Дорогие Читатели! публикую главы своего романа Рок

Юрий Швец
Юрий  Швец
https://ridero.ru/books/rok_labirint_sicilii/         

 исторический роман              ''Рок''

                Пролог
МОРЯ потянуло свежестью. Морской бриз подул вечерней прохладой, бесшумно пробирающейся по изрезанным отлогим береговым неровностям к диким зарослям мимозы и гордо возвышавшимся над ними кипарисам. Там, подчиняясь законам природы, прохлада устремилась на холмистую равнину с небольшими островами зарослей терновника и акаций. Издали равнина напоминала странно вспаханное, истоптанное поле с бесчисленными неровностями и буграми. И только приблизившись на три стадия, глазам открывалась страшная картина… Над полем безраздельно властвовала тень смерти. Тысячи мёртвых человеческих тел лежали вперемешку с мёртвыми или ещё дышащими и хрипящими через ноздри кровью, бьющимися лошадьми. Местами мёртвых тел было столь много, что для того, чтобы продвигаться вперёд и не идти по телам, приходилось двигаться по замысловатой кривой, огибая места, где смерть особо яростно утолила свою жажду. В воздухе стоял солоновато-сладкий запах крови, которую, выполняя несвойственную ей роль, сколько могла, вбирала в себя земля.

  От прилегающих с запада к равнине холмов, отделился конный отряд с расписными бело-золотыми штандартами знаменосцев. Отряд, как видно, преодолел немалое расстояние в бешеной скачке. Взмыленные кони никак не могли перейти на ровный шаг, били копытами, фыркали, кусали удила, пытаясь отдышаться. Достигнув же края поля и почуяв смерть, они и вовсе вздыбились, отказываясь подчиняться своим наездникам. Гривы их приподнимались, а ноздри тревожно тянули воздух. В голове отряда, просматривалась дюжина воинов, в высоких шлемах с яркими, различными по цвету плюмажами критской работы. Их плащ-накидки, расшитые на италийский манер, были забрызганы кровью так, что севшая на них пыль напоминала комья грязи. Кожевенные доспехи и поножи греческой работы ярко блестели бронзовыми вставками в лучах вечернего заката солнца. Все были возбуждены. Горячность боя, тревога, нервное напряжение пережитого – всё это отражалось на их лицах. Но, постепенно, мысль о великой победе, ещё утром казавшейся фантастически несбыточной, заполняла сердца и разум безудержной радостью и счастьем. Их лица светлели, глаза некоторых наполнились слезами гордости за стойкость своей армии, которая выстояла и победила армию врага, в два с половиной раза превосходящую по численности их собственную. Здесь были люди разных племён и народностей – смуглые нуммидийцы выделялись не только кожей, но и своими боевыми скакунами с грациозной осанкой и тонкими длинными ногами. Были здесь и иберы, на сильных испанских лошадях с мощным крупом, сильными ногами и большими копытами. Также среди присутствующих были люди греческого происхождения и очень много сирийцев. По манере держаться, жестикулировать было совершенно очевидно, что это не простые воины, а собранные здесь, чьей-то волей, командиры различных частей армии.

  К отряду с разных сторон прибывали новые группы всадников, и всеобщее победное ликование, сливаясь воедино, приобрело звук нарастающего гула.

  В это время со стороны холмов появился ещё один конный отряд, численностью примерно втрое меньше первого – две туллы, около двухсот всадников. Отряд шёл неспешной рысью, в строгом порядке, по десятку всадников в ряду. Впереди, в сопровождении трёх всадников, выделялся воин в полностью закрывавшем лицо, глухом спартанском шлеме, с плюмажем в виде веера, который своими боковыми концами ,касался плеч всадника. Его серый от пыли плащ был прижат, перекинутым за спину, большим круглым щитом белого цвета, с рисунком морских волн и лежащим на них перекинутым лодочкой месяцем. Строгие крепкие кожевенные доспехи воина без каких-либо украшений были аккуратно подогнаны под мускулистое тело. Из всех возможных украшений, на нем была только яркая золотистая фибула, застёгивающая плащ на левом плече. Из чего, можно было предположить, что она ему очень дорога и человек этот левша. Два испанских меча различной длины висели по бокам воина – для конного и пешего боя соответственно. Под воином была сшитая из леопардовых шкур подстилка, застёгивающаяся на крупе лошади системой кожевенных ремней. Гнедая масть чистокровного испанского скакуна свидетельствовала, что наездник, в своём выборе лошади, руководствуется силой и надёжностью коня, предпочитая эти качества быстроте и грациозности. Поступь гнедого заставляла полосатый веер плюмажа его шлема, собранного из белых и чёрных конских грив, то подниматься вверх, то опускаться своими чёрными концами на плечи воина. Завидев, приближавшуюся туллу всадников, группа конных командиров тронулась навстречу, а около тысячи конных всадников собравшихся за это время вокруг них, прокричали приветствие, перешедшее в рёв, в котором слились воедино человеческие голоса и ржание испуганных лошадей:

  – Барка!

  Им вторили и расчёты «скорпионов», которые были прикрыты зарослями терновника и поэтому оставались незамеченными, а также, появившиеся на восточной окраине поля, стройные каре возвращающейся пехоты:

  – Барка!.. арка!.. арка!.. – Рёв перерос в громоподобный гул, а многократное эхо разнесло его за сотни стадиев вокруг.

  Не доезжая ста шагов, до группы военачальников, воин в спартанском шлеме, с необычайной лёгкостью, соскочил с коня, перепоручив поводья одному из сопровождающих его ординарцев. Оставшись пешим, он стал выслушивать и давать какие-то распоряжения воинам, догнавшим его, видимо, с донесениями. Дав необходимые указания связным, он двинулся к спешившимся уже соратникам:

  – Да пребудут с тобой все великие боги, Ганнибал! – воскликнул один из военачальников, голос которого был зычным и выразительным. – Ибо ни страшный Бааль, ни воинственный Арес, ни доблестный Марс не отходили от тебя сегодня, Барка, вдохновляя тебя на столь великие деяния! А ты своим примером вселил в нас силы, стократ превышающие человеческие! Ибо совершить подобное, без тебя, никто из нас никогда бы не замыслил! Да будет славен род Баркидов, на все времена, пока существует воинская доблесть!!!

  Говоривший снял шлем, распустив тёмные кудри необычайно густой шевелюры. Это был человек высокого роста, сухощавого, но очень жилистого телосложения. На вид ему было более пятидесяти лет. Он имел сирийский тип лица, высокий лоб, густые брови, очень выразительные глаза, в которых трудно спрятать хитрость и совершенно невозможно лесть. Всё это говорило о человеке очень прямого, добродушного нрава:

  – Клянусь грозным Баалем, – продолжал сириец, – твоя слава начинает затмевать славу Гамилькара, покорителя Испании, которому помогали все боги Олимпа!

  – Да, Диархон, – вступил в разговор стоявший рядом смуглый человек, по манере говорить в нём угадывался уроженец испанского города Гадеса. – Но, насколько я знаю, боги Олимпа непостоянны и завистливы. И тут же постараются поставить подножку чуть возвысившемуся до их ранга герою! Так было с Гераклом и Ясоном, да и Гамилькара они не спасли от отравленной стрелы. Что же касается тебя, дорогой Диархон, то за тридцать пять лет службы Баркидам, несмотря на все твои подвиги, ты не удостоился большего чина, чем тысячник! Так что же, Диархон, боги не оценили твои деяния? Или Баркиды?

  – Ну что же, в некотором роде ты прав, Креол, – согласился Диархон, – действительно хвастунам, льстецам и прохвостам намного легче продвинуться вверх, чем честному служаке. Да, действительно, за свои годы мне многое удалось повидать, но я не герой! И поэтому я не интересен богам. Не интересны им и льстецы, завистники и прохвосты, они их не замечают, как не замечают крыс! Ну, бегают они, копаются где-то, ну и пусть бегают. Герой же – это другое дело. Помыслы его не всегда соответствуют помыслам богов, а распоряжаясь собственной судьбой, он нередко распоряжается судьбами следующих за ним народов! А это боги считают своим уделом! И смотрят на это сквозь брови! Но, насчёт Гамилькара ты не прав! До сих пор не ясно, где сидели заказчики тех убийц, выпустивших стрелу? В Риме? Или в Карфагене?

  – Соратники, хватит пустых споров, сегодня великий день, заставивший приумолкнуть даже трубы славы великого Александра, – вступил в разговор грек Теоптолем. – Хотя, что по части Диархона, ты не прав, Креол. Ещё Гамилькар предлагал ему стать суффетом Баркидов в Совете, но он отказался! Меч и копьё, для нашего Диархона, намного ближе сердцу, чем папирус с кознями и интригами. Я сам тому свидетель.

  – О чём спор, друзья? – спросил подошедший к этому времени Ганнибал, сняв свой спартанский шлем, открыв светлокожее лицо с мягкими каштановыми волосами до плеч и небольшой бородкой. Черты его лица были правильными. В них было больше европейских линий, чем восточных: высокий лоб, ярко выраженные надбровные дуги, тонкий, чуть вздёрнутый нос, выразительная улыбка, очень широкие скуловые кости. Глаза были разного цвета: левый – серо-зелёный, правый глаз был ослепший и поэтому блеклый. На правой стороне лба, ближе к виску, был рубленый шрам, почти скрытый прядью волос, но по цвету затянувшегося рубца, опытный человек мог предположить, что получен он был более десятка лет назад. Если уж говорить о шрамах, то их было достаточно, и на левом локте и выше, на левом предплечье. Посему, можно было догадаться, что и на теле Ганнибала есть следы от холодного оружия, так как человек этот вырос среди оружия, любит оружие, спит с оружием и применяет оружие с большой решительностью.
Ганнибал выглядел совершенно спокойным, будто не совершал сегодня, никакого сражения. На его лице не угадывалось ни тени ликования.

  – О, достойный сын достойного отца! Клянусь страшными тенями Аида, для меня нет счастливей минуты, чем эта минута, когда я вижу тебя в ореоле славы, подобной славе царя Александра! Как несправедливо, что тебя сейчас не может видеть Гамилькар! Ведь ещё твой дядюшка, славный Карталон, говорил мне, когда ты, совсем мальцом, гонял детвору деревянным мечом в апельсиновой роще близ храма Милгарта: «Смотри, Диархон, из этого отпрыска Гамилькара выйдет славный воин!» Дай обнять тебя, Барка, ибо ты мне как сын! – с этими словами Диархон обнял Ганнибала. А стоявшие вокруг воины и военачальники закричали боевой клич Баркидов, перешедший опять в громовой гул:

  – Барка! Барка! Барка!

  – Дорогой Диархон, – отвечал Ганнибал, – ты всегда был самым преданным другом моего отца, а твоя отвага и умение в воинском деле были для меня примером, на который мы с братьями старались равняться во всём. Но клянусь расположением к себе Зевса, я никогда не променяю твою преданность мне и моим братьям ни на какие блага этого мира! – с этими словами Ганнибал крепко обнял в ответ Диархона.

  Поприветствовав Диархона, он повернулся ко всем присутствующим:

  – Соратники, – обратился к окружающим его воинам Ганнибал, – сегодня в сражении вы стали равными в подвиге своём бронзовым статуям героев Александра, стоящим на портиках базилик Александрии. Я склоняю голову в честь павших героев и славлю победивших! Слава выстоявшим героям и победившим! Утраты велики, друзья, и огромна горечь от потерь! Но слава победы слаще! Победа, друзья! – Ганнибал поднял вверх обе руки.

  В ответ раздалось:

  – Слава Карфагену! Слава Ганнибалу!

  Равнина наполнилась восторженным гулом собравшегося с разных сторон войска. Ганнибал вновь обернулся к собеседникам.

  – А между тем, Ганнибал, мы рассуждали о незавидной участи великих героев, коими были Геракл, Ясон и последователей их подвигов: Александра – покорителя Востока, Гамилькара – покорителя Испании, непобедимого Пирра! О непостоянстве богов олимпийского пантеона, которые, проявляя качества, присущие простым смертным – зависть и жадность к славе, обрывают нить судьбы героя в самый пик его славы! – напомнил тему спора Креол, военачальник балеарнских пращников.

  – Да, эта загадка пока нами, простыми смертными, не разгадана, – заметил Ганнибал после некоторого молчания. – Игры и потехи богов – промысел самих богов! Ярким примером тому служат истории с Ганимедом и царём Мидасом. Нам же, смертным, приходится довольствоваться временем благосклонности богов, чтобы оставить след в людской памяти!

  Ганнибал замолчал на несколько секунд, затем спросил:

  – Где развёрнута помощь раненым? И почему до сих пор не возвратилась конница Ганнона?

  – Лекари-критяне во главе с Леонтием расположились за тем холмом, на котором стоят «скорпионы»,– отвечал Теоптолем,– а от Ганнона никаких вестей ещё не было! Я послал уже двух гонцов, но они пока не вернулись.

  В этот момент с юга, от побережья, стала заметна густая пелена, быстро превращающаяся в облако пыли. Послышался звук труб. Все обратили взоры в том направлении. Через минуту к ставке на взмыленном коне прискакал запылённый гонец с известием:

  – Конница Магарбала возвращается!

  Ганнибал поднялся на расположенный неподалёку пригорок и ещё раз осмотрел поле сражения, погрузившись в размышления: «Вот она, победа! Победа, о которой мечтал, но не дожил отец! Всю свою жизнь он боролся с Римом, мстил за свою жену, мою мать. Воспитывал в нас ненависть ко всему римскому. Взял с нас клятву – о вечной вражде с Римом. Но сам погиб от предательской засады, которую организовали не римляне, не враждебные кельтиберы, а свои, проверенные воины. Кто их нанял?» В этот момент Ганнибала что-то отвлекло, от хода его мыслей… Он вслушался в победное ликование в своём стане… Воины пели. С разных сторон стана, на различных языках, доносились отрывки песен. Воины пели различные песни: карфагеняне свои баллады, нуммидийцы непомерно затянутые, но весёлые! Уроженцы Испании зычные, с ярко выраженной ритмикой и энергетикой!.. Вдруг среди этой разноголосицы он отчётливо услышал голос своего отца! Будто и он подхватывал, как это было раньше, на пирах в Гадесе, свои любимые песни! Голоса менялись… Теперь Ганнибал, совершенно ясно, различил голос своего дядюшки Карталона!
«Карталон, – Ганнибал снова вернулся к своим размышлениям, – герой-одиночка, искуснейший фехтовальщик, выигравший турнир мечников на Самосе! Победивший в поединке, спартанца Пехнелая, в битве при Хадаште, до того времени считавшегося непобедимым! Снявший римскую осаду с Акраганта и разбивший их у Эрбесса! Но не успевший прийти на помощь Гамилькону в битве у мыса Экном и поэтому вероломно обвинённый в предательстве, по навету Священной Касты, и отравленный Советом суффетов, в котором тогда главенствовали Ганноны… Священная Каста, – продолжал размышлять Ганнибал, – именно к ней повела ниточка смерти и Гамилькара! Один из убийц был ещё жив и прохрипел что-то про договор со Священной Кастой! Но разгневанный Ферон пригвоздил убийцу копьём, не дав присутствующим дослушать его бормотание. Впрочем, случайно ли это сделал Ферон? К сожалению, это уже не проверишь! Сам Ферон, через год, погиб в схватке с пиратами. Смерть… Смерть постоянно путает следы и затуманивает разум…» Воспоминания Ганнибала снова вернулись к живому отцу. Вот он верхом на высоком чёрном коне въезжает в Карфаген после первого мира с Римом… На нём белый хитон с греческим орнаментом… Народ рукоплещет ему! Любовь простого люда к Гамилькару раздражает и озлобляет Совет. Суффетам кажется, что им на Сицилии нажито и припрятано огромное состояние, которое он использует по своему усмотрению. Впрочем, так и было… Гамилькар три года один на свои средства удерживал провинцию на Сицилии, стояв лагерем со своим наёмным войском на горе Эрик. Карфаген не посылал Гамилькару ни денежной поддержки, ни войсковых подкреплений. Гамилькар сам нанял и сам обучил своё войско. Небольшое, всего пятнадцать тысяч, но с этим войском он наносил римлянам поражение за поражением, прочно удерживая провинцию. Несколько раз римляне пытались крупными силами взять лагерь штурмом, но неизменно терпели фиаско. Гамилькар же, спускался с горы, и довершал разгром у подножия… Блокада горы тоже не приносила римлянам успеха! У Гамилькара был свой небольшой, но грозный флот! А у горы – удобная гавань. Из гавани он вёл подвоз фуража и продовольствия… Ганнибал это хорошо помнил, ведь он прожил эти три года после смерти матери в лагере на горе. Ганнибал помнил этих жутких, разноплеменных воинов, c которыми мог справиться только Гамилькар, и только ему они подчинялись. Помнил он и то, что случилось с этими воинами в Карфагене после войны…

  «…Смерть… смерть безмолвный свидетель… подвигов и предательств, побед и поражений… Здесь, среди павших десятков тысяч римлян, лежат свои герои, люди с высокими помыслами и с не меньшим тщеславием, и смерть они приняли в сражении с невероятной храбростью! Хотя с той же храбростью они наносили поражения другим народам, порабощая и грабя их по воле Сената… У нас Совет суффетов и Священная Каста, там Сенат и олигархическая герусия! И здесь и там, сборище алчных людишек, из-за невероятной жадности которых люди режут глотки друг другу, порождая ненависть и месть. Месть и смерть – эти слова столь схожи, что кажется, образуют друг с другом неразрывную связь, и люди, выбрав парусом своих действий месть, так и делают, сея смерть себе подобным! Ибо месть есть изобретение человечества! Месть питается ненавистью – одним из самых пагубных чувств человечества! Природа ненависти различна, но финал всегда один – гибнет душа… Смерть же является первозданной составляющей природы, власть её безгранична и приход неизбежен! Хотя её приход не всегда осуществляется по её воле, она легко переносится остриём меча или копья, которые в свою очередь являются орудиями ненависти и мести, а также чумными морами, голодом… Но, придя к человеку, смерть навсегда избавит его и от мыслей о мести, и от ненависти, и от всех пороков и добродетелей! Она беспристрастный стиратель человеческих эмоций, она зло и добро в одном лице! Скольких врагов она помирила сегодня?! Скольких она сделала героями?! Может быть, чтобы закончить эту войну, она должна была обнять обе армии?.. Но она обняла сегодня римскую…» Тут размышления Ганнибала были прерваны прибытием Магарбала, который, поднимаясь на пригорок, где стоял в раздумьях Ганнибал, издали воскликнул:

  – Клянусь милостями богини Танит, род Баркидов не забыл своё ремесло и семьдесят тысяч римлян, лежащих на этой равнине, тому свидетельство. Я приветствую сына Гамилькара и склоняю голову в честь блестящей победы, в которую вчера, если быть честным, я верил с трудом! Но сегодня утром после твоих слов мы все почувствовали такой прилив доблести, что я, клянусь садами Милгарта, подумал: «Не зря этот узкозадый верховный жрец Священной Касты Капитон, который так любит ваш род, – засмеялся Магарбал, – называет вас «отступники-чародеи»!.. Ты бы видел, Ганнибал, как бились мои нуммидийцы! Консульская конница была рассеяна, как пепел по ветру!

