Собственные способности слишком мало говорят нам о том, на что способен человек. В границах частной жизни не удаётся пережить, узнать, понять всё то, чего требует душа. Поэтому важна сторонняя жизнь. Надо понимать других, надо представлять себя другим, надо стремиться к сочувствию, развивая не только мыслительные способности, но и способности чувствовать. Поэтому литература не менее важна, чем наука. Это речь, пробуждающаяся внутри человека с помощью другого человека. Литература, это общий язык, его диалекты и свобода выбора, потому что каждый может выбирать себе то общество, тот диалект, который он признаёт для себя наилучшим.
Книги – настежь открытая огромная страна и народ, её населяющий. Это стало очевидно, когда библиотечные полки бесконечной длины вдруг стали доступны в интернете. Объём того, что теперь возможно прочесть в любое время, без записей и оплат, превышает нашу способность прочесть. Проблема выбора стала важнее проблемы "доставания". На территории сети мы оказываемся за пределами экономики. Шелуха рекламы не в счёт: возлюбивший литературу не подвержен её воздействию, этот мутный напиток рассчитан на живущих машинально.
Литература обрела почти зримую глубину, в которую можно погружаться до бесконечности.
Человеку поверхностному, способности которого ограничены прежде всего в части развития собственных способностей, глубина остаётся недоступной. Словно плывёшь в море: нырнул, дна не достаёшь, только видишь внизу мглу толщи воды и едва уловимое движение там, на глубине.
Но нельзя же всю жизнь провести на мелководье!…
Бреду по ледяной кромке реки под высоким берегом Волги. Начало марта. Ледяные пласты надломлены, в разломах местами виден прибрежный песок дна. Дальше тёмная полоса свободной воды, река в реке; потом снова сияющая белизна ледяного поля и противоположный берег, до которого больше километра. Леса по берегам, купол неба, простор, дали голубые… дали голубые… в памяти всплывает полузабытое:
В земле солдат намного больше,
Чем на земле.
Перед Москвой, над Волгой, в Польше,
В кромешной мгле,
Лежат дивизии лихие
И корпуса.
А сверху дали голубые
И небеса.
Начало семидесятых, май, стенная газета, часть слов запомнил, но автора забыл. Вернувшись в гостиничный номер включаю ноутбук и выясняю – Константин Ваншенкин.
Прадед его, Михель Ван Шенк, переехал в Российскую империю из Голландии в середине XIX века. Отец инженер-химик. Мать преподавательница немецкого языка, Фаина Давыдовна Шварц. Сам Ваншенкин русский поэт и писатель, ушедший из жизни в возрасте без малого 87 лет. Это он написал слова песни «Я люблю тебя, жизнь»", мало известной веку нынешнему.
Читаю прозу Ваншенкина, "Простительные преступления". В эпизоде с неожиданным продуктовым изобилием в голодные предвоенные годы привлекает внимание фраза – "несколько утомительное разнообразие, требующее усилий выбора".
Цепочка ассоциаций, формальное совпадение: сначала размышления о многообразии и глубине под высоким берегом, потом тема "утомительного разнообразия, требующего усилий выбора". Разнообразие опубликованного в издательствах и в сети способно утомить и создаёт проблемы.
Всё же лучше эти проблемы, чем те, которые сейчас возникли для России в связи с Украиной. Там грозят кромешной мглой москалям. Я родился в средине прошлого века на Дальнем Востоке, жил и в Поволжье, и в Москве, и на Западной Украине. В Крыму бывал много раз. Всегда считал, что делить русским и украинцам нечего – одна земля, один народ. На родине моих родителей, близкой к Мордовии, говорили и на мордовском и ещё на каких-то неведомых мне языках, и делить из-за этого землю было бы странно. Зачем?
Землю делят не люди, землю делит "бабло". Народ ложится во тьму кромешную ради того, чтобы сменить "чужих" олигархов на "своих". Кому война, а кому мать родна – есть и такие.
Сосед по номеру смотрит телевизор: рукопашные бои на ринге, почти без правил; ревущая толпа, в паузах взаимных избиений длинноногие девицы напоминают о схватках иного рода, сверкая голыми ляжками.
Гладиаторы и художники, воры и учителя, психопаты и дети…
Выбора нет, надо выбирать.