(продолжение)
Что-то во мне противилось сюда ехать. Я понимал, что предстоит большая работа в сознании, многое придется передумать - не поздновато ли? Но события назрели - и я прошел через них. Мне кажется, что характерная черта бывших советских – искать национальную идею. Тут область фантомной боли, а мы любим себя помучить. И это разделяет нас, мы как бы стыдимся нашего бесчестья, нам легче бывает с иностранцами, чем друг с другом, даже если нет подлинного понимания с их стороны.
Я писал ранее о советском синдроме, который обостряется в Вашингтоне. Но есть и российский синдром – фантомная боль по разрушенной Российской империи. И это тоже наслоилось за советским синдромом. Рос. синдром соввласть так и не излечила, особенно когда рухнула, хотя и пыталась быть лучшим проектом чем Рос. империя. В Вашингтноне неизбежно думаешь о парадоксах нашей собственной истории.
Советизм – форма изоляционизма. Равно как и империя Александра III и Николая II. Всемирность России рухнула с Крымской войной. Она ушла в себя, в болезненные реформы, в поиск новой национальной идеи. Вторая, самая значительная, фаза нашего изоляционизма началась в октябре 1917 года.
Всемирность Вашингтона тем временем росла в борьбе Севера с деспотией недемократического Юга (как до этого - с деспотией Англии, потом с реальными или мнимыми деспотиями Евразии). И именно здесь, в Вашингтоне, начинаешь догадываться, почему так упрям был Николай II, когда участники будущего Временного правительства ему предлагали трансформацию в духе Америки с сохранением престола.
Чтобы правильно понять Вашингтон, нужно вернуться к началу XIX века. К Эдгару По, к романтикам, к пушкинскому веку, Александру I, Сперанскому... У нас этот век буря разметала, наш Петербург не раз даже имя менял. А в Вашингтоне все целехонько и растет органично, однодолларовая купюра по-прежнему напоминает о ложе "Овидий", в которой состоял А.С. Это рай для пушкиниста, здесь те же энергии прорастают, что питали его свободомыслие.
Ранний Пушкин был самый американский из русских писателей, включая Набокова. И с этих позиций можно по-новому взглянуть на его творчество, на поставленные им вопросы. Иными словами, американизм, точнее, его российский эквивалент - органическая часть нашей истории и культуры. Американизм раннего Пушкина был обречен на неудачу при попытке вписаться в тогдашний российский общественный строй – в последние этапы творчества Пушкин пишет об ужасах американской демократии и необходимости монарха как нравственного принципа в государстве, который корректирует слепую волю толпы.
На повестке дня: что можно предложить как лучший проект, чем СССР или Рос. империя, которые в прошлом?
Пушкин с тревогой рассуждал о судьбе Русского моря: высохнет или разольется шире?Есть всемирный океан, а русское море - его часть. Оно имеет свои свойства, а если высыхает на время, отступает, то оставляет своего рода солончаки, концентрированные области. Ничто не проходит бесследно. Другой процесс - диффузия русского раствора в мировой океан, проникновение повсюду, как и вод других морей в наши области. Но мыслимо ли слияние морей без утраты сущности каждой частицы, а также их взаимосвязи? Наверное -да, если уделить мировому океану часть своей индивидуальности, найдя универсальную компоненту всемирной истории, общую для всех.