Поездка в Артамоновку утомила Евгения. Настроение было такое, что хотелось помолчать, побыть наедине с собой, подумать, но рядом с ним сидела говорливая молодая женщина. Евгений обратил на нее внимание при покупке билетов - женщина четким, громким голосом инструктировала своего мужа, как ему жить в ее отсутствие. Мужчина молча кивал, выслушивая указания, и было заметно, что он с нетерпением ждет, когда жена уедет. Евгению не повезло - эта громкоголосая дамочка оказалась в автобусе рядом с ним. В течение поездки она пыталась втолковать Евгению то, что, по-видимому, не успела перед отъездом сказать мужу. Евгению не оставалась ничего другого, как вести себя так же, как вел себя ее муж - молча кивать, изредка поддакивать, особенно не вникая в смысл слов и благодарить бога, что дамочка едет не до самой Читы.
На остановке Евгений помог попутчице поднести чемодан и вернулся в автобус, пытаясь угадать, кто из новых пассажиров будет сидеть рядом с ним. Совершенно точно не хотелось, чтобы соседкой снова оказалась женщина - вероятность, что она окажется малоразговорчивой, близка к нулю. С другой стороны, мужчин с недержанием речи тоже хватает. "Кто бы ни оказался рядом, всю поездку просижу, отвернувшись к окну", – думал Евгений, понимая, однако, что так все равно не получится.
Вика возвращалась с дачи, куда она поехала по поручению бабушки. Зайдя в автобус, девушка увидела свободное место рядом с высоким, сутуловатым мужчиной. Мужчина отстраненно смотрел в окно, витая, можно было бы сказать, в небесах, но кажется, в еще более необычных субстанциях, ядрах атомов и в других измерениях.
- Евгений! – окликнула Вика мужчину.
Евгений неохотно повернул голову, но узнав девушку, искренне обрадовался и пригласил занять пустое место возле него. Молодые люди обменялись любезностями и выражениями удовольствия по поводу возобновления знакомства.
После неудачного свидания в Краснодаре их переписка оборвалась, но теперь Вике было приятно вновь соприкоснуться со столь неординарным человеком. Она обратила внимание на изменение облика Евгения. Раньше ученый не придавал значения внешнему виду: вещи выглядели дорогими, но немного помятыми и даже, будто, не совсем подходящими по размеру. Теперь мужчина был хорошо одет, чисто выбрит, аккуратен. Уж не появилась ли у Евгения возлюбленная? Вике всегда было интересно, как профессор поведет себя, если влюбится, и что в таком случае, будет твориться в его голове. Обратив внимание, что на безымянном пальце правой руки мужчины сверкает золотом обручальное кольцо, она спросила его:
- Евгений, в твоей личной жизни произошли изменения? Кто же избранница? Из научной среды?
Евгений отрицательно покачал головой:
- Самодостаточные, волевые, целеустремлённые женщины меня не привлекают.
- А я думала, «каждой твари по паре», в смысле, подобное тянется к подобному, - улыбнулась Вика.
- Не хватает еще и дома погружаться в трясину соперничества, профессиональных конфликтов, борьбы амбиций. Ради сомнительного удовольствия вести домашние диспуты в постели я не желаю жить в напряжении, ожидая, что в какой-то момент женщина предпочтет личный успех благополучию супружеской жизни. Это не для меня. Мой сегодняшний идеал проще и, одновременно, гораздо глубже: мудрость женщины значит гораздо больше ее ума. После неудачи с Фридой я уже не вижу достоинств женщин в умении сделать карьеру.
- Как сложилась судьба Фриды? – спросила Вика, поморщившись. Хотя она никогда ее не видела, но, даже по описаниям Евгения, Фрида ей ужасно не нравилась.
- Когда мы встречались, я помог Фриде написать серьезную работу по физике, это помогло ей в карьере, - ответил Евгений.
- Наверное, не помог, а написал, - усмехнулась Вика.
- Можно и так сказать, - согласился Евгений, - но результат превзошел все ожидания. Отец Фриды добился всеобщего признания идей, изложенных в работе, и ее отнесли к разряду классических.
- Ну и семейка! – возмутилась девушка, - первую твою научную работу они украли, вторую…. украли тоже.
