ничем не заменишь. Зимой и весной после бани проходили все кашли и чихания. Парились березовыми вениками. Вспоминаю, как нас, 3-х младших, мыла мать. Мы не любили жару, мыло, хлестание веником. Ожидали своей очереди в предбаннике и заранее начинали голосить. Пробовали голос и настраивали себя, чтобы в бане зареветь уже в полную силу. Чем и рассчитывали сдержать усердие матери при помывке. Но мать, не обращала внимание на нашу «голосянку», делала свое дело. Мылись хозяйственным мылом. Для помывки длинных женских волос готовился щелок из древесной золы, которую брали тут же из каменки, кипятили, давали отстояться, осторожно сливали серый раствор. Этим раствором мыли голову. Волосы становились чистыми и мягкими. Этим раствором можно было хорошо отстирать и белье.
Бани часто горели, по неосторожности, а иногда их поджигали в отместку за что-либо. Поэтому и ставили бани подальше от дворовых построек и поближе к реке. В начале 30-х сожгли нашу баню. Наверное старшие брат или сестра кому-то «перешли дорогу». Впоследствии мы мылись в бане раскулаченного соседа, которая стояла рядом с нашим огородом.
На усадьбе росло много черемухи. В нашей семье черемуху заготавливали впрок, ели по мере ее созревания. Много черемухи просто опадало. Рябину ломали после первых заморозков, которые убивают горечь в ягодах. Ее кисти вешали на чердаке. Зимой это было нашим лакомством. После морозов она становилась кисло-сладкой. Калину вообще не срывали с кустов, для нее нужен был сахар, а он в семье всегда был дефицитным. Зимой красные кисти калины долго висели на кустах. Ярко-красная, в белом снежном обрамлении — это был пир для птиц. Интересно было смотреть, как на кустах калины сидели бодрые снегири в ярко-красных мундирчиках.
На кухне царствовала мать. В ней висел шкаф для чайной посуды, залавок для столовой посуды, подпечек для чугунов, горшков, сковородок. Было все необходимое для выпечки хлеба и приготовления пищи: квашня, сочельница, деревянная чашка, сита, ухваты, сковородник, клюка, помело, лопата, железные листы для выпечки шанег, ватрушек, деревянная столешница для хлеба и многое другое. Зимой под чайным шкафом вешали рукомойник, летом он висел у крыльца на дворе. Со стороны улицы, перед большой избой и сенями находился палисадник, где росли кусты черемухи. Цветов не сажали, они кругом в изобилии. Но где-то в первой половине 30-х сделали клумбу и посадили астры. Выросли удивительные цветы разных оттенков. Редко кто, проходя мимо, не останавливался, чтоб полюбоваться на такую красоту.
Мне было 12 лет. У палисадника подгнили столбы. Я решил их заменить новыми, березовыми, считая что они крепче и будут стоять долго. Поставил столбы не ошкуренными, вместе с берестой, чтоб смотрелись веселее. Прибил перекладины и укрепил заборчик. Был доволен своей работой — пусть все видят, что в доме подрос мужик. Но деревенские мужики мою работу подняли на смех: березовых столбов не ставят. Береза крепка в сухости, в земле она быстро гниет. Пришлось мне всю работу делать заново и ставить еловые столбы. Век живи — век учись. Был бы отец — заранее подсказал что и как делать.
В каждом доме держали кошек. Собаки не у всех были. Кошек и собак держали не для экзотики и развлечений. Они свой хлеб отрабатывали: кошки ловили мышей и крыс, а собаки стерегли двор. В амбарах, в кладовках в нижнем левом углу дверей вырезался квадрат для свободного хода кошки. В некоторых дворах собак держали на цепи, которая скользила по проволоке вдоль амбаров и кладовок, но так чтоб собака не смогла достать человека при проходе от ворот в дом. Так что чужие люди свободно проходили, но собака своим лаем предупреждала хозяев. Мы свою собаку не держали на цепи. Собаки были смирные, не было случая, чтобы кого-то покусали. Только лаяли на чужих. В отличие от кошек, собак в дом не пускали, их место на дворе. Стареющих кошек и собак не убивали. Они дохли своей смертью. Из очередного потомства котят и щенков лишних топили взрослые, но так чтобы не знали и не видели дети.
Радуга
Дожди летом у нас частые. Когда их не ждешь, и они не к чему, иногда с удовольствием наблюдаешь за дождем, видишь в нем свою красоту. Вспоминается жаркий летний день. Ярко светит солнце. Мы - на угоре. Но вот подошла куцая туча, сердито урчала. Время от времени, как куча булыжников, туча обваливалась громом. Сильный ветер зашумел в вышине, деревья забушевали, крупные капли дождя резко застучали, зашлепали по листьям, сверкнула молния и гроза разразилась. Дождь полил ручьями. А солнце продолжало светить. Воздух был наполнен сверкающим и кипящим ливнем. Туча, продолжая внутренне урчать, уползла дальше. Остался яркий, мокрый, пылающий зеленью, солнечный мир. И, в завершение всего, из конца в конец по небу «в размахе» встала четкая, яркая радуга, опустив корни в мокрую землю. Радуга одним концом уперлась в болото за рекой. Так часто бывало, когда после дождя мы оказывались на угоре. Сколько раз в детстве мы забирались в болото, чтоб проверить, где там живет радуга, увидеть ее вблизи, потрогать руками, но ничего не находили. Иногда радуга упиралась в реку под нашим берегом. Мы не раз подплывали на лодке голыми, старались попасть под золотую полоску. Но опять ничего интересного не находили. Рушились легенды о волшебных свойства радуги. Мы слышали, что если окажешься голым под золотой полосой радуги, то на тебя посыплется золотой дождь.
