Пожалуй, ни одна область науки не представляет столь разнообразных заменителей и допусков для её имитации как филология. И эта её специфика так изобретательна и широко задействована, что появление работы, отражаю-щей реальную научную проблему, раскрываемую только инструментарием науки, выполняет еще и очень актуаль-ную акцию по её реабилитации. Книга Зухры Кучуковой «Онтологический метакод как ядро этнопоэтики» качеством и значимостью научных приобретений, неукоснительным соблюдением правил достоверности, осуществлением по-ставленной задачи в конкретных результатах косвенно, но убедительно отражает и эту цель.
На этой функции монографии хотелось бы остановиться подробнее. Прежде всего, обозначенная автором задача: «исследование карачаево-балкарской модели мира, рас-шифровка ключевых архетипов, символов, мифологем» для определения отличительных, устойчивых категорий сущего, закрепленных в духовной истории этноса, как бы обязыва-ет следовать законам науки, хотя бы потому что они про-дуктивны, несут компасный, допинговый заряд, уводят от знаков «псевдо» и «около». Даже в посредственных, внешне-целевых работах на аналогичные темы при присутствии в них диктата факта и логики уже есть смысл рациональный. З. Кучукова же, опираясь на поддерживающий потенциал современной науки, обогащает заявленный объект изучения дарованием, как исследовательским, так и художественным.
Для анализа, фактуального обоснования, доказательной базы выдвигаемых версий и выводов берется весь ком-плекс явлений, подробностей, деталей, связанных с бытием этноса и сохраняющих подлинные отпечатки прикоснове-ния его духа. От «Нартов» до формы веретена. От молитвы поэта до жеста каменотеса. Сразу уточним: специальная терминология по мнению даже самых благодарных читате-лей в книге представлена избыточно. Для не подготовлен-ных она неясна. Некоторые просвещенные находят в ней элемент интеллектуального эпатажа. Но думается, что при неторопливом и вдумчивом чтении нельзя не уловить, что используемая терминосистема выполняет только назначе-ние необходимого понятийного аппарата. Она отражает теоретический уровень современной гуманитарной науки и является только одним из средств в исследовании ученого.
Есть другой нюанс. Гносеологические возможности предложенной З. Кучуковой методологии, допускающей синтез ряда гуманитарных дисциплин, добавочно усили-ваются и расширяются тем фактором, что исследователь является этнофором – индивидуальным носителем исследу-емой этнической культуры. За огромным рядом наблюде-ний, обнаруженных глубинных оттенков в привычных зна-ках, формах, бытовых деталях стоит опыт самонаблюдения и самоотчета Кучуковой. С одной стороны, представляет-ся вполне естественным предельное использование спецтерминов для автора, прекрасно владеющего несколь-кими языками. А с другой, научная терминология, являю-щаяся частью личного, персонального словаря, на наш взгляд, служит ещё и для минимализации, ретуширования неизбежного самоприсутствия. И, наконец, она – атрибут науки, задействованный в работе Кучуковой менее всего для внешней поддержки статуса работы.
Остановлюсь только на одном понятии, введенном авто-ром. Признаться уловить новизну в понятии «онтологиче-ская поэтика» сложно. И «Литературная энциклопедия тер-минов и понятий», и прояснения, уточнения его разными авторами в предисловии к книге Кучуковой в лексически обновленном виде возвращают нас к существующему с древних времен «онтологическому подходу» к литературе. Конечно, писатели выводят свои «формулы бытия», дают свои откровения. Но позволим себе не согласиться с верси-ей сторонников «онтологической поэтики», предполагаю-щих, что эти откровения могут быть адекватно расшифро-ваны и по ним можно выводить универсальные формулы. Индивидуальное творчество – это, действительно, сфера, скрывающая опыт погружения духа в измерения, которая при попытке ее отражения остается либо утаенной, либо ускользающей от слов, либо частично осознанной даже са-мим художником.
Этот опыт единоличен, крайне субъективен . Самая прозорливая, угаданная расшифровка такого опыта может быть изменчивым «текстом в тексте», полностью зависи-мым от личности интерпретатора. И если искать формулу, то, видимо, к каждому большому творцу надо находить формулу индивидуальную.