- Вторую я подарил добровольно, - возразил Евгений, - и меня греет мысль: пусть так, пусть не под моим именем, но мои исследования не растворились бесследно, как, поверь, исчезают тысячи других, не менее продуктивных идей. Они вплетены в эволюционное развитие науки, приносят пользу человечеству, а имя… в свете бесконечного движения Космоса, это такая ничтожная условность, что об этом даже смешно задумываться. Если спуститься на молекулярный уровень моей личности, то и тогда мои усилия были не напрасными, ведь я помогал девушке, подарившей мне незабываемые минуты яркого счастья.
Фрида теперь профессор-юниор в суперсовременном университетском центре Германии. Она попала в мир, радикально отличающейся от того, что она видела здесь, сначала на окраине, в доме своего отца, затем в моей квартирке возле зоопарка. Фрида осваивает мир научных конференций и рабочих совещаний, мир коллайдеров и криогенных подземных детекторов. Это мир, в котором ее уважают за работу не только коллеги, но и те, кто платят зарплату. Такую зарплату, чтобы она могла останавливаться в пятизвездочных гостиницах в самых красивых уголках планеты и отдыхать на европейских курортах. Мир, в котором не хамят, и в котором нет необходимости каждую минуту искать защиту, прижавшись к любимому мужчине. Она еще достаточно молода и уже профессор, - добавил он с гордостью, - и этот мир её.
- Понятно. - Сухо произнесла Вика, - А замуж она вышла, ребенка родила?
Евгений горько усмехнулся:
- Ее любовники меняются как в калейдоскопе, и каждого из них она подбирает так, чтобы он помогал ей подниматься по карьерной лестнице. Плохо другое - после аборта Фрида стала бездетной. В свое время она не захотела становиться матерью моего ребёнка, хотя я очень просил её об этом. Она отказалась, объяснив нигилистический выбор своей судьбы нежеланием участвовать в дальнейшем воспроизведении абсурда жизни. А мне так хотелось увидеть её беременной! Хотелось любоваться ею с моим ребенком внутри её, целовать её, налитые молоком, груди! Как я мечтал присутствовать при рождении нашего ребенка!
- Наверное, она еще многого добьется, - задумчиво заметила Вика, - и лишь тогда, на самой вершине карьерной лестницы поймет, что в погоне за признанием и материальным благополучием упустила самое главное – простое женское счастье и тогда, хоть волком вой, - его уже не вернуть и не обрести.
Евгений опустил глаза. Вспоминать о Фриде ему было неприятно, но он продолжил:
- В отношениях с Фридой, главными были ее умственная одаренность и внешняя привлекательность. Эти два, неразрывно связанных фактора, в связке производили синергетический эффект, который я ошибочно принимал за любовь.
- О влюбленности складывают стихи, пишут музыку, о ней создают невероятные произведения искусства. И ни один человек на свете не может объяснить природу этого чувства, - произнесла Вика мечтательным тоном, - но, из твоих же собственных рассказов о Фриде, ваши отношения были похожи на искусственную конструкцию, может быть прекрасную, но не имеющую ничего общего с любовью.
- Ты права, - вздохнул Евгений, - но тогда я этого не понимал. Стремление к интеллектуальному самосовершенствованию, многие другие ценности жизни Фриды - вроде бы разные, но незримо объединенные в сложный конгломерат жизненной позиции, формально делали ее близкой, но противоречия оказались глубже. Наши отношения были обречены. Фрида, не способная глубоко переживать, и сама не видела во мне ответа своим чувствам, я казался ей холодным и чужим. Между нами оставалась непроницаемая стена: за способность к абстрагированию, за полет мысли Фрида расплачивалась невозможностью выразить эмоции так, что бы вызвать у меня отклик. Ее внутренний мир был покрыт непроницаемым панцирем: поднапрягшись, я мог понять ее интеллектуально, но и только – я совершенно не чувствовал ее эмоций, и сам не мог донести до нее свои чувства. Итог был закономерным, я видел, как, капля за каплей, исчезает ее интерес ко мне и, в конце концов, Фрида ушла. Мы расстались с Фридой в аэропорту Дюссельдорфа. Я думал, что расстаюсь ненадолго, а получилось - навсегда.
- Знаю, как это тяжело, - Вика смотрела на Евгения с сочувствием, - в квартире остается только кондиционированный воздух и тишина. С каждым днём становится все меньше воздуха и света, и все плотнее сгущается тишина.