  – Да, доблестный Магарбал, честь и слава твоим всадникам, их напор и быстрота были половиной нашего успеха! – Ганнибал обнял Магарбала. – Сколько пленных, Магарбал? И где консулы?
– Пленных около восьми тысяч. В основном пехота. Консула я видел только одного – бежал! Его, согласно твоему приказу, хотели догнать, но его прикрыла первая когорта. Пока сражались, консул ушёл. Судьба второго мне неизвестна.

  При этих словах Ганнибал остановил на нём свой тяжёлый взгляд. Минуту он о чём-то думал, при этом было видно его волнение, потом спросил:

  – Так, где же всё-таки Ганнон?

  – Грабит римский лагерь, Ганнибал! – ответил подошедший к ним Теоптолем. – Гонец только что прибыл.

  Лицо Барки загорелось гневом:

  – Этот человек вчера на Совете обвинял меня в близорукости, убеждал в неизбежности поражения, предлагал оставить римлянам наш собственный лагерь, бежать к Равенне, под прикрытие флота, которым командует его брат Архон! А теперь он оказывается в римском лагере, несмотря на мой приказ захватить переправы через реку! – в голосе Ганнибала лязгнуло железо.

  – Вчера на Совете он пёкся о наших жизнях, как он говорил! Хотя мне кажется, он заботился только о своей! А сегодня, Ганнибал, он печётся о римском золоте, чтоб ни один талант не просыпался мимо кладовых суффетов Ганнонов! – заметил испанец Креол.

  – Зря ты оставил этого соглядатая и доносчика Совета у себя в войске, Ганнибал! Гамилькар на дух не переносил шпионов и избавлялся от них, как мог! Вот увидишь, он уже отправил своих гонцов с донесением о победе! Где, конечно, себе приписал одну из первых ролей! – добавил Диархон.

  Ганнибал не ответил, он о чём-то думал… Лицо его, вновь приобрело своё обычное спокойное выражение:

  – Ну что ж, тогда окажем честь Ганнону! – наконец произнёс он. – Теоптолем, передай Тимандру, чтобы по возвращению он принял командование конницей ветеранов. Пошли также весточку в Равенну, – продолжал Ганнибал, – командующему флотом, что его брат Ганнон отбывает завтра к нему, для сопровождения груза трофеев и золота вместе со своей тысячей всадников в Карфаген!

  – Мудрое решение, Ганнибал, – вступил в разговор вновь Магарбал, – ты бьёшь им сразу двух зайцев. Теперь Ганнон не сможет пожаловаться Совету, что ты не доверяешь ему важных поручений! И в то же время ты оставляешь Совет без глаз и ушей. Клянусь мудростью Бааля! Ты бьёшь своих недругов их же оружием.

  Магарбал весело засмеялся, одобрительно похлопав Барку по плечу, потом спросил:

  – Что будем делать с пленными римлянами?

  – То же, что и они с нашими. Переправим в Тарент, на греческие рынки рабов, – спокойно ответил Ганнибал.

  – Но ведь Тарент числится союзником Рима! Ты не думаешь, что купцы, боясь гнева и мести римлян, вернут их Риму за выкуп? – недоумённо взглянул на Ганнибала Магарбал.

  – Да полно, Магарбал! Ты плохо знаешь обычаи квиритов. Для Рима их больше не существует! Сдавшись в плен, они фактически потеряли гражданство, и выплачивать выкуп за дезертиров этот народ-воин не будет!

  Между тем на равнину почти спустились сумерки. Воины зажигали факелы и разводили костры. Из темноты на свет факелов вышли три силуэта и, поговорив о чём-то с Теоптолемом, направились к Ганнибалу. По всему было видно, что они были давно ожидаемы, ибо, только завидев их приближение, Ганнибал тронулся им навстречу.

  – Ну что? – спросил он подошедших воинов, из чего стало понятно, что они выполняли какое-то из его поручений.

  – Нашли одного из консулов, Ганнибал! – ответил один из них, по-видимому, старший дозора.

  – Что? – переспросил Ганнибал. – Пленён? Ранен? Убит?

  В сгустившихся сумерках черты лица его были сокрыты. Но по этой реплике, интонации вопроса всем стало понятно – стратега по какой-то причине очень сильно волнует судьба консулов.

  – Убит! – ответил прибывший.

  – О, великие боги! – воскликнул Ганнибал. – Я же приказал довести до каждого командира – консулов не убивать! А, если возможно, взять живыми!

  – Он убит снарядом из пращи, Ганнибал, в голову.

  После этих слов Ганнибал замер. Некоторое время он молчал, потом резко повернулся и произнёс:

  – Возьмите факелы! Я должен это видеть. Как это далеко? – обратился он к дозорным.

  – Стадий двенадцать, около устья ручья.

  – Ведите, – произнёс Ганнибал.
Поздний вечер. Сумерки сменились тьмой. Ночная прохлада гонит волны к берегу и с шумом разбивает их о прибрежные камни. Береговая растительность замерла до утра, приняв сказочные очертания. Ночные птицы перекликаются друг с другом какими-то таинственными сигналами. Всё покрыто мраком. Только вода небольшой речки, устье которой небольшим разливом впадает в море, светится рассеянным светом отражённого лунного диска. Этот свет, подхваченный течением, множится на бесчисленных неровностях бегущей и журчащей воды и мириадами отблесков спешит к морю. И эта холодная, грохочущая стихия гневно тушит их своими холодными гребнями прибоя.

  Вдоль береговых зарослей, тянущих свои ветви к самой кромке воды, неспеша двигается с десяток светящихся точек. Огни то замирают, то тянутся друг к другу… Потом они опять расходятся и продолжают движение в сторону моря… Через некоторое время, можно было различить ржание лошадей и нестройный звук шагов пеших и конных. Люди что-то ищут…

  Но вот несколько факелов соединились в один, освещая как можно большее пространство. А один, отделившийся факел, начинает делать детальные круговые движения… Это, по всей видимости, условный знак – цель найдена!

  Из темноты к освещённому кругу шёл человек. Черты его лица не просматривались, но фигура была отчётливо видна. Роста он был выше среднего, коренаст, атлетизм тела сильно подчёркивали пружинистые ноги и развитый плечевой пояс. Размашистая походка говорила о том, что человек этот много двигается. Подойдя к освещённому месту, человек наклонился…

  В высоком прибрежном тростнике, вповалку, лежали убитые римские триарии. Они лежали в таком порядке, что опытный глаз Ганнибала определил: «Каждый раз место убитого триария занимал другой, чтобы не расстроить ряды «черепахи». Триарии храбро сражались, защищая и прикрывая своего консула»… У многих за спиной висела луза с фасциями. Это были ликторы консула – его личная гвардия. Большинство из них были убиты в лицо, тяжёлыми критскими стрелами… Ганнибалу представился весь драматизм развернувшихся здесь событий…

  …Триарии и ликторы, образовав вокруг своего консула живой четырёхугольник, так называемую «черепаху», продвигались к переправе через устье реки, окружённые со всех сторон легковооружёнными воинами Ганнибала, которые осыпали их метательными снарядами. Они отважно выполняли свой долг – защищать консула. Но подошедшие критские лучники сильно замедлили продвижение отряда, выкашивая их ряды своими тяжёлыми стрелами…

  Ганнибал склонился над убитым консулом. Он лежал на левом боку, подогнув левую руку со щитом, под себя. На нём, совершенно, не было никаких ран! Только светлые пряди его волос запеклись кровью на правом виске. Глаза его были открыты, лицо не выражало никаких эмоций. Только в глазах читалось немое удивление… Полнота картины трагедии дополнилась…

  …Вдруг один из триариев присел на колено, его икра была пронзена стрелой. В образовавшуюся брешь влетел свинцовый шарик, выпущенный опытным пращником с такой мощью, что сбил бронзовый нащёчник на шлеме консула и, сместившись от столкновения, ударил чуть выше, в область правого виска. Золотые кудри смягчили удар, сколько могли, но итог удара был необратим. В глазах консула потемнело… Храбрые ликторы, видя смерть своего командира, защищали его тело до последнего…

  Ганнибал смотрел на лицо мёртвого консула. Черты его почти не изменились. В них он узнал черты Литиции! Такой же разрез глаз, форма носа, волосы… Он вспомнил, как был поражён сходством их пластики движения чуть более двух суток назад, когда имел тайную встречу с этим человеком!..

  «Почему именно он? Почему не тот, другой, который, мня себя великим полководцем, распорядился о начале сражения и повёл на бойню цвет римского народа? Почему смерть выбрала его? – терзал себя вопросами Ганнибал. – Почему людей, к которым я начинаю испытывать симпатию, настигает рок?» – Ганнибал закрыл глаза, ему вдруг представилось лицо Литиции, залитое слезами, когда она получит известие о смерти единственного любимого брата. Какие чувства она будет испытывать к нему после этого? Ганнибал вновь вернулся к воспоминаниям о встрече с консулом… Именно от него он узнал, что и в Риме есть люди, которым надоела эта бесконечная война и вражда! Он очень верно заметил, что в этой войне выигрывает не тот, кто храбро сражается и воюет, а тот, кто делит навоёванное!.. Он убеждал Ганнибала покинуть Италию, а Сенат начать переговоры с Советом суффетов!.. Но вот он мёртв! И помыслы его об окончании войны растаяли вместе с ним, как туман! Теперь семьдесят тысяч мёртвых римлян, требующих мщения, перевесят чашу весов в сторону войны!

  Ганнибал выпрямился: «Ну что же, рок ведёт меня дальше! Судьба Рима сейчас висит на волоске. Его военная мощь испытывает сейчас колоссальные потрясения. Но мощь Рима в данный момент опирается не только на армию латинян, упор делается также и на союзнические силы. Политика Сената Рима c её республиканскими принципами очень мудра и взвешена. Многие соседи Латиума уже получили гражданские права, увеличен плебисцит, провозглашены избирательные права муниципий. Всё очень логично! Специально созданные магистраты и цензоры контролируют исполнение прав. Рим как бы не завоёвывает союзнические государства, а поглощает их, давая взамен им своё государственное устройство. Делается это не сразу, а постепенно, по мере романизации местного населения. Не учитывать сейчас силы буферных государств – союзников Рима – и идти в Латиум – большая ошибка!» – подытожил свои размышления Ганнибал.

  – Поднимите консула, соберите все знаки консульской власти, и завтра утром отправьте с обозом в сторону Неаполя, до ближайших римских военных разъездов! – приказал он.

  – Клянусь нимфами священной рощи Гадеса, ты слишком благороден по отношению к врагу, сын Гамилькара! – удивился Магарбал.

  – Этот человек умер с честью, не выпустив из рук оружия, и будет погребён с честью, согласно традициям его народа! Снимите доспехи с убитых римлян, соберите всё оружие, – продолжил Ганнибал. – Всё переправьте в лагерь.

  – А что ты собираешься делать с телами убитых римлян и знатных граждан Рима? – спросил Магарбал.

  Ганнибал, сев на лошадь, повернул коня в сторону вопрошающего:

  – Ничего, – был короткий ответ. – Пусть о них позаботятся жители Канн.

  …Некоторое время они ехали молча. Магарбал искоса смотрел на сына Гамилькара… Ганнибал правил конём, почти не задевая поводьев, по-нуммидийски. Сам Магарбал, будучи командиром нуммидийской конницы, так ездить не мог, но его подчинённые правили лошадьми и ездили именно так. Эта особенность управления достигалась у нуммидийского народа с самого детства. Лошадью учились править ногами, чтобы в бою иметь свободными обе руки. Где этому обучился Ганнибал для Магарбала было тайной.

  – Ганнибал, – задал давно крутившийся в голове вопрос Магарбал, – что ты теперь собираешься делать? Теперь, когда силы Рима потеряли свою былую мощь, для тебя будет непростительной ошибкой не двинуть армию на Рим.

  Ганнибал замедлил ход коня:

  – Я ждал этого вопроса. От тебя или от кого-либо другого. – Ганнибал замолчал, обдумывая свой ответ. Через минуту он ответил: – Для всех нас очень важна победа, но в нашей сегодняшней ситуации, сейчас! Важней всего быть непобедимыми! Сегодня, Магарбал, а вернее, уже вчера мы доказали римлянам наше умение побеждать! Но, вступив сейчас в Латиум, мы докажем им, что не умеем рассуждать! – Ганнибал пришпорил коня.

  – А теперь, Магарбал, нам пора-таки увидеться с Ганноном!..

Книга первая

  Лабиринт Сицилии

  Часть первая

  Блики надежд

  Глава 1

 

  ПОЛНОЧЬ. С побережья завывает неистовый ветер. Он гонит с Запада, с Атлантики стаи холодных, низких, наполненных влагой, как морская губка, туч. Дороги размокли и торговые повозки, запряжённые огромными тяговыми быками, еле двигаются, утопая в грязи. Вереницы рабов, следующих за повозками торговцев, завёрнутые в кое-какое тряпье, держатся на ногах только благодаря кнутам надсмотрщиков. По бокам дороги то тут, то там, через определённые промежутки горят костры римских дозоров, контролирующих все подъезды к цитадели Римской республики в Сицилии – Мессине. Начальники дозоров – центурионы – тщательно проверяют сопроводительные бумаги следующих в порт торговцев, строго руководствуясь сводами частного и публичного Римского права.

  – Стой, стой, куда прёшь! – кричит кряжистый римский солдат, выходя из темноты стоящих по бокам дороги деревьев, где солдаты прячутся от промозглого, колючего ветра. Его крик адресован длинному обозу, состоящему из нескольких десятков повозок и небольшого табуна низкорослых сицилийских лошадей.

  – Кто и откуда? Что везёте в повозках? Для чего лошади? – сыплет вопросами солдат. – Где сопроводительные грамоты?

  – Мы следуем из союзных Сиракуз, – отвечает грузный грек, – к Квинтилию Мумию, эдилу в Мессине. По его просьбе везём шанцевый инструмент, который он попросил у нас, будучи в гостях в начале осени. «У нас, говорил он, – не хватает инструмента для постройки новых кораблей и ремонта, повреждённых в войне с проклятыми пуннийцами…»

  – Всё, прикрой свой рот! – вырывая у него сопроводительные грамоты, кричит солдат. – О наших потерях тебе незачем болтать!

  – А куда ты везёшь свой табун?– спрашивает подошедший центурион. – Уж, не в личную ли гвардию эдила ты хочешь пристроить своих лошадок?