Предложенное З. Кучуковой понятие «этноонтология» да-ет конкретную возможность исследователям установить конструкцию духовных ценностей народа, своеобразие его мировидения и принципов бытия методом, близким к ме-тоду точных наук. Кстати, на наш взгляд, уязвим произ-вольностью, информационной приблизительностью, допус-ком разночтения в её работе только анализ произведений профессиональных поэтов, литераторов. И это естественно, ибо в выражении даже этнического бессознательного сра-батывает рефлекс на освоенные художественные условно-сти и трансформированное ими мироощущение. И досто-верность текста, безусловность подлинности информации, заложенной в нем, заметно отступает. Только творчество Кязима Мечиева и Кайсына Кулиева реально поддержива-ют, существенно обосновывают концепты Кучуковой. По ряду обстоятельств личной истории, времени, масштабу таланта в предложенной автором проекции образы этих поэтов необходимы . В остальных случаях интерпретации противоречивы, неубедительны и зачастую подтянуты к требуемой автору задаче.
Сам процесс определения этноментальной структуры, воплощенной в поэтическом мегатексте, взятой в протя-женности от древности до наших дней, многотрудна, увлекательна. Опорный материал – «Нарты» и «Словесные памятники изгнания». Первопрочтение, переоткрытие этих двух источников можно квалифицировать как безусловно новое научное приобретение. Впервые Кучукова последо-вательно рассматривает разные грани мировоззренческого аспекта древнейшего эпоса. Тезис «вертикаль», определяя абсолютную лейтмотивность всей работы, прежде всего, доказывается на фактах эпоса. Использование естествен-ной вариабельности «Нартов» подчинено только приближе-нию к онтологической памяти эпоса, онтологического обоснования языка, ритма, красок, сюжетов. Анализ «Нар-тов» раскрывает аристотелевскую форму бытия, которая независимо от мышления является объектом познания и, порождая бытийную категорию, сама становится предме-том понятия. Мифотворчество народа, взятое «как жизнь», рассматриваясь с разных ракурсов, подходов, проекций, расширяет и углубляет смысл доказываемой гипотезы. Вертикальная ритмика в цвете, в представлениях о пре-красном и убогом, в жестах, добывающих огонь, и в же-стах, отрицающих тьму, в количестве птиц, в спасении души через вертикальные предметы и спасение этноса бла-годаря вертикальным связям, в совокупности конструиру-ют формулу. Выведение ее происходит с подключением интуиции не как озарения или вспышки, а как составной части научного метода, открытого Бергсоном. Это линии фактов, продолженные до точки, где они пересекаются, это отклонение вторичных знаков, это мышление в тер-минах длительности.
Филологический анализ эпоса сопровождается процессом очищения наслоений, инородных наложений с невоз-можной полно реализоваться задачей приблизиться к его подлинной внутренней сущности. Опора для решения та-кой задачи на самостоятельные, профессиональные этимо-логические исследованиями очень продуктивны. Во всей работе они выполняют тонкую, точную работу над «ошиб-ками», уточняют, возвращают к первосмыслам. В каждой главе присутствуют тщательные, глубокие лингвистические раскопки.
Привлекается весь комплекс, образующий конфигура-цию этнической культуры, и концепт «вертикаль», как до-минирующий, анализируется, доказывается до статуса ак-сиомы. В сущностных вопросах бытия он отражен как нравственный императив и только по касательной связан с психологией восхождения, «комплексом высоты». При ана-лизе этноонтологической информации «Нартов» автор про-ясняет парадоксальное и точное наблюдение о связи цен-тральных бытийных символов с небом, а не скалой, кам-нем, не горой.
Думается, что азартом спортивного восхождения в горах может быть захвачен только посетитель гор. Для жителя гор преодоление высоты- привычная, трудная, естественная форма существования. Его волнует, интересует то, что выше вершин. И только в народной лирике, созданной в условиях депортации, они выступают на первый план.
Впервые З. Кучукова обращается к этому наследию как к исследовательскому материалу, новому художественному факту. Учитывая уникальность этих текстов, обращение к ним для уточнения этноонтологического императива – при-ем предельно информативный, целесообразный. Научная ценность поэзии скорби, возрождения, надежды в её под-линности. У авторов сборника, каждый из которых являет-ся индивидуальностью (иначе в условиях ада искать убе-жище в словах непосильно), отсутствует трансформация восприятия и выражения, неизбежная у профессиональных литераторов. Каждый образ – выдох, травинка, которая спасет, глоток воды. И потому народное творчество яв-ляется предметным, веским основанием доказательств в версии З.Кучуковой.
