Летели два крокодила...

Ольга Нирская Лаванда
На ласково-голубом небе не было ни единого облачка; летнее солнце палило горячо и страстно, безжалостно обжигая своими лучами ещё прохладную после ночи землю. Ветерок — лёгкий, едва ощутимый — явно был бессилен противостоять усилиям пылающего гиганта; он лишь слегка щекотал ярко-зелёную чешую парившего над землёй ящера, неспособный спасти того от жары.

Но крокодил был рад и этому. Точнее — не то чтобы он вовсе обращал много внимания на капризы погоды, будь то палящее солнце, своенравный ветер или же колючий мороз, ледяной змеёй проскальзывавший под чешую; в мире было слишком много интересного, нового, зовущего и неизведанного, чтобы размениваться на подобные мелочи. Одно из чудеснейших свойств молодости — умение наслаждаться жизнью, жадно и охотно принимая её такой, как она есть; и крокодил, озорно ухмыляясь, нёсся навстречу ветру, со свистом рассекая прозрачный воздух своей удлинённой мордой. Ярко-зелёная чешуя ослепительно искрилась в солнечных лучах, делая ящера похожим на армейский самолёт, по ошибке покрашенный солдатами в ядовито-травяной вместо классического хаки.

Жизнь была прекрасна.

Воздух скользил под кожистыми крыльями, которые отзывались на малейшее движение мышц, позволяя выписывать в воздухе самые неожиданные пируэты; изогнувшись едва ли не колесом, ящер щёлкнул пастью в шутливой попытке поймать собственный хвост — и вздрогнул, удивлённый тем, что ему это едва не удалось. Два ряда ровных, желтовато-белых зубов угрожающе сомкнулись в каком-то десятке сантиметров от предполагаемой цели — но крокодил не стал даже утруждать себя испугом. Беззаботно распрямившись, он нырнул вниз, пикируя над поверхностью земли, любуясь тёмными шпилями высоких зданий, дерзко вонзавшимися в светло-голубое небо...

Сверху за ним наблюдали.

Тоже в какой-то степени — любовались; а может быть — удивлялись, или завидовали его задорной беззаботности?..

Второй крокодил был стар. Нет-нет, он был ещё крепок и вполне силён, и не успел пока что одряхлеть, как некоторые; но сейчас, глядя на своего возмутительно молодого собрата, чувствовал себя старым — неумолимо, безоговорочно старым. Жара неприятно утомляла и выматывала, заставляя тайком поглядывать вниз, на вожделенно-прохладную тень раскидистых деревьев. Где-то внутри рождалось недовольное недоумение — ну как можно так легко и радостно рассекать воздух прямо под этими невыносимо-знойными лучами, когда безжалостный июнь, кажется, вздумал иссушить до смерти любого, кто рискнёт появиться под солнцем?

Крокодил не понимал.

Его крылья справлялись со своей задачей добротно и покорно, будто давний, побывавший во многих боях меч. Старый ящер прекрасно знал, на что способно его тело — и не требовал от него бОльшего, в отличие от того безрассудного юнца, чья чешуя крикливо-яркой зеленью сверкала сейчас на солнце. Ящер заранее наметил свой путь, рассчитав, сколько нужно пролетать в день, чтобы в срок попасть на место назначения; задержался впервые за три дня, чтобы поглядеть, как молодой дурень ловит собственный хвост — и сам в глубине души удивлялся нелогичности такого поступка.

Старый крокодил летел на север. Он знал, что жара будет только разгораться, что каждый день в этих краях будет ещё более иссушающе-невыносимым, чем предыдущий — и отчаянно рвался туда, где приятный холод избавит его от подобных проблем. Прикрыв глаза, он с наслаждением представлял, как снежные шапки вздымаются горделиво и величественно, устремляясь в чернично-синее небо своими тупыми макушками; как белый-белый, точно седина, снег неслышным ворохом ложится на землю, укрывая её пушистым покрывалом; и везде, куда только дотягивается взгляд — только синее и белое, белое и синее, и немножко льдисто-фиолетового...

...и ничего, ничего крикливо-зелёного — ни единой нотки, ни единого аккорда во всей этой умиротворяюще-холодной симфонии; разве что глаз зацепится порой за чешую кого-нибудь из собратьев — грязно-болотную, давно утратившую свою яркость. Впрочем, и то случается редко: старые крокодилы предпочитают отдыхать в одиночестве. Насытившиеся жизнью, они уже не ощущают той болезненной жажды общения, что свойственна молодёжи — собственные раздумья кажутся куда более интересными, нежели суетные, бессмысленные разговоры с другими.

Его ждал ледяной покой и манящая прохлада; спасение от немилостивого солнца, лучи которого всё сильнее нагревали чешую, заставляя дышать тяжело и часто. Молодой крокодил залихватски выписал в воздухе восьмёрку, обогнув одно из зданий в опасной близости от остроконечной верхушки — и звонко щёлкнул зубами в новой попытке дотянуться до хвоста. Тому опять удалось избежать катастрофы — хотя на этот раз всего лишь сантиметров пять отделили его от грозного ряда маленьких лезвий...

Старый крокодил чуть слышно вздохнул; задумчиво махнул подозрительно коротким хвостом, отгоняя пролетавшую мимо пташку — и вновь взмыл в лазурное небо, уже спустя пару минут забыв о своём беззаботно-юном собрате.

Его ждал север — холодный, льдистый, спокойный.

_________________________________________

18.11.2013.