  Громкий смех раздаётся среди римских солдат…

  – А вот та, пегая! Похоже, предназначается самому эдилу! – не унимается центурион, показывая своим жезлом на самую низкорослую лошадку. – Эдил уже совсем стар, ему не забраться на других, более высоких в этом табуне! Клянусь, высотой Тарпейской скалы, эдил Квинтилий непременно пробьёт с такой конницей пуннические отряды Священной Касты! Я слышал, что старый эдил Квинтилий собирается жениться на одной из здешних греческих особ! И это будет его шестой брак, а воинские лавры покорителю женских сердец, будут ох как кстати! Только представьте, как грациозен и величествен будет наш эдил, верхом на этом скакуне в глазах своей избранницы…

  Солдаты катились со смеху, позабыв на время о непогоде…

  – Я смотрю, это очень весёлый дозор! – с нотками угрозы процедил грек. – А лошади, к слову, предназначаются не эдилу Квинтилию, а военному трибуну Сервилию Котте! Интересно, как он отреагирует на информацию о столь весёлом дозоре на дороге!

  – Клянусь разящим Юпитером! – молниеносно отреагировал центурион и вышел на освещённое горящими факелами место. – С каких это пор торгаши-греки будут запрещать смеяться ветеранам четвёртого легиона Марса?!

  На перевязи и поясе центуриона грек увидел знаки боевых отличий, свидетельствующих о доблести этого воина.

  – А ну-ка, ребята, несите-ка сюда факелы! Клянусь Гермесом! Я не поверю, что хитрые греки под такой шумок и в такую погоду не замыслили провезти какую-нибудь контрабанду без пошлины!

  Глаза грека блеснули испугом. Его лицо приняло приветливо-улыбчивое выражение:

  – И охота вам, усталым и измученным нелёгкой службой, да ещё в такую погоду, лазить в грязи по повозкам. А такому доблестному воину, – обратился он к центуриону, – за столь великие заслуги перед Республикой следовало бы сидеть у очага в караульной палатке за кувшином доброго вина. Эй, Менандр, распорядись, чтобы рабы отнесли к очагу дозорных амфору эвбейского вина. Пусть столь славные войны согреются им в такую промозглую, холодную ночь!

  С этими словами грек взял центуриона под руку и отвёл его в сторону на несколько шагов.

  – Что везёшь? – коротко спросил центурион.

  – В двух повозках маринованные маслины, которые не растут у вас в Италии! – Грек перешёл на шёпот. – В двух других эвбейское вино, которое столь доблестный центурион отведает сегодня ночью. Хочу переправить это в Реггий и продать повыгоднее! А вот это, – грек незаметно повесил на пояс центуриона холщовый кошелёк с серебряными сестерциями, – твоя доля моей выгоды. Пусть она послужит на благо тебе и твоей семье!

  Грек со смиреной улыбкой посмотрел на центуриона.

  – Ну что же, да благословят вас боги в столь сумрачную ночь, – сказал, улыбнувшись, центурион и прокричал: – Пропустить! Всё в порядке!

  Грек, садясь в утеплённую повозку, спросил:

  – Как звать столь доблестного центуриона, которого я непременно похвалю в беседе с эдилом Квинтилием и военным трибуном Сервилием?

  – Центурион первой когорты Кассий Кар! – был ответ.

  Повозки, друг за другом, растворялись в ночи… Кассий, проводил их взглядом, и подошёл к ближайшему костру дозорных. Вытянул руки к языкам пламени и сладко поёжился от тепла, выбрасываемого ими. Воины уже цедили вино из амфоры в походные кувшины.

  – Кассий, а действительно, вино замечательное! – крикнули ему. – Мы отнесём тебе в палатку пару кувшинов.

  – Хорошо. Я буду ждать там, – ответил Кассий и направился в сторону палаток, но вновь прозвучавший окрик остановил его:

  – Стой, куда идёте?..

  Кассий повернулся. На дороге стояли две тени в тёмных плащах с капюшонами, скрывающими лица. Сердце его учащённо застучало… Он был предупреждён об их появлении. И ждал их уже два дня. Он давно был наслышан об этом древнем ордене убийц, но вот так, вживую, видел их впервые.

  – Кто из вас Кассий Кар? – лязгнул какой-то тембрально-нечеловеческий голос.

  Кассий вышел на свет.

  – Идите сюда, служители Двуликого Януса, – произнёс он. – Я ждал вас вчера.

  Два тёмных силуэта бесшумно подошли к центуриону.

  – Лошади пали. Одеревенели ноги. Пришлось бросить – это причина задержки, – ответил тот же голос.

  Кассий посмотрел под капюшоны… Лиц не было видно, на них были чёрные кожевенные повязки с прорезями для дыхания. Под плащами угадывались доспехи. Руки, выглядывающие из плащей, от запястья до плеч были покрыты самнитскими латными пластинками, делающими их полностью защищёнными. В схватках эти адепты не пользовались щитами. В обеих руках у них было по мечу, которыми они виртуозно владели, как владели и всем метательным оружием. Этот орден существовал давно, ещё при царях Рима. Ходили слухи, что сами Ромул и Рем были когда-то его служителями. И поэтому эти убийцы действовали всегда по двое. Храм Двуликого Януса стал прибежищем ордена. Что там происходят какие-то тайные служения и мистерии, Кассий знал не понаслышке… В начале карьеры он как-то стоял на часах в эдикуле храма и слышал раздающиеся из его подвалов нечеловеческие крики, заунывное пение, рычание каких-то хищников, но, самое главное, он видел Их! В накинутых балдахинах, выходящих из храма. Тогда Кассий, по приказу священных авгуров, не смел рассматривать их. Но одно он отчётливо запомнил! У всех адептов глаза были одного цвета – зелёного!

  Кассий направился в свою палатку. Адепты шли следом. Зайдя внутрь палатки и раздув световую лампу с маслом, Кассий обернулся… И замер! По его телу пробежали мурашки… На него в упор смотрели два тёмно-зелёных глаза! Бывалого воина, видевшего смерть в десяти, как минимум, сражениях, прошил озноб…

  Служитель Двуликого Януса прошипел:

  – Что передал консул?

  – Консул передал, чтобы вы, не заезжая в Мессину, двигались в рыбацкий посёлок, расположенный южнее мыса Катаны. Там вас будет ждать гемиола. Куда она вас повезёт, мне неизвестно.

  – Хорошо! – прошипел тот же голос. – Кто нас проводит?

  – Полсотни конных экстрординариев поедут с вами. Ваш путь пройдёт около подножия Этны. Смотрите! Бог Вулкан разжёг в ней свой горн! – предупредил центурион.

  – Спасибо за предупреждение, – процедил голос. Адепты повернулись.
 Стойте! Консул сказал мне, что вы должны передать мне какой-то отчёт! – Кассий напрягся, взявшись за рукоятку меча.

  – Устный отчёт, – поправил адепт, не поворачиваясь, – отчёт будет звучать так: «Он ускользнул из ловушки. Но белая роза с бутоном благоухает в храме Артемиды в Акраганте!»

  И адепты выскользнули из палатки.
Глава 2

 

  КАССИЙ пришёл в себя только через несколько минут. «Интересно, – подумал он, – что делает Янус с их глазами. Жуть какая-то! – Кассий снова поёжился. Чувство сопричастности к какой-то тайне не покидало его. – Они потерпели неудачу в попытке убийства кого-то, – продолжал размышлять он, – но при чём здесь роза? Орден полон загадок! Впрочем, довольно тайн! Я солдат и привык видеть врага и встречать его в строю, в сражении, а не из-за кустов и оврагов! Взяла в нём верх, солдатская привычка подчиняться без лишних вопросов. – Но все-таки, какие они жуткие, эти слуги Двуликого!»

  Кассий вышел из палатки. На стоянке дозора был слышен шум, лязг оружия. И вот из темноты послышался конный топот и чавканье грязи по дороге, которые по мере удаления заглушались свистом и завыванием ветра. Центурион подошёл к одному из костров, вокруг которого сидели солдаты, пытаясь согреться теплом костра и вином – одновременно!..

  – Массилий, – подозвал он одного из ветеранов, – к утру приготовь мне пару лошадей. Мне нужно отбыть в Мессину. Да, лошадей подбери покрепче! Я пойду, попытаюсь заснуть. Да, – повернулся Кассий, – не переусердствуйте с вином!

  Он вернулся в палатку, подкинул в очаг несколько поленьев и растянулся на кушетке, расстеленной рядом с тёплым очагом. Так он полежал несколько минут, потом потянулся и взял один из кувшинов, стоящих рядом с изголовьем постели. Кассий приподнялся и сделал несколько длинных, глубоких глотков…

  – Действительно, грек не обманул, – оценил напиток центурион, – вино действительно отменное! – Он сделал ещё несколько глотков. Вино, разбежавшись по телу, наполнило его расслабляющим теплом. Кассий закрыл глаза и погрузился в воспоминания…

  …Кассий Кар был сыном среднего землевладельца. В семье было шестеро детей – четверо сыновей и две дочери. Кассий был четвёртым по возрасту ребёнком. Перед ним были два сына и дочь. Семья жила в достатке – кроме земельного надела, имелась ещё ферма, где разводили скот и всякую птицу. Но Рим постоянно вёл войны. Одного брата убили в сражении с галлами где-то за рекой По. Другой вернулся из экспедиции в Сардинию с отрубленной кистью правой руки. Дочерей отец отдал замуж в другие семьи вместе с частью земельных наделов в качестве приданого имущества… Сначала справлялись с хозяйством без старших братьев. В семье было несколько рабов, купленных отцом когда-то в более спокойные времена. Надо заметить, что рабы в средних римских семьях в те времена, которые ещё не были затронуты пренебрежением и высокомерным отношением к людям не римского гражданства, кои получили такой размах в последующем, приравнивались почти к членам их семей. За их бытом следили, ели они за одним столом с хозяевами и оборонялись вместе с ними против бродячих разбойников, которыми кишела тогда Италия, с оружием в руках. Но рабы состарились вместе с отцом, а Кассия к тому времени призвали на войну с Самнием и отец отдал свой надел в ренту римскому патрицию Сульпинию Клавру. Тот выплачивал ренту пшеницей. Семья занималась только фермой. Кассий же, отличившись в нескольких сражениях с самнитами, получив Гражданский венок, попросился в школу центурионов, чтобы помогать семье, своим посылаемым жалованием центуриона, не опуститься на дно нужды.

  В мыслях, Кассия, проплывали картины из его детства: звонкий смех сестёр, блеянье овец, которых он мальчишкой пас вдоль заросших кустарниками дорог, строгий отец, беседовавший по вечерам с матерью и рабами о завтрашних заботах. Вспомнилась соседская девушка Клодия, которая поглядывала на Кассия с загадочной улыбкой. «Интересно, где она сейчас, – подумал Кассий, – замужем или всё ещё свободна?» Картины воспоминаний менялись, прошлое чередовалось с настоящим… Кассий вдруг, попытался вспомнить название ордена убийц,… но тщетно…

  Кассий пригубил ещё вина, отставил кувшин, мысли его стали тяжелеть, спутываться… И он провалился в сон…

  Утром Массилий вошёл в палатку центуриона, чтобы разбудить его, как он и велел. Кассий ровно дышал во сне, на его губах дремала улыбка… Массилий посмотрел в лицо Кассию: «Двадцать восемь лет, – подумал он, – а столько уже повидал! Другого приимпелярия убьют во втором, в третьем сражениях, а этот?.. Да, удача ему благоволит, сама Минерва выбрала его любимцем. Ну, пусть поспит ещё полчаса, ведь ему более четырёх часов скакать на сменных лошадях в Мессину, – подумал Массилий, увидев стоящие у изголовья кувшины. – Уж больно сон у него приятный, вон как улыбается… – Массилий взял один из кувшинов. – Будить его и разрушить такой приятный сон… не по-человечески… – Встряхнув сосуд и почувствовав его полноту, Массилий удивился: – Вот мальчишка, столько служит, а ценить столь щедрый дар Бахуса не научился. Вот уж, правда, говорят – «Не в коня корм». Впрочем, может оно и к лучшему, вино любит того, кто его ценит!» – продолжал рассуждать Массилий, взяв на пробу другой кувшин, который, к его счастью, оказался наполненным наполовину. Массилий с жадностью поднёс его к губам и припал к кувшину настолько, насколько хватило дыхания. «Утолять жажду водой, когда есть вино, кощунственно и преступно! – продолжал рассуждать Массилий. – Ибо вода наполняет только желудок, а вино наполняет разум думающего духовного человека и его сердце крепким и стойким расположением духа! А дух на войне – есть основное средство достижения победы! – Так рассуждал Массилий, время от времени поднося сосуд к губам. – И чего это ему вдруг понадобилось спешить в Мессину – продолжал анализ декан. – Неужели из-за этих вчерашних ночных посетителей, с которыми ускакала конница? Жаль, я не смог хорошенько рассмотреть их! Вино отняло у меня резкость зрения! Наверно, какие-нибудь гонцы с донесением. Но постой… Гонцы? Пешком?… Вообще, как только сюда зачастили ликторы консулата, стало пахнуть какой-то тайно?.. Может быть, даже государственной?!..»

  Так глубоко мыслил Массилий, когда Кассий вдруг открыл глаза, посмотрел на него и спросил:

  – Где лошади?

  – Стоят у палатки, как ты распорядился! А это, – Массилий держал в руках два кувшина, – я хотел прикрепить к крупу твоей лошади тебе в дорогу, Кассий, – подытожил он.

  – Оставь себе начатый,– сказал Кар и увидел счастливое сияние глаз Массилия. – Вечером вас должны сменить! Проследи, чтобы все привели в порядок оружие и амуницию. Встретимся в лагере, – говорил Кассий, выходя из палатки.

  Он не спеша поправил сбрую коня. Массилий же привязывал кувшин к крупу коня с другой стороны.

  – Массилий, – садясь на лошадь, сказал Кар, – мы с тобой служим вместе уже шесть полных лет. И ты знаешь, что если мне ставится задача – я её выполняю! Так вот, твоя задача привести манипулы в лагерь, в соответствии Воинскому уставу порядке. Спрос с тебя!

  – Не волнуйся, Кассий, клянусь дарами Бахуса, находящимися в этом живительном сосуде! Всё будет в строгом соответствии с твоим распоряжением, центурион, – отчеканил Массилий и во время клятвы прижал к сердцу оставленный ему кувшин.

  Кассий улыбнулся. Клятва, произнесённая Массилием, была самой священной для этого человека тирадой.

  – Да, Кассий, кто были эти двое, в чёрных плащах и капюшонах, сегодня ночью? Их лиц я так и не смог рассмотреть, как ни пытался,– спросил Массилий.

  – Арканиты, – вдруг вспомнил Кар.

  И, заметив застывший ужас в глазах Массилия, тронул коня.
Глава 3

 

  М

  ЕССИНА. Оплот двух флотов Рима. Порт-крепость, ставший римским после захвата города наёмниками по приказу Агафокла – тирана Сиракуз. Захватив и истребив в городе всё мужское население, мамертинцы (как они называли себя – дети бога войны), тут же, отделились от Сиракуз и провозгласили, по сути, первое разбойно-пиратское полисное государство, которое существовало только грабежами близ лежащих городов. Сиракузы тут же объявили им войну! Сын Гиероклиса Гиерон разбил мамертинцев на суше. Остатки мамертинцев бежали в Мессину и отправили морем послов просить помощи против Сиракуз в две стороны – Карфаген и Рим. Рим откликнулся первым…

  Такова историческая подоплёка причины столкновения двух мегаполисов – Рима и Карфагена! И война идёт, и на суше, и на море уже около шести лет…

  За эти годы Мессина преобразилась. Римляне воздвигли прочные крепостные стены, установили осадные машины в ниши крепостных стен. Сами стены обнесли тройным римским рвом с волчьими ямами и ежами. Всё готово к осаде… В порту построены доки различной величины, где строятся и ремонтируются корабли разного предназначения и уровня сложности. Римская военная машина запущена на полную мощь.

  Вдоль торговых причалов, что находятся вне крепостной стены и где стоят десятки кораблей морских торговцев разных народов, едет верхом на лошади центурион Кассий Кар. Он домчался до Мессины за четыре часа, попеременно меняя лошадей и теперь давая своим скакунам отдохнуть и отдышаться. Он неспешно двигается к крепостным воротам. В заливе видны римские боевые галеры, стоящие на якорях вдоль берега залива. Это часть Теренского флота Рима. На одной из огромных гексер находится ставка консула Марка Атиллия Регула. Консул чем-то раздражён и тычет пальцем в карту Сицилии:

  – Что вы мне твердите, что главные силы флота Карфагена сосредоточены здесь, у Гераклеи?

  – Точнее, у острова Медуз, консул, – вставляет один из военачальников, стоящих вокруг консула.