Направление «инерционной силы», выступавшей в крайне экстремальной ситуации, интересно смещением. И одно из них то, что впервые в народном творчестве горы – главные действующие лица. Страшный опыт разрыва с привычным ландшафтом выдвигает их на передний план. До этой трагедии они – привычная, незамечаемая состав-ляющая жизни, весьма усложняющая будни. Восторг, изумление, «высокое состояние духа» они вызывают у пришельцев и путешественников. У народа, бытие которо-го всецело связано с панорамой, рожденной практически вместе с планетой Земля, взаимоотношения с горами и эмоции, ими рожденные, иные. Добывать хлеб, петь песни, вспоминать о душе, придумывать сказку для внука перед близким образом вечности, безучастной к человеку, было бы невозможно. Но накапливались силы,навыки для со-дружества с ландшафтом. Понять, приблизить, включить стихию высокогорья в бытие, быт и этапы этого процесса, крайне сложного как в психологическом, так и физическом плане, а также его результаты включены в исследование всех предложенных концептов в работе З. Кучуковой. И архитектура жилья, являющаяся продолжением скалы, и искусство ведения хозяйства, и имена, даваемые предметам мира, были формой связи между личностью и природой.
Сам уникальный опыт взаимоотношений с горами, ве-дущий и к самоизменению, отражен в главе «Феноменоло-гия камня», являющейся, на наш взгляд, стержневой в ра-боте З. Кучуковой. В ней исследование всех кругов бытия, связанных с камнем, анализ обширной информации о ле-чебных, игровых, оберегающих, прикладных возможностях камня, усиливая смысловое поле, подводят к историческо-му уровню. Столетия наблюдений, постижений выстраи-ваются в знание.
По цепи изученных, квалифицированных и апробиро-ванных народом свойств камня, из которых состоят горы, и в заданной проекции переосмысленных З. Кучуковой, можно выстроить своеобразную петрографию. Во многих случаях даются научные описания текстуры камня. К чис-лу «паспортных» данных народа, относящего себя к «таулу», к народу-горцу, является наличие в его духовном архиве «каменной библиотеки».
Известно, что за все годы изгнания балкарского народа ни одно из сел, находящееся в тесном соседстве с горами, заселено не было. Для жителей равнины, всегда любую-щихся и даже любящих горный ландшафт, овладеть необ-ходимыми знаниями, навыками, духовной структурой, задаваемыми условием высокогорья, – задание крайне трудное. Даже для внешнего приспособления необходимо время нескольких поколений. Речь идет не о сенокосе на склоне, за восхождение на которое туристам присваивается первый разряд, не только о каменном участке земли, должном плодоносить и т.д. Ценность книги З. Кучуковой в том, что, объясняя факты материальной культуры, интерпретируя художественные произведения, и раскрывая феномен карачаево-балкарского народа, автор объясняет сущность всех народов, относящихся к горцам. Акцентируется отличительное в универсальном. Избегая субъективных оценок, обобщений, при помощи протяженных фактических линий и самого продуктивного и сложного в аналогичных исследованиях сравнительного метода она выводит ряд определений, носящих универсальный характер. «В закрытом пространстве естественна тяга к многообразию бытия, которое компенсируется путем пересотворения, непрерывного формотворчества» – в этих словах одно из объяснений ярко выраженной художественной одаренности, как отли-чительного свойства, присущего всем этносам, живущим в горах.
Как образец высокой критики воспринимается тонкая и глубокая рецензия Г. Гачева на научный труд З. Кучуко-вой. Приятно осознавать, что ученый с мировым именем без тени снисхождения расценивает данную книгу как значимый факт современной литературной науки. По мне-нию Г. Гачева, основная ее ценность в том, что она помо-гает этносу в «самопознании». Признаемся, большинство трактовок общеизвестных ритуалов, художественных под-текстов, примет, «осмысленных фактов» лично для нас было новым, впервые осознанным. И думается, прежде всего, карачаевцев и балкарцев эта работа должна подтолкнуть к самопониманию. Замечено, кто познает себя, познает и соседа. Тот, кто познает соседа, познает мир. Книга «Онтологический метакод как ядро этнопоэтики», помогает понять сущность феномена вообще жителей гор, истоки и состав отличительных экзистенциальных свойств горских народов.
Вызывает сожаление, что автор, предельно ответ-ственный в соблюдении правил научной преемственности, без должного внимания оставил книгу Ф. Урусбиевой «Метафизика колеса», представляющей собой наиболее интересный опыт исследования именно в области этноло-гической онтологии. В ней впервые в культурологии про-черчены контуры этнической составляющей тюркской модели мира, отраженной в культуре балкарцев и кара-чаевцев.
З. Кучукова в своей книге исследует феномен горца, который раскрывается с привлечением всех параллелей бы-тия и быта, с уточнением отправной точки этих линий и их опорного импульса. Она по-новому прочитала, осмыслила, обобщила пласты народной философии, народного и индивидуального искусства, огромный и конкретный материал из национальной культуре, что оснащает результат исследования достоверностью и доказательно-стью, давая возможность ученому реализовать все номи-нации науки.