Он видел ее нечасто – раз в пару лет, либо она приезжала к ним в Минск, либо Его отправляли на зимние или летние каникулы к ней в Ленинград. И это был не сам великий город на Неве, а пригород Петергоф - хоть и совсем небольшой, но не менее сказочный в своем величии и красоте.
Его бабушка и дедушка жили там. Он любил их больше, чем родителей, которые относились к Нему как к представителю низшей расы, когда как дед и баба каждый раз возвышали Его чуть ли не на пьедестал. С дедом они обследовали каждый угол Петергофа, и, если на дворе стояло лето, садились на "Ракету", чтобы через двадцать пять минут сойти на пристани у Эрмитажа, а затем пешком прогуляться до морского музея на Васильевский или до Петропавловки на Петроградскую сторону. Если нужно было идти дальше, то дед ни за что не спускался в метро, он мог добраться в любую точку города на трамвае, который знал и любил еще с детства. Среди бегающих по улицам вагонов встречались и те, которые появились, когда сам дед был совсем юным, и еще изящные "американки", вышедшие на улицы, когда тот встретил красивую девушку, вскоре ставшую его женой, затем матерью Его отца, а затем и Его бабушкой. Но когда Ему исполнилось четырнадцать, дедушка умер. В это же время почему-то с улиц города исчезли "американки" - трамваи его молодости, и все реже и реже попадались "слоны", построенные сразу после войны. Остались лишь угловатые "аквариумы". Само совпадение показалось Ему символичным - ушло целое поколение. Маленькая квартирка для офицеров не самого высокого ранга была продана, и баба Хася переехала к дочери в Ленинград в большую квартиру на Большом проспекте.
Будучи студентом, он приезжал к бабе Хасе уже в сам город Петра Великого. Чтобы увидеть Эрмитаж, теперь не нужно было садиться на "Ракету" или электричку, прибывающую на Балтийский вокзал, от которого нужно было ехать на трамвае в центр города. Пеших двадцать-тридцать минут Ему хватало, чтобы добраться до большинства музеев или концертных залов. Город стал его второй родиной. Все-равно Он не мог часто сюда приезжать - и времени не хватало, и студенческая жизнь постоянно держала его на голодном пайке, не смотря на то, что продолжал жить под одной крышей с родителями. Однако также нечасто бабушка сама приезжала к ним. И каждый раз она удивлялась вывескам, на которых по-белорусски было написано: "Гаспадарчые Тавары" или "Друкарня", и почему-то больше всего недоумевала, когда голос в метро провозглашал: "Асцярожна. Дверы зачыняются. Наступны прыпынак - "Кастрычницкая"". Само название вызывало у нее ассоциацию с кастрированными баранами. А как-то раз вечером, когда закончилась вечерняя передача для детей "Калыханка", то она вдруг спросила: "А почему дети поют: "Баю Бай, вачаняты закрывай", а в метро говорят "Асцярожна. Дверы зачыняются"?". Заглянувшая к ним в тот вечер соседка вдруг ответила: "Ну, представьте себе - як можна зачынить вочаняты?" У бабы Хаси ответа не нашлось. На следующее утро Ему с ней предстояло ехать в кинотеатр. На экраны вышел новый французский фильм. Прямого транспорта туда не было. "Наступны прыпынак - "Вулица Филимонава"", - объявил водитель. Они сошли, чтобы пересесть на другой автобус. "Как? - чуть ли не до шока удивилась она. - Филимонова пишется слитно?". Он поднял голову на табличку указателя улицы. "Я думала, что улица названа именем пионера-героя Фили Монова". Он попытался вспомнить: был ли такой пионер-герой. Кажется, она его выдумала. Тут подошел их автобус, и они поехали дальше. Баба Хася села у окна, а он рядом. Через пару остановок она вдруг оживилась.
- Теперь я знаю, как по-белорусски будут "продукты".
- Спажыванне… - тихо продолжил он.
- Нет, же. Разве ты не знаешь? "Едины"!
Он посмотрел в окно: на противоположной стороне улицы на трех девятиэтажках красовались большие, размером с еще один этаж буквы: "НАРОДЫ СССР ЕДИНЫ", и именно в основании третьей из них был расположен магазин, над которым буквами гораздо меньшего размера по-русски было написано: "Продукты".
"По образованию она, наверное, филолог", - подумал он. - "Баба Хася..."
Майк Эйдельберг. 2014г.