В нашей школе по чьей-то начальственной прихоти иностранным языком был французский, который быстро выветрился из моей головы. Наверное, потому, что не был нужен. В институте требовался английский, пришлось учить его с нуля. Спустя годы пыталась овладеть разговором по-английски учась на курсах. В итоге ко времени моих зарубежных туристических поездок – уже будучи на пенсии – я знала несколько десятков бытовых слов на этом языке, которые помогали мне изъясняться в чужих странах. Но однажды недостаточное знание языка меня подвело.
Испания, поздняя осень, конец сезона, цены снижены, немногие русские пенсионерки приехали, в основном, на деньги детей. Стараемся держаться вместе. Однажды после ужина, когда уже стемнело, и на море нечего делать, мы с приятельницей из другой комнаты пошли в ближние торговые ряды, ярко освещённые и работающие до полночи. Вечером прохладно, и она надела кофту, из кармана которой не вынимала руку. Как потом выяснилось, рукой она держала кошелёк со всем её капиталом в долларах, который не захотела оставить в комнате, потому что соседка ждала в гости чужого человека. Нам ничего не было надо, мы просто глазели, а подруга жестами общалась с продавцами – молодыми неграми.
Вдруг один продавец выхватил у неё из руки карточку-ключ от номера гостиницы и поднял её над головой. Хотел поиграть? Она невольно выдернула из кармана руку и потянулась за своей карточкой. А когда в следующее мгновение вновь опустила руку в карман, кошелька там не оказалось. В недоумении она, а потом и я, стали искать потерю под ногами, вокруг себя… Кошелёк нигде не находился. Продавец недоумённо разводил руками. И тут она вспомнила, что как раз в тот момент мимо неё протиснулся и тут же скрылся другой чернокожий парень. Стало ясно: её обокрали.
Нет, она не закричала, как, наверное, сделала бы это на нашем базаре обворованная тётка. Она побледнела и не упала только потому, что я её держала, погрузилась в прострацию, повторяя: что я скажу сыну? Она ни на что не реагировала, видимо, не соображая, где находится, что дальше делать. Я повела её домой.
Путь в наш отель пролегал мимо небольшого питейного заведения – испанской забегаловки, возле которой обычно клубились мужчины, и куда мы никогда не заглядывали. Но теперь я решила, что ей не повредит бокал виноградного вина, и мы зашли внутрь. В небольшом помещении несколько столиков и буфетная стойка. Я усадила подругу за дальний свободный столик, а сама пошла взять вино. Вот тут, возвращаясь к ней с двумя бокалами, я и совершила ошибку. Один из посетителей на меня внимательно смотрел. Мне бы и пройти мимо молча. А я решила ему объяснить, почему мы здесь. Май френд, - начала я по-английски, указывая на подругу, и остановилась, соображая. Надо бы сказать – моя подруга, но я не знала слово «подруга» и решила, что «мой друг» - тоже сойдёт. А дальше было ещё хуже. Если слово «мани», то есть деньги, мне вспомнилось сразу, и кошелёк я могла бы назвать «портмоне», то понятие «украли» нашарить в моём мозгу оказалось невозможно. Поэтому я не стала больше ничего произносить, а поспешила к безучастной женщине – она же для меня была важна, а не этот любопытный испанец.
Зато он при моих словах сделал очень изумлённое лицо, поднял в удивлении обе руки вверх и быстро-быстро заговорил на своём языке, указывая всем на нас и повторяя моё «май френд». Я больше не обращала на него внимания, но за своей спиной слышала оживление. Вдруг к нам подошёл толстый буфетчик, у которого я брала вино, видимо, хозяин заведения, и молча указал на дверь.
Наши бокалы были уже пусты, нам всё равно пора было уходить, и мы вышли под любопытными взглядами немногих посетителей. И только потом, вспоминая этот эпизод, я поняла: мой френд – это общепринятое название сексуального партнёра. Нас, очевидно, приняли за лесбиянок, которым, почему-то, вход в это заведение был заказан. В тот момент я забыла и то, что английский язык там не в моде – из иностранных чаще знают французский. Так что меня всё равно бы не поняли.
А подруга, на другой день, придя в себя, стала очень воинственной: вызвала русскоговорящего гида, закреплённого за нашим отелем, и потребовала вмешательства местной полиции. Я была приглашена в качестве свидетеля. В полицейском участке через переводчика нам объяснили, что всему виной близость Африки, откуда нелегально переправляются к ним чернокожие африканцы и пополняют местный криминалитет. Подруга всё горячилась, утверждая, что хорошо запомнила вора и давала такие его приметы, под которые подходили все встречавшиеся нам представители этой тёмной расы.
Так дело и кончилось. Только пострадавшей в отеле разрешили бесплатно обедать, хотя по нашим путёвкам полагались только завтрак и ужин. Удивлённые этим участием мы перестали высказывать гиду своё возмущение дискриминацией за то, что в столовой, где был «шведский стол», при всём многообразии национальности посетителей только по-русски была надпись: «Еду из столовой не выносить». Ведь группа русских в отеле была самой маленькой. Объяснения гида, что бутерброды выносят только русские, нас не убедили – мы наблюдали поведение немцев, например, и требовали убрать призыв или добавить подобные надписи на других языках. Этого не сделали, да мы и не были уверены, что наш русскоговорящий гид-болгарин сообщил наше требование руководству отеля.
А вскоре мы уезжали. Прощай Средиземное море, город Салоу, бархатные дороги, обильный «шведский стол» и вороватые незванные гости из Африки..