  – Какая разница, Сервилий, – раздражается ещё больше Регул, – а что же за флот атаковал наш конвой с фуражом для конницы у мыса Гиз?! Это под самым носом, Сервилий! Пять грузовых судов с просом и восемь с овсом пошли ко дну! Прибавь сюда четыре квинтиремы сопровождения, которые сожжены греческим огнём, и две – разбиты бортовыми онаграми, кораблей пуннийцев. Клянусь трезубцем Нептуна, ещё две таких атаки и я останусь без конницы! И это здесь, Сервилий, здесь! Где патрулируют и курсируют два римских флота! Два! Сервилий?!

  – Но, консул, сейчас время штормов и туманов, карфагеняне, наверно, разделились, они искусные мореходы. Тысячу лет они на море! А мы только тридцать! – вступился за своих Гай Аппий Катулл – адмирал одного из флотов. – Клянусь Пенатами! Они выскочили из тумана, как злые сирены! И пока мы разворачивались для атаки, скрылись обратно в туман…

  – Катулл, мореходы не живут тысячу лет! И по возрасту им не больше, чем нашим! – отрезает Консул. – А что касается учителей, то у нас они не хуже их – ахейцы, которые плавали в Трою две тысячи лет назад по морю, намного беспокойней этого! – Регул снисходительно посмотрел на адмирала. – Какие вымпелы висели у них на гафелях? Кто-нибудь разглядел? –И в наступившей, после вопросов Регула, тишине, прозвучал его последний, – Да хоть что-то, кто-то видел?

  - Видел, консул! – в каюту ставки вошел человек с перевязанной рукой, подвешенной за шею.

  – Септемий? Ты жив? Мне сказали, что ты…

  – Утонул? – опережает консула Септемий Бибул, квестор армии Республики, – Нет, Бибула не так просто утопить! Так вот, это был не карфагенский флот, вернее не флот Ганнонов. Это флот Гамилькара! На вымпелах гафелей плескался месяц! – заканчивает он.

  – Гамилькар! Здесь? – не верит Регул. «Впрочем, если она у него, всё может быть!» – мелькает у него мгновенная мысль.

  Планы консула мгновенно меняются, в его глазах царит какое-то возбуждение:

  – Катулл, куда бы ты отошёл, будь на месте Гамилькара?.. А ну-ка, давай поразмыслим, – Регул приглашает к карте адмирала. Аппий зависает над картой на несколько минут. Он погружается в раздумье… И вдруг выпрямляется:
– Консул, я бы отошёл в большой залив Сиракуз, это, клянусь светом Плеяд, единственное решение, чтобы сбить нас с толку! Сиракузы наши союзники и там мы искать не будем! Гамилькар попался! – Глаза Катулла сияют убеждённой уверенностью и безудержной радостью.

  – То-то же, Катулл! Клянусь молнией Юпитера! Сенат не зря доверил тебе титул адмирала, – консул дружески похлопал Катулла по плечу. – Командуй, адмирал! – приказывает он.

  – Так, командиры! – Аппий снова склоняется над картой. То же самое делают после его слов и другие… Аппий ставит задачи…

  «Да, не зря? – думает в это время консул Регул. – Хотел бы я знать, скольким сенаторам заплачено, чтоб они поддержали это решение. Продвижение по службе стало одним из способов обогащения! Любой чин в Республике, – продолжает размышлять он, – стал доступом к потоку финансов, из которого можно выкачать что-то и себе… И все эти Метеллы, Катуллы, Лентуллы и другие выскочки олигархической герусии сабинян давно вступили в этот порочный круг. И кто знает? Было ли решение Ромула о присоединении сабинских родов благом для его города?! Ведь именно после присоединения сабинских родов к городу стали множиться эти тайные сборища, о которых сам Регул узнал совсем недавно. Да и смерть самого Ромула весьма загадочна… Может, присоединив этих жадные до власти и золота роды сабинян и став одним из членов одной из их тайных мистерий, тем самым Ромул встал на свой смертный путь? – Регул горько усмехнулся и продолжил размышления. – А этот квестор Бибул вёз мне фураж, купленный по бумагам вдвое дороже, чем я бы купил его здесь, в Сицилии, у местных греческих полисов! Но консулов к заготовкам не подпускают! Денежные потоки идут через квесторов, утверждаемых Сенатом. Консулов выбирают трибы, то есть плебс. И главная их задача в мирное время – судебное разбирательство, правосудие, а в военное – война. А так как война у нас не прекращается уже больше пятидесяти лет и двери храма Двуликого Януса не закрываются, то все потомки той олигархии сабинян будут распоряжаться золотом Рима по своему усмотрению, оставляя остальным гражданам копьё и меч. Вот всё имущество, на которое они могут претендовать! Впрочем, – подметил Аттилий, – не всем из этих родов нужно богатство! Катонам нужно другое? Эти имеют несколько другие планы и здесь наши планы пока сходятся, если помыслы Катонов действительно направлены на достижение тех замыслов, которыми они поделились со мной на тайной встрече! Замыслы, которым следовал сам Ромул до своей гибели?! Я, Марк Регул, сделаю от себя всё зависящее, чтобы величие и власть Рима распространилось как можно дальше…»

  – Марк! – прерывает размышления Регула Септемий Бибул. – Завтра прибудет ещё один конвой с овсом и продовольствием для твоей армии, которая, я знаю, испытывает недостатки во всём! И, наверное, поэтому не трогается с места? – в голосе Бибула звучит сарказм.

  – Твоя осведомлённость поражает, – парирует Атиллий. – Тем паче мне неясно, почему конвои идут не по назначенным датам, более того, по намного завышенным ценам?!

  – Перевозчики до Реггия берут слишком большую плату, тут уж ничего не поделаешь, – с улыбкой отвечает Септемий, – идёт война, которую вы с Манлием Вульсоном должны победоносно закончить! И силы вам даны небывалые, – продолжает тираду Бибул, – такой армии Сенат ещё не разрешал набрать никому!

  «Ядовитая змея, – негодует про себя Атиллий, – Сенат разрешил набрать такую армию, чтоб такие, как ты, нагрели руки на поставках!» Вслух же говорит:

  – Мы ценим доверие Сената и народа, – он специально делает акцент на слове «народа», – а Сенату, квестор, нужно поторопиться с поставками, потому что собранная здесь армия и есть народ! – Регул кивает головой квестору, давая понять об окончании разговора.

  К консулу подходит Аппий Катулл.

  – Мы готовы выступить, консул, – рапортует он.

  – Сколько кораблей берёшь? – Марк Регул смотрит на адмирала.

  – Чтоб справиться с Гамилькаром, мне хватит ста, – уверенно произнес адмирал Аппий.

  – Ста? – переспрашивает Марк. – А если Гамилькар тянет нас в ловушку? А если там уже весь флот Ганнонов? И они ждут нас в засаде? Берите двести галер, Аппий, и если в Большом заливе Гамилькара нет, немедленно, слышишь, немедленно возвращайтесь к Мессине!

  Марк выходит из адмиральской каюты, поднимается на корму. Свежий ветер с Атлантики остужает его лицо, играет с волосами. Плащ с римскими золотыми атрибутами консулара развевается у него за спиной. Регул смотрит, как ветер наполняет паруса квадрирем и квинтирем, которые выходят из залива в открытое море.
«Ну, разве возможно сломить такую силу», – с гордостью думает он. И трубный звук с адмиральской гексеры провожает боевой флот на операцию…
Глава 4

 

  …Р

  ЕГУЛ, ещё долгое время, стоит и смотрит на горизонт…

  – Консул, – отрывает его от раздумий один из ликторов, – к тебе прибыл центурион Кассий Кар. Что прикажешь?

  – Кар? – Регул как бы выходит из забытья. – Проводи его в мою каюту. И постарайся, чтобы нашему разговору никто не помешал!

  Спустившись с кормы галеры, консул в волнении входит в адмиральскую каюту:

  – Как я рад тебя видеть, центурион, – Атиллий поднимает правую руку в знак приветствия. – Ну что, встретился с ними? – с нетерпением спрашивает он. В его глазах светится огонёк давно ожидаемого известия.

  – Да, консул, – Кар пересказывает встречу в ночи. – Они дословно передали тебе: «Он ускользнул из ловушки, но белая роза с бутоном благоухает в храме Артемиды в Акраганте».

  Консул стоит в раздумье, повторяя про себя это сообщение. «Значит, Гамилькар был у Акраганта и вчерашнее нападение на конвой не его рук дело! – мысленно решает он. – Кто-то другой командует сейчас его флотом! То, что это его флот, нет никакого сомнения! Бибул не тот человек, мнение которого можно поставить под сомнение, он не укажет, на что-то, не будь он в этом уверен!» В глазах Атиллия читается разочарование. «Но адепты, как они могли провалить дело? – консул закрыл глаза, массируя виски пальцами. – А Катон? Этот rex sacrorum, царь-жрец, был уверен в успехе, и вот…, но остаётся ещё надежда! Она в Акраганте! Вместе с детьми. Он вернётся за ней, непременно вернётся! – лихорадочно соображает Регул. – Надо только захлопнуть мышеловку! Акрагант в осаде. Аппий Кавдик отвечает за осаду, у него огромный опыт! Надо вернуть адептов!» – решает он.

  – Ты передал им моё распоряжение? – вслух спросил он Кассия.

  – Да, консул. Они отбыли в заданном тобой направлении сию же минуту.

  – Ну что ж, – вслух размышляет Атиллий, – тогда хорошо. Они уже, должно быть, на месте!

  – Я не думаю, консул, – уверенно заявляет центурион.

  На лице Марка Атиллия Регула застывает немое удивление. Оно длится несколько секунд.

  – Ты что-то заметил, Кассий? – консул пристально смотрит на Кара.

  – Оба арканита ранены, консул, – спокойно констатирует Кассий, на его лице не выражается ни капельки сомнения.

  Лицо Атиллия вытягивается от удивления… В его голове проносится вихрь мыслей… «А он не глуп! И знает намного больше, чем я думал!» Регула бросает в пот от этих мыслей и беспокойства.

  – Почему ты так решил? – спрашивает он, стараясь казаться спокойным.

  – Я солдат, консул, и тоже могу терпеть боль! Но я знаю, как при этом меняются движения.

  Атиллий уже с нескрываемым беспокойством сверлит глазами Кара.

  – Насколько же, по-твоему, опасны их раны? – Регула начинает раздражать этот спокойный тон центуриона.

  – Один ранен тяжело, по-моему, в левый бок. Его рана не позволила им ехать верхом, и они передвигались пешком. Что же касается второго, – тут Кассий делает небольшую паузу, заставляющую консула напрячься ещё сильнее, – или «Главного» из них!.. – Это замечание повергает в ужас оцепеневшего консула, – У него отрублены два пальца правой кисти! Меч этой рукой он больше держать не будет! – ставит точку Кассий.

  Атиллий с ужасом смотрит на Кара: «Всё пропало! – запаниковал он. – Была схватка и Барка ранил обоих! А Катон уверял, что это лучшие из лучших, что имеются в распоряжении ордена. Что за человек этот Барка!? Ему двадцать шесть лет, имеет детей – двойняшки сын и дочь в Акраганте, жена Кларисса – красивая гречанка. Барка – молния с финикийского… Действительно молния – сегодня здесь, завтра там! Неужели ему помогает она? Но, по пророчеству, она не должна действовать без других… Так говорил Катон…, только две состыкованные начинают действовать! И это действие уже ощутимо! Рим набирает и власть, и величие, но без других оно рано или поздно иссякнет… Одна у Барки, другая в Карфагене… Аstarta… – мысли Регула вновь вернулись к Гамилькару. – Молния… Да, меч в его руке, говорят, похож на молнию!.. Ну что ж, с ним пока неясно, как справиться! – решает консул, – Но отправить других адептов к Акраганту всё равно надо, а вдруг посчастливится?! И они выполнят миссию… Но остаётся ещё моя экспедиция. Это дело верное! Карфаген падёт! Только бы добраться до Африки! И тогда третья часть у меня!»

  Регула переполняют чувства, необыкновенное волнение, отражается на его лице глубоким раздумьем…

  – Консул, – выводит Марка из забытья размышлений Кассий, который провёл в ожидании уже около получаса, – что мне прикажешь делать?

  – Возвращайся в лагерь, Кар, – Регул искоса посмотрел на Кассия, – когда ты мне понадобишься, я найду тебя!..

5

 

  М

  АРК Атиллий остался один. Ему было над чем поразмышлять. «Во-первых, – думал консул, – надо решить, что делать с этим молодым центурионом? Клянусь эдикулами Капитолия, верховные авгуры ошиблись, порекомендовав мне его как исполнительного, храброго центуриона и только. Он так умён, что просто диву даёшься! Извлечь столько информации из одной встречи в ночи… И главное! Он знал о принадлежности их к ордену. Это опасно! Очень опасно! – рассуждал Регул. – По возвращению в легион он обязан встретиться с легатом, чтобы отчитаться о несении дозора. Легат у него Тит Бабрука – в Риме вхож в семьи патрициев Гракхов… Этих вечных правдолюбцев… А Бабрука является одним из их приятелей и клиентов… И если, в их разговоре, вдруг всплывёт ночная встреча?!. Бабрука, конечно же, заинтересуется и известит об этом Гракхов… Проклятье! – подумал Регул. – Гракхи начнут задавать вопросы Сенату! Сенат пошлёт запрос мне – что делают адепты старого ордена в Сицилии без согласования с Сенатом?! Проклятье!!! Сенат вообще не должен ничего знать! Если вспомнить, как Сенат колебался в вопросе, принять ли под свою защиту мамертинцев, этих убийц и грабителей Мессины… Тогда, половина Сената проголосовала против этого решения…Возглавляли эту половину Гракхи, Гортензии, Бруты! Как ни странно, но на их стороне был и отец Септемия Бибула, да и проконсул Селинатор был их сторонником!.. «Какое лицо будет иметь Республика, – говорили они, – взяв под защиту разбойников Мессины? В одно время, осаждая Реггий, который захватили наши взбунтовавшиеся легионы наёмников на юге Италии, и в это же самое время поддерживая таких же разбойников в Мессине?! Получается, своих пиратов мы караем, а чужих берём под защиту? Что является фактически объявлением войны не враждебному нам государству!» Чистоплюи! – поморщился Марк Атиллий. – Они хотят делать высокую политику, не замарав своих белых мантий!.. – Консул поморщился, – Тогда Сенат заколебался, понимая абсурдность своего положения… и вытекающего из него положения близости войны с Сиракузами и Карфагеном… Но не ястребы войны победили тогда в Сенате. Нам на руку тогда сыграла алчность и жадность Лентулов, Катуллов и им подобных сенаторов, которые, почуяв запах золота от военных действий, склонили чашу весов к войне! И вот сейчас по вине какого-то слишком сметливого центуриона всё может открыться! А что, если он догадался и о большем, с его-то светлым умом! – Регула прошил озноб. – Нет, надо от него избавиться!.. Но убийство… Мной, консулом, римского солдата?!.. Нет! Это не по мне… – Атиллий сморщился. – Лучше пусть он пропадёт при выполнении какого-нибудь задания, желательно поблизости к территории боевых действий!..»

  Марк взял лист пергамента и стал писать. Закончив письмо, он согнул пергамент несколько раз и запечатал его с разных сторон расплавленным воском, поставив на воске в нескольких местах печать своим консульским перстнем. Выйдя из каюты, он обратился к одному из своих ликторов:

  – Ариссий, переправляйся на берег! Скачи в лагерь, в расположение четвёртого легиона Марса. Найдёшь там центуриона первой когорты Кассия Кара, вручишь ему письмо. Вот оно! И передашь мой приказ – немедленно отправляться к осаждённому Акраганту с письмом к проконсулу Аппию Кавдику. Письмо пусть вручит ему лично в руки и ждёт от него указаний после прочтения письма! Всё запомнил? Потом ты зайдёшь к легату Титу Бабруке и скажешь, что я отправил Кара с личным заданием. Да, и скажи Кару, пусть возьмёт какого-нибудь декана с десятком принципов, – добавил Регул, подумав, что слишком подозрительно посылать Кара с таким письмом одного. – Выполняй!

  Вернувшись в каюту, Регул вздохнул:

  – С одним покончено. Ну, а теперь поразмыслим, что делать с «розой» и «бутоном».

  «Храм богини Артемиды, – стал размышлять Регул, – стоит вне крепостных стен Акраганта. Он построен на высоком прибрежном моле, глубоко врезающемся своим береговым рельефом в морской залив. В храм можно попасть не только с суши, но и с моря! Портик храма спускается к самому берегу красивыми ступенями, выложенными розовым мрамором… Значит, как передали адепты, она посещает храм с церемониями и для выполнения каких-то ритуалов… Её посещения храма, как видно, очень часты, так как адепты рассмотрели даже детей. Говорят, его Кларисса очень хороша! – Регул усмехнулся. – Что ж, это можно проверить, у меня в этом походе давно не было настоящей женщины! Если с похищением всё выйдет гладко, и её доставят в мое расположение, мне будет чем развлечься! Гамилькар её любит и очень ей предан, поэтому пойдёт на все мои условия! Тем более с ней будут её дети!.. – Атиллий задумался, – А что, если дети будут только мешать моим замыслам?.. Тогда, от них просто надо избавиться! Ну что же, скоро мы узнаем всю силу любви пуннийца, когда его Кларисса окажется у меня в руках!..»