- Так и было, - согласился Евгений, - когда она ушла от меня, в моей душе образовалась громадная пустота. Мозг непрерывно сверлила мысль о невосполнимой потере, но у мужчин свое лекарство от одиночества. Волна уныния захлестнула меня и отступила, так и не поглотив полностью. Я спас душевное равновесие, сумев поставить перед собой новую научную задачу. Она оказалась такой сложной, что на осознание неприятных сторон жизни у меня попросту не осталось времени. Я воспрял духом - находится на переднем крае науки, по мере сил и возможностей, раздвигать границы познания человека – теперь только в этом я чувствовал миссию своего бытия. Я вернулся к своим прежним плазменным интересам, но уже на основе новейшей физики элементарных частиц и занялся изучением кваркового вакуума, потому что именно в свойствах вакуума был ответ, можно ли извлечь кварк из адрона. Придя к выводу, что имеющиеся эксперименты не запрещают извлечение кварков из адронов, я написал статью с анализом экспериментальных данных и послал ее в самый престижный журнал. На основании статьи был спланирован и поставлен критический эксперимент по свойствам внутриадронного вакуума. Это исследование принесло мне известность и побудило еще усерднее работать. Я решил посвятить себя науке без остатка. Желая достичь большего, я избегал всего, что отвлекает от научной деятельности и сократил круг общения. Испытывая почти неврастенический страх перед каждым любопытным взглядом, перед каждым навязанным разговором или знаком внимания, организовал жизнь так, чтобы не тратить зря ни одной минуты. Меня вполне устраивали деловые, безразлично-любезные, отстраненно учтивые отношения с коллегами, а затем, даже протокольно формальное общение, связанное с исследованиями, я стал воспринимать, как не более чем неизбежную трату времени. С каждым днем внутренний мир размышлений становился ярче, а внешняя реальность интересовала меня все меньше. Я надолго уходил в мир своих идей, а когда возвращался, не мог смотреть на окружающее иначе, чем через призму собственных научных представлений. Это начало тревожить меня. Я стал бояться сойти с ума. Кроме того, начались проблемы со здоровьем, нарушился сон и аппетит. И, самое ужасное, одновременно с этими симптомами я заметил неуклонное снижение умственных и творческих способностей.
- Энтузиазм, увлеченность и любовь к знаниям ценные для общества чувство, но отдаваясь им без меры, можно, истощив силы, утратить работоспособность раньше отпущенного природой срока и ничего не достигнуть, ни в личной жизни, ни в науке. Очевидно, нужно было менять образ жизни, - мягко произнесла девушка.
- Примерно тоже мне говорила мама. Для снятия нервного напряжения она посоветовала мне вязать. Рассудив, что в моей жизни слишком много умственных занятий и слишком мало осязаемого, зримого, телесного я внял совету: накупил ниток, спиц разных номеров, крючков, начал осваивать это чисто женское дело. Как оказалось, действительно, монотонная работа по расчёту петель при вязании растормаживает головной мозг, и, повязав с полчаса, я вновь обретал душевное равновесие. Я связал шарф, себе и маме, связал пару носок. Мои вязальные амбиции возрастали. Я нацелился на невероятное – решил связать свитер.
И вот однажды вечером, с головой, опустошенной после напряженной умственной работы, я сидел и вязал. Завтра надо было вставать в пять утра, но я хотел, даже в счет драгоценного сна, довязать рукав. И тут я увидел себя со стороны. Я встал, аккуратно сложил в пакет недовязанный свитер, вышел на улицу и выкинул его на помойку.
Вика засмеялась, представив эту сценку.
- В такой ситуации, - заметила она, - хобби не панацея. Нарушенное психическое равновесие скорее спасут спорт и путешествия, музыка и книги, дружба и любовь.
- Я стал размышлять над своей ситуацией и понял, что зачерствел в своей самодостаточности и никакое хобби, никакое общение с коллегами, никакая наука не может избавить от эмоционального одиночества. Чем больше я углубляюсь в науку, тем дальше я удаляюсь от мира чувств – это плата за мой успех.
- Не слишком ли высокая цена?
- Теперь все иначе, - ответил Евгений, с улыбкой посмотрев на обручальное кольцо.
- Так кто же таинственная незнакомка, сумевшая сделать тебя счастливым? Расскажи! – спросила девушка, перехватив его взгляд.
Евгений взглянул на часы.
- Что ж, время есть, и мне самому хочется поделиться недавними событиями своей жизни.
Он надолго замолчал, предаваясь приятным воспоминаниям, затем, нечто, похожее на тень мечтательной улыбки мелькнула на его лице.
- Помнишь, в шахматном клубе работала девушка?