У нас в средней полосе природа пребывает в вечном движении и без конца меняет краски в течение года. Есть у нас и обильный снег, и синие разливы рек, и разноцветье ковров осенью — все то, чего, мне кажется, нигде в мире нет в таком сочетании. Все это было и остается дорого и близко. Очевидно, у всех, пусть даже в разной степени, заложен генетический код привязанности к тому месту, где ты сделал первый вздох и увидел белый свет, чему-то поразился, удивился, что-то засело в памяти.
Хозяйство
До революции большинство в деревне жили неплохо, в том числе и наша семья. Мать рассказывала, как планировали построить двухэтажный дом, но потом передумали и построили высокий одноэтажный. Один из амбаров переделали под лавку (магазин) чтоб торговать товарами первой необходимости и скупать у жителей масло, яйца, шерсть, лен. Ближайший магазин был за 2 км. Отец не вернулся с войны, с магазином ничего не получилось. Может и к лучшему, иначе после революции в семье возникли бы проблемы.
Я еще застал былое благополучие в нашей семье. Крестьяне обрабатывали свои земельные наделы, держали различный скот. В конце 20-х в деревне только два хозяйства были безлошадные. Раньше и у них были лошади, но мужики не вернулись с войны, и хозяйства оскудели, лишились лошадей. В каждом хозяйстве, обычно, имелся, как минимум, годовой запас хлеба для еды, фуража и семян на случай неурожая. Этот запас ежегодно обновлялся из нового урожая. Хотя у нас хозяин не вернулся с войны, мать сумела сохранить лошадь, обрабатывала свой земельный надел. В меру своих сил помогали матери старшие брат и сестра. Конечно, жить было трудно, деньги не всегда в доме водились, но когда они появлялись, то в первую очередь пополнялись запасы соли, мыла, керосина, спичек, а потом уже все остальное, на что хватало денег.
В деревне большую часть потребности семьи старались удовлетворять за счет собственного производства. Сеяли лен, коноплю, стригли шерсть, после убоя скота выделывали шкуры. Зимними вечерами пряли волокно и шерсть. В каждом доме были прялки, ткацкие станки. Ткали льняное и шерстяное полотно, шили одежду. Из выделанных шкур шили шубы, шапки, тулупы, коты, сапоги. Каждый хозяин мог сшить коты или сплести лапти. Сапоги не каждый мог сшить, но в деревне были сапожники. Из шерсти катали валенки, пимы. Из конопляного волокна ткали полотно для пологов, мешков, готовили прочные веревки. Легкую одежду шили сами в каждой семье. Только для пошива шуб, тулупов, теплых пальто приглашали портного. Были и гончары, которые удовлетворяли потребности нескольких деревень в глиняной посуде: чашках, латках, плошках, горшках, корчагах. Стекла для окон надо было покупать, но стекольщик с алмазом был свой, деревенский. В некоторых хозяйствах держали пчел и медом удовлетворяли не только свои потребности, но и обеспечивали других. Чаще не за деньги, а в обмен на что-то или за услугу. Так что, большая часть житейских потребностей удовлетворялась за счет деревенского производства.
В те времена в деревне при ведении своего хозяйства каждый рассчитывал, прежде всего, на собственные возможности. О кредитах и ссудах со стороны не могло быть и речи. Да и в колхозах до войны если и брали ссуду на приобретение сельхозмашин, удобрений, то только под залог и рассчитывались зерном из нового урожая. Если создавалась новая семья, новое хозяйство, то опять же обустраивались за счет собственных усилий или при помощи родственников. Сельская жизнь требовала большого трудового напряжения.
Дети
Помню летний покос еще на индивидуальном лугу. Мне было 4-5 лет. На лугу в болотине лежало гнилое бревно. Старший брат сказал, что это леший. Пока старшие были заняты покосами, я оселком, которым лопатят косу, решил побить лешего. Оселок сломался, я получил трепку. Брат и сестра косили литовками на ровном месте, а мать косой обкашивала кочки, полу согнувшись, отмахиваясь вправо и влево. Младшая сестра неожиданно подбежала сзади и попала под отмах косы. Коса воткнулась ей в глаз. Тут же на лошади повезли в больницу за 15 км в с. Карагай. Глаз спасли, но косина его осталась на всю жизнь. Наверное, эта косина помешала сестре создать свою нормальную семью. Да еще в те годы, когда большинство ее сверстников - ребят не вернулись с войны. Хотя в одиночку сестра вырастила, поставила на ноги дочь и сына.
Детей в деревне росло много. Их называли «по уличному». Обычно нас, кто рос без отцов, называли по имени матери. Но не всегда. Соседского одногодку, моего тезку, называли по прадеду. У кого были отцы — по имени отца, редко по имени и отчеству отца. Некоторых ребят называли по фамилии, если под этой фамилией была одна семья. Детей не путали, если кого-то надо наказать, поругать или похвалить. Порка поступала по адресату. Когда детей в семье много, родители не очень задумывались, какое дать имя новорожденному. Называли обычно в церкви при крещении и записи в метрике. Мою младшую сестру крестить в церковь возила соседка. Записали сестру Марией. Спохватились при возвращении домой — у нас уже есть Мария, старшая сестра. Соседку звали Анной, она и меня возила крестить. И в моем свидетельстве ее имя ошибочно записали, как имя матери. Точности записям в метриках не придавали особого значения.