  Регул опять сел за письменный стол и стал писать, через минуту он вдруг остановился и снова задумался…

  «Осада Акраганта уже велась четыре месяца… Проконсул Аппий Кавдик руководил осадой. С суши Акрагант был полностью взят в кольцо. Два легиона и союзная сиракузская тяжёлая пехота осуществляли осаду. С моря дела обстояли значительно хуже. Близость Гераклеи, где стоял основной флот Карфагена, не давала блокировать город с моря. Все попытки блокады города с моря, оборачивались для Рима потерями. Флотом Карфагена командовал Гамилькон Ганнон, один из суффетов Совета Карфагена. Это был человек твёрдого, упрямого характера! В то же время он был очень осторожным полководцем. Он, двигаясь вдоль побережья от Гераклеи до мыса Экном, всякий раз снимал морскую блокаду с города. Гамилькон не дробил свой флот и двигался с максимальным числом галер. Численность флота была огромной, триста пятьдесят боевых кораблей. И если для прикрытия Героклеи оставалось пятьдесят кораблей, то с Гамильконом было триста. Флот Гамилькона прикрывал самый узкий пролив к берегам Тунесса. Кроме того, был ещё один флот, насчитывающий пятьдесят четыре галеры. Этот флот мог появиться где угодно и когда угодно. Он наводил ужас на эскадры союзных Сиракуз, почти полностью потопив их. Его передвижения не поддавались логике и поэтому, завидев его, и римляне, и сиракузцы старались ретироваться даже в том случае, если их силы были равны. Это был флот Баркидов. Если эти флоты соединялись – победить их было невозможно! Но, эти два военачальника не любят друг друга и соперничают во всём! Старая вражда суффетов Карфагена играет нам на руку!.. – Регул подвинул к себе письмо, но снова задумался. – Но война примиряет внутренних противников! Это надо учитывать! И рассчитывать на засаду с моря не приходится!»

  Он опять принялся писать… Вечером один из отправленных за день ликторов зашёл к Регулу и отрапортовал:

  – Письмо Скрофе доставлено, консул. Гемиола отбыла по вашему приказу в заданную точку.

  – Очень хорошо, – произнёс задумчиво Марк…
6

 

  В

  ПРОЛИВЕ туман. Ветер стих, и тёплый воздух с материковой Италии поднялся вверх под воздействием более холодного морского, затем остыв, опустился в проливе густым туманом. В проливе движется конвой, вышедший ночью из Реггия, где Рим организовал огромные склады для снабжения воюющих армий в Сицилии всем необходимым. Впереди, сзади и с боков конвой, состоящий из неповоротливых грузовых судов, прикрывают боевые квадриремы и квинтиремы. Число их внушительное. Командирская галера идёт впереди. На ней Септемий Бибул, он пристально всматривается в туман. Небо потихонечку начинает сереть на востоке. Близится рассвет…

  – Сколько ещё, по-твоему, продлится эта война? – спрашивает Бибула командир конвоя Клавдий Курион.

  – Всё зависит от наших побед, – уходит от прямого ответа Септемий, – а их у нас немного. Вначале войны консул, а ныне проконсул Аппий Кавдик добился побед в нескольких сражениях с пунийцами, что вынудило выйти из войны Сиракузы и впоследствии стать нашим союзником. Консул Гай Дуилий принёс римской славе ещё один венок, победив пуннийцев в большом морском сражении у мыса Мил, благодаря изобретённому, им же самим, перекидному мостику, называемому сейчас его именем – Дуилин мост. И всё… На этом, наши победы закончились! Ты знаешь, хорошими мореходами мы так и не стали! При одинаковых кораблях пуннийцы стреляют с волнующегося моря намного точнее наших стрелков. Мы берём их тараном, а потом идём на абордаж, а они нас мастерски расстреливают из баллист почти в бурю. На суше тоже нет успехов! Наоборот, Гамилькар Барка бьёт наши легионы, заставляя держаться их только в кулаке. А Сиракузы, эти хитрые греки, предпочитают смотреть со стороны, как мы истребляем друг друга. А ведь именно они были зачинщиками этой войны! Вся надежда на экспедицию в Африку Регула и Манлия. Но Манлий застрял под Лилибеем, а Регул ссылается на нехватку провианта. Хотя мне кажется, что он ждёт конца осады Акраганта. Только зачем? – недоумевает Септемий.

  – Да, Септемий! – соглашается Клавдий. – А помнишь славную битву в Самнии, когда мы с тобой легатами, под началом нашего славного консула Ливия Гая Селинатора, двумя легионами разгромили их царя Амвросия! Тебя ещё раненого тогда спас какой-то молодой воин, получивший за это Гражданский венок и ставший потом центурионом!.. – вспоминает Курион.

  – Кассий Кар! – уточняет Септемий Бибул. – Да, это было славное сражение и славные дни для римского народа!

  – Впереди, справа по курсу, какие-то холмы! – кричат дозорные со смотровой башни, что на самом верху мачты.

  Клавдий, как ни всматривается, ничего не видит, туман слишком густой…

  – Это Теренские мели, – говорит Септемий, – мы уже близко!

  – Спасибо тебе, Септемий, что не забыл о старом друге! И после такого потрясения, какое тебя постигло совсем недавно, – Курион поглядел на подвешенную руку квестора, – ты не испугался вновь зайти на палубу и приплыть на встречу мне, дабы помочь мне избежать вот этих самых мелей!!! Клянусь, всеми дарами великого Юпитера, ты отважный и бескорыстный друг! – благодарит Септемия Курион.

  – Погоди благодарить, друг Клавдий, мы ещё не прошли их! В таком густом тумане, нас сторожат не только сирены!? – Теперь и он различает над горизонтом высокий силуэт тёмного конуса. – Так, Клавдий, теперь поворачиваем правее, ещё правее, – командует он рулевыми. – Так! Передавайте по цепочке, чтобы все повторяли наши манёвры не спеша и в точности! Обойдём мели справа… – продолжает распоряжаться он, передавая свой многомесячный опыт плаванья в этих водах.

  Сигнальщики, сидящие на смотровых башнях, начинают передавать с корабля на корабль систему римских морских сигналов на проведение поворотных манёвров… Конвой начинает медленный, перпендикулярный разворот вправо, от просматриваемого холма… Наконец последний из кораблей конвоя завершает манёвр, но строй конвоя в таком густом сером тумане всё равно ломается. В нескольких местах появляются пробки и заторы...

  …Вдруг слева от мелей появляются белые паруса, почти под цвет тумана! Они то исчезают, то проявляются вновь!.. Бибул и Клавдий, находясь впереди конвоя, видят, что сигнальщики в центре и хвосте конвоя подают знаки опасности?! В это время из тумана возникают военные гептеры с белыми парусами, на которых в морской пене волны плещется месяц…
– Барка! – кричит Бибул и кормовой трубач трубит сигнал к сражению.

  Боевая гексера и расположенные рядом квадриремы начинают разворачиваться для отражения атаки. Но, этому манёвру нужно время, а его нет! В эти самые минуты, с десяток гептер на большой скорости врезаются в борта не успевших повернуться квинтирем, откуда римские солдаты стреляют из баллист и «скорпионов», пытаясь затормозить атаку… Слышен грохот таранов и ломающихся вёсел. В некоторых местах сила удара гептер столь сильна, что квинтиремы раскалываются надвое и каждая часть постепенно уходит под воду… Вокруг них, плещутся и тонут люди!.. В других случаях, где галеры после тарана не разломились, картина не лучше, так как ниже ватерлинии у них огромные пробоины и корабли медленно кренятся на борт…

  – Скорей, скорей, – Курион командует своими гребцами. Принципы и гастаты уже выстроились на носу гексеры для абордажной атаки. Лучники заняли башни и зажгли стрелы. Квадриремы, как более быстрые корабли, уже почти закончили свой манёвр и выстраиваются в линию для атаки…

  В это время гептеры Барки дают задний ход, освобождая носы с таранами. Они медленно набирают скорость, но с их бортов очень метко стреляют баллисты и онагры. Летят обмотанные паклей, которая специально пропитана горючей смесью, зажженные амфоры от попадания которых, грузовые суда вспыхивают, как факелы… Римские матросы качают воду ручными насосами, привезёнными из Сиракуз, пытаясь потушить огонь. В то же время, из-за уходящих задним ходом гептер, начинают лететь тяжёлые ядра, выпушенные тяжёлыми морскими онаграми, которые расположены на галерах второй линии флота Барки. Несколько ядер попадают в квинтирему, пытающуюся догнать одну из гептер. Удары ядер настолько сильны, что с правой ее стороны, ломается с десяток больших весел, и она теряет ход!.. В следующее мгновение она становиться мишенью… В неё повторно следуют несколько попаданий. И вот она кренится на правый бок, медленно уходя под воду…

  – Отзови корабли, Курион, – говорит Бибул. – Он заманивает тебя!

  – Ты что, Септемий! Клянусь копьём Минервы, они у нас в руках! – не соглашается разгорячённый сражением Клавдий.

  – Да послушай ты, сейчас, по мере приближения твоих кораблей, из-за спин уходящих гептер выскочат ещё с десяток новых, которые понесутся навстречу с огромной скоростью и картина повторится… Я уже видел это!.. – кричит ему Бибул.

  А в это время, ещё одна из преследовавших гептеры квадрирем начинает уходить под воду…

  – Уводи конвой, друг, выполняй приказ! – убеждает Септемий Бибул.

  Курион колеблется, но понесённые потери заставляют согласиться с Бибулом.

  – Пусть квадриремы выйдут из-под обстрела под прикрытие наших тяжёлых кораблей! – распоряжается он. – Спасать как можно больше утопающих!

  С кораблей звучат трубные сигналы к отступлению.

  – Да, дорогой Курион, сегодня ты познакомился с Молнией!.. – Септемий Бибул хлопает друга по плечу и, видя немой вопрос у него на лице, поясняет: – Барка – молния по-финикийски!..

  Туман уже почти рассеялся, и они видят уходящие на юго-запад белые паруса…

  – Ума не приложу, как они там проплывают? Там сплошные рифы и подводные скалы! – удивляется квестор Бибул, смотря вслед кораблям Барки.

  Курион молчит. У него испорчено настроение. Вид весьма кислый.

  – Взбодрись, друг! – утешает его Бибул. – Прошлый конвой потерял намного больше твоего!

  Слова старого друга успокаивают Куриона. Они беседуют уже совершенно спокойно, вспоминая прошлые курьёзные случаи своей службы…

  – Скажи мне, Септемий. А как же Барка прорвался в пролив, когда его прикрывают триста тридцать кораблей Тирренского флота Катулла? – вдруг спрашивает Курион.

  – А вот об этом, друг, мы по прибытии своём в Мессину, спросим консула Регула и адмирала Катулла, ибо эти светлые головы ловят сейчас Барку, вместе со всем флотом, в Большом заливе Сиракуз! – И оба громко хохочут…
Глава 7

 

  П

  АРУСА трещат на реях и хлопают от бешеных порывов ветра. Канаты, придерживающие их, натягиваются в струну и визжат под действием ветра на различный музыкальный лад. Человек, создавший греческую лиру и кифару, был, несомненно, моряком, и именно парус и ветер подвигли его на создание этих удивительных струнных инструментов…

  На носовой башне, передовой гептеры, стоит человек. На вид ему тридцать пять вёсен. Тёмные пряди его волос перебирает ветер. Его кожа несомненно носит светлый оттенок, но она сильно загорела и огрубела от солнца и ветра. Лицо его, с небольшой бородкой на греческий лад – без усов, имеет приятные черты. Огонёк, горящий в его глазах, говорит, что человек этот авантюрного склада характера, очень решительный, но мягкий и доверчивый. Фигура напоминает застывшую в бронзе скульптуру атлета. По тому, с какой лёгкостью он поднялся наверх башни, становится понятно, что он очень ловок. Рост его выше среднего. Он стоит, широко расставив ноги и скрестив на своей груди руки. Человека зовут Карталон Барка.

  – Барка! – кричит ему чёрный нубиец с кольцом в ухе, силясь перекричать ветер. – Нужно убрать хотя бы брамселя! Ветер крепчает. Будет шторм!

  – Хорошо! Ловите шквал! Нам до вечера нужно миновать римские берега! – смеясь от удовольствия, отвечает Карталон.

  Атакованный римский конвой, остался убеждён, что флот Баркидов ушёл на юго-запад, однако, флот Гамилькара, выполнив ложный манёвр, сделал крутой поворот по ветру и несется, теперь, вдоль южных берегов Италии по направлению залива Тарента.

  – Ты посмотри, какие порывы! Карталон! – не унимается нубиец, которого зовут Тоган. – Нам сломает реи или, ещё хуже, мачту!

  – Не причитай, Тоган, – отмахнулся Карталон, – если бы я был безрассуден, как ты говоришь, то добавил бы ещё по одному гикселю! Что, на мой взгляд, думаю, очень бы нам не помешало! – При этих словах глаза Тогана округлились то ли от испуга, то ли от негодования. – Но вижу, вижу, – продолжал Карталон, – что после этого ты так взвоешь, что начнёшь взывать ко всем своим богам, бесконечное перечисление которых у меня всегда вызывает головную боль! Хотя я, сколько мы с тобой плаваем, так и не смог заучить ни одного из их имён! Скажи, Тоган, зачем твоему народу такое количество богов? – безмятежно удивляется Карталон.

  Нубиец, безнадёжно махнув рукой и качая головой, спускается вниз. Карталон ненадолго остаётся один. На башню не спеша поднимается статная женщина. Подойдя сзади к Карталону, она прижимается к нему, обняв его за пояс.

  – А, это ты, Сибилла?! – поворачивается Карталон.

  – Может, Тоган прав? – спокойно замечает Сибилла.– Реи и канаты действительно визжат от напряжения. – Она смотрит ему прямо в глаза. – Мы что, опять куда-то спешим, Барка? – Взгляд её полон любви и очарования, томные глаза ослепительной чистоты и глубины исторгают неиссякаемые волны теплоты и надёжности. Эти глубинные волны, исходящие из глаз Сибиллы, накрывают Карталона, наполняя его сердце необычайной нежностью и благодарностью к ней…

  – Почему ты не осталась в Гадесе? Зачем тебе столько лишений и тревог, коими изобилует моя жизнь? Тебе, созданной по подобию Афродиты, не место на этом корабле, среди отчаянного разноплеменного народа, зовущегося мореходами! Тем более в этих римских водах, где нам постоянно грозят: то Нептун своим трезубцем, то Марс своим мечом! – ответил вопросом на вопрос пленённый взглядом Сибиллы Карталон.

  – Что же мне оставалось делать? Ждать тебя опять год или два? Из шести лет нашей любви только два мы были вместе. Довольно, решила я! Теперь я буду с ним всегда – и в походах, и в мире, и на земле, и на море, а если придётся, умру вместе с ним! Потому что жизнь, без тебя, бессмысленна! – Сибилла опустила свой взгляд, но тут же подняла его. – Да, теперь тебе придётся обучить меня искусству обращения с оружием, – Сибилла посмотрела с убеждённой твёрдостью на Карталона.

  В этот момент необычайный порыв ветра так напряг паруса, что реи затрещали на крепеже, а мачта ощутимо согнулась вперёд. Оснастка корабля, выполненная из выделанного кедра и лиственницы, справилась с порывом, но необычайная сила, возникшая в парусах, как бы, перебросила корабль с одной волны на другую, погрузив нос гептеры в воду! Но, тут же, подняв её с огромным количеством воды, бежавшей по палубе, и брызг, летящих во все стороны…

  Сибилла в испуге посмотрела в этот момент на Карталона! Он был необычайно спокоен, ни один мускул не дрогнул на его лице. Это был его мир!!! Мир, в котором он жил уже много лет и без которого жить не мог! Будто почуяв испуг Сибиллы, Карталон обнял её и пояснил:

  – Нам нужно сейчас двигаться быстрее волн! Мы слишком далеко от берегов. Нептун посылает нам вслед волны, именующиеся у мореходов убийцами кораблей. Догонит такая вот волна нас и опрокинет корабль! Но не волнуйся, скоро мы минуем мыс Тарента, который своим носом режет волны! Там море намного спокойней, – унял волнение Сибиллы Карталон.