- Маня! – всплеснула руками Виктория, - как же я не догадалась! Вы, и правда, тогда очень понравились друг другу, это все заметили.
- Теперь она моя жена, - подтвердил мужчина с гордостью. – В то время она встречалась с шахматистом Анатолием, но, невзирая на этот факт, очень нравилась мне. Пышущая здоровьем девушка, словно самой природой предназначенная быть женой и матерью, просто не могла не привлечь мое внимание - полногрудая, с округлыми формами, бело-розовой, атласной кожей и блестящими волосами, она казалась мне самой замечательной красавицей из тех, кого я когда-либо видел. Настоящая удача природы. А характер! Всегда открыта, всегда в хорошем расположении духа, кажется, все ее существо излучало доброжелательность и радость.
- А ты замечал, - прервала восторги Евгения Вика, - что доброта преображает лицо, делает его красивее? Вот так же, как есть красота доброты, существует ум доброты, и как знать, с точки зрения эволюции Вселенной, может быть это и есть самая высшая форма ума.
- Так и есть, - согласился Евгений, - скромная, добрая, неизменно приветливая девушка с первого взгляда запала мне в душу, однако мне бы в голову не пришло осложнять свою жизнь адюльтером, да и Маня, воплощенная искренность, никогда бы не согласилась обманывать и притворяться. Перед тем, как отступиться, я расспросил девушку об Анатолии, и пришел к выводу, что их союз недолговечен.
- Даже психолог в таком случае поостерегся бы столь однозначных оценок, - возразила Вика, но Евгений не согласился.
- Предмет моих исследований ядерная физика. Знания в области этой науки выработали у меня совершенно особый подход к взаимоотношениям с внешним миром, привычку непрерывно объяснять все, что вижу, искать решение задачи в условиях недостатка информации. Это особенность моего мышления распространяется и на человеческие отношения, на взаимодействие с внешним миром за пределами физики. Процесс анализа идет все время, автоматически. Я переношу на окружающее главный принцип профессиональной жизни - смотреть на мир вокруг себя через призму экспериментальных установок и объяснять самому себе все, что вижу и наблюдаю, а если не могу объяснить, то ставлю перед собой исследовательскую задачу. Любая проблемная жизненная ситуация представляет собой реконструкцию явления в условиях недостатка информации и, приложив достаточные усилия, можно прогнозировать ее исход. В случае с Анатолием и Маней он был мне ясен – их союз не долговечен, но развязка произошла быстрее, чем я ожидал.
Год назад мне позвонил наш общий с Маней знакомый и сообщил, что Маня находится в ожоговом центре. Я немедленно поехал навестить ее. Маня лежала на больничной койке, ее лицо и грудь были забинтованы. Она смотрела на меня огромными, наполненными слезами, васильковыми глазами. Я стоял, не в силах вымолвить и слова, а Маня, сквозь рыдания, сотрясавшие тело, рассказала мне, что, приходивший с обходом доктор сообщил ей об экстренной необходимости ампутировать руку. «Не хочу жить калекой, - шептала девушка, - уж лучше смерть». Я рванул в ординаторскую, а оттуда ко всем знакомым профессорам от медицины. К вечеру Маню осматривал консилиум самых знаменитых специалистов. Было решено, используя новейшие лекарства, попробовать спасти руку, а еще через три дня стало ясно, что операция не потребуется.
Самое страшное осталось позади, но моральное состояние Мани оставалось ужасным. Она плакала и не разрешала мне посещать ее, объясняя, что ей стыдно представать передо мной в таком жалком виде. Я, успокаивал ее, уходил и возвращался вновь. Девушка привыкала ко мне. Мы начали общаться, и она рассказала свою историю.
Все, что Маня поведала о себе, было воспринято мной как беспрецедентная концентрация боли и страданий. Анатолий, которому она безраздельно верила, жестоко обманул ее. Оказывается, все эти годы он встречался не только с Маней, но и с ее подругой Алиной.
- Да знаю я Алину! - С неожиданной злобой вскрикнула Виктория. - Сколько крови попила мне эта особа! Ведь именно из-за нее я потерялась в тайге, и из-за нее меня чуть не растерзал медведь! Беззастенчиво Феликсу на шею вешалась, потом переключилась на Анатолия. Да, да! Я помню, еще тогда между ними что-то начиналось. Да что там я, все это видели. Кроме Мани. Так бывает, к сожалению, что тот, кому информация важнее всего узнает о ней последним.
