В волчьей западне Гл. 18

Клименко Галина
Гл.18               


В селе Таёжное проживала ещё одна женщина, на которую нельзя не обратить внимание.
Любовь Алексеевна Ершова приехала сюда много лет назад погостить у двоюродной тётки, но познакомилась здесь с мужчиной, они создали семью и она осталась в этих суровых, но красивейших и так полюбившихся местах.

Для Любовь Алексеевны это был не первый брак. Выскочив в двадцать лет замуж, она даже и помыслить не могла, что потребуется совсем недолгое время и потом наступит только боль и разочарование. Муж бросил её и женился на другой, которая выглядела серой мышкой, по сравнению со стройной и фигуристой Любой.

Но зато "серая мышка" могла родить ребёнка, а она не могла. Да, бывает так в жизни, кому бы и не нужны дети или не так много, а они родятся, а Любочке хотя бы одного дитёночка, уж как бы она его любила и лелеяла, но не дано. Почему, даже врачам неведомо.

И молодая женщина, обливаясь слезами, смотрела на беременных или мамаш с колясками, которым не завидовала и плохого не желала, на такое Люба не способна, а просто оплакивала свою несчастную бабскую долю. Но она ещё надеялась, что встретит такого мужчину, который сможет её понять и они вместе возьмут ребёночка из приюта и станут его растить и воспитывать, как собственное дитя.

Таких мужчин не находилось и Люба перестала с ними знакомиться, а что толку, была нужда только пачкаться.
По приезду в Таёжное ей уже стукнуло тридцать три, но красоты и свежести она не растеряла, поэтому и глянулась Кольке-плотнику, когда тот её увидел, да так, что тремя днями позже пришёл к Любиной тётке просить руки племянницы.

А что могла Любе посоветовать восьмидесятилетняя престарелая родственница, не встающая с постели по болезни. Она с трудом присела на краешек кровати, всмотрелась подслеповатыми глазами в новоиспечённого жениха и сказала:

-   А, это ты, Николай? Береги её, пуще жизни береги. Она у нас пригожая да вот оказия, Господь обидел, детей не дал.

Вскоре тётку забрала дочь в город, а маленький домик достался Любе, потому что троюродная сестра на него не претендовала. Сестра помнила, как Люба, живя в общежитии, приютила их с мужем, не имеющим жилья, на целый год и первое время содержала на свои деньги, пока молодые не стали сами зарабатывать. А сейчас, как раз тот редкий случай, когда за добро ей отплатили добром.

Николай, или как все его тут звали, Колька -плотник, был вдовцом. Жена померла от пневмонии, оставив супруга с двумя детками: Наталкой, восьми лет и Андрейкой, тремя годами помладше от сестры.

Кольке предлагали сдать детей в интернат, а потом, как подрастут, вновь забрать домой, но он не согласился. Выгнал советчиков со двора и вслед наговорил всяких непристойностей.
Люба не спешила переходить к Николаю в "хоромы", она всё приглядывалась к нему и приглядывалась.

Женщина понимала - партия весьма подходящая и самое главное, деток не понадобится брать из приюта, они уже есть: Наталочка, с большими настороженными, видимо материнскими глазами, и Андрейка, спрятавшись за отца, с любопытством её осматривающий, из-под не по детски нахмуренных бровей.

Да ладно, со временем всё образумится и стерпится. Дети есть дети, к ним если с лаской, так и они не замедлят со взаимностью. Но взаимности не случилось. Ни через недели, ни через месяцы и даже через годы. Дети как вели себя отчуждённо, так ничего не поменялось и по прошествии долгих лет.

Люба плакала жалуясь мужу, вернее, не жалуясь, а скорее советуясь:

-   Коля, ну что я делаю не так? Сам видишь, отношусь как к родным к ребятишкам, я даже не прикрикну никогда. Может где ошибки совершаю, подскажи, ведь у меня не было детей и я не знаю, как с ними?

Муж молчал, переваривая слова Любы. Он видел, что их семья разделилась надвое, дочь с сыном жили своей отдельной жизнью. Вроде все находились под одной крышей, а ладу и счастья днём с огнём не найти.

С женой всё нормально, Николай считал, что ему сильно повезло: и чистотка, и на кухне мастерица, и к детям с нежностью и лаской, ну не за что придраться. А вот с ребятнёй - не совсем понятно, что творится.
Уже не сосунки, должны понимать, что мамку больше не вернуть, даже если бы и чужая тётка в дом не вошла.

Пытался с ними говорить, спрашивал, что именно их не устраивает? Но и слова в ответ не промолвили, потому что нечем крыть. Николай разрывался между двух огней: и жена, и дети - все ему были дороги, ни с кем расставаться он не хотел да и зачем? Для этого должна иметь место веская причина, а её не существовало.

Дети до поры, поэтому глупо из-за их капризов терять любимую женщину.

-   Да всё так, спасибо тебе, Любушка, за сына с дочерью. Ну вот такие они у меня, что ты с ними сделаешь? Не в интернат же отдавать? Мы и так редко видимся, в связи с тем, что Наталка с Андрейкой неделю пребывают в школе, в райцентре, а если в интернат заберут, тогда вообще, хоть бы раз в год на своих деток посмотреть, потому что не ближний свет и часто не наездишься.

-   Что ты, Коля, я совсем на это не намекала. Господь с тобой, какой интернат?
И Люба перестала заводить с мужем подобные темы. Пусть не родные и с неприязнью относились к мачехе, но она по-своему успела полюбить детей и прикипеть к ним душою. К тому же, Люба не теряла надежды, что всё наладится и счастье непременно постучится в ихнее окошко.

Николай как-то сказал:

-   Вот выдадим Наталку замуж, а Андрейку оженим и тогда успокоится твоё сердечко, не станет повода лишний раз нервничать и переживать. И заживём, Любушка, с тобой вдвоём дружно и без хлопот. Ну разве что с внуками небольшие хлопоты добавятся. Так с этим мы запросто!

Но пожить вдвоём, как мечтал Николай, не получилось. Муж Любы в одночасье сгорел от неизлечимой болезни.