  Они какое-то время стояли молча, наблюдая за игрой Нептуна… Сибилла взяла его за руку. Им было хорошо вдвоём, совершенно без слов, просто стоя рядом друг с другом… И только неистовый ветер, разгулявшийся на морских просторах, пытался поломать эту идиллию, играя их волосами, закидывая их на глаза, губы, щекоча лицо… И боги, словно почуяв, что противодействуют, мешают этой великой молчаливой гармонии, стали унимать ветер…

  На горизонте замаячил отчётливой, темной полосой мыс, о котором говорил Карталон… Командирская гептера убрала гафеля, замедляя ход, чтобы отставшие и разметавшиеся в море корабли собрались вместе…
8

 

  …В

  ОЗВРАТИВШИСЬ в лагерь, Кассий первым делом отправился в римскую лагерную баню, которую сооружали в строгом соответствии с воинскими предписаниями, касающимися размещения военного контингента в военное время в лагере. Вымывшись и переодевшись в чистый хитон, Кассий пошёл в расположение своей центурии, где провёл смотр прибывшему, в лагерь, манипулу во главе с Массилием. Оставшись довольным и узнав, что путь их прошёл без каких-либо казусов, Кассий распорядился всем очиститься и отдыхать. Кассий зашёл в палатку центурионов с намерением надеть доспехи и идти на доклад к легату, но почувствовал вдруг страшный голод, так как не ел ничего со вчерашнего дня. Отложив намерение идти на доклад, он вышел из палатки.

  – Массилий! – позвал он декана. – Я так замотался, что забыл сам посетить столовую и спросить вас, ели ли вы, по прибытию в лагерь?

  И узнав, что они, возвратившись в лагерь, первым делом посетили лагерную столовую, Кассий удовлетворённо кивнул и двинулся было в сторону столовой, но остановился, вспомнив:

  – Да, тот кувшин, что ты привязал на круп моей лошади, остался совершенно нетронутым. Можешь утолить свою жажду, Массилий! Но только жажду, только жажду! – и, улыбнувшись своей, почти, юношеской улыбкой, Кассий показал, где стоит лошадь.

  Массилий почувствовал необычайный прилив и физических, и душевных сил. Он с удвоенной энергией принялся за чистку доспехов центуриона, наблюдая за уходящим Каром.

  – Вот мальчишка, – удивлялся он, – проскакать пять часов, ждать пропуска к консулу почти день и даже не пригубить этот нектар с эвбейских виноградников? Вот уж действительно, бог Бахус обделил Кассия, не дав способности оценить полноту букета вина и безграничности просветлённого разума под действием оного!.. – Так рассуждал он, когда увидел, как Кассия окликнул воин в хламиде с консульскими значками. Он что-то передал Кассию на словах, а потом передал в руки Кассия тубу. После этого воин развернулся и пошёл, только не к выходу из лагеря, а в центр, где стояли палатки легатов.

  Кассий повернулся и направился обратно к Массилию. Лицо его было задумчиво…

  – Массилий, собери свой десяток. Экипировка полная!

  – Когда выступаем, центурион? – радуя Кара своей постоянной готовностью, ко всем тяготам службы, поинтересовался Массилий.

  – Немедленно! Да! Надо сделать необходимые припасы, займись этим. Поэтому откладываем выступление на час!

  Массилий бросился выполнять приказ.

  Отправляясь выполнять задание консула, Кассий, как старый служака, составил в голове план о сборе тех подручных средств, которые ему понадобятся в пути…

  «Во-первых, понадобятся две повозки – одна для провианта и воды, другая для попеременного отдыха наших принципов, которые в своём тяжёлом вооружении не смогут двигаться без отдыха. К тому же, можно сложить в неё часть вооружения, например, щиты и тяжёлые дроты. Дорога неблизкая! Нужно будет пересечь Сицилию поперёк – от северного побережья до южного берега. Путь пройдёт по территории, находящейся в сфере влияния Рима и Сиракуз, но на самом деле местные сицилийские племена, живя обрабатыванием земли, не гнушаются заниматься разбоем… Поэтому встреча с ними вполне возможна! – рассуждал Кар. – Исходя из этого, нам лучше прибиться к какому-нибудь римскому военному обозу, двигающемуся в попутную сторону, – заключил центурион. – Мне по моему рангу о таких передвижениях знать не положено. Но моему легату Титу Бабруке о них уж точно известно! – решил Кассий и отправился к палатке легата. – У него заодно и спрошу тяговых лошадей, так как впрягать в повозки италийских боевых скакунов слишком накладно, им нужно и питание полноценней, и отдыха побольше!»

  С этими мыслями Кассий пошёл к палаткам легата. Не доходя до центра претории десятка шагов, он был остановлен личной охраной легата и на вопрос о цели визита коротко ответил: «По делу римского народа», – и представил тубу с консульскими атрибутами. Его тут же пропустили.

  Войдя в палатку, Кассий, услышал несколько голосов. Один принадлежал легату Бабруке, другие Кассий слышал впервые. Кассий подождал, пока о его приходе не доложит дежуривший у входа центурион, и после его приглашения прошёл внутрь. В палатке происходила беседа:
– …придёт завтра вечером. С этим конвоем прибудет много муки и проса. Поэтому, Тит, не беспокойся, что мы забираем у тебя, часть твоих запасов легиона! Мы утром отправили обоз в Эрбесс, к промежуточным складам провианта. Обоз загрузили в третьем легионе «Латиум», и теперь часть твоего провианта перебросим в легион «Латиум». Ну, а завтра, по приходу конвоя, твои интенданты получат всё обратно! Ты меня знаешь, Тит! Мы с тобой служим не первый год, я всегда выполнял свои слова и обещания! – говорил человек с регалиями военного трибуна.

  – Да, мы служим немало, Котта! Но, и ты знаешь, что мои полномочия обязывают меня отвечать за запасы провианта в легионе. Но если ты мне дал своё слово, Сервилий, мне этого достаточно! Потому что слово ты всегда выполняешь! Да будет так! Вы можете взять у нас нужную часть продовольствия, – согласился легат. В этот момент, он заметил вошедшего Кара, который приветствовал всех по римскому обычаю, подняв правую руку, согнутую в локте.

  – А, Кассий, я уже думал, что ты отбыл выполнять задание консула! Его ликтор сказал, что ты отправляешься немедленно! – Тит поднял в знак приветствия правую руку. – Что же тебя задержало?

  Завидев, что Кассий обдумывает свой ответ, Тит успокоил его:

  – Ты можешь говорить при этих доблестных мужах, это Сервилий Котта, военный трибун, и легат третьего легиона Фабий Цильд. – Названные мужи подняли в приветствии руки.

  – Я зашёл попросить у тебя, доблестный легат, тяговых лошадей на две повозки и посоветоваться в одном вопросе, – ответил, успокоенный словами легата, Кар.

  – Я слушаю тебя, Кассий, – приготовился выслушать Кара Тит.

  – Так как мне, по заданию консула, нужно будет пройти по территории Сицилии, я бы хотел узнать, не отправляется ли какой-нибудь вооружённый обоз в сторону реки Сальсы, у меня всего лишь декан и десяток принципов!

  – Отправился, уже отправился! Кассий Кар, если не ошибаюсь? – в разговор вступил трибун Сервилий Котта. – Я наслышан о тебе, приимпелярий! Не далее как вчера мне о тебе много хорошего сказал грек Афрасий. Поэтому я тоже рад буду тебе помочь, но услуга за услугу! Я снаряжу тебе две повозки тяговыми лошадьми, приспособленными как раз к условиям Сицилии, но ты должен будешь догнать на них обоз, отправленный к Эрбессу, и вместе с ним прибыть в Эрбесс. Обозом командует Теренций Мул, он хороший центурион, но твой опыт несравненно больший, и поэтому мне будет намного спокойней за обоз, при котором будет столь доблестный воин!

  – Ну, вот, Кассий, все твои вопросы решены, – заметил Бабрука, – можешь отправляться. Что-то ещё?

  – Нет, я получил всё, что хотел, – кратко ответил Кар.

  – Повозки будут снаряжены возле декуманских ворот лагеря! Тебе из них будет удобней попасть на тракт, Кассий, – уточнил Котта.

  Кассий вышел из палатки легатов.
9

 

  Д

  ОРОГА. Она петляет вокруг разных, раскиданных природой преград в виде горных кряжей, огромных осыпей камней различной величины, речных излучин, петляющих меж скал. Дорога сильно отличается от республиканских дорог, проложенных в Италии к основным, прилегающим крупным городам и союзным государствам. Эта дорога протоптана только ногами и повозками. Руки, мостящие дороги камнем, к ней ещё не прикасались. Дорога спускается с горного плато, с гордо возвышающейся и дымящейся Этны…

  Издали видно, как по дороге, словно червь, спускается обоз, растянувшийся на пять стадий. В голове «червя» угадывается римское войсковое соединение, находящееся в полной боевой готовности, построенное в походную колонну. Численность соединения чуть более манипула. Сзади него, по краям обоза, вроссыпь, шагают римские велиты, узнаваемые по волчьим головам, надетым на головы воинов вместе с частью шкуры, вместо шлемов. Велиты прикрывают обоз с боков. Но, заглядывая дальше, в хвост обоза, можно угадать ещё один манипул, прикрывающий обоз с тыла.

  – Ну, наконец, мы миновали этот кряж, так пахнувший серой, извергаемой горном бога Вулкана, который находится в недрах Этны! – говорит декан центуриону Теренцию Мулу. – Идёшь и всё время ждёшь, что бог ударит своим молотом по горну, и из жерла Этны вылетит очередная порция искр с его наковальни, от которых и спастись негде! Но хвала Вулкану, он бережёт римские жизни! – заканчивает декан.

  – Рано облегчённо вздыхаешь! – отвечает центурион. – Если до нас не долетят брызги его горна, то сера и пепел, догнав нас, превратят нас в мертвецов, с не меньшей быстротой, Овидий!

  – Клянусь водами Ахеронта! Ну, можешь ты, успокоить человека, Теренций! Я лучше простою в открытом сражении против сотен горящих галльских стрел, чем услышу гром его горна! – замечает Овидий. – Прошлый обоз прошёл удачно, но вот позапрошлый накрыло горящей серой, всё сгорело – и люди, и кони!..

  – Не плачь, Овидий, мы-то ещё живы! – кричит центурион. – Пройдись-ка лучше по обозу! Да подтяни его, уж больно растянулись… Давай, пошёл!.. – подгоняет декана Мул, видя, с какой неохотой тот спрыгивает с повозки.

  По обозу пошла перекличка, и издали кажется, что «червь» будто передёргивается и начинает сокращаться в длине…

  К вечеру ландшафт меняется. Обоз выходит на низменные склоны… Благоухания растительности наполняют вечерний воздух и все дневные тревоги остаются позади. Теренций Мул выезжает вперёд для того, чтобы найти пригодное для ночлега место. Оно должно быть открытым и хорошо просматриваемым. Он долго ходит по окрестностям, наконец, такое место находится – это небольшая возвышенность с развалинами какого-то старинного поселения, окружённая лесными массивами. Теренций приказывает закатить повозки в центр возвышенности, а манипулы расположить вокруг. В ближайший лес отправляются велиты на заготовку дров, на ночь. Через час уже горят костры, и воины готовят себе походный ужин. Потихоньку состав обоза располагается ко сну, костры всё слабее и слабее вздрагивают языками пламени, и постепенно угли рассыпаются пеплом… Ночь…

  Только дозорные несут свою нелёгкую караульную службу, вслушиваясь в ночную тишину. Лес, расположенный вокруг стоянки, почти нем. Лишь одинокий волчий вой разносится по округе. Или крик ночной совы, извещающий, что её охота удалась, прорезает ночной воздух и спящий лес.

  – В этих местах, наверно, полно оборотней, – говорит один из дозорных своим товарищам по наряду. – Я слышал одну из легенд, что когда-то в этих местах было скопище тёмных сил, которые слетались сюда, чтобы расправляться с одинокими путниками или даже небольшими отрядами, как наш! Но потом, по просьбе жрецов Сиракуз, зажгли на вершине Этны факел, который высветил все логова тёмных сил, и они, разбегаясь под лучами этого необыкновенного света, стали превращаться в волков, а некоторые и вовсе сгорели. Но в полнолуние их тянет в эти места и они пьют, и не могут насытиться человеческой кровью бедолаг, попадающихся им на дороге! – закончил рассказ дозорный.

  – Да уж. Лучше встретиться с врагом в сражении, чем сгинуть вот так от когтей оборотней…– замечает другой дозорный, из того же наряда.

  – А ещё я слышал, что в верховьях реки Сальсы живут старые боги, которые правили здесь людьми ещё до прихода Юпитера и его пантеона, – продолжает нагонять жуть первый дозорный. – Говорят, даже карфагеняне бояться заходить туда! А ведь их защищает великий Молох, этот ужасный бог, который так любит человеческие жертвы! В небе над Сальсой часто видят летающие колесницы, только чьи они? Старых богов или наших? Жители Эрбесса справляют ритуалы и тем богам и другим, считая, что они этим отведут несчастья от города. Но, всё равно, на город обрушиваются частые моры, от которых гибнут и горожане, и наши солдаты, стоящие там гарнизоном! Старые боги Сицилии несут смерть, мстя всем за то, что их забыли…

  В это время где-то завыл волк…

  – Вот видишь, они всё ближе и ближе, – насторожился ещё один из дозорных, – подкрадываются к нам!

  – Они вышли на охоту, почуяв нас! Клянусь темнотой Плутона, зря мы остановились здесь на ночлег! Скорее всего, эти развалины принадлежат какому-то проклятому сицилийскому племени, – решает первый дозорный.

  – Вот, вот… слышишь? Топот ног… Вот опять… Клянусь Эскулапом! Нам не выжить… их может быть сотни, а может и тысячи!.. – вторит ему третий.

  – Кого? Дурак! Где ты видел сотни оборотней! – пытается вдохнуть отвагу в присутствующих второй дозорный. – Я ничего не слышу… ничего… Хотя, если верить легендам, чтобы убить всех нас, хватит и десятка оборотней!..

  Тут со стороны леса слышится тихий скрип, похожий на скрип при качании детской люльки. Скрип повторяется с определённой периодичностью, но вдруг затихает… По лесу проходит перекличка испуганных птиц…

  – Проклятье! Похоже, мертвецы здешнего селения встали из могил!..

  Все трое замолкают от этого замечания… Темнота ночи скрывает их позеленевшие от страха лица. Глаза их блуждают по сторонам, все понимают, что если сейчас кто-либо из них бросится бежать, все тут же пустятся за ним…

  В это время со стороны дороги, из леса, слышится одиночное ржание лошади. Ему, вторит фырканье самцов-жеребцов с холма, где расположился обоз. Затем, отчётливо, слышен топот ног и скрип телег…

  – Фу! Ну и дураки же вы! Напустили ужаса, даже мне, ветерану, стало не по себе!? Недаром ведь говорят: у страха глаза велики! Но нужно ещё добавить – уши тоже не маленькие! А ну-ка спросим, кого это там несёт ночью? Пусть хоть это и враги, но живые, и знаешь, куда им воткнуть меч, – совсем взял себя в руки второй дозорный, декан Овидий, ибо это был он.

  – Эй, стойте, кто такие? И куда держите путь в столь глухую пору? – кричит он.

  – Вот это новость! Кого я слышу, это голос моего товарища Овидия, рыбака из Остии? – слышен ему ответ.

  – Массилий? Это ты? Дружище! Как занесло вас в такую пору в такое зловещее место? – радостно отвечает Овидий и поворачивается, замечая, что его наряд, уже приободрённый и улыбающийся, рад такой встрече, разметавшей ночные страхи, как дым.

  – Мы двое суток спешим за вами, пытаясь догнать! Но наши лошади, – из темноты уже стали появляться очертания двух повозок и дюжины солдат, – стали метаться и упрямиться из-за близости дыхания Этны…

  Вот уже совсем рядом на свет факелов дозора вышли римские принципы с молодым центурионом во главе. За ними воины вели под уздцы небольших лошадей, впряжённых в две повозки, колесо одной из которых издавало скрип в одном и том же месте оборота колеса, так похожий на скрип детской люльки.

  Овидий смеётся:

  – Как приятно встретить друзей в месте, где только что, кое-кто ждал встречи с тысячами оборотней и мертвецов! – Он радостно смеётся и обнимается с Массилием.
Глава 10

 

  К

  ОРАБЛИ собираются, ориентируясь на высокий мол мыса Тарента. Ветер, по понятиям мореходов, дует самый благоприятный. Паруса дышат ровно и галеры плавно покачиваются на волнах. Нубиец Тоган командует рулевыми, отдавая короткие, но ясные только им по смыслу, команды. Здесь закончилась власть римского Нептуна и вступает в свою силу и власть греческий Посейдон, который сегодня в добром расположении духа.

  – Карталон, – обращается к Барке нубиец, – а теперь можно добавить по гикселю, если мы всё ещё спешим куда-то?