Алина красивая и умная девушка, но тщеславная, надменная и самодовольная. Таким женщинам нужен не мужчина, а наряды и украшения, деньги и развлечения. Не понимаю, как можно было предпочесть ее Мане.
- Анатолий и не предпочитал, полагая, что будет всегда жить с Маней. Мане, по чистоте души и в голову не пришло, что между Алиной и Анатолием могут быть любовные отношения, - продолжил Евгений. - Она показывала мне фотографии: они втроем в театре, на пляже, на море – счастливые, веселые, безмятежные. Анатолий успевал, не вызывая подозрения Мани, уделить внимание своей любовнице.
- Какое же это безобразие со стороны Анатолия, просто не нахожу слов от возмущения! - Вика даже покраснела. - Махровый эгоист, грязный лгун и обманщик! Он всегда таким был, бабушке меня оговорил, Феликса обманывал. Его двойная жизнь закономерный итог привычки врать всем и всегда.
- Может быть, поэтому долгое время ему удавалось обманывать Маню. Анатолия эта ситуация вполне устраивала. Единственное неустойчивое звено в этом треугольнике была Алина. Она стала настаивать на том, чтобы Анатолий бросил Маню, но мужчина не соглашался. Он помогал Мане вести бизнес, имел с этого порядочный доход и не собирался ничего менять. Кроме того, Маня по-прежнему привлекала его как женщина, о чем он имел неосторожность обмолвиться Алине. Он сказал ей, что любит их обеих. Алина пришла в ярость. Она злилась на то, что не может вычеркнуть Анатолия из сердца, негодовала, ненавидела Маню, ей было досадно оставаться на вторых ролях - все эти противоречивые чувства были окрашены ревностью. В какой-то момент мысль о том, что ситуацию можно решить силой, просочилась в ее сознание, и постепенно кристаллизуясь, обретая силу и власть, превратилась в навязчивую идею и воплотилась в преступлении.
Анатолий уехал в командировку, и Маня возвращалась домой после работы одна. Зайдя в подъезд, она увидела Алину. В руках у Алины был пузырек с темной жидкостью. Со словами: "Не быть тебе больше с Толей" – Алина брызнула жидкость в лицо подруги. Это была серная кислота. Маня успела прикрыться рукой, и все же ожоги были такими сильными, что она попала в реанимацию. Рассказывая мне эту историю, Маня беспрерывно плакала: ей было страшно, что она останется калекой, было физически больно. Морально она чувствовала себя так, будто ей в спину воткнули два ножа – один от любимого, другой от подруги.
- В тюрьме у Алины будет много времени подумать о своем предательстве и злодеянии! – с ненавистью в голосе сказала Вика.
Евгений отрицательно покачал головой.
- Маня изобразила ситуацию, как собственную небрежность. Она не захотела мстить Алине, оставив преступление на суд ее собственной совести. Уголовное дело не завели.
- Вот что поразительно, - удивилась Вика, - Алина ходит в церковь, не пропускает ни одного религиозного праздника, а не верующая Маня простила такое злодейство.
- Простила, подтвердил, Евгений. Ни на Алину, ни на Анатолия она не держала зла, но общаться с ними больше не хотела, хотя от этого ей было еще тяжелее. Маня беспрерывно плакала и никого не желала видеть, в том числе и меня. Невзирая на это, я ежедневно посещал ее, затем, после выписки, мы начали встречаться. Какие-то искры стали проскакивать между нами, словно на кончиках ее ресниц возникали импульсы, предназначенные только для меня, но я не мог их уловить и они улетали в космос - вместо того, что бы принадлежать только нам, наши чувства, расходились по Вселенной. Это тревожило меня, и я отчетливо чувствовал беспокойство Мани. В эмоциях, которые дарила мне эта необыкновенная девушка, тесно переплеталась доброта и чувственность, в них ощущалось безграничное доверие. Я понимал, что такие эмоции уникальны, и не мог от них отказаться, хотя сначала совершенно не представлял, что мне с ними делать. Эта девушка, с ее душевностью и теплотой, впервые оживила мою достаточно бедную эмоциональную жизнь. Природа дала мне способность познавать Мир разумом, Маня научила познавать его чувствами. Мир Мани увлекал, прямо затягивал меня и однажды в моем сознании свершился квантовый скачок: с невидимой периферии Маня переместилась в центр сознания, в то месте, которое она, и только она, могла занимать по праву. Я сделал Мане предложение. Она просила подождать, поскольку потрясение так подействовало на ее организм, что она поправилась - немного, но достаточно, чтобы перестать нравиться себе самой. Маня хотела похудеть, чтобы пойти к венцу во всем блеске своей красоты. Я решительно отверг ее просьбу, ведь семья - не союз двух тел, это союз двух сердец. Я сказал ей, что принимая в дар ее любовь, скрепляя наш союз узами брака, обещаю любить ее и стройную и располневшую, и молодую и старую. Маня была тронута моими словами и дала согласие. Предчувствия и мечтания нашли воплощение в реальных наслаждениях - вскоре мы поженились.
- Каковы последствия ожогов? – спросила Вика. - Шрамы остались?
- Лицо Мани осталось чистым, но два небольших шрама на шее, и рубцы на коже правой руки напоминают о том, что людям не всегда можно доверять безоглядно.
- Вам интересно вместе? – переборов смущение, поинтересовалась Вика. - Вы ведь такие разные.
- Конечно! Маня не занимается наукой и многого не знает, но она знает все, что нужно для счастливой семейной жизни и нам этого достаточно. Есть натуры яркие, они словно светятся изнутри, привлекая всеобщее внимание, вызывая восторг, срывая аплодисменты. Маня излучает не свет, она излучает тепло и для меня это самое важное. Я, как и раньше, не вписываюсь в усредненный тренд, и мне по-прежнему сложно устанавливать эмоциональные отношения с окружающими и выражать чувства, но Маниного горячего сердца хватает на нас двоих. Каждый день я ощущаю ее заботу, чувствую ласку. Маня бережно хранит огонь семейного очага, не позволяя гаснуть маленьким искоркам тихих будней. Благодаря ей я узнал, как много, оказывается, радостей существует в повседневной жизни. Кроткая беззащитность Мани оборачивается моей умственной силой и замечательными успехами на поприще научных исследований, но Маня любит меня не за мои достижения, она любит меня самого.
- А как у нее сейчас с весом? – поинтересовалась Вика, неравнодушная к теме стройности.
- Маня быстро сбросила все лишние килограммы, и ее фигура обрела былые очаровательные очертания.
- Когда есть ради кого худеть, это сделать совсем не сложно, - ответила Вика. - Лучшее лекарство от полноты - любимый мужчина!
- Недавно Маня опять начала поправляться, но теперь уже по самой лучшей на свете причине. У нас будет ребенок!
- Вот это новость! - У Вики даже перехватило дыхание, - это замечательно, это чудесно! Не представляю тебя папочкой, и не уверена, что ты справишься, - сказала она с лукавой улыбкой.
- Я отношусь к этому событию серьезно. - Возразил Евгений. -
Я много достиг и, скорее всего, лучшие мои открытия еще впереди, но абсолютно уверен в том, что именно это время - когда Маня вынашивает моего ребёнка, является вершиной моей жизни. Когда-нибудь, через много лет, уходя в мир иной, я буду вспоминать только об этом.
На глазах Евгения блеснула слезинка. Смутившись, он отвернулся к окну.
Автобус подъехал к вокзалу, молодые люди простились. Евгений взял с Вики обещание, что они с Феликсом придут к ним в гости и девушка пошла домой. Был чудный вечер: темно-синее небо без единого облачка и тихо – ни ветерка, лишь снежок поскрипывал под сапогами, искрясь золотистыми отблесками в отсвете ночных фонарей. Вика с удовольствием вдыхала свежесть легкого морозца. Она была в прекрасном расположении духа.
Девушка думала о том, как замечательно сложилась судьба Евгения и Мани, а затем мысли привычно обратились к Феликсу. Со дня их встречи в парке гроссмейстер так и не позвонил, исчез. Не в силах терпеть неизвестность, Вика сама пыталась дозвониться Феликсу, но его мобильный молчал. Вика слишком хорошо понимала Феликса и не переживала: он появится, ему нужно было побыть одному, обдумать особенности начальной позиции дебюта их новых отношений, осмыслить «расстановку сил». Вероятно, он не ожидал, что они когда-нибудь встретятся и ему нужно принять этот факт ее появления в жизни. Его исчезновение странная причуда, не более того, ведь думать в этой ситуации совершенно не о чем. Встреча показала, что для нее он лучший мужчина на свете, и он тоже не смог скрыть свои чувства. К чему тогда эти раздумья? Ладно, она подождет, ведь как только он вернется, они будут самой счастливой парой на свете.