  – Нет, друг мой, теперь мы уже не спешим. Зайдём в залив Тарента, оставим там флот, а сами сплаваем на прогулку в рыбацкое селение, что близ Тарента, – разъяснил Карталон.

  На палубу вышла Сибилла в доспехах греческой жрицы Афины, которые были ей очень к лицу. Кожевенные доспехи ярко подчёркивали её прекрасную фигуру. К красоте её тела прибавлялась красота её лика, так что вся команда, позабыв на время о своих обязанностях, остолбенела, на время, от такой красоты! Ибо привыкла видеть Сибиллу в строгом испанском наряде – в длинном платье, не показывающем ничего лишнего…

  – Ну, что уставились, обалдуи? Что, вспомнили своих красоток, оставленных в Гадесе и Акраганте, да ещё мало ли где? Подберите слюни, пройдохи, это соцветие не для вашего букета. Клянусь божеством Исталабионга, подобной красоты я сам не видел давно! Ну, может, только девушки моего племени, которые живут далеко отсюда, могут сравниться или даже превзойти эту диву по красоте! Но их охраняют десять богов… – Тоган обвел взглядом, своих матросов, – Хотя какое вам дело, кто их охраняет! Ну-ка, за работу! Бездельники! – так нубиец Тоган пробуждал команду от созерцания красоты Сибиллы.

  Сибилла подошла к Карталону.

  – Ну что, я готова к твоим урокам, Карталон! Давай, принимайся за обучение!

  При взгляде на Сибиллу, Карталон подумал: «О боги! Зачем вы создали свет, если такая красота подвергается в нём опасности?»

  – Ну, хорошо! – вслух согласился он. – Для начала ты должна научиться обращаться с мечом. – Он подошёл к лузе возле мачты, в которой стояло с десяток мечей разной величины и формы, и начал выбирать меч. – Испанский для тебя слишком тяжёлый! Галльский слишком длинный… – Вот! – он выбрал римский меч пехоты, – По длине руки и весу лезвия очень подходит… Осторожно!.. Очень острый… – предупреждает он Сибиллу, которая потянулась к лезвию. – Это колющее оружие! Успех латинян в бою и их громкие победы состоят в том, что они первыми применили в тесном ближнем бою колющую тактику. И теперь, не расстраивая своих рядов, они наносят колющие удары из-за своих огромных щитов cкутумов, в то время как другие народы стараются делать рубящие удары. А чтобы нанести такой удар, нужно пространство, чтобы не задеть своего же соседа! Да еще при замахе приходится на мгновение открываться, чем и пользуются сыны Марса. Находясь под прикрытием своего щита, римский воин, будь то гастат или принцип, делает колющий удар в открывшееся место на теле противника! Траектория колющего удара намного меньше, короче, чем рубящего, и поэтому колющий удар достигает своей цели намного быстрее! Не каждый рубящий удар смертелен, зато колющий удар глубиной всего с пол-ладони уже задевает какой-нибудь жизненно важный орган и ранение уже очень тяжёлое! Но этим мечом можно не только колоть, но и, при желании, рубить, поэтому он имеет двустороннее лезвие в отличие от греческого меча, – начал свои уроки Карталон, взяв руку, в которой Сибилла держала меч, своей ладонью. – Для того чтобы ты могла обращаться с мечом, тебе нужно научиться правильно дышать. Твой вдох должен быть ровным и спокойным. Человек, подвергаясь опасности, получает всплеск различных эмоций, из которых не все ему помогают, но, многие из них, очень вредят! Сердце человека стучит учащённо, и дыхание сбивается со своего ритма в такт сердцу. Так вот, Сибилла! Ты должна научиться контролировать свои эмоции и не сбивать дыхания! На одном вдохе ты должна делать несколько приёмов по отражению ударов или атаки противника самой…

  Так Карталон начал своё обучение Сибиллы искусству владения мечом и час за часом, с небольшими перерывами, она твёрдо выполняла его упражнения, став предметом восхищения всего корабля, состоящего из отчаянных воинов, которых Карталон, брат Гамилькара, нанимал по всему известному тогда свету. Эти воины с безудержной радостью и восхищением от твёрдости её характера смотрели, как Сибилла привыкает к мечу…

  Тем временем солнце стало клониться к закату, и флот вошёл в большую бухту на ночлег. Пока пентеры и гептеры становились на якоря на мелководье, одна гептера выскользнула из бухты и отправилась в Тарент.

  Тарент. Основан в VIII веке до нашей эры спартанцами. Огромный город Великой Греции, имеющий мощные фортификационные укрепления, как с моря, так и с суши. Крепостные стены с древних времён строились против местных племён, но впоследствии пригодились и против своих соседних греческих полисов, с которыми город конкурировал во влиянии в Великой Греции. На возвышение в Латиуме города Ромула тогда никто не обращал внимания! Существуют легенды, что Рим основан переселенцами легендарной Трои. И, действительно,Рим был небольшим городом. И только «вскормлённые волчицей» братья решили перестроить и расширить город. Только вели они себя как настоящие волки. Каждый набрал свою стаю приверженцев и споры – «кто главнее?»- приобрел между братьями догматический мотив их взаимоотношений. Развязка была близка. Как-то, распахав вокруг Рима землю, братья опять заспорили – в какую сторону Рим будет расти. «В сторону Тибра!» – говорили приверженцы Ромула. «В сторону Латиума!» – возражали им сторонники Рема. Город рос быстрее в сторону Латиума, потому что прирастал сельскими жителями, которые, распахивая поля вокруг города, хотели жить под защитой крепостных стен. Это очень бесило Ромула и его стаю приверженцев. И тогда он решил провести межу, отделив свою половину перспективной застройки Рима от половины Рема. При этом он сказал, что теперь никто из приверженцев Рема, включая его самого, не зайдёт за эту межу! Рема это очень возмутило, и он стал спорить с братом, что может заходить за межу так же, как и Ромул вправе заходить к нему, на его сторону. Ромул не соглашался. Размолвка была очень горячей. Тогда Рем взял и перешагнул проведённую межу со словами: «Вот так мы будем ходить к вам! А вы…» – но договорить не успел. Один из приверженцев Ромула бросил в него дротик, пронзивший Рема насквозь…

  Так было совершено братоубийство из-за дележа власти и зависти, перенесённое, позднее, в Библию под другими именами братьев. Ромул похоронил брата с почестями, а поле захоронения назвали Марсовым полем. Говорят также, что Ромул снял с брата какой-то медальон и носил его на шее…

  С тех пор Рим стал расти очень быстро. И вскоре превратился в один из крупнейших в Латиуме. Соседние города-государства сначала стали сами нападать на Рим! Ромул отвечал им своими походами и расширил владения до границ Латиума. Позже Ромул, пользующийся полной властью в городе, вдруг решил ограничить себя в своих полномочиях, проведя ряд реформ. Он провозгласил Сенат Республики, расширил храм Двуликого Януса, символизирующий Войну и Мир. Следующим его шагом, было намерение расширить Сенат, введя в него новых членов, не принадлежащих к олигархической герусии зажиточных патрициев. Но внезапная смерть Ромула ввергла Рим в оцепенение… Сенат провозгласил Ромула богом Квирином и построил ему храм, в котором должен был исполняться культ нового бога. А Рим после этого оказался на несколько веков под властью царей…

  ..Тарент в это время был крупным и могущественным центром греческой цивилизации в Италии. Вернее, одним из ее центров. Он вёл самостоятельные войны с Сиракузами и другими городами-полисами греческого мира. Город выбирал себе диктатора, который осуществлял политику полиса. Когда же случилась война с Римом, Тарент обратился за помощью к Пирру, царю Эпира. Пирр откликнулся быстро, переправившись на берега Италии, вместе со слонами, которых привёз из Египта. Царь нанёс римским войскам несколько серьёзных поражений! Но лишённый подкреплений, и будучи обманутым, тем же Тарентом, так же как и другими городами-полисами, поддержавшими его вызов в Италию, лишь с одной целью – отражения агрессии Рима, чужими руками и не более того, царь был вынужден покинуть берега Италии! Пирр отплыл сначала в Сицилию и, провоевав там несколько лет с Карфагеном, тогдашним союзником Рима, вернулся обратно в Эпир… Рим не спеша поглощал греческие города. Пришло время и Тарента, когда диктатор города, подкупленный Римом, сдал его без боя. Ночью люди Милона, диктатора Тарента, перебили стражу и открыли ворота римлянам… Так греки, из-за своей жадности и приверженности к разобщённой полисной культуре, потеряли свою независимость. Рим, правда, отнёсся к побеждённым – снисходительно и гуманно! Давая им права на самоуправление, но навсегда размещая в них свои гарнизоны и вводя свою ценовую политику…

  Гептера Карталона не стала заходить в бухту Тарента, а проскользнула мимо, в рыбацкое селение, расположенное в нескольких десятках стадиев от города. Там гептера встала у берега и от галеры отплыла лодка с Карталоном на борту. Лодка причалила к берегу недалеко от стоящих в большом количестве рыбацких лодок, чтобы не возбуждать подозрений.

  Карталон соскользнул на берег, переодевшись простым рыбаком, и направился прямиком на постоялый двор, где останавливаются богатые торговцы, скупающие рыбу у рыбаков. Несмотря на вечер, постоялый двор выглядел очень оживлённым. В свете факелов шёл рыбный торг. Рыба – скоропортящийся продукт, и торговцы, скупая уловы вечером, уже к утру доставляли на рынки Тарента свежую рыбу. В харчевне же и вовсе не было места. Рыбаки и торговцы обмывали свои дневные сделки, обильно поливая их вином. Карталон, войдя, начал искать кого-то глазами. Взгляд его скользил от столика к столику, пока не остановился на одном. Там сидело несколько торговцев, все оживлённо беседовали. Торговцы были примерно одинаково одеты, но у одного на плаще была пришита серебряная оборочка, выделяющая его от всех. К нему и направился Карталон, огибая длинные столы. Подойдя к сидевшим за столом, Карталон спросил:

  – Почём, почтеннейшие торговцы, нынче атлантическая сельдь?

  Торговцы начали называть каждый свою цену, но в то же время оговаривали, что сами должны поглядеть на улов. Когда же они узнали, что сельдь уже засолена, они тут же потеряли интерес к предложению, потому как покупка солёной рыбы была дороже, чем покупка сырого улова, кроме человека в плаще с оборочкой из серебра. Этот торговец заявил, что готов посмотреть товар. Торговцы удивились столь неоправданно легкомысленному, принятому уважаемым торговцем, решению, но, решив, что это каприз слишком удачливого купца, тут же забыли об этом, под влиянием выпитого вина. Карталон и торговец вышли во двор.

  – Здравствуй, Карталон! Наслышан о ваших подвигах с Гамилькаром! Только в Риме думают, что на море и на суше их гоняет Гамилькар. О старшем брате они не знают и думают, что ты всё ещё в Гадесе!

  – О том, что я в Сицилии, знает только флот. На суше армия о моем приезде не знает! Ну, а ты, Дидон, потомок славной царицы, что сообщишь? – спросил Карталон.

  – Новости плохие для нашей Родины, Карталон, – отвечал Дидон, – она у них! Но есть ещё, похуже этой! Тайные знания кем-то выданы им! Они выкупили её у Птолемея, который не обладал знаниями Александра. Значит, их кто-то наставил, просветил на этот путь! Изначально одна была у Рема, он ни о чём не догадывался. Кто ему в младенчестве дал её, он не помнил. Но, будучи человеком спокойного склада характера с яркой харизмой и обладая ею, он не чувствовал взаимодействия её со своей психикой! Когда же она попала в руки Ромула, тут произошёл какой-то сдвиг. Соединяясь с его характером лидера, она как-то пробудилась!.. Ромул в конце о чём-то стал догадываться и, превратившись в деспота, решил всё-таки ограничить себя во власти. Но та, тёмная сторона уже пробудилась. Я подозреваю, что орден, созданный Ромулом, решил устранить его самого, дабы не ограничивать себя во власти и самим Ромулом, и Сенатом. А сейчас эти круги завладели и второй частью – частью из Александрии! Из гробницы Александра. Наш совет Священной Касты всё время жаждал завладеть ею! Дважды вёл войны с Египтом. Но мы противодействовали им во всём, мешая превратить наш город в очаг зла, которое расползалось бы из Карфагена! Тайное знание тщательно скрывалось в веках, но всякий раз почему-то всплывало где-то? Так было с ассирийским царём Ашшурнасирапалом II, который искал их уже в Тире, а после в Вавилоне. Он покорил все ближайшие государства, но не нашёл их. Ассирия просуществовала триста лет, но была стёрта со страниц истории, другими народами… Александр нашёл её в Карии случайно, кто-то открыл ему занавес тайны. Тогда он снова обратил меч против Тира, зная, что именно там они хранились когда-то. Захватив город, он ничего не нашёл и не узнал, и поэтому в ярости разрушил нашу прародину, которая долгое время спасала весь мир от великих потрясений. Волна времени и событий унесла и его самого! Он не мог знать, что вторая часть хранится в городе Ромула, а если бы узнал, то Запад узнал бы гнев его грозных фаланг! И вот теперь часть, которая впитала в себя энергию Ашшурбанипала, Ашшурнасирпала II, Александра, а до него ещё Навуходоносора, находится в Риме. И они соединены наполовину! Мощь их теперь неизмерима! А орден, получивший их, будет использовать их себе во благо. Надо отдать должное персам. Царь Кир, когда взял Сарды, был проинформирован об этой части диска, но не пожелал взять её и оставил на месте. Так же последующие цари, помня завет Кира, не пытались завладеть ею и не искали других частей. Но не все цари такие благоразумные, как персидские. Наша Священная Каста знает, что вы, Баркиды, являетесь хранителями четвёртой части диска, который поручила вам моя прародительница, великая царица Дидонна. Каста, как римский орден Двуликого Януса, готова на всё, чтобы завладеть им. Ваша часть самая важная, без неё, даже если собрать все три вместе и добиться огромной власти и могущества, не устоять под напором времени и народов. Шумеры так и погибли! Три тысячи лет они жили в благоденствии с полным диском Астарты, подаренным им богами, а народы, жившие рядом и которыми правили шумеры, были убойным скотом.
Но произошло землетрясение и башня, где хранился диск, рухнула и рассыпалась! Вместе с башней рассыпался на части и диск. Три фрагмента нашли и соединили: власть, могущество, богатство. Четвёртый же бесследно исчез! Ещё триста лет всё шло как всегда, но вдруг соседние народы проснулись, из убойного скота превратившись в людей с самосознанием, и стёрли цивилизацию шумеров, превратив их города в пустыни. Я не знаю, как эта четвёртая часть оказалась в Тире и почему моя прародительница выбрала ваш род в качестве хранителей!? Какими критериями достоинств она руководствовалась? Но всё это время род Баркидов стойко хранит тайну главной части диска Астарты. Шесть веков ваш род владеет этой частью диска и ведёт себя достойней многих богов. Среди вас я не знал ни одного властолюбца или деспота! Вы отважные мореходы и воители, и ни разу у вас не возникло желания захватить вторую часть диска, находящуюся в Карфагене! Но теперь всё изменилось. Расклад сил изменился в сторону одного города. Величие, власть и могущество теперь в Риме, у ордена, который кому и каким целям служит, никто не знает! Они теперь постараются, во что бы то ни стало завладеть третей частью Астарты – олицетворяющей богатство, частью Молоха! Именно поэтому они замыслили экспедицию в Карфаген. А у Карфагена со дня основания города (за восемь веков), даже стены не достроены. Совет суффетов сейчас взялся закончить строительство, но вряд ли успеет к высадке Регула. Только вы, Баркиды, можете отсрочить высадку римской армии в Тунессе – частотой сражений на суше и на море! Поэтому мы и вызвали тебя из Гадеса, Карталон. Будь защитником своего города, как были ими твои предки! И храните с Гамилькаром свою часть диска, дабы не был он собран в одно целое для установлением всемирной гегемонии на века!

  – Что делать мне в ближайшее время? – спросил Карталон.

  – Тебе с Гамилькаром понадобится армия побольше, чем имеется у вас сейчас. Поэтому отправляйся на Самос, там царь Акрон каждые пять лет устраивает состязания разного воинства. Собери наёмников по собственному выбору. Тебе на корабль уже доставили золото для этих целей! И будь осторожен, Карталон, ищейки нашей Священной Касты будут крутиться около тебя. Ведь мы им дали ложную информацию о том, что вся четвёртая часть хранится у тебя. Мы пошли на это, чтобы обезопасить Гамилькара. С наёмными убийцами Касты можешь действовать решительно! И вот ещё, – Дидон снял со своего пальца один из перстней, – это оберег царицы Дидоны. Пусть он хранит тебя, славный Карталон!

  И он надел на палец Барки перстень.

  – Ну, всё, мне пора. Я думаю, мы ещё увидимся! – с этими словами Дидон обнял Карталона и зашёл на одну из лодок, которая тут же отплыла. Дидон помахал Барке рукой. Карталон ответил тем же. Лодка растаяла в ночной мгле…

  Карталон постоял в раздумье ещё несколько минут и пошёл по берегу, к оставленной им лодке с двумя гребцами на борту…
Глава 11

 

  …К

  АРТАЛОН сидел на носу лодки, пока она бесшумно скользила вдоль берега по спокойному ночному морю. «Так, значит, сила Рима будет только прибывать, и здесь уже ничего не поделаешь! – размышлял Карталон. – Видно, старые боги Шумера утвердились в своём желании воссоздать свою империю и обратили свой взор на Рим, не дождавшись возвышения Карфагена. Оказывается, они забросили в Рим одну из частей ещё со дня его основания. Рем не оправдал их надежд и тогда на сцене появился Ромул, честолюбивый и агрессивный. Часть Астарты – так называемая часть Барета, олицетворяющая Величие и Власть, – соединилась с энергией Ромула и вступила с ней во взаимосвязь. Рим быстро набирал влияние. Захватывал и подчинял себе соседние города-государства, но Ромул тоже почувствовал какие-то изменения в себе. И его убрали! Тайная мистерия, основанная им же, переросла в орден, целью которого стала охота за всеми частями Астарты. Сенат находится в неведении. Да и неизвестно, как он поведёт себя, узнав правду? Хотя и в Риме есть партии, которым совершенно чужда война и власть над другими народами. Если их мировоззрение не победит, то Рим будет возвышаться до тех пор, пока не рухнет, погрязший в алчности и развращённый падением нравов. Для этого нужно совсем немного. Просто не дать им добраться до части, хранителями которой являемся мы, Баркиды! – Карталон прервал свои размышления, увидев в ночной мгле проясняющийся остов своей галеры. Лодка причалила к гептере. Карталон взобрался на её борт.

  – Тоган, – позвал он.

  Появившийся нубиец, в тёмноте казавшийся чёрным исполином, вопросительно посмотрел на Карталона.

  – Буди гребцов, выходим в залив к кораблям, а утром выходим в море! – отдал приказ Карталон.

  – В какую сторону поплывём, Карталон? – спросил Тоган. – И ещё! Ночью к кораблю пристала лодка и привезла вот это.

  Тоган подошёл к двум бочкам, стоящим у кормы.

  – Ты знаешь, что в ней? – он вопросительно постучал по одной из бочек.

  – Тоган, там находится запечатанное зло, которое с помощью нескольких десятков заклинаний, подобных твоим, которыми ты пользуешься в шторм, поместили в эти бочки. Это зло веками является проклятием человечества! И если ты или кто-нибудь из команды случайно откроет одну из них, то зло вырвется наружу и погубит всех на корабле! – При этих словах Тоган с округлёнными глазами, ставшими заметными даже в ночи, отдёрнул руку от бочек. – Так что смотри за их целостностью, Тоган! И передай всей команде! – Карталон повернулся к нему спиной.

  – Зачем ты взял на корабль эту нечисть? Тебе не хватает тех забот, которыми мы живём уже много лет? Клянусь злыми духами Исталабионга! Только греческого зла не хватало нам на корабле! – Тоган что-то запричитал на своём языке.

  – Вот-вот, – Карталон повернулся с совершенно серьёзным лицом, – наложи свои заклятия на эти бочки, чтобы усмирить нечисть на дне этих сосудов. – И он пошёл в рубку, расположенную под кормой.

  А Тоган начал что-то говорить на своём, понятном только ему языке, пританцовывая и прихлопывая, при этом, между бочек…

  Карталон вошёл в командирскую будку и раздул лампу. В углу на застеленном спальном месте лежала Сибилла. Карталон тихо подошёл к ней. Сибилла спала, намаявшись дневными упражнениями с мечом. Карталон сел рядом. Он смотрел на её лицо, на тонкий нос, на полные губы, высокий лоб. Её дыхание было ровным и спокойным.

  «Как она прекрасна! – думал Карталон. – Почему мы раньше не решались разделять опасности? Я противился этому, думая, что ей будет невмоготу выдержать лишения военной и мореходной жизни. Возвёл преграды, которые она так легко снесла своей решимостью – быть вместе! Боги создали мужчин более сильными и мужественными, но не обделили женщин мужской решимостью, и женщины иной раз разрушают стоящие между ними преграды решительнее мужчин». Он взял в руки прядь её волос, и прикоснулся губами к её лбу… Сибилла открыла глаза, долго смотрела на него, а потом прошептала:

  – Барка, мы опять куда-то торопимся? – и, улыбнувшись, притянула его к себе…
12

 

  Д

  ВЕ недели обоз, к которому пристал со своей миссией Кассий Кар, пробирается по лесным дорогам Сицилии. Дороги Сицилии оказались в таком состоянии, что в некоторых местах повозки приходилось перетаскивать на себе до более или менее проезжего места. Таким образом, обоз минул треть пути.

  – Кто бы подумал, что путь будет таким трудным, Кассий? – обращается к Кару центурион Теренций Мул. – Теперь мне понятно, почему склады в Эрбессе не пополняются в должном порядке.

  – Да, Теренций, мне кажется, что Республике придётся вложить довольно много средств в прокладывание дорог и постов на них по этрусскому типу.

  – Ты хочешь сказать, что дороги мы научились строить, копируя дороги этрусков? – Теренций недоверчиво посмотрел на Кассия.

  – Да, и не только дороги, – отвечал Кассий, – но и акведуки, портики храмов, а также способы выкладки мостов – всё взято от этрусков!

  – Вот удивительно! Я-то думал, что всему нас научили хитроумные греки, – заключил Теренций.

  – Греки научили нас искусству постройки храмов и амфитеатров, а также одеонов. Они же научили нас словесности и философии. И не только нас, а весь просвещённый мир! – Кассий посмотрел вокруг. – Теренций, а ты не заметил, что последние два дня мы всё реже встречаем местных сицилийских вождей? И народ, который мы встречаем, выглядит не совсем дружелюбно?

  – Нет, я как-то не обращал на это внимания! Здешняя нищета так бросается в глаза, что иной раз не хочется её замечать! – Теренций показал на горизонт. – Вон виден какой-то дым! Наверно, опять два каких-то племени воюют друг с другом из-за какой-нибудь пустяковой причины! Небось, не поделили апельсиновую рощу! Ты не заметил, Кассий, что ассимиляция народов здесь достигла таких размахов, что здешний народ не знает своей национальной принадлежности! Все перемешались – греки, финикийцы, местные секваны.

  Кассий не отвечал. Он думал о чём-то своём.

  – Теренций, – обратился он к центуриону, – разреши мне взять одного из скакунов твоего обоза. Я совершу разведку в том направлении. Разузнаю, что там стряслось.

  – Хорошо, Кассий, заодно проверишь наш дозор, ушедший вперёд! – с радостью согласился Теренций. Он не любил лошадей и верховую езду. – А я пока подтяну обоз…

  И Теренций начал передавать по цепочке обоза команду подтянуться.

  Кассий сел на италийского жеребца и поскакал в направлении увиденного дыма. Жеребец был молодой, резвый, и сразу пустился в галоп, так что Кассию даже приходилось сдерживать его непомерную прыть. Это было очень красивое зрелище – молодой центурион, слившийся с резвым молодым жеребцом в быстрой скачке! Теренций понаблюдал за удаляющимся всадником и вернулся к обозным обязанностям.

  Кассий, проскакав открытое место очень быстро, придержал коня у края леса, выбирая путь, по которому он будет двигаться. Заметив довольно широкую межу меж зарослей, в которой как раз хорошо двигаться конному, он повернул коня к ней…

  Пробираясь уже в течение получаса по лесу, Кассий выехал на берег какой-то мелкой речки, бежавшей через лесную чащу. Кассий спешился, чтобы напоить коня… Вдруг он услышал голоса. Он повернулся на приближающийся звук, и инстинктивное чувство, заставило его перебраться на другой берег вместе с конём и затаиться в зарослях…

  Голоса приближались… На место, где только что стоял Кассий, вышли люди. Их было четверо. Судя по одежде, это были местные зажиточные вожди. Одеты они были красочно: красивые пояса на цветных мантиях, разукрашенных различным орнаментом. Говорили они на местном, неизвестном Кассию сицилийском диалекте, при этом сильно жестикулируя. Кассий довольно долго вслушивался в их разговор, но так ничего и не разобрал. Наконец ему надоело прятаться в зарослях, и он тронул коня, чтобы выйти, но тут же остановился… На берег речки вышли ещё двое! Причём, один из вышедших показался ему очень знакомым! Его внешность заставила Кассия застыть на месте… Дня два назад, проезжая через какое-то сицилийское селение и пополняя в нём запасы воды, Кассий отчётливо запомнил этого человека, одетого в хламиду бродячего нищего. Что-то тогда в нём смутило Кассия, и он вспомнил… У него были другие руки! Руки, не похожие на руки нищих – высохшие и дряблые. Эти руки были сильные, с пальцами, совершенно чистыми от грязи, хоть он и постарался вымазать их чём-то, всё равно они сильно разнились… И теперь снова он!
«Раз он здесь, значит, двигался за нами! Зачем? – лихорадочно соображал Кассий. – И чтобы идти с нами с одной скоростью, ему нужна была повозка! Хорош нищий! Имеет своё имущество».

  Тем временем, двое подошли к четвёрке стоявших до того сицилийцев и стали говорить с ними вполголоса. Но язык Кассий разобрал сразу. Говорили на греческом языке. В детстве Кассия в хозяйстве отца был раб-грек. Очень просвещённый! Он учил мальчишку – Кассия всему, что знал сам. А знал он немало!..

  Кассий, привязав коня, решил по береговым зарослям подкрасться поближе, чтобы расслышать, о чём там говорят. Тихо двигаясь, стараясь не сломать какую-либо ветку под ногами, он приблизился на расстояние, с которого можно было хоть что-то разобрать, и стал вслушиваться в разговор?..

  – …Одна когорта. И прикрытие – манипул велитов. Всего семьсот пятьдесят человек. Я рассмотрел пятьдесят повозок с оливковым маслом, мукой, зерном и просом. Несколько повозок с серебром – жалование магистратов Эрбесса. Хватит вам грабить мелких торговцев да мелкие обозы, где и взять нечего! Соединившись вместе, у вас будет около двух тысяч воинов. Да нас пятьсот. Всего две с половиной тысячи воинов. Решайтесь, коллеги! Такого удобного случая может долго ещё не представиться…

  И группа разбойников, а это были они, стала удаляться по берегу, исчезая в зарослях… Больше Кассий ничего не разобрал. Подождав с минуту, Кассий вышел из зарослей, перебрался с конём на другой берег и погнал жеребца крупной рысью по направлению к голове обоза…

  Проехав три с половиной стадии, Кар свернул вправо, в надежде найти ушедший в авангард дозор. Погарцевав на видном месте и дав коню заржать несколько раз, он увидел, как из зарослей появились несколько велитов и принципов с трубачом-валторнистом. Кассий подъехал к ним.

  – Ничего подозрительного не заметили? – спросил Кар.

  – Нет, центурион, – отрапортовал старший дозора.

  – Разделитесь, половина пусть несёт дозор на той стороне дороги! Обо всём подозрительном докладывать немедленно, – отдав распоряжения, Кассий двинулся рысью к обозу.

  «Днём они нападать не будут, – размышлял он, – здесь нужно выбрать место нападения! А точнее – засады! Значит, ночью! – решил Кассий. – Если только всё-таки решатся напасть… – мелькнуло сомнение в сознании Кассия. Но воинский долг говорил ему, что надо быть начеку.

  Доехав до Теренция Мула, который задумавшись сидел на повозке, Кар обронил:

  – Сегодня ночью нужно удвоить число караульных.

  До Теренция не сразу дошёл смысл сказанного. Он был мыслями далеко, где-то в родных краях, на берегах италийского Неаполя, среди цветущих садов и прекрасных женщин…

  – Что ты сказал, Кассий? – Теренций стал пробуждаться от своих грёз. – Почему? Что-то случилось?

  – Пока ничего! – коротко ответил Кар и вполголоса рассказал Теренцию о встрече в лесу. – Никому пока ничего не говори, кроме деканов, чтобы не вызвать преждевременно страха. Но в манипулах нужно привести в порядок оружие. Вечером надо хорошо покормить людей и более тщательно выбрать место стоянки. – Кассий посмотрел на Теренция требовательным взглядом.

  – Кассий, у тебя гораздо больше опыта, чем у меня. Принимай командование на себя. Я подчинюсь тебе, как более опытному и разумному центуриону! – подытожил Мул.

  – Дай указания деканам, чтобы каждый проконтролировал свой десяток на предмет чистки и заточки оружия и доспехов. Я поеду к своим и дам тоже необходимые распоряжения. – Кассий тронул коня…

  …Массилий, сидя на повозке, разговаривал с Овидием о перипетиях службы у различных легатов.

  – Вот наш теперешний, Тит Бабрука. Вот это легат! Чтоб его солдат был голоден? Да никогда такого не было! Заботится обо всём. Военные трибуны при нём, как летающие бабочки! А почему? А потому что знает – сражение выигрывает не легат и не трибуны, а рядовой солдат римской пехоты! А до него был легатом Марк Варрон, из патрициев. Видел только себя и старших офицеров! О солдатах никакой заботы… Вон, смотри, скачет наш Кассий! – показал рукой Массилий. – Торопится! Видно, что-то предвидится. Я уж его выучил, – и Массилий стал поправлять на себе доспехи.

  В этот момент трубач сыграл сбор деканов всех манипул. Овидий соскочил с повозки.

  – Да, твой Кассий что-то накаркал! Вот и сбор сыграли. – И отправился в голову обоза.

  Кар подъехал к декану:
– Массилий, немедленно привести оружие в порядок. Возможно, в ближайшее время будет дело.

  – Пуннийцы? – удивился Массилий. – Откуда им здесь взяться, они на той стороне Сальсы? Но всё сделаем, Кассий, как приказал! – утвердительно отреагировал Массилий.

  – Да, и спать сегодня, наверно, придётся в доспехах, – уточнил Кар.

  Вечером вдвоём с Теренцием они тщательно подбирали место для стоянки. Кассий предложил выбрать берег, где река большим разливом изгибалась в виде полуокружности. Кассий приказал все повозки поставить поперёк изгиба, а людей завести внутрь, к берегам реки. Получилось, что река прикрыла тыл обоза, а нападение, если и могло произойти, то только с одной стороны – со стороны леса.

  – Ночью будет прохладно от реки, надо потерпеть! Будем жечь костры! – распорядился Кар.

  Усилили дозоры, отправив в них опытных деканов. Массилий тоже попал в дозор вместе с Овидием.

  …Ночь выдалась звёздной. В небе висел молодой месяц, освещая верхушки деревьев блеклым светом. Туман с реки прикрыл лагерь, так что дозорным не было видно, что происходит в лагере. Те же неудобства испытывали и разбойники, если они всё же решились на нападение.

  Массилий обходил посты и вслушивался в ночную тишину. Подойдя к одному из постов, где три солдата ёжились от холода, исходящего от реки, он попытался их приободрить.

  – Ничего, надо потерпеть, ребята! – вдохновлял солдат Массилий. – Солдатская служба не всегда сахар! Но закалка характера происходит постепенно, день за днём. Вы пока молоды и неопытны. Вот послужите с моё и полюбите службу всей душой!

  – Нас набирали на войну с пуннийцами, – сказал один из принципов, – после победы распустят по домам!

  – Когда меня забирали на войну с Самнием, мне тоже обещали, что после победы легион распустят. Но после первой войны с Самнием началась война с Этрурией, потом опять с Самнием. Там-то я и встретился с таким же молодым, как вы, Кассием Каром, который тоже мечтал о родне, о своей девушке Клодии. Но с тех пор минуло уже шесть лет, он теперь старший центурион – приимпелярий и давно забыл о родных местах, только отсылает семье своё годовое жалованье. Наша Республика живёт войной и грезит войной. Поэтому нам, солдатам, остаётся только одно – грезить миром! – закончил Массилий.

  Впереди послышался шорох. Из темноты появился ещё один дозорный, который уходил вперёд, к лесу. Он явно спешил, двигаясь со скоростью, с которой не мог быть обнаружен.

  – Ну что, Марий? – спросил Массилий.

  – Идут, – отвечает он, – топот многих сотен ног, конное фырканье, лязг металла.

  – Труби к оружию, – без промедления командует Массилий.

  Трубач поднимает с травы свою валторну и зычно трубит сигнал.

  – А теперь все в лагерь, сейчас согреемся! – замечает с огоньком в глазах спокойный Массилий.
 

 Жду отзывов о романе.shvec.yuriy@